Придворный Медик. Том 4

Глава 21

— Теперь мой пост займёт Пётр Вениаминович Захарьин. Мой заместитель по клинико-экспертной работе, а также личный лекарь семьи императора, — объявил главный лекарь. — Думаю, вы сработаетесь. Опыт в этом деле у него большой.

Я заметил, как Захарьин гордо кивнул присутствующим. На его лице блестела улыбка.

Улыбка? Он что, совсем ненормальный? Какая тут может быть радость, если у главного лекаря обнаружили онкологическое заболевание… О чём он только думает, чёрт подери?

В зале повисла тишина. Затем лекари начали засыпать Андрея Преображенского кучей вопросов.

— По одному, уважаемые коллеги, — попросил главный лекарь. — Пожалуйста, давайте по одному. Господин Миротворцев, что вы хотели спросить?

— Во-первых, я хотел бы выразить свои сожаления, — произнёс заведующий. — Но я не совсем понимаю, почему вы вдруг решили попрощаться с нами так, будто всё уже предрешено. Я ведь могу рассчитывать, что у меня получится держать с вами связь?

— Владимир Борисович, к сожалению, всё не так просто, — ответил Преображенский. — Я ведь уже сказал, что перехожу под крыло Аскольда Афанасьевича Платонова. Буду лечиться в его научно-исследовательском центре. А это значит, что на связь выходить не получится. Господин Платонов изобретает новые режимы химиотерапии. Поэтому этот объект считается совершенно секретным.

— Объектом государственной важности, если точнее, — добавил сам Платонов. — Но не беспокойтесь. Вскоре я верну господина Преображенского в целости и сохранности. Думаю, через два-три месяца он уже будет полностью здоров.

Негодяи. Что Платонов, что Захарьин. А Преображенский слеп. Либо он вообще не понимает, что сейчас происходит в императорской клинике, либо его очень грамотно обвели вокруг пальца. Поместили в условия, из которых он даже при всём желании не мог выкрутиться.

По-хорошему, надо бы вступиться. Крикнуть на весь зал, что прямо на наших глазах человека отправляют на каторгу. Собираются подвергнуть мукам, которые даже главный дознаватель Биркин устраивать не умеет.

Но кто мне поверит? Доказательств у меня нет. Я лишь выставлю себя выскочкой. Испорчу свою репутацию.

Нужно поступить иначе. Всё же я могу задать один-единственный вопрос. Многих удивит, что я собираюсь спросить у него именно это, но я уже знаю, как выкрутиться, если это воспримут в штыки.

Я поднял руку.

— Да, господин Булгаков, — кивнул мне Преображенский. — Как хорошо, что вы о себе напомнили. Вы ведь с недавних пор состоите в малом совете как представитель нашей клиники среди баронов. Но теперь отчёты придётся передавать не мне. С этого момента вашими действиями в совете будет руководить Пётр Вениаминович.

Это я уже понял. Ещё одна замечательная новость. Мало того что в совете сидят два предателя, которые работают на Константина Романова, так теперь ещё и я должен отчитываться перед Захарьиным. Перед завистливым лекарем, представляющим третью сторону. И сторона эта ничуть не лучше той, на которой стоят предатели Российской Империи.

— Благодарю за напоминание, Андрей Фёдорович. Уверен, мы с господином Захарьиным сработаемся, — изобразил улыбку я. Хотя эти слова мне дались чуть ли не через тошноту. — Однако я хотел задать вам один нескромный вопрос. Надеюсь, что вы поймёте мою мотивацию.

— Да, конечно, — кивнул Преображенский. — Задавайте, Павел Андреевич.

— Какого рода онкология у вас возникла? — спросил я. — Понимаю, что вопрос этот личный, но ваш ответ может пригодиться не только мне, но и другим лекарям. Вы ведь знаете, что мы сейчас улучшаем эффективность работы профилактического отделения. Таков приказ ордена лекарей. Хотелось бы знать, на профилактику каких злокачественных заболеваний стоит обратить особое внимание.

— Простите, господин Преображенский, — вмешался онколекарь Платонов. — Но я не рекомендую вам отвечать на этот вопрос. Это — ваша конфиденциальная информация. А господин Булгаков ведёт себя как хам.

— Хам, говорите? — пожал плечами я. — Не спешите с выводами, Аскольд Афанасьевич. Это я ещё второй вопрос не задал.

— Всё в порядке, господин Платонов, — остановил спор Преображенский. — Павел Андреевич прав. Я — лекарь. И должен показать пример. Господин Булгаков, у меня рак желудка. Как это ни прискорбно признавать, метастазы уже попали в печень.

Лекари начали перешёптываться. Зал загудел. Кто-то начал делать для себя пометки. Кто-то называл меня хамом, как и Платонов. Но это значения не имеет. Пусть болтают, что им вздумается.

Пока что всё идёт строго по моему плану.

— Ну что, вы довольны, Павел Андреевич? — бросил Платонов. — Может, теперь отстанете от господина Преображенского. На самом деле вы сказали большую глупость. Не могу не отметить, что ваш вопрос не имеет никакого смысла. Как это может помочь в профилактике? Один случай на статистику не влияет. Или вы наивно полагаете, что раз наш главный лекарь заболел раком желудка, значит теперь все люди на Земле начнут страдать от этого недуга?

— Вижу, вы совсем не поняли, к чему я клоню, господин Платонов. Давайте обойдёмся без прилюдных оскорблений. Вы себя же выставляете далеко не в лучшем свете перед всей императорской клиникой, — спокойно продолжил я. — Как раз в вашем непонимании кроется загвоздка. Из неё и вытекает второй вопрос, — я перевёл взгляд на главного лекаря. — Господин Преображенский, я обратил особое внимание на ваш случай, потому что вы — могущественный лекарь. Лекарь, который каким-то образом смог упустить из виду столь серьёзное заболевание в собственном теле. Если можете, объясните, как так вышло, что эта опухоль вышла из-под вашего надзора и даже успела дать метастазы?

На этот раз находящиеся в зале лекари начали перешёптываться ещё громче. Были те, кто посчитал мои слова наглостью. Но даже их интересовал ответ.

Как? Как так вышло, что Преображенский запустил своё здоровье? Даже я бы заметил, если бы у меня вдруг начала развиваться опухоль. Но Андрей Фёдорович имеет больший запас жизненной энергии, чем у меня. Больший опыт управления ей. Он не мог допустить такую ошибку.

— Достаточно, господин Булгаков, — взял слово Пётр Захарьин. — Вы оскорбляете Андрея Фёдоровича. Это недопустимо. С чего вы взяли, что у вас есть право сомневаться в его силе?

— Это право даёт мне здравый смысл, — отметил я. — Мы явно имеем дело с новой формой онкологии. И развивается она в десятки раз быстрее других схожих заболеваний. Как иначе объяснить, что господин Преображенский пострадал от этого заболевания?

— Именно поэтому он и будет наблюдаться в моём центре, — вмешался Платонов. Онколекарь с Захарьиным говорили по очереди, договаривали друг за другом. Не давали Преображенскому и лишнего слова вставить. — Уж поверьте, там мы со всем разберёмся.

— Всё так, как говорят мои коллеги, господин Булгаков. Возможно, эта опухоль подключилась к моему магическому центру и черпает силу оттуда, — произнёс Преображенский. — Вы задали хорошие вопросы. Надеюсь, ответ вас удовлетворил.

— Спасибо вам, Андрей Фёдорович. Более чем, — я присел на своё место. — Больше вопросов нет.

Эта сцена, на которой стоят Преображенский, Захарьин и Платонов, была создана, чтобы главный лекарь мог выступать сразу перед всей клиникой. Как же иронично. Теперь это не сцена, а эшафот.

А онколекарь с Захарьиным, как два палача, которые должны покончить с Андреем Фёдоровичем.

Паршивая картина. Смотреть на это тошно. Интуиция подсказывает мне, что всё это подстроено. Опухоль действительно особенная.

Вот только вызвали её, скорее всего, специально. Уж слишком много странных совпадений, чтобы поверить в их дурацкую легенду.

Захарьин становится главным лекарем, Платонов получает ещё одно пациента в свой центр. И велика вероятность, что Преображенский попадёт в тоже четвёртое отделение. Потому что он стал кому-то мешать.

И эта правда известна только мне. Вот только разрешить ситуацию так просто не выйдет. Я не могу отправить в орден лекарей анонимную жалобу на научно-исследовательский центр Платонова.

Потому что у ордена ограниченные права. Даже если они мне поверят и пойдут проверить центр, сначала им придётся получить ряд разрешений от императора и работников канцелярии.

За это время Платонов легко всё подчистит. Улик не найдут. А если ордену удастся определить, что письмо выслал я, то вопросы уже возникнут ко мне. И допрашивать меня будут жёстко, так как я отправил жалобу на объект государственной важности. А это при желании легко можно связать с желанием провести переворот.

Я бы мог рассказать Михаилу Романову, но тут даже он, вероятно, бессилен. Он отвечает только за вопросы дипломатии. Плюс ко всему у него сейчас хватает проблем с затевающимся заговором.

Придётся действовать по старинке. Решать все проблемы в одиночку.

Преображенский рассказал о смене ещё нескольких должностей, затем слово взял Захарьин, представился перед лекарями. И общее собрание подошло к концу.

Я покинул зал. Около кабинета меня нагнала Дарья Зорина, схватила меня за руку и потащила в свой кабинет.

Как только наши руки соприкоснулись, я снова почувствовал острое жжение. Но Бражников сказал, что это нормально. Что благодаря моему контакту с Зориной развитие моей магии сильно ускорится. Я уже почти открыл «клеточный анализ». Правда, Валерий Николаевич не советовал заходить слишком далеко. Ещё более тесный контакт может сжечь все магические каналы.

— Даш, куда ты меня ведёшь? — прошептал я.

— К себе в кабинет. У меня нет ни медсестры, ни пациентов. Обсудим всё там, — как только мы оказались внутри, она резко развернулась ко мне и воскликнула: — Ты что-то знаешь! Я ведь права?

— Что я знаю?

— Пожалуйста, не притворяйся, — она кокетливо поправила воротник моего халата. — Ты что-то понял. Я видела это. Вся эта история с Преображенским и мне показалась подозрительной. Но ты явно знаешь больше.

Подозрительно. К чему такой интерес? Не хочется мне подозревать Зорину. Не верю, что она тоже работает вместе с Платоновым и Захарьиным. Нет, это маловероятно.

— Почему ты спрашиваешь, Даш? — нахмурился я. — Не припомню, чтобы тебя когда-то интересовала политика и интриги, которые плетутся в руководстве нашей клиники.

— Мне это неинтересно, ты прав, — улыбнулась она. — Но я кое-что обнаружила. И если происходящее интересно тебе, то я могу с тобой поделиться.

— Конечно, мне это интересно, — кивнул я. — Не просто же так я засыпал Преображенского вопросами.

— Так я и думала, — Дарья прищурила глаза, а затем шёпотом произнесла: — Платонов держал в своих руках какой-то артефакт. Совсем небольшой, но от него явно веяло магической аурой.

— Как ты это поняла?

Странно, что она отметила эту деталь. Я ничего не заметил, поскольку… Точно! Мы сидели далеко от сцены. Но для Зориной это — не помеха.

— Мне показалось подозрительным, что ты так яро начал приставать к главному лекарю с вопросами. А уж когда Платонов с Захарьиным принялись обороняться, до меня сразу дошло — что-то здесь не так.

— Ты усилила своё зрение, — догадался я.

— Именно. И увидела, как действовал Платонов. Он использовал небольшую сферу. Разглядеть её было практически невозможно даже с моим зрением, но всё же я справилась. Его артефакт выпускал магию каждый раз, когда говорил Преображенский, — объяснила она.

— Да ты просто умница, Даш! — обрадовался я. — А ведь это очень важная деталь.

— Не благодари, — засмущалась она. — Что ты думаешь? Это какой-то артефакт контроля? Нашего главного лекаря… — она вытянула вперёд руки, закатила глаза и высунула язык. — Зомбировали?

— Нет, вряд ли. Разговаривал он нормально, как и всегда. Изменения в сознании я не заметил. Странно… — я задумался. — Возможно, этот артефакт держал Преображенского в заложниках. Но тот сам того не понимал.

Проклятье… Не стану рассказывать об этом Зориной, но в моей голове родилась одна теория. Я уже понял, что рак желудка возник у него не сам по себе.

Это очевидно. Онколекарь Платонов явно использовал какую-то схему. Я не доверяю ему, обвиняю в экспериментах над людьми. Но одного у этого человека не отнять.

Он гениальный лекарь. Знает всё о злокачественных опухолях. Знает, как их лечить. А раз ему известны все тонкости этой науки, значит он знает, как можно создать опухоль и ускорить её рост.

Думаю, именно это он и сделал.

Возможно, с помощью того артефакта, который заметила Зорина.

Опасный человек… Чисто в теории, если я продолжу с ним воевать, однажды он и во мне может взрастить нечто подобное. Только лечить не станет. Либо же направит в печально известное четвёртое отделение.

Сам я злокачественную опухоль вряд ли смогу из себя достать. Лекарской магии для этого не хватит. Нужна как минимум сила «клеточного» уровня.

Я бросил взгляд на Зорину. Она с интересом наблюдала за тем, как я молча стою и думаю. Ни слова не произнесла, не стала мешать мне.

Чёрт… А ведь она может мне помочь в этом. Более того, я знаю, что она хочет мне помочь. И я этого хочу, но это опасно. Что мне потом сказать Валерию Николаевичу, если моё желание сыграет со мной злую шутку?

Простите, учитель! Я отдался искре и, несмотря на ваши советы, переспал с Зориной. Теперь я обычный человек, без магии. Пойду работать…

А я даже не знаю, куда могу пойти работать без лекарской магии!

В некоторых местных клиниках есть «младшие врачи». Люди с медицинским образованием, но без магии. Такие же, каким был я в прошлом мире. Но тут они популярностью не пользуются.

— Спасибо тебе, Даш, — поблагодарил Зорину я. — Уж не обижайся, но подробности своего плана я рассказывать тебе не буду. Не хочу тебя в это вовлекать.

— И не надо, — помотала головой она. — Делай как знаешь. Но если понадобится помощь, если тебе вдруг нужно будет обзавестись острым зрением — обращайся. Всегда помогу.

Следующая часть дня прошла без происшествий. Мы с Ковалёвой собрали такую стопку отчётов, что Миротворцев ещё пожалеет о изданном орденом приказе.

Говорят, что инициатива наказуема. Но в моём случае инициативе несёт ущерб другим людям.

— Да вы чего… Сговорились, что ли⁈ — выпучил глаза Миротворцев, когда на его стол упала целая стопка бумаг.

— Я сделал всё, как вы и просили, Владимир Борисович, — ответил я.

— И не только вы. Ещё Гаврилов и Ломоносов. Не знаю, что на вас троих нашло, но вы уже перевыполнили план более чем на триста процентов. Господин Булгаков, вы же понимаете, что мне придётся лично изучать каждую бумажку?

— Зато орден будет доволен, — улыбнулся я. — Не переживайте, Владимир Борисович. Этот момент я продумал. Я не стал проставлять даты в отчётах. При желании можно распределить эти документы на несколько дней.

— Хм… — задумался он. — И то верно. Кстати, вовремя вы зашли. Вас как раз искали сотрудники службы безопасности. С вами ещё связаться не успели?

— Нет. А должны были? — удивился я. — Что на меня опять хотят повесить?

— Лучше спуститесь в фойе и переговорите с ними сами. Они всё вам подробно расскажут.

Я не стал медлить. Бегом прошёл в фойе, нашёл двух солдат. И те сразу же вручили мне протокол.

— Что это? — спросил я.

— Не хотели вас расстраивать, господин Булгаков. Но в ваши личные покои пробрался посторонний. Украл ваш ноутбук, — произнёс солдат. — Но не волнуйтесь. Виновного уже изловили. Его имя нам известно.

Имя…

Я пробежался глазами по протоколу и нашёл обвиняемого.

Не ожидал. Такого я никак предсказать не мог. Я бы поверил, что дворецкий или кто-либо другой пролез в мои покои, но…

Этого человека я считал чуть ли не единственным честным мужчиной в императорском дворе.