Пробуждение Черного дракона

Глава 6. Баланс (Гилберт)

Три дня тишины. Совсем как в старые добрые времена, когда Гилберта звали иначе – да и жил он там, где о прожорливых и грозных поедателях миров никто не слышал – и уж точно не мог заподозрить в подобном разврате своего хорошего друга, умелого воина, главу магического ордена, героя десятка войн и в целом очень уважаемого члена общества.

Отличные были времена. Жаль, что всему приходит конец.

Новая веха в и так не слишком скучной биографии.

Наследие нашло его, время править пришло.

И опять – борьба с собой за себя же. Раз за разом, снова и снова.

Услужливо подвернувшееся под руку прекрасное место, полезное, красивое, тихое и по-простому счастливое, да еще населенное наивными, доверчивыми, добрыми, как слепые котята, людьми, подходило, чтобы немного переждать, пока и так уже взятая под контроль драконья сущность окончательно перестанет трепыхаться, пытаясь подменить доводы разума драконьими инстинктами.

За долгие сотни лет, проведенные в добровольном изгнании среди принадлежащих демонам миров, дракон-полукровка перестал зависеть от своего прошлого и выстроил систему ценностей, кардинально отличающуюся от этики Обсидиановой семьи и отца, которого Гилберт не считал ни примером, ни по-настоящему могущественным существом: неуемная жадность, развращенность, внутренняя пустота делали великого лорда скорее даже ничтожным, несмотря на всю его силу.

«Люди – ресурс, - любил глубокомысленно поучать развалившийся на каменном троне владыка Арро`Орлаг. – Они заселяют почти все миры, как грибок. Иногда магические расы почему-то смешиваются с ними, и тогда в людях просыпается магия, которая в свою очередь несется через поколения, медленно растворяясь и распространяясь. Лучший способ стать сильнее – это заселять принадлежащие тебе миры такими вот людьми с остатком магических способностей и теми, кого они могут оплодотворить».

Даже будучи мальчишкой, Гилберт замечал в этом подходе изъян – не знавший сомнений в собственной мудрости Орлаг по сути лишал смысла не только чужое, но и собственное существование. Изощренность в способах удержания власти не помогала ему преодолеть простую – вполне человеческую! – глупость.

Гилберт знал массу очень интересных людей. Они создавали, меняли мир вокруг, строили новые города, обители, убежища, лазареты, школы и ордена, учили, любили, искали истину, защищали важное и жили не зря.

А великий правитель наверняка чуял зияющую пустоту в себе, раз был так жаден, чтобы на вопрос «И что дальше?» без тени сомнения отвечать:

«Когда мир разовьется достаточно, ты можешь прийти и выпить их. Оставив, разумеется, хотя бы десятую часть, чтобы цивилизация продолжила существовать и плодиться».

Съешь – станешь сильнее. Отбери семена. Затем посади новый урожай. Жди, пока взойдет. Съешь. Великая мудрость тысячелетий драконьих семей спрессовалась до вот такого сухого пищевого остатка.

И все же по воле неумолимого провидения от воззрений Орлага зависели миллионы разумных и куда более сложных, чем он сам, существ, которых глава семьи Обсидиановых драконов привык считать лишь букашками. Одной из таких безымянных мушек оказалась и мать Гилберта.

Однажды, перед самым своим уходом, он все же спросил о смерти матери – и не удивился ответу.

«Она умоляла меня пощадить ее народ, предлагала себя, - плотоядно усмехался великий драконий лорд. – Я взял, и ей и правда удалось меня удивить. Это увлечение продлилось дольше дня – а значит намного дольше, чем заслуживает человек. Это запомни, мальчишка. Ты – дракон. Твоя мать не смогла выносить тебя именно поэтому. Поэтому ты еще жив. Решишь, что ты человек – я убью тебя».

.

Гилберт привык обходиться куда меньшим количеством силы. Не слыша драконьей крови, он выковал из себя превосходный клинок, которым смог бы пронзить любого – демона, дракона, юе, да даже всякую бестелесную дрянь, так любившую питаться в мире, на несколько веков ставшем Гилберту домом.

Конечно, новая мощь давала власть, но к власти Гилберт был почти равнодушен. Ему не требовалось ничего и никому доказывать, мир и так податливо сминался, стоило разозлиться или захотеть чего-то достаточно сильно. А легкость, с которой Гилберт привык относиться к собственным способностям, не забывая шлифовать их до блеска, осталась прежней – и спасла его разум.

Возможно, будь он столетним или даже трехсотлетним юнцом, купился бы на возможность стать вторым Орлагом. Гилберту иногда казалось, пусть и редко, что внутри него просыпается что-то, похожее на жадность обсидианового лорда, и что эта пустота пытается подменить нити ценностей, нашептывая: абсолютная власть, сосредоточенная в руках, делает все вокруг лишь пустыми декорациями.

И еще этот черный рокот ярости в груди.

.

Иногда у хижины травницы, которую Гилберт пока занял, появлялись оставшиеся в живых и не имеющие возможности покинуть остров дроаганы. Они хотели мстить, пытались умолять отпустить их, требовали честного поединка, пытались купить возможность построить корабль, просились в услужение, что-то еще, чего «князек» не слушал. Дроаган, попадавший в поле его зрения, умирал – ни тени шанса.

Черный дракон внутри с удовольствием рычал, поглощая силу одаренных пустынников, обращая саму плоть в пыль, и Гилберт позволял ему это: за время, что он провел на корабле с поэтичным названием «Песчаный змей», узнал своих спутников достаточно, чтобы заключить: каждый из них заслуживал смерти.

Кровавые ритуалы, оргии, набеги на беззащитные поселения с целью не столько поживиться, сколько повеселиться, прочая вредная мишура – все это считалось дроаганами необходимыми составляющими воинской доблести.

А собранный таинственной драконьей богиней отряд весь состоял из доблестных воинов и их чуть менее доблестных отпрысков, стремящихся догнать и переплюнуть прародителей и не знавших в этом меры.

.

- Что тебе нужно? – кричал очередной потерявший всякую надежду и оставивший доблесть в мокрых штанах пустынник. – Я все отдам!

- Отлично, беру все, - легко соглашался Гилберт, высушивая его, пока занятая своими делами травница не заметила и не выбежала, тревожная и чуткая, на крыльцо.

.

Сейчас, когда за спиной словно постоянно были распахнуты громадные, как звездное небо, крылья с обсидиановой чешуей, и кровь кипела в венах, приходилось искать новый баланс, как ищет баланс клинка умелый воин, только взявший новое оружие в руки.

Тысячелетний маг, теперь окончательно ставший драконом, прекрасно понимал: любое равновесие – лишь дело времени, но построение его не моментально. Поэтому, пробудившись и осознав, что это значит, он не бросился забирать принадлежащее ему по праву, а дал себе годы на подготовку и оттачивание контроля над тем, что пыталось сожрать его.

.

И поэтому Гилберт так рад был встретить травницу Элиасаану. С момента, как он заглянул в испуганные карие глаза, что-то изменилось. То, что раньше требовало постоянной концентрации, стало получаться само собой. В сердце неожиданно воцарился мир.

Невероятным образом эта добрая и светлая целительница, жившая самую обычную и весьма скучную человеческую жизнь, успокаивала его одним своим присутствием. Даже яростный черный дракон сворачивался внутри, отчего-то умиротворенный ее появлением, и Гилберт просто отдыхал, пока девушка не исчезала. Тогда дракон недовольно рычал, и его присутствие снова начинало ощущаться – не мукой, но вполне ощутимой тяжестью.

- Этот маленький цветок поможет остановить воспаление, - одухотворенно передавала девушка ему в руки лиловый то ли колокольчик, то ли подснежник. – Но сначала лучше взять асфагитовый мох, напитать водой, чтобы регенерировать ткани, и сразу, как капнешь сока оглобельника, растереть…

- Понял. В рану от грязного меча – сначала цветок, потом тереться мокрым мхом, - усмехался Гилберт, принимая похожую на грубую травяную губку массу. – Что ж, это не то, что я бы сделал в первую очередь, но вполне приемлемо. Представляю, заканчивается побоище, и тут воины бросаются наперегонки собирать цветы.

Элиасаана рассказывала о травах и вся светилась, а Гилберт глаз отвести не мог от этого сияния. Сначала дракон решил, что травница наслаждается своим редким лекарским талантом, но очень скоро понял: дело не в этом. Травы имели для нее смысл лишь в рамках созидания, поэтому ей так нравилось показывать ему эффекты эликсиров. О ядах она бросала информацию вскользь, очень неохотно.

Это отлично характеризовало ее. И почему-то тоже успокаивало черную тень внутри.

.

Последние три дня стали лучшими за последнее десятилетие. Даже узнав, похоже, секрет, который так стремилась заполучить Медная семья, Гилберт не захотел сразу покидать Лавандовый остров, позволив себе еще хотя бы на пару дней остаться в иллюзии простой и счастливой жизни. Он будто пил студеную воду и никак не мог напиться.

Как Элиасаана создала вокруг себя подобное? Почему когда Гилберт просто стоял рядом с ней, а она вкладывала в его руки листки и цветы, так тепло и легко становилось на сердце?

***

Травница мерцала светом и, что немало удивляло, силой. Если бы Гилберт не понимал, насколько это маловероятно, то решил бы, что и она драконьего племени, но предположение казалось смешным до тех пор, пока несколько минут назад он случайно не удостоверился, что Элиасаана – его кровная слуга.

Все сразу обрело смысл.

«Повезло, что вообще понял, - подумал он с необъяснимой тревогой, покидая ставший вдруг тесным домик и жадно вдыхая вечерний воздух. – Бедная. Она не заслужила судьбы, подобной жизни рабов Орлага. Впрочем, и я – не Орлаг».

Гилберт прислонился затылком к холодному камню алтаря, собирая мысли.

Прежний Гилберт, еще звавшийся Робертом, вернул бы Элиасаане присягу в тот же миг, как понял, кто она – просто из жалости к девушке. Но этот, новый, вопреки любым ценностям посчитал ее своей – и отказался расставаться с нею.

«Странно, я обычно не такая…»

«Конечно, не такая. Ты светишься, когда говоришь о помощи другим, и тебе не за что себя винить».

Но даже мимолетная мысль о том, чтобы отпустить Элиасаану, пробудила черного дракона и вызывала в нем такую ярость, что Гилберт ощутил себя беспомощным. Впервые за долгое время на несколько мгновений, только дернувшись было совершить правильный поступок, он почти перестал владеть собой.

Сейчас контроль возвращался медленно, неохотно, словно проверяя, оставил ли Гилберт свою идиотскую затею распрощаться с незаметно ставшей такой важной девушкой.

.

Стараясь не прислушиваться к тому, что происходит в хижине, Гилберт в очередной раз напомнил себе: драконьи связи следовало изучить. Короткие сведения, почерпнутые еще до достижения двадцатилетия, никуда не годились. Всего о трех видах пут Гилберт слышал в свое время: иерархических с родственниками, кровных со слугами и истинных связях пар драконов.

Элиасаана точно не принадлежала к черной драконьей семье. Она не могла оказаться истинной парой – тогда, наверно, произошло бы что-то, дававшее подсказку? Нет, травница однозначно являлась кровной слугой Обсидиановой семьи. Вероятно, раньше она подчинялась Орлагу, а после смерти того стала принадлежать Гилберту.

Чаще всего в венах таких рабов текла кровь других драконьих семей, пусть далекая, смешанная десятки раз, но дающая возможность проникнуть, например, на чужую территорию. К тому же, слуги не горели в пламени хозяев, и это давало возможность использовать их во время разрушительных войн. Идеальное живое оружие, полностью послушное и неизменно полезное владельцу.

«Полезное».

Могло ли тепло, исходящее от травницы, умиротворявшее ярость внутри, быть связано с фактом ее принадлежности ему и ее неосознаваемым стремлением помочь?

И снова черный дракон зарычал, застилая глаза пеленой, пеня дыхание:

«Она нужна мне, и она моя».

.

Гилберт сел на камни, погрузил руки в теплую воду по локоть, наблюдая, как вечерний свет проникает сквозь чуть зеленоватую гладь. Как Эли и учила, ему удалось проследить за водой, ощутить, как она питает холм, тысячи и тысячи стебельков, истекающих соком и наливающихся плодами.

За спиной шевельнулся воздух. И сразу последовал удар, быстрый и смертоносный, от которого бывалому воину удалось уйти даже с запасом – лишь купель вскипела, оплавились камни. На маленький пятачок земли словно одномоментно опустилась ночь, и новая атака, в этот раз пламенная, настоящая, отбросила успевшего поставить щит Гилберта к алтарю.

- Значит, ты мой родственник, - с улыбкой сказал он, поднимаясь, глядя в ошарашенные глаза нападавшего и почему-то прикидывая, в безопасности ли травница. – Разодет в черное и серебро, самонадеян, считаешь, что я должен уже кучкой пепла осесть у твоих ног. А у самого поджилки трясутся. Только не говори мне, что лорд Обсидиановой семьи – это ты. Это даже не смешно.