Сюжет оперетты был мне хорошо знаком. Правда, в отличие от советского кино, снятого на «Ленфильме» в 1958 году, действие происходило не в Париже, а в дореволюционном Петербурге. Образ акробата, выступающего на арене цирка, был полон таинственности. Кто он в реальной жизни, как его зовут, никто не знает. Лицо его всегда скрыто маской. Все это придавало герою мистический шарм, и публика стекалась огромными толпами на его выступления…
Сидя рядом с парой, которую представил мне мой новый знакомый Николай, я, чуть откинувшись на спинку сиденья, наслаждалась представлением. Понимая, что возможность прийти сюда еще раз, может быть, и не представится (а вдруг меня судьба уже завтра вернет обратно в 2024 год?), я как можно внимательнее старалась рассмотреть каждую деталь и на сцене, и в зале, расслышать каждое слово, запомнить навсегда… Бывшей продавщице Гале, которая попросту решила в свой законный выходной прокатиться в центр, купить кофеек с пирожным в пекарне Вольчека и посидеть на лавочке в садике недалеко от Гостиного двора, уже во второй раз выпал уникальный шанс погрузиться в атмосферу, которой больше нет и не будет. Знала бы я тогда, что пройдет всего пара месяцев, начнется предновогодняя суета, и вся Москва собьется с ног в поисках загадочного «Мистера Икса»…
Артисты, которых я видела на сцене, скорее всего, отошли в мир иной. Жаль, что никого из певцов, кроме Георга Отса, я не знала. А он сегодня не выступал. Некоторые из выступающих в 1963 году артистов, возможно, и по сей день живы, но им уже идет девятый десяток. Они уже давно на пенсии. А тут они прекрасны, молоды, полны сил и энергии, им рукоплещет зал… А еще перед началом представления не было оповещения с просьбой выключить мобильные телефоны и не вести съемку, никто не светит экраном смартфона в темноте и не чавкает попкорном. Красота, да и только!
Краешком глаза я посматривала на Володю с Алевтиной. Место Али находилось слева от меня. Чуть поодаль, рядом с ней, сидел ее спутник. Почти все представление Аля смотрела не на сцену, а на него, вперив в кавалера взгляд, полный обожания. Тот явно понимал, что барышня сходит по нему с ума, и снисходительно принимал это как данность. Смотрел парень исключительно на сцену, как бы не замечая, что спутница нежно прильнула к его плечу и жаждет его взгляда.
Я, если честно, не понимала причину столь ярко выраженной влюбленности. Парень, с которым пришла Аля, на мой взгляд, не был красавцем. Да, роста он хорошего, черты лица правильные, вьющиеся волосы, нос чуть с горбинкой, что придавало мужественности и делало его похожим на викинга. Однако, приглядевшись, я заметила, что было в этом мужчине что-то отталкивающее, а именно — глаза. Цепкие, внимательные, но очень холодные серые глаза, не выражающие абсолютно никаких эмоций. За все время представления он ни разу не улыбнулся — ни происходящему на сцене, ни своей спутнице, даже не повернул головы в ее сторону. Если бы Володя изредка не моргал, я бы вообще подумала, что в кресло посадили истукана.
«А впрочем, не твоего это, Галюсик, ума дело», — сказала я себе. Разные люди, даже порой самые неприятные, находят себе пару. За три десятилетия работы в магазине я всякого насмотрелась и с уверенностью могу сказать, что при желании любой человек сможет найти себе пару. Приходили к нам в магазин и парочки, где жена на две головы была выше мужа, и такие, где едва передвигающий ноги старик был женат на молодой красоточке-нимфетке…
Значит, и худенькая, миниатюрная, смахивающая на куколку Аля что-то сумела разглядеть в своем холодном «викинге». Ну да ладно, совет им да любовь.
Тем временем представление закончилось, артисты вышли на поклоны. Зрители рукоплескали. Алевтина, благодаря своему миниатюрному, почти детскому телосложению, легко сумела протиснуться сквозь толпу зрителей в проход, подбежала к сцене и вручила исполнителю главной роли букет цветов. С самого начала представления она бережно держала его на коленях. Я заметила, как ее спутник Володя, увидев это, недовольно скривился, но промолчал. Видать, он — тот еще ревнивец, и Алевтине лучше не давать ему повода, дабы не нарваться на неприятности.
Аля вела себя со мной как с давней знакомой и явно была рада моей компании. Когда мы вышли после представления в фойе и стали ждать Николая, она сказала:
— А пойдем к нам!
— К Вам? Куда? — неуверенно спросила я.
— Да мы с Володей неподалеку тут комнату снимаем у бабушки одной. Пойдем, ну пожалуйста! Посидим, чайку попьем, поболтаем…
Я поняла: крохотной юной Алевтине, видимо, недавно приехавшей в Москву из небольшого города, не хватало дружеского общения, вот она и обрадовалась от всего сердца новой компании.
— Володечка, — спохватилась Аля, — можно мы сегодня Дашу с Колей пригласим к нам? Ну пожалуйста!!!
Немногословный Володя хмыкнул, пожал плечами и отвернулся. Видимо, это означало: «Мне эти гости и даром не нужны, но если ты так уж хочешь, то позови, мне совершенно все равно…».
— Отлично! — будто не заметив недовольства кавалера, подпрыгнула на месте Аля. — А вот и твой ухажер Николай идет!
Я обернулась. Подошедший к нам Николай улыбнулся, осторожно приобнял меня и спросил:
— У нас какие-то планы на вечер? А то я Дашу хотел домой проводить…
— Планы есть! — бодро ответила Аля звонким голоском. — Мы все идем к нам! Потом проводишь!
— Ты как, согласна пойти? — вопросительно посмотрел на меня Николай. — Если ты очень устала, просто провожу домой.
— Она согласна! — ответила за меня Аля и, как давнюю подругу, прихватила меня под руку. — Пойдемте, пойдемте, ребята, а то больше времени на разговоры потратим.
Володя с Алей и правда жили в десяти минутах ходьбы от Московского театра оперетты на Дмитровке. Зайдя в темный подъезд, мы поднялись по крутой лестнице на третий этаж и вошли в квартиру. Коридор квартиры, в которой снимала комнату пара, выглядел совсем как у меня дома: длинная изогнутая «кишка», по обе стороны которой были двери в комнаты. По тому, что было выставлено у двери, можно было легко определить, кто проживает в комнате: многодетная семья, одинокая старушка, или холостой мужчина. Тут чей-то велик, там — ботинки…
— Наша комната — дальняя по коридору! — бодро отрапортовала Алевтина, явно обрадованная тем, что пришли гости. Скучала, наверное, в обществе буки-Володи. — Очень удобно, никто нас не слышит, никому не помешаем. Можно хоть до утра болтать! Скидавайте тут ботинки, польта вешайте сюды!
— Аля, я просил тебя так не говорить, — недовольно процедил ее спутник. Впервые за долгое время он открыл рот. — Ты в Москве живешь! Учись говорить, как москвичка.
— Уж и пошутить нельзя, — парировала Алевтина, — экий ты бука, Володя! Сам-то тот еще москвич! Я еще, пожалуй, подумаю, стоит ли мне выходить за тебя или нет!.
Однако, встретив злой взгляд мужчины, девушка внезапно осеклась и уже менее уверенно сказала:
— Проходите в комнату, а я пока чайник поставлю.
Комната, в которой жили Володя с Алей, была почти такая же, как у меня, но мебель — другая, не советская, а явно довоенная, массивная, качественная. Такую же я мельком увидела в комнате у своей соседки-полутезки Дарьи Никитичны, когда забегала утром одолжить пару ложек заварки (у меня неожиданно закончилась).
Эта мебель была сделана еще в те времена, когда вещи изготавливали так, чтобы они могли достойно служить нескольким поколениям людей. Я где-то слышала, что когда расселяли коммуналки, жильцы, не желающие везти старую мебель на новые квартиры, устраивали во дворах целые костры. Не пойму, зачем они так делали, но мне кажется, зря. По мне, так лучше отреставрировать старый стул, чем покупать некрасивый совдеповский… Хотя, наверное, массивные комоды и шкафы попросту не вписывались в крошечные тридцатиметровые двухкомнатные квартиры.
На стенах висели портреты известных певцов, только не популярных в то время советских: Леонида Утесова, Георга Отса, Марка Бернеса, а других — Федора Шаляпина, Сергея Лемешева… Сразу было видно: тут живут представители театральной среды.
У стены примостилось массивное открытое фортепиано.
— Начинаем концерт! — возвестила Аля, вернувшись в комнату с горячим чайником. — Сейчас Володя нам споет!
Володя, неожиданно оживился. Видать, понял, что пришел его звездный час.
— Подыграешь? — спросил он Колю.
— Не вопрос! — Коля сел за инструмент и пробежался пальцами по клавишам. — Отлично настроено. Что будешь петь?
Следующий час я провела в каком-то полублаженном забытьи. Диковатый и хмурый Володя с хищным орлиным взглядом, похожий на викинга-завоевателя, точно преображался, начав петь, и становился мягким и нежным. Голос у него был очень приятный, мелодичный и с довольно широким диапазоном. Он исполнил нам бессмертную арию Мистера Икса, потом — «Очи черные», «Вдоль по улице…», парочку романсов… Было видно, что петь он умел и очень любил, а еще был невероятно артистичен и шикарно владел мимикой. Да уж, надо признаться, этот герой-любовник с помощью своего проникновенного голоса может овладеть любой из женщин. Даже я, которой Володя поначалу жутко не понравился, почти им очаровалась, однако вовремя себя одернула.
Понятно теперь, почему Алевтина смотрит на него с таким восторгом и неподдельным обожанием. Женщины во все времена одинаковы и очень падки на романтику и красивые жесты. Споешь ей серенаду возле балкона, напишешь мелом на асфальте: «Галюсик, ты лучшая!» — вот она и твоя. Когда я училась в школе, парни, умеющие играть на гитаре, пользовались огромной популярностью у девчонок. Выучишь пару песен «Наутилуса», причешешься, рубашку посвежее наденешь — и вот, почти любая готова пойти с тобой на свидание.
Помнится, и я во время сожительства с Толиком закрывала глаза на скандалы, лень и перепады настроения — человек же творческий, стихи пишет! Даже простила ему скандал, после которого зеркало в прихожей оказалось разбитым. А все потому, что Толик в порыве раскаяния залез по водосточной трубе с улицы на третий этаж и вручил мне пожухлый букетик, пробормотав корявые извинения. Что поделаешь, молодая была, дура была…
А юная и глупенькая Аля, которой на вид едва-едва восемнадцать стукнуло, и подавно готова всю жизнь служить опереточному гению. Странно только, что у обладателя такого роскошного голоса так и не заладилось с карьерой в Москве. Я, конечно, плохо разбираюсь в этой сфере, но ведь в Москве не один театр. Где-нибудь да должен был он пригодиться, со своими-то талантами…
— Он где-то в театре служит? — спросила я на ухо у Али, которая, как завороженная, наблюдала за своим возлюбленным.
— Служит, но не в театре, — шепотом ответила она и,приложив палец ко рту, сказала мне: — Я не могу тебе всего сказать. Ты лучше слушай. Володя — просто гений. Так, как он, никто не поет. Он — восхитительный, талантливый, яркий, неподражаемый…
Я с легким сочувствием посмотрела на новую приятельницу. Диагноз ясен. Этой болезнью раз в жизни страдала каждая девушка. И называется он просто — влюбленность. Объект любви становится в глазах влюбленного просто идеалом, ему приписывают все мыслимые и немыслимые положительные качества, его заслуги преувеличивают.
По мне, так лучший исход событий — это когда болезнь проходит через три дня, максимум — через неделю, как обычная легкая простуда. А то может случиться так, что, не подумав, выскочишь замуж в период, когда у тебя бабочки в животе… А когда начнешь вместе жить, внезапно выяснится, что возлюбленный не только поет оперные арии, а еще громко храпит и требует вкусные завтраки, глаженые простыни и чистые носки. Алечке я, естественно, об этом рассказывать не стала. Просто молча наблюдала, как она, в умилении сложив руки на груди, слушает пение Володи.
— Устал, — объявил солист, закончив петь романс «Не искушай меня без нужды». — Как насчет потанцевать? У нас приемник есть, новый, семьдесят три рубля отдал, шутка ли сказать… — И он указал на приемник «Спидола», стоящий на столе. Кажется, их начали выпускать только в шестидесятых. По меньшей мере, во время своего первого путешествия в СССР я таких приемников не видела. — На днях купил, Алечку хотел порадовать…
— Ого! — удивился Николай. — Здорово! Откуда деньги? Тебя же вроде в театр не взяли…
— Взяли — не взяли, тебе какая разница? — перешел к привычному слегка недовольному тону Володя. — Главное, что нам есть под что танцевать, да? — и он, включив приемник и поймав нужную волну, лихо закружил в танце счастливую Алю.
Николай галантно протянул мне руку, и мы присоединились к танцующей паре…
Дома я оказалась уже далеко за полночь. Своему новому знакомому я позволила проводить себя до двери. Как истинный интеллигент, он не стал напрашиваться на чай, галантно поцеловал мне руку на прощание и растворился в темноте.
В большой коммунальной квартире было темно и тихо. Наскоро приняв душ и стараясь ничем не греметь, чтобы не разбудить других обитателей квартиры, я вернулась в комнату и, уже засыпая, вспомнила, что у меня есть одна важная и до сих пор не решенная проблема.