Призрачный воин

ГЛАВА 22 ТЕНИ СГУЩАЮТСЯ

Внутри ощущалось сопротивление.

Иянне потребовалось мгновение, чтобы понять — она ошибалась. Не сопротивление, а нежелание. Ее нежелание.

Групповой разум отличался от всего, что она знала. Духовидица ожидала нечто вроде общности цепи бесконечности Ияндена, возможно, менее наполненной, но и гораздо меньшей в размерах. То, с чем она столкнулась, оказалось куда более осмысленным: булавочные головки десятков тысяч отдельных разумов были обращены вовнутрь, будучи сфокусированы словно через линзу, коей выступало ядро группового разума, и могли действовать одновременно независимо и совместно.

Групповой разум — воистину, сила большая, нежели сумма его частей, — сместился, узнав о ее присутствии через прикосновение Сайдари. Зал вокруг нее посерел, став едва различимым, звуки водопадов и трелей птиц приглушились. Мысли Сайдари разрослись мощным паводком: они оставались по-прежнему близки, но теперь не походили на дверь, через которую ее разум проникнул в общность. Иянна перестала чувствовать и кресло под собой, и тепло пальцев Сайдари, без остатка погрузившись в объятия Зайсутры.

Поначалу она не сливалась с групповым разумом. Он окружил ее, вознося сквозь психический план бытия. По ментальной нейронной сети текла энергия, напоминающая скорее вибрацию, нежели холодный ток кристаллической цепи бесконечности. Она была более явственной и непосредственной по сравнению с отстраненной силой усопших.

Групповой разум был по-настоящему живым. Он существовал вне оков органической псионической цепи, на высшем уровне, чем даже атомы разумов зайсутранцев.

Варп.

Групповой разум существовал в чистом варпе. От такого откровения Иянну пробрал озноб.

Ей захотелось вырваться. Имматериум был пустотой, засасывающей Иянну внутрь, тьмой, что грозила потушить ее свет. Здесь было невозможно существовать, и духовидица ощущала себя беззащитной перед всей мощью Хаоса и голодом Великого Врага без единой руны или оберега.

И все же она продолжала существовать. Удерживаемая силой группового разума, Иянна оказалась в коконе, сокрытая от выискивавшего ее алчущего взора согревающей тенью.

И, осознав это, приняв покровительство Зайсутры, Иянна погрузилась глубже и почувствовала себя как спящий младенец в полуявственных объятиях отца с матерью.

Наступило принятие.

Ее смертное тело проронило слезу, однако разум плыл по все более возвышенным планам, отделенный от бренной скорлупы. Она разделила любовь группового разума и почувствовала родство, которое связывало вместе всех обитателей Зайсутры. Возле Иянны горело сердце Сайдари, а над ним свивались щупальца близости, коими представлялись остальные члены дома Ариеналь. Но здесь не существовало разделений между одним семейством и прочими. Кровью и мыслью Ариеналь связывался с остальными родами Зайсутры, незаметно перетекая из одного в другой, и вся их бесконечная масса постепенно сходилась в единственную точку.

Как же легко Иянна могла стать частью группового разума.

Из его центра духовидицу манило сияние любви. То было средоточие, вокруг которого обращался весь групповой разум, и именно от него происходили внимание, жизнь и телесность. То был узел и источник, неподвижный, но всепроникающий. Направляющая сила, но также пустота, в которой могли отразиться ее страхи.

Сайдари находился рядом с ней, как и остальные зайсутранцы. Они увещевали ее, призывая открыть себя групповому разуму, как он открылся перед ней.

Иянна противилась, хоть это и причиняло ей боль, — это было словно отказывать в объятиях ребенку. Ей казалось, что здесь чего-то недостает, и это неопределенное, но тревожное чувство пряталось под самой поверхностью.

Конфликт.

Не внутри группового разума. Он был озером безмятежности, спокойным и гостеприимным. Однако на его краях возникали завихрения встречных течений.

«Пойдем со мной». Мысли Сайдари стали вдруг резкими и острыми, загоревшись ярким светом в общности группового разума. Иянна ощутила его приглашение и почувствовала, как переплетаются их пальцы, а ее тело безвольно поднимается с кресла.

«Это... — Она не могла собраться с мыслями. — Я не...».

«Не бойся. Пойдем, и ты увидишь сердце группового разума. Тогда ты все поймешь и познаешь освобождение от своих страхов».

Духовидица стала бороться за контроль над бренными чувствами. Будто выходя из глубокого сна, она моргнула и попыталась сосредоточиться, вернуть отчетливость в серое марево вокруг себя. Пятно стало лицом ее отца, торжественным, но исполненным доброты.

Нет, не отца. Сайдари.

Она утонула в его взгляде, ощущая за ним всю мощь группового разума, уютные глубины, только и ждущие, чтобы спрятать ее от жестокостей вселенной. Ее звали голоса.

«Иянна Ариеналь. Дальняя сестра. Твоя семья ждет».

Она почувствовала, как Сайдари за руку ведет ее, бессловесно и покорно следующую в шаге от него по ведущей из зала аппарели. Они продолжали идти по залам и коридорам, однако она с трудом понимала, куда направляется, как и не могла взять в толк, где они находятся. Воспоминание о гостеприимном зале угасло, превратившись в размытые цветные пятна.

Мощь группового разума нарастала сродни давлению под водой. Он тем плотнее окутывал духовидицу, чем ближе она подходила к центру его величественного сияния. Иянна смутно начала понимать, где она, но не потому, что знала Зайсутру, а благодаря воспоминаниям из прошлой жизни на Ияндене. Из того периода, что она провела в качестве аспектного воина. Душу рукотворного мира пятнала кровь, в его венах текло железо.

Ее вели в чертоги Кроваворукого бога, покои аватары Каэла Менши Кхаина, покровителя убийств.

Тихая и подавленная частица разума Иянны стала возмущаться. Ее ужас пока не имел конкретной формы, но никуда не уходил. В памяти всплыли недавние образы призрачного мерцания горных вершин с купольными храмами и колоннадными аркадами, что вели к святилищам пантеона.

Они поклонялись старым богам.

Алоринис кубарем покатился, взмахнув когтями навстречу нападавшему. В сумраке даже со своим превосходным зрением гиринкс заметил лишь смутный силуэт, чуть крупнее его самого, с длинными болтающимися руками.

Хоть от зрения проку не было, Алоринис без труда изучил нападавшего с помощью других чувств.

Влажная шерсть пропиталась запахом сырости, что витал вокруг его госпожи после встреч с приютившими их альдари с блеклыми разумами. Этот смрад приставал к одежде и забивал ноздри.

Третьим оком гиринкс видел кружащееся голубое пятно активности, горящее с чуждой интенсивностью. Это существо было его полной противоположностью, оно скорее раздражало, нежели успокаивало, своим присутствием, подчиняло, а не сопереживало.

Крепкие, как лозы, пальцы вцепились в передние лапы Алориниса в попытке удержать проворного кота. Гиринкс с диким шипением извернулся, выгнув спину так, чтобы вскочить на все четыре лапы.

Помимо физической атаки Алоринис подвергся также и ментальной. По защитным оберегам хлестнули кровожадность и злоба, но были отбиты вспышкой агрессии компаньона по разуму Иврайны.

Когти отыскали плоть, оставив борозду на ноге существа и вызвав взвизг боли, сопровождаемый новым приливом злости. Психическое нападение было сродни удушающей руке, пытающейся заглушить все мысли, в то время как быстрые пальцы старались схватить хвост и ухо гиринкса. Инородное прикосновение заставило фелинида содрогнуться от отвращения и пуститься наутек.

Алоринис успел сделать всего пару прыжков, когда что-то обвилось вокруг его левой задней лапы. Непреодолимо сильный аркан натянулся до бедра, в то время как другой обвился вокруг горла, медленно, но верно сужаясь.

В темноте раздалось нечто похожее на влажный смешок.

Отплевываясь и царапаясь, Алоринис пытался вырваться, но с каждым движением дыхание становилось все слабее, а щупальца на горле сжимались крепче. Еще больше рыщущих щупалец обвились вокруг талии и передних лап, увлекая гиринкса вниз к дрожащему ковру из плоти и медленно выжимая последние соки из его тела.

Горячее зловонное дыхание обдало морду Алориниса, и сквозь размытое пси-зрение проступили тупые, обезьяноподобные черты нападавшего.

Легкие горели. Дыхание почти прекратилось, горло сжалось. Пятна света и пси-силы заплясали в глазах и мыслях гиринкса, вызванные удушьем.

Отчаяние нарастало, но не приносило облегчения, несмотря на короткий всплеск активности Алориниса, царапающегося и шипящего.

В тусклом свечении проступил силуэт злобного существа и колышущихся вокруг него отростков, а после зазвучал далекий гулкий голос, возвысившийся в песне.