В рулоне из половиков так пыльно и душно, что с трудом удавалось дышать. От нехватки воздуха и тяжести кружилась голова, от неровного шага и постоянной тряски тошнило.
Меня сначала везли, перекинув поперек седла, потом тащили на руках, едва не выронив по дороге. Сверток вместе со мной был большим, тяжелым и неудобным, поэтому моим похитителям приходилось непросто.
Кто-то постоянно ворчал, смачно сплевывая после каждого ругательства:
— Почему мы ее тащим? Она безногая? Сама дойти не может? — снова гадкий плевок, преисполненный глубокого возмущения.
— Ты дурак? Кто ж на свою казнь добровольно пойдет? — это была вездесущая Мотя, — орать начнет, отбиваться. Еще, чего доброго, внимание вершителей привлечет. Что тогда делать будете?
— Пусть катятся к черту. Из-за их ошибки все страдают. Так что правда на нашей стороне.
Правда это хорошо. Я сама всегда была за правду, а теперь вот болталась вниз головой, вдыхая пыль чужих половиков. Хотелось, чтобы тряска наконец закончилась, и в то же время я до одури боялась конца пути.
Будет больно?
Конечно, будет…
Я пыталась не думать о тех несчастных одиннадцатых, которые до меня полегли на Поклон-гор в угоду чьим-то суевериям. Им, наверное, тоже было очень больно и страшно. У них ведь не было дневника Анетты, они даже не знали за что и почему.
Я знала и легче от этого не было.
Судя по тому, как сместилось мое положение и как надсадно начали хрипеть мои носильщики, дорога пошла в гору.
По крутому склону восточной стороны люди не ходили, предпочитая выбирать более легкий путь. Там не было ни троп, ни удобных ступеней, только кочки да трава. Поэтому люди скользили, порой падая на колени, кряхтели и переругались между собой, обвиняя друг друга в лени и желании выехать на чужом горбу.
На какой-то момент меня попросту бросили на землю, и завязалась громкая потасовка. Кто-то кого-то молотил, а я, пользуясь небольшой передышкой попыталась раскачать свой сверток. Если бы мне удалось скатится с горы и выбраться из ковровых пут…
— Сдурели, олухи? — словно скрипучая телега проскрежетал старческий голос Моти, — забыли зачем мы здесь?
— А что он…
— Да ты сам…
— Заткнитесь! — скрип перешел в шипение, — вы хотите, чтобы ваши вопли услышали Вершители? Вы этого добиваетесь?! Давайте, вперед. А эта пока опять сбежит.
Сверху опустилась ее острая пятка и больно придавила мое плечо, окончательно разрушая призрачную надежду на побег.
Драка на этом прекратилась. Меня снова подняли и снова потащили наверх в полнейшей тишине, нарушаемой только тяжелым сопением.
Как же хотелось воздуха… Хоть глоток…
Снова провал.
Я почти не чувствовала, как меня доставили на вершину поклон горы. Как бросили куль на землю, размотали, оставив на голове ветхую тряпку, и, тут же подхватив под руки, куда-то снова поволокли. Ноги меня не слушались, я даже не пыталась ими перебирать, чтобы успеть за своими похитителями, просто безвольно висела в их руках.
Спустя миг меня силой уложили на неровную каменную поверхность.
Алтарь.
Мне всегда казалось, что бурые разводы на нем – это грязь и следы ритуального масла, теперь я знала наверняка, что это кровь моих предшественников. И сегодня к ней добавится моя собственная.
Из последних сил я задёргалась, пытаясь вырваться из цепких лап мерзавцев, но меня придавили, а потом и вовсе принялись приматывать веревкой, грубо дергая и причиняя боль.
Над нашими головами неистово гремело. Раскат за раскатом. Еще один не успел успокоиться и окончательно затихнуть, как накатывал второй. Потом тряпку сдернули, и на ее месте тут же появился кляп.
Я мычала и пыталась отвернуться, но склонившиеся надо мной люди были настроены решительно. Их лица в свете факелов и алых зарниц казались уродливыми, голоса – злым рычанием диких, обезумевших от жажды, зверей. Они пахли зверями. И смертью.
Связав меня, они отступили. Уставились, как на кусок мяса, который очень хотелось сожрать, но не знали с какой стороны подступиться.
— Чего вы ждете? — раздался испуганный голос откуда-то со стороны.
Я извернулась и, насколько позволяли веревки, запрокинула голову, чтобы увидеть говорящего.
Оказывается, на поклон горе были не только мы.
Чуть поодаль, опасаясь входить в ритуальный круг толпился притихший народ. Не пять человек, и даже не десять. Кажется, здесь собрались все жители Брейви-Бэй. Я увидела булочника, привозившего хлеб в приют, хозяина лавки сладостей и местную лекарку. Тут же была портниха, у которой я мечтала заказать красивое платье на свадьбу, и вечно недовольная продавщица с рынка. Улыбчивый дедушка грибник и братья-близнецы, по которым сохла половина девочек в приюте.
А вопрос задала девушка-цветочница, которая по весне торговала подснежниками и плела красивые венки для невест. Сейчас она не казалась ни милой, ни ласковой. В огромных темных глазах светилось предвкушение. Она нервно облизывала полные, сочные губы и, едва дыша от восторга, смотрела на меня.
— Сделайте это!
— Сделайте!
В толпе нарастал недовольный ропот.
— Сколько можно ждать! Мы устали!
Тито почесал макушку и неуверенно посмотрел на свою притихшую жену. Притащить-то они меня притащили, а вот что делать дальше – никто не знал.
— А если что-то сделаем неправильно?
— Значит, ты пойдешь следующий, старик! — взревела кровожадная толпа.
Я не знаю, чего они больше жаждали. Дождя и окончания засухи, или просто моей крови.
Брейви-Бэй сошел с ума. И собирался утопить меня в своем безумии.
И в тот момент, когда волнение достигло апогея, раздался ледяной, полный ярости голос:
— Что. Здесь. Происходит?