Лёгкий ветерок шелестел опавшей листвой. В Кадетской роще было непривычно людно. На маленькой поляне, неподалёку от остатков давно потухшего костра, толпились фигуры в жандармских мундирах и штатском, негромко переговариваясь. В центре поляны, на ковре из жёлтых кленовых листьев, лежало обнажённое тело девушки, над которым склонился задумчивый человек с саквояжем. За его спиной раздался шорох и подполковник Ковригин медленно подошёл к доктору:
— Двое суток, а то и более?
— Да, — кивнул головой врач, обернувшись к нему. — Я думаю, что немногим более двух.
Есипов Владимир Михайлович, частный полицейский врач, снова хмуро поглядел на труп. Покойница лежала на спине, с расставленными ногами, между которыми виднелось донце винной бутылки зелёного стекла. Голова была повёрнута влево, болтаясь на сломанной шее. На ладонях темнели следы, оставленные впившимися в ткань ногтями. Доктор тяжело вздохнул, представляя мучения этой неизвестной ему девушки.
Невысокий крепкий человек в коричневом костюме, приблизился к нему, стараясь выглядеть уверенно, хоть от Есипова и не укрылось замешательство подошедшего. Рыбьянец Олег Николаевич, судебный следователь, был молод и не опытен. Он заговорил, тщательно скрывая волнение:
— Протокол составлю, Владимир Михайлович, а уж вы осмотр тела завершите. Причина смерти ясна, как я полагаю?
— Да, — рассеяно кивнул врач, погружённый в свои мысли. — Перелом шейных позвонков.
Рыбьянец бросил взгляд на покойную и поспешил отвернуться. Он принялся рыться в портфеле, делая вид, что занимается неотложным делом. Ковригин тихо произнёс, обращаясь к врачу:
— А следы от верёвки на шее? Может, сперва задушили, потом уже голову свернули?
— Нет, — Есипов ответил холодно, оскорблённый сомнениями. — Тем, кто проделывал это, нравилось душить. Не раз шнур на шее затягивали. Должно быть ждали, пока сознание потеряет, а потом снова… Оттуда и мелкие кровоизлияния. Несколько раз почти до смерти доводили, изощрялись… — врач зло хмыкнул, качая головой.
— Отборные мерзавцы, — кивнул подполковник. — Не повезло девице. Бутылку ведь тоже при жизни забили?
— Да, — вздохнул Есипов. — Ногой, судя по всему. А вы, ваше высокоблагородие, отчего на место происшествия выехали? Девица, значится, не из простых? Стало быть известна личность?
— Известна, — неохотно ответил подполковник. — Третий день, как пропала.
— Горе-то родителям какое… — врач скривился.
— Глядеть за ней нужно было! — фыркнул Ковригин. — Чтобы не водила дружбу с кем ни попадя! Играют в революцию, как дети, право слово, а потом результат! — он кивнул на тело. — Не забавы это для барышень!
Подполковник отошёл в сторону, хмурясь, хоть злился вовсе не на родителей покойной, а на самого себя. Погибшей оказалась Нелли Родионова. Дегтярёв оказался прав. Она никуда не сбежала. Напрасно Ковригин подозревал родственников в укрывательстве. Очевидно, кто-то решил отрубить концы, ведущие к нему. В случайное совпадение подполковник не верил.
К нему поспешно направился растерянный Рыбьянец, неся бумажные листы. Ковригин едва не выругался, но сдержался. Боится, стало быть, следователь напортачить. Придётся всё же помочь ему с оформлением. Но тогда пусть родителям сообщит. Подполковнику не хотелось снова встречаться с ними. В прошлый визит Ковригин был слишком уверен, что они подали дочь в розыск специально, а сами отлично знают, где находится Нелли. Нужно отправить Дегтярёва ещё раз по адресам знакомых покойной. Подполковник не сомневался, что Нелли знала своего убийцу. Стало быть, скрыла его на допросах. Ковригин покачал головой. Уж лучше бы он арестовал девушку.
Вообще, занимаясь этим делом, подполковник чувствовал себя неуютно. Чем больше материала попадало в руки, тем сильнее Ковригину хотелось передать расследование кому-нибудь другому. Он хорошо понимал, что если правда станет широко известна, то в жандармском управлении полетят головы. Газетчики своего не упустят. Раструбят на всю Империю. Оттого подполковник всё тянул с донесениями, не зная, как правильно поступить.
Дайна торопливо сбежала по каменным ступеням. Сегодня занятия на курсах были для неё в тягость. Задумавшись о том, не стоит ли бросить их совсем, она зашагала по Маловладимирской в сторону Златоустовской. Дайне было грустно. Топая каблучками сапожек по мостовой, она размышляла о Белле, уехавшей внезапно, без всякого предупреждения. «Тоже мне, подруга!» — подумала Дайна и скривилась. Она обиженно топнула ногой. Ведь от неё полицейские не узнали ничего, хоть и опрашивали несколько раз. Но тот из них, последний, не поверил. Это Дайна чувствовала ясно. Несколько дней назад он приходил на курсы и разговаривал с директором. После этого, Дайна была как на иголках, не зная, что и делать. Долго врать не выйдет. Полицейские искали всех, кто когда-нибудь приходил на Виноградную. Дайна строго-настрого приказала Нелли держаться и не выдавать гостей. А теперь она куда-то пропала… Её мама звонила Дайне, надеясь, что та знает, куда могла поехать Нелли. Дайне это не понравилось. Нелли уж точно никуда не собиралась. Она только помирилась со Славиком и не было ни малейшего повода убегать одной из дому.
Дайна перевесила сумку на другое плечо. Её одолевало беспокойство. Домой идти не хотелось и девушка свернула на Бибиковский бульвар. Она неторопливо шла, разглядывая витрины. У лавки купцов Дорониных, Дайна остановилась, глазея на изящное пальто с лисьим воротником. Девушка какое-то время постояла, хоть и не собиралась ничего покупать, и тут, отражаясь в стекле громадной витрины, её внимание привлек человек.
Напротив, у фонарного столба, застыл какой-то мужчина, одетый в чёрный мешковатый костюм из грубой ткани. Он закурил папиросу, делая вид, что целиком поглощён своим занятием, но Дайна, на миг встретившись с ним глазами, испугалась. Человек бесцельно топтался на месте и Дайна вдруг ясно осознала, что он ждёт, пока она направится куда-то. Ей стало страшно, но мгновение поразмыслив, Дайна решила, что это просто полицейский, приставленный за ней следить.
При этой мысли, она разозлилась и решила доставить жандарму как можно больше неудобств. Совсем неподалёку виднелась синяя вывеска «Старгородского» кафе и Дайна, ухмыльнувшись, зашагала к нему. Мужчина проследовал за ней. Дайна, как ни в чём не бывало, вошла в заведение, купив по пути газету. Она ухватила первую попавшуюся, которой оказался «Вечерний Киев», и теперь, разместившись за правым угловым столиком, бросила взгляд на улицу.
С этого места ей не было видно вход в заведение и Дайна, заказав кофе с ватрушками, принялась листать страницы. Она решила просидеть здесь не менее часа, заставив полицейского шататься снаружи.
Время тянулось медленно. За соседний столик уселась молодая пара, негромко смеясь и перешептываясь. Дайне наскучило чтение. Она лениво прочла о планах застройки, потом дошёл черёд к статье про разногласия держав в балканском вопросе, и наконец открыла маленькую колонку происшествий. На самом верху, жирным шрифтом, выделялась заметка об убийстве в Кадетской роще. Дайна пробежала её глазами. Имя убитой не разглашалось и даже обстоятельства смерти изрядно смягчили, но прочитав эту заметку, Дайне стало неприятно. Она задумалась о том, что преступник, если судить по тексту, не найден, и стоит быть осторожнее. Дайна усмехнулась про себя, подумав, что уж ей-то, под полицейским надзором, нечего опасаться.
Внезапно, она вздрогнула. С чего это вдруг ей пришло в голову, что человек, следящий за ней, именно полицейский? Может это и есть тот самый убийца? Дайна недоверчиво скривилась, сомневаясь в собственных мыслях. Нет, наверное, просто вредно читать о плохом. Будто из всех девушек Киева убийца выберет именно её! Красивой, Дайна себя никогда не считала. На улицах полным-полно женщин, гораздо более привлекательных. Да и одежда…
При мысли об одежде, сердце забилось. Проклятые брюки! Нет, наверное, Либа была права… Не стоит надевать их, гуляя в одиночестве. Мужчины всегда глядят на неё. Особенно теперь, когда отросли волосы. А вдруг они думают, что я слишком доступна?
Дайна нахмурилась, подумав об этом. Возможно, тот человек и вправду увязался за ней из-за одежды. С завтрашнего дня Дайна решила сменить гардероб. Ну что же, если он не полицейский, то нипочём не станет дожидаться её так долго. Ведь она здесь уже полтора часа! Терпение у Дайны лопнуло и тряхнув головой, девушка попросила счёт.
Расплатившись, она двинулась к выходу, шагая по узкому проходу среди столиков. Справа, она заметила двоих мужчин с бокалами пива в руках. Один из них и был тем самым, которого она испугалась. До неё долетел обрывок разговора. Второй мужчина, плотный человек, со светлыми короткими волосами, кивнул на бокал и невнятно проговорил, скривившись:
— Жимнее…
— Тебя же предупредили, — отозвался другой, хитро глядя на собеседника. — Или ты думал, что это есть просто название?
Человек говорил с небольшим акцентом, но уловив его, Дайна насторожилась. Она прошла мимо, успокаивая себя, что преследование ей почудилось. Просто мужчина ждал своего друга. И чего она боится? Но тут за спиной раздался голос, требуя счёт сию минуту, и Дайна почти выбежала на улицу. Мужчины не собирались уходить, пока не заметили её, это уж точно. Дайна торопливо зашагала по бульвару, не зная, что предпринять.
Она свернула на Назаровскую, спеша что есть силы. Как назло, на посту не было городового. На миг оглянувшись, она заметила идущего вдали мужчину в сером сюртуке. Этот был тот, недовольный пивом. На противоположной стороне она заметила второго, и испугалась не на шутку. Полицейскими они быть никак не могли. Дайна уверилась в этом. Судя по говору, оба были поляками. Но что им от неё нужно?
По Назаровской двигались экипажи и немногочисленные прохожие. Слева виднелась ограда Ботанического сада. Дальше, на Караваевской, людей должно быть ещё меньше. Дайне стало страшно. Она решила поймать извозчика, чтобы доехать домой, хоть и оставалось совсем немного пройти. По мостовой медленно катил старенький крытый экипаж, но поглядев на лицо возницы, Дайна раздумала его остановить.
Она торопясь вышла на Караваевскую. К её облегчению, там, на скамейках подле садовой ограды, разместились несколько молодых людей. Прежде, Дайна бы испугалась их, но сейчас, она была несказанно рада, что не оказалась в одиночестве. Впереди по улице шла только пожилая женщина с сумкой, а дальше, до поворота на Ботаническую, прохожих не наблюдалось. Дайна обернулась, заметив, что мужчины так же медленно бредут по обеим сторонам дороги. Решившись, Дайна повернула к скамейке.
Пятеро парней, о чём-то негромко разговаривавших, смолкли, глядя на неё. Один из них, высокий, с копной чёрных нестриженных волос, ухмыльнулся. Сидящий в центре, крепкий и широкоплечий, со следами оспин на плоском лице, с любопытством смотрел на смутившуюся Дайну.
Гришка Зубцов, по прозвищу Зуб, не любил евреев. Они представлялись ему чем-то вроде досадных тараканов, которые расползлись по родному Киеву, марая его светлый облик. Но в то же время, он и не участвовал в погромах, игнорируя возможность поживиться за иудейский счёт. Несмотря на свою сомнительную внешность, преступником, как предположила Дайна, Гришка не был. Вместе с остальными парнями из окружающей его компании, он работал на бакалейных складах, тянувшихся вдоль Караваевской улицы, где загружали подводы солью, мукой и крупами. Сейчас как раз завершилась смена, и остановившись перекурить, парни уже собирались разойтись, когда подошла эта странная девушка.
Колька Истомин, сверкая зубами, попытался было над ней пошутить, но Гришка, нахмурившись, оборвал его. Эта маленькая жидовка, попросившая проводить её, смотрела очень жалобно и чем-то тронула, в общем-то грубое Гришкино сердце. Он бросил взгляд на идущих по улице мужчин, якобы преследующих девушку, и уже решив, что ей вовсе это почудилось, встретился глазами с одним из них.
Крепкий светловолосый человек, лет около сорока, поглядел на Гришку как-то лениво, с чувством необыкновенного превосходства, чем сразу вызвал у Зуба неприязнь. Серые глаза мужчины насмешливо блеснули и Гришка уже только из-за этого был расположен набить морду нахальному прохожему. Топчущаяся на месте Дайна, теперь представляла собой только хороший повод ввязаться в драку и не более.
Гришка расстегнул ворот рубахи, расправляя широченные плечи. Обладая поистине бычьей силой, он имел такой же вспыльчивый характер. Не слушая девушку, которая просила лишь помочь добраться домой, Зуб встал со скамейки, подмигнув Мишке Строеву, озорному и бойкому парню. Тот хорошо понял, что Гришка уже решил проучить наглеца, который застыл напротив скамейки, глядя на них.
— Так ты говоришь, вот этот прохиндей мешает тебе идти домой? — раздался грубый голос Зуба, словно он услышал Дайну впервые. — Сейчас поглядим, что он здесь позабыл… — Гришка встал со скамейки, крутанув головой. Его маленькие серые глаза стали жёсткими. Остальные парни нехотя направились за ним.
Дайна покосилась на людей, преследующих её. Второй человек направился к стоящему по их стороне улицы напарнику. Заметив подходивших ребят, эти двое ничуть не испугались, и Дайна, оценив их мгновенно, вдруг бросилась по улице прочь. Она бежала, ничуть не стесняясь. Непривычная к бегу, девушка едва не задохнулась от нагрузки, но скорость не сбавляла. Ей овладело жгучее желание добраться к своему дому и запереться в нём изнутри.
Заметив, что Дайна побежала, один из мужчин бросился было за ней, но тут, ему наперерез, уже поспешил Мишка, криво ухмыляясь. Человек, которому он преградил дорогу, был ниже на голову, но шире в плечах. Крепкий и розовощекий, он глядел исподлобья какими-то бесцветными глазами. При приближении Мишки, мужчина мотнул головой и буркнул:
— Прочь с дороги!
Мишка усмехнулся. Он замахнулся кулаком, собираясь проучить белоглазого, но тот мгновенно отпрянул, уклоняясь от удара, и его рука скользнула в карман пиджака.
Зуб заступил дорогу второму, двигаясь лениво, но в то же время уверенно. К его удивлению, человек, противостоящий ему, рванулся навстречу. Гришка взмахнул правой рукой, метя противнику в лицо, но тот поднырнул под руку, и в свою очередь ударил Зубова в живот. От удара едва не перехватило дыхание, но Гришке приходилось выдерживать удары и покрепче. Он коротко ткнул левой в подбородок противника. Челюсть хрустнула, но тут левый бок Зуба обожгло огнём.
Он ударил противника правой рукой и голова мужчины дёрнулась в сторону. Бок снова обожгло и непонимающий Гришка отпрянул в сторону, уклоняясь от следующих ударов. Краем глаза он заметил блестящий предмет в руке противника, то ли массивное шило, то ли узкий нож.
— Ах, ты ж падаль! — проговорил Зубов, глядя на мигом пропитавшуюся кровью рубаху.
Человек попытался снова нанести удар, но Зуб был наготове. Несмотря на раны, он чувствовал себя уверенно, и уворачиваясь, в оба глаза следил за металлом в руке противника. За спиной раздался грохот выстрела и тут же ещё несколько. Гришка невольно обернулся на звук.
Противнику этого хватило. Он метнулся вперёд и трехгранный клинок ударил Зубова в спину, потом ещё раз и ещё. Перед глазами Гришки потемнело и он упал на тротуар. Мужчина обронил своё оружие и зашагал к напарнику.
Человек с белыми глазами не стал ввязываться в драку. Он просто выхватил из кармана короткий револьвер и выпалил Мишке в грудь. Мигом обернулся и открыл огонь по остальным. Но несмотря на решительность, стрелял он не очень метко. Две пули угодили в зазевавшегося Кольку Истомина, который не горел желанием участвовать в потасовке из-за неизвестной жидовки. Ещё одна лишь оцарапала руку Сашке Сиротину, а пятая и последняя, влетела ему же в правый бок.
Длинный Костя Богомазов растерянно уставился на стрелявшего. Он остался невредимым и только хлопал глазами, замерев на месте. Стрелок полез в карман, очевидно, за патронами, но тут напарник толкнул его в сторону. Тот нехотя повернулся и вместе со вторым, торопливо свернули в длинный проулок, ведущий в сторону Жилянской.
Богомазов нелепо стоял, глядя на лежащих вокруг друзей. Он словно оглох, не слыша ругани Сиротина, зажимающего рукой окровавленный бок. Костя пришёл в себя только когда на шум сбежались люди. Немногим позже с Макаровской прибыл городовой. За ним четвёрка конных, с номерами первого отряда. И только через час явился полицейский врач — неторопливый пожилой человек, с аккуратно подстриженной бородой. К моменту его появления, помощь оказывать было некому. Сиротина отправили в больницу на извозчике, в сопровождении двух конных стражников. Ошалевшего Костю в очередной раз опрашивали полицейские, и врач только констатировал смерть, обойдя три лежащих тела. Он уселся на скамью и принялся оформлять бумаги, дожидаясь прибытия судебного следователя.
Дайна бежала так, что сломала каблуки своих коричневых сапожек. Она свернула на Ботаническую, когда услышала выстрелы со стороны Караваевской. Дайна припустила ещё быстрее, едва не растянувшись на мостовой. Наконец она поравнялась с домом и дрожащими руками открыла замок. Влетев внутрь, Дайна захлопнула двери так, что испуганная мама вмиг оказалась в гостиной:
— Что случилось? — раздался её взволнованный голос. — Что опять стряслось?
— Ничего, — соврала Дайна, оборачиваясь. Она попыталась успокоиться, хоть и вся дрожала изнутри. — Просто драка на улице.
— Драка? — спросила мама с сомнением. — Горе ты моё… Почему у нас всё не как у людей? Доченька! Ну зачем ты обманываешь меня?
— Я не обманываю! — Дайна изобразила возмущение. — Драка на Караваевской. Мимо я шла и испугалась.
— Хорошо, если так… — мама тяжело вздохнула. — Почтальон приходил. Вызов тебе в полицию принёс. Завтра к десяти часам, — она покачала головой. — Отец снова сердиться станет… Ты же понимаешь. Ведь ему опять с тобой идти! Позор какой-то… Неужели, тебе не хочется жить спокойно?
Дайна нахмурилась:
— Я ни в чём не виновата! Ну и что, если в полицию идти? Эка невидаль! Будто меня арестовать собираются! Хотят вопросы задавать — пусть задают! Делать им нечего! Они бы лучше за порядком глядели! — она кивнула головой на входную дверь. — Вот шла я по Назаровской, а городового и нету!
Она подошла к маме, обнимая её. Дебра Фидлер была такой же невысокой, как и её дочь, только вдвое плотнее. Она души не чаяла в своей маленькой Дайне, особенно с тех пор, как от тифа умерла старшая дочь, Бина. Дебра истово молилась, прося сохранить младшей жизнь, и к удивлению всех, хрупкая, ставшая похожей на скелет, девушка выжила. Теперь Дебра позволяла ей всё. Эту неприличную одежду, женские курсы, нарушение обычаев, — всё Дайне сходило с рук. С необыкновенной стойкостью мама воспринимала её сложный характер. Но Дайна очень любила свою мать. Сейчас она прижалась к ней и едва не расплакалась:
— Я не виновата! Честное слово! Я ничего не делаю плохого!
— Знаю, — Дебра гладила её по спине. — Всё хорошо. Мы вместе поговорим с отцом, не переживай.