Придворный Медик. Том 4

Глава 14

Вот это наглость!

Онколекарь едва успел представиться, а в мой адрес уже посыпались обвинения. Правда, меня эта ситуация немного смешит. Видимо, он получил мой «сюрприз» в медицинской информационной системе. Что ж, оправдываться тут должен он, а не я. Пациенты куда-то исчезают, причём по бумагам абсолютно законно.

И этим занимается Аскольд Платонов.

— Разочаровывающе, — вздохнул я. — Столько всего слышал о вас как о специалисте. А при первом же знакомстве вы решили повести себя как хам. Должно быть, слухи лгали.

— Господин Булгаков, я… Возможно, начал разговор не с той ноты, — Платонов растерялся из-за моего напора.

Видимо, он думал, что я сразу же брошусь оправдываться или извиняться. Нет уж. Так просто я не сдамся.

— Возможно, — кивнул я онколекарю. — Давайте начнём разговор с начала. В связи с чем вы ко мне прибыли? Ах да, и куда пропала моя медсестра?

— Я попросил её выйти, а… Проклятье, Павел Андреевич! Почему вы обращаетесь ко мне так, будто я виновен в исчезновении вашей медсестры?

— Потому что вы пока что единственный известный мне человек, пациенты которого куда-то исчезают, — ухмыльнулся я. — Дайте отгадаю: вы получили те двести оповещений в системе?

— Так это не случайность? — вскинул брови он. — Что вы себе позволяете, господин Булгаков? Какие ещё исчезновения⁈

— Вообще-то да. Это не случайность. А вы что думали? Полагали, что я случайно отправил вам почти две сотни уведомлений? Даже человек с судорогами или эпилептическим припадком не сможет так яро стучать по клавише. Я сделал это осознанно. Зачем я это сделал? Ответ вы уже услышали. Исчезновения. Я искал встречи с вами, господин Платонов. Но сотрудники вашего отделения не могли мне помочь ускорить процесс. Так что я отправил жалобы.

— Две сотни жалоб! — выпучил глаза Платонов.

— Да, действовал наверняка, — усмехнулся я. — Хотя стоило отправить ещё больше. Чтобы вас орден лекарей проверками задушил.

— Это вы так пытаетесь объявить мне войну, Павел Андреевич? — Платонов попытался ткнуть меня пальцем в грудь, но я отмахнулся от его руки, как от назойливой мухи.

— Война? Вы очень сильно утрируете, Аскольд Афанасьевич. Войны — удел королей и императоров. Я же — обычный лекарь общего профиля. И я ни перед чем не остановлюсь, пока не увижу своего пациента, — я продолжил напирать на Платонова. — Стойте-стойте, ничего не говорите. Я знаю, что вы хотите сказать. Знаю, о чём вы сейчас думаете. Читать мысли я не умею, но предсказывать действия людей для меня — не проблема.

— Что за детский сад, что вы несё…

— Сейчас вы хотите сказать, что я псих, параноик и просто невоспитанный человек. Попытаетесь всё отрицать, поскольку у меня якобы нет доказательств, — я посмотрел Платонову прямо в глаза, улыбнулся. — Но доказательства у меня есть. Я знаю, какие эксперименты вы проводите в своём научно-исследовательском центре. Поэтому даже не думайте играть со мной. Не выйдет.

Аскольд Афанасьевич отступил назад. Его от моих слов аж затрясло. Кажется, я смог его убедить. Хотя половина моих слов была блефом. Из доказательств у меня только слова Фёдора Вознюкова, да его лысина. И больше ничего. Другими словами, доказательств у меня вообще нет. Только догадки.

Но в них я уверен на все сто процентов, так что совершенно спокойно могу измываться над онколекарем, ворующим пациентов.

— Значит так, Павел Андреевич, я отказываюсь как-либо это комментировать, пока вы…

— Пока я не прекращу записывать наш диалог на диктофон? — я достал телефон и показательно его выключил. — Всё в порядке, Аскольд Афанасьевич. Скажу прямо, я не был готов к тому, что встречу вас именно сегодня. Поэтому не успел расставить тут прослушку.

Пусть немного расслабится. Эти слова — тоже блеф. Я был готов встретиться с ним в любой момент. Более того — я знал. Знал, что он придёт именно сегодня. И на то есть очень весомый аргумент. Скоро он догадается, в чём главный подвох.

Одно только правда — записывать его голос я не собирался. Это слишком опасно. Если вдруг он вычислит, что я каким-то образом передаю наш разговор другим людям — у него есть заложники. И он может с ними сделать всё что угодно.

И заложники — это пациенты. Люди с онкологией, которых он заставляет проходить через чёрт знает какие манипуляции.

— Хорошо, допустим, — успокоился Платонов. — Что дальше? Вы рассчитываете, что я с вами разоткровенничаюсь? Нет, не дождётесь. Я пришёл сюда не для этого. Я здесь, чтобы требовать, господин Булгаков! Требовать, чтобы вы удалили все свои записи в медицинской информационной системе! Вы ведь понимаете, что мне придётся ответить на каждое из них? Иначе…

— Иначе орден лекарей заинтересуется таким количеством уведомлений, — кивнул я. — Всё верно. В этом и заключался мой план. Более того, вы не сможете ответить по шаблону. Один ответ на все сообщения не подойдёт. Догадываетесь, почему?

— Нет… Только не говорите, что…

— Да. Эти уведомления похожи. Но текст в них немного отличается. Он уникален. Придётся давать разные ответы на все двести уведомлений, — я с трудом сдерживал смех. — Пришлось потратить много времени, чтобы выслать вам все эти письма. И вы, наверное, помните, что удалить эти уведомления можно лишь в течение определённого времени. Кажется, сутки или тридцать шесть часов, да?

— Вы на что намекаете? — напрягся Платонов.

— Ой-ой, — взглянув на часы, протянул я. — Кажется, уже через полчаса система запретит мне удалять отправленные уведомления. Какая незадача… Вы как раз вовремя. Ещё сможете исправить сложившуюся ситуацию, Аскольд Афанасьевич.

— Да вы спятили! — не удержался он.

— А я говорил, что вы это скажете. Хм… Может, у меня и вправду есть дар предсказания? — театрально изобразил задумчивость я.

— Удаляйте сейчас же. Если они просрочатся, мы оба получим нагоняй от ордена! — воскликнул Платонов.

— Да мне, если честно, плевать. К нагоняям я привык. Как-нибудь переживу. Напомню вам, я — лекарь общего профиля. Чего мне бояться? А вот ваше учреждение может сильно пострадать. Даже если у вас в ордене есть свои люди… Вряд ли вам это поможет. Такое количество уведомлений ТОЧНО не останется без внимания.

— Вы удалите свой бред сумасшедшего сами или мне сделать это вместо вас? — Платонов потянулся к моему рабочему компьютеру.

— Если прикоснётесь к моей клавиатуре, я сломаю вам руки, — спокойно ответил я.

— Что?

— Что?

— Что вы сейчас сказали⁈ — замер Платонов.

— Вам, наверное, послышалось. Я молчал, — я решил испытать терпение этого садиста.

— Чего вы добиваетесь, Булгаков? — Платонов уже был готов выйти из себя.

— Отпустите моего пациента. Евгения Васильевича Дробышева. Помните такого? Рак лёгкого, метастазы в позвоночник. Ну, вряд ли такой известный онколекарь, как вы, мог забыть этого пациента, — произнёс я.

— Куда я его, по-вашему, должен отпустить? — растерялся Платонов. — Он не в тюрьме, чтобы его отпускать! Он подписал договор. В договоре было указано, что…

— Что там было указано? Что вы будете ставить на нём эксперименты. А уж лучше я сам, не имея должного образования, вырежу, чёрт подери, эту проклятую опухоль, чем доверю своего пациента истязателю вроде вас.

Играть в притворство с Платоновым не было смысла. Есть люди, с которыми лучше держать язык за зубами. Искать к ним особый подход.

Так я поступаю с Михаилом Романовым. Не спешу рассказывать ему правду о Константине, потому что он поверит.

Но Аскольд Платонов к числу таких людей не относится.

Я знаю правду. Видел собственными глазами, что сотворили его химикаты с обычным гвардейцем. Поэтому я обязан забрать своего пациента назад.

— Вы что, всерьёз собрались оперировать его сами? Или чем химию ему проводить собрались? — усмехнулся онколекарь.

— Я направлю его в нормальную клинику. В Санкт-Петербурге много онкологических центров. Но ваш он должен покинуть сегодня же.

Выбора у него нет. Либо Платонов его отпустит, либо ему придётся бороться с вниманием ордена. И я уверен, что при желании он сможет отбиться от проверок. Сможет скрыть всё, что происходит в его организации.

Но это будет тот ещё геморрой.

— Хорошо. Я согласен на ваши условия, господин Булгаков, — процедил Аскольд Афанасьевич. — Удаляйте свои уведомления. А я сегодня вечером отпущу Дробышева домой. Под ваш контроль.

— Нет-нет, так не пойдёт, — помотал головой я. — Сначала вы позвоните своим коллегам, отдадите им приказ подготовить пациента к выписке, а уже потом я всё удалю. И сделать это придётся при мне. На громкой связи.

Вот тут и началось главное противостояние. Вовлечётся он в мою интригу или нет? Наступит ли на грабли, которые в будущем снесут голову всей его организации?

Сейчас узнаем.

Он молча достал мобильный телефон, набрал номер заведующего отделением, а затем включил громкую связь.

— Слушаю вас, Аскольд Афанасьевич. Вы скоро вернётесь? У нас тут проявились серьёзные побоч…

— ТИХО! — рявкнул Платонов.

— Да что вы так резко? — бросил я. — Продолжайте. Мне очень интересно, о чём вы поговорите.

— Эм… Господин Платонов? — напрягся заведующий.

— Выписывайте Евгения Дробышева. Начинайте оформлять, — велел Аскольд Афанасьевич.

— Вы это серьёзно? — удивился заведующий. — Он ещё не прошёл все тесты. Только-только очухался после…

— Оформляйте! Кому сказал⁈ — разозлился Платонов.

— Да, хорошо… Понял вас.

И онколекарь тут же положил трубку.

— Довольны? — поморщился он.

— Более чем. Когда ждать возвращения моего пациента? — поинтересовался я.

— Сегодня вечером он вернётся домой. Даю слово. А теперь удаляйте свои чёртовы сообщения!

— Что ж, как здорово, что мы с вами всё же нашли общий язык! — улыбнулся я. — Смотрите внимательно, чтобы потом не возникало вопросов.

Я обвёл сообщения на мониторе компьютера, сделал пару щелчков, а затем они исчезли.

— Так вас устроит? — спросил я.

— Абсолютно. Надеюсь, мы с вами больше не пересечёмся, господин Булгаков, — произнёс он и направился к выходу из моего кабинета.

— Надейтесь, — усмехнулся я.

Как только дверь захлопнулась, я тут же нажал клавишу, которая восстанавливала все удалённые оповещения из медицинской информационной системы.

Я нарушил своё слово? Нет. Я дал ему проверить процесс удаления, и он ничего не заметил. Платонов сам следил, как я это делаю, так что с его стороны претензий быть не может. Более того, отправлять заново эти сообщения я не буду.

Пока что.

Но скорее всего, придётся. Ведь я знаю, что Платонов своего пациента так просто не отпустит. Сейчас он выйдет из императорской клиники, снова позвонит заведующему своим тайным отделением и скажет, что всё отменяется.

И Евгений Васильевич домой не вернётся. Так просто ничего у меня не выйдет. Но я иллюзий не питал. Поэтому провёл всю эту операцию не для того, чтобы спасти Дробышева.

А чтобы спасти всех.

Дробышеву я дал обещание. И я его оттуда вытащу. Но этого недостаточно. Спасу я одного человека — и что дальше? Платонов наберёт других. И будет ставить эксперименты на новых пациентах. А чем они хуже Дробышева? Да ничем! Перед лекарем все жизни равны.

По крайней мере, я так думал в прошлом мире. Здесь я уже готов поступить иначе. Если ко мне на приём попадёт убийца или тот же Константин Романов… Не буду лгать сам себе, я точно найду способ избавиться от этих людей.

Но это совершенно другое дело. Платонов использует своих пациентов, чтобы создавать прорывные научные работы незаконными методами. Убивает людей ради этого. Мучает их абсолютно нездоровой химиотерапией.

Да, химиотерапия в принципе даётся людям тяжело. Именно поэтому порой встречаются пациенты, которые сразу же от неё отказываются. Сколько раз я таких видел ещё в прошлой жизни…

Одни боялись, другие понимали, что у них не хватит воли, чтобы выдержать эти курсы. И это правда, на это способны не все. Порой побочные эффекты химиотерапии переносятся гораздо хуже, чем симптомы самой опухоли.

И в таких ситуациях пациент должен опираться только на свою волю. Жить хотят все. Но все ли готовы пойти ради жизни на такие пытки?

Вот только химиотерапия моего мира даже близко не стоит с тем, что устроил Аскольд Платонов. У меня создалось впечатление, что он использует какие-то крайне ядовитые, магические или радиоактивные материалы. Как иначе объяснить то, что из-за его деятельности страдают даже сопровождающие гвардейцы?

Дробышева он не отпустит. Мы оба не сдержим своё слово. Все эти переговоры были ложью. Но…

Я получил важную информацию.

Хоть Платонов и стоял спиной ко мне, но я всё же смог получить номер заведующего, который работает в его тайном отделении!

Борис Геннадьевич Владыкин уже сутки не мог привыкнуть к самостоятельному дыханию. Последнее, что он помнил — это разговор с Павлом Булгаковым. А затем всё погрузилось в пелену.

Но психолекарь не был дураком. Он знал, что Булгаков каким-то образом отразил его же собственные приказы.

Вот ведь дурак…

— Какой же я идиот… — промычал Владыкин. — Как же я так умудрился… Проиграть какому-то… Ай!

Он схватился за голову. И тут же пожалел об этом. Прикосновение к перебинтованной голове вызвало новый приступ боли.

Борис Геннадьевич хорошо разбирался в неврологии, хоть и не имел лекарских способностей.

Ушиб мозга.

Плохо дело. Булгаков его переиграл. Переиграл по-крупному. Повезло ещё, что он вообще выжил.

Проклятье!

В мыслях Владыкина пронеслись последние приказы Константина Романова. Нужно ведь было убить Булгакова. А вышло всё в точности до наоборот. Этот подонок ещё и Гриму себе забрать умудрился! Фамильяра, который стоил целое состояние!

Хотя… Ерунда. Булгаков не умеет обращаться с такими животными. Фамильяров можно контролировать только с помощью силы мысли или пытками. Магические животные другого языка не понимают.

Как-то у Владыкина был другой магический зверь, и он быстро смог его приручить за счёт боли и психо-магии. Заставлял его чувствовать адские муки при непослушании. Нет, Булгаков такое не умеет. Владыкин уверен, что Грима уже давно от него улетела.

Такие деньги улетели… Даже думать страшно.

Дверь в палату Владыкина приоткрылась. И в щели появился глаз. Красный, воспалённый. На лице его владельца расплывалась безумная улыбка.

— Добрый день, господин Владыкин, — прошептал Аристарх Биркин. — А вот и я!

Я вышел из своего кабинета, чтобы предупредить Громова и Мельникова. Наш разговор стоило продолжить в другом месте. В малом зале, где обычно никто не собирается. Но ключи от него у меня есть.

И самое главное — там нет камер. Лучшее место для бесед с двумя предателями империи. Вот только с ними я буду беседовать куда более осторожно. Их на чистую воду ещё выводить и выводить.

С Платоновым и так всё ясно. А эти господа, судя по всему, готовят куда более крупный переворот.

— Ярослав Андреевич, Георгий Захарович, — обратился к членам совета я. — Пациентов у меня сегодня практически нет. Всех уже распределили между собой мои коллеги. Знаю, что вам пришлось долго меня ждать, но разговор стоит продолжить в малом зале. Идите за мной.

Бум.

В меня на полной скорости влетел Леонид Беленков. Я чудом устоял на ногах, зато Леонид перекувыркнулся и ударился спиной о стену. Тут же подскочил и принялся тараторить, как ни в чём не бывало.

— Павел Андреевич, срочно нужна ваша консультация! — прокричал он.

— Тише-тише, что стряслось?

— Он встал, потом пошёл, потом… Потом начал его душить! Мы не знаем, как это вообще могло получиться! Алексей Георгиевич сейчас в их палате, пытается понять, но… Нам нужен лекарь с «магическим анализом». Нам нужны вы. Тут явно что-то не так. В медицине такого не бывает!

— А вот теперь переставайте паниковать и объясните по-русски, — попросил я. — Кратко и понятно. Что случилось?

— Парализованный встал. Аристарх Биркин излечился!

А вот это — феноменальная новость. Ведь у Биркина было магическое заболевание спинного мозга!

Как он, чёрт подери, мог встать⁈