Глава 4

Пётр Аркадьевич только надеялся, что преступники выдвинут ему какие-либо политические требования. Он изо всех сил отгонял назойливую мысль о том, что с Еленой просто расправятся, радуясь, что добрались хоть до кого-то из семьи. Столыпин не находил себе места. Он, незаметно для себя, отошёл уже далеко от здания, и заметив нити колючей проволоки, сжал кулаки. Подумать только, семье министра внутренних дел приходится жить, словно в клетке! Но нет, он не отступится, как бы ни принуждали!

За спиной раздался шорох и звук шагов. Пётр Аркадьевич резко обернулся. К нему спешил ротмистр Офросимов, временно заменивший отсутствующего Дексбаха. Офицер торопливо заговорил:

— Ваше превосходительство! Звонок телефонный.

— Кто? — порывисто спросил Столыпин. — Михаил Фридрихович?

— Никак нет, ваше превосходительство! Какая-то женщина… Представиться не пожелала. Сказала, что будет разговаривать лично с вами…

— Что это ещё за новости⁈ Ты порядок знаешь, к чёрту таких анонимов!

— Я ей так и ответил, — Офросимов замялся. Он не стал говорить, что принял звонившую за возможную любовницу министра и оттого не прерывал разговора. — Да только она заявила, что должна поговорить об Елене Петровне…

Пётр Аркадьевич переменился в лице. Он едва не бегом бросился к зданию. Роскошные двери со стуком распахнулись и Столыпин взбежал по лестнице, торопясь к своему кабинету. Пётр Аркадьевич ухватил трубку аппарата левой рукой:

— Я вас слушаю!

— Ваша дочь у меня, — раздался тихий женский голос. — Вы подлец! Вы похитили человека, который вам доверился! Остальную часть документов вы не получите!

— Что за вздор⁈ — Столыпин поморщился. Очевидно, какая-то сумасшедшая прознала о постигшем его несчастье.

— Вздор⁈ — женщина фыркнула в трубку. — Вы должны отпустить его немедленно! Клянусь богом, если с ним что-то произойдёт, то вы никогда больше не увидите свою Лену! Никогда! И даже не узнаете, что с ней случилось! Ясно⁈

— Кого отпустить? — Пётр Аркадьевич в недоумении поднял брови.

— Человека, который принёс документы на встречу с вами! На Английской набережной! Теперь понятно⁈

— Я ни с кем не встречался там.

— Перестаньте! Ваша дочь передала вам письмо!

— Я не понимаю. Моя дочь? Лена?

— Нет, — женский голос на мгновение дрогнул. — Ольга. Она должна была передать письмо.

— От кого⁈ — Столыпин потёр бороду в замешательстве. — Я не понимаю, о чём вы говорите!

— Письмо, — повторила женщина. — Вы получили его, но прислали полицию! Вы забрали моего любимого человека! Перестаньте лгать! Я повторяю! Вы должны его отпустить! Прямо сейчас! Если хотите, чтобы Лена вернулась домой. Я не могу долго говорить, — она добавила негромко. — Вы безусловно поняли меня. Ни к чему хитрить. Отпустите его и я верну Лену. Но если вы убьёте его, то её ждёт то же самое. Обещаю!

— Не причиняйте ей вреда! — выдохнул Пётр Аркадьевич. — Я не получал никаких писем! Но я разберусь… Только отпустите мою дочь!

— Отпущу, когда вернёте мне Семёна, — женщина зло фыркнула. — Перестаньте! У меня мало времени. Ваша дочь останется живой, если вы не навредите ему! Но если с ним что-то случилось, то я клянусь, что она умрёт!

В трубке раздался щелчок и гудки. Столыпин ошарашенно уставился за аппарат. Он совершенно не понимал, в чём виноват перед этой женщиной. Какой Семён? Какие письма? Пётр Аркадьевич с сомнением скривился. Возможно, она просто сумасшедшая… Но если нет… Столыпин повернул голову и увидел жену, застывшую за его спиной.

— Лену нашли? — спросила она дрожащим голосом.

— Нет. Скажи, а Олечек у себя?

— Да, — Ольга Борисовна кивнула. — С ней всё хорошо. А что?

— Поговорить с ней нужно. Скажи, Оля, она не отдавала тебе письмо для меня?

— Нет, — жена помотала головой. — А должна была?

— Не знаю, — ответил Столыпин. — Пойдём к ней и всё обсудим. Мне звонили сейчас… Но я не знаю, насколько можно верить сказанному…

* * *

Михеев Клим Александрович, поручик отдельного корпуса жандармов, решительно устал караулить задержанного. Обещанной Ричардом Юльевичем смены не наблюдалось и близко. Клим уже прочитал протокол допроса несколько раз подряд, изнывая от бездействия. Задержанный спал, привязанный к стулу, склонив голову на грудь.

В доме не было никаких продуктов и даже водопровода. Михеева тянуло плюнуть на всё и пойти поужинать в трактир неподалёку. Чем дольше он ожидал, тем сильнее портилось настроение. Неужели Пиранг и думать забыл о нём? Странно… Обычно, Ричард Юльевич — образец дотошной пунктуальности. Клим помялся немного, но всё же решил пройтись. Замок на двери надёжный. Парень крепко связан. Да и вымотался изрядно от допроса. Куда он денется?

Михеев решился. Он тщательно запер двери и калитку. В пяти минутах ходьбы находилась чайная с вывеской «Осетръ». За стеклами витрин виднелась пыльная пальма в кадке. Клим вошёл внутрь. В помещении было тепло и уютно. Поручик устроился неподалёку от стойки, заказав пироги с мясом. Он принялся за еду, но из головы не шёл приказ, и выругавшись себе под нос, Михеев всё же засобирался обратно. Клим торопливо допил чай и заказав два пирога с собой, расплатившись, вышел на улицу.

У явочного дома не оказалось людей. Да, очевидно Пиранг просто запамятовал… Михеев едва не поддался соблазну проверить задержанного и поехать ночевать домой. Мысль о том, что придётся просидеть до утра на стуле, ему совсем не нравилась.

В его отсутствие задержанный очевидно пришёл в себя. Парень лежал посередине комнаты, упав в бесплодной попытке освободиться.

— Сбежать надумал! — хмыкнул поручик, — Вот и лежи теперь, скотина! Не стану я тебя поднимать!

— Какой, нах, сбежать! — проговорил Серёга, осторожно шевеля разбитыми губами. — В уборную мне нужно. Тебя же не дозовешься!

— В уборную… — Клим нахмурился. Ему не хотелось развязывать парня, но он понимал, что всё равно придётся это сделать. Молча кляня Ричарда Юльевича, Михеев заговорил: — Гляди у меня! Попробуешь чего отчебучить — пеняй на себя! Пристрелю, как собаку! Не сомневайся, — и поручик положил правую руку на кобуру с револьвером.

— Ты бы отвязал быстрее, — произнёс Минус. — Я тебя и так ждал! У меня терпение не железное! Не стану я дурить! Я и рук-то не чувствую!

Клим неохотно подошёл. Руки Серёги и вправду покраснели. От рывков задержанного узлы затянулись, и выматерившись в безуспешной попытке их развязать, поручик нашарил в кармане складной нож. Михеев принялся резать прочную верёвку. Нож был тупой и плохо справлялся с возложенной задачей.

Наконец-то путы ослабели и Клим отшатнулся в сторону, доставая револьвер из кобуры:

— Вставай медленно, — проговорил он. — И не вздумай дёргаться!

— Сейчас, — Минус попытался растереть онемевшие кисти. — Обожди, а? Не чувствую я руки.

Поручик молча кивнул, глядя на лежащего. В комнате было темно, лишь от окна падал тусклый свет газового фонаря. Серёга попытался подняться. Он опёрся на стул и Клим напрягся, на мгновение подумав, что задержанный задумал ударить его им. Но Минус отпустил стул, и шатаясь поднялся на ноги. Михеев расслабился. Серёга негромко произнёс:

— Так, вроде порядок. Сейчас попробую шагнуть. Ты только не пальни ненароком!

— Давай, — отозвался поручик. — Иди медленно. Уборная во дворе.

Минус покачнулся, но не упал. Вздрогнувший от движения Клим, успокоенно выдохнул:

— Гляди, не завались! Поднимать не стану!

— Ясно, — Серёга ответил негромко. — Ноги, как палки. Не чувствую вообще.

Поручик нахмурился. Зря Беляев связал парня так крепко. Теперь жди, пока очухается. Минус сделал пару шагов к двери. Клим отворил её, пропуская Серёгу вперёд:

— Медленно! Не беги! Будь уверен — застрелю!

— Не бегу! Только зря не выстрели!

В маленькой прихожей было совсем темно. Минус водил глазами вокруг, но ничего разобрать не смог. Он покорно зашагал вперёд, сопровождаемый Михеевым. Уборная находилась в стороне, слева от входа в здание. У её стены, в тусклом свете фонаря, Серёга разобрал прислоненную метлу и рядом с ней короткую железную лопатку, очевидно угольную.

Минус потянулся отворить дверь и в очередной раз зашатался. Клим уже привык к его неловким движениям и даже не шелохнулся. Серёга дёрнул дверь и удивлённо произнёс:

— Закрыто! Эй, там кто-то есть?

— Кому там быть! — устало бросил поручик. — Вертушка на двери. Да нет, не там. Выше гляди! — он сплюнул под ноги, ругаясь на непонятливость задержанного.

За двором раздался цокот копыт. Клим машинально повернул голову на звук. Правую руку обожгло резкой болью и поручик выронил револьвер наземь. Минус снова взмахнул лопаткой, но промахнулся, и вместо лица, угодил в левое плечо.

— Убью! — выдохнул Михеев, устремляясь вперёд. Он попытался выбить лопатку у Серёги, но правая рука почти не слушалась, и они, сцепившись, повалились наземь. Минус выронил лопатку, ставшую бесполезной на такой дистанции. Он пытался отстранить от себя поручика, но Клим был сильнее, и только раненая рука не позволяла ему задушить Серёгу.

Пальцы Клима скользнули к горлу. Минус, изловчившись, изо всех сил впился зубами в кисть. Поручик приглушённо вскрикнул и попытался правой рукой выдавить Серёге глаз, но пальцы дрожали и не слушались. Минус ударил кулаком по лицу Клима, хоть усталые руки не могли нанести настоящий удар. Он замахнулся снова, и тут под рукой оказался камень. Серёга нащупал его и ударил поручика в лицо.

Захрустели зубы, сломался нос, и Михеев на мгновение отпрянул. Минус ударил снова. Поручик как-то жалобно всхлипнул, но тут скользкий от крови камень выпал из Серёгиной руки.

Они катались по земле, хрипя от напряжения. Минус попытался стиснуть горло Клима, но силы в руках не хватало, чтобы задушить. К счастью Серёги, Михеев не мог полноценно задействовать свою правую руку. Поручик вспомнил о ноже, спрятанном в кармане, и попробовал нашарить его раненой рукой. Минус умудрился высвободиться, воспользовавшись тем, что хватка противника ослабела. Он откатился в сторону и поднимаясь на неверных ногах, заметил, что поручик достал нож и пытается открыть его.

Серёга, озираясь, старался отыскать упавший револьвер, но никак не мог найти. Тут на глаза снова попалась лопата, и Минус потянулся к ней. Поручик не успел подняться на долю секунды. Серёга замахнулся и ударил наотмашь. Потом ещё раз и ещё. Минус бил Клима до тех пор, пока тот не перестал шевелиться.

Сердце колотилось так, что едва не выскакивало из груди. В пересохшем рту был солёный вкус крови. Ещё не веря, что остался жив, Серёга выронил лопатку и ухватился за грудь, пытаясь успокоить бьющееся сердце. Он закашлялся и опомнившись, принялся бродить вокруг, разглядывая землю.

На револьвер он едва не наступил, и обрадовавшись, Минус с огромным удовольствием сжал рукоятку нагана. Он вернулся к мёртвому Климу и обшарив труп, отыскал медный знак с номером и несколько мелких кредитных билетов.

Оставаться на месте было нельзя, но идти в таком виде казалось не менее опасным. Серёга помялся мгновение, собираясь с мыслями, и всё же вышел на улицу. Ещё издалека он заприметил извозчиков, слоняющихся возле экипажей. По этой стороне улицы прохожих встречалось немного, но каждый с интересом глазел на него.

Наконец Минус добрался к трактиру и подошёл к ближайшему вознице:

— На Полтавскую! — проговорил он. — Да поживее!

Хмурый вихрастый мужичок бросил на него хитрый взгляд. Он было хотел отказаться везти такого пассажира, но оглядев костюм Серёги, ещё недавно выглядевший прилично, кивнул головой:

— Рубль двадцать выйдет, больно далёко!

— Годится, — Минус протянул мятую трёшку. — Поехали уже!

— Случилось чего? — произнёс мужичок с любопытством. — Может, городового позвать?

— Случилось… — Серёга фыркнул под нос. — А городового звать ни к чему, — он криво усмехнулся, показав медный жетон. — Сам разберусь.

Заметив значок, извозчик удивлённо поднял брови. Он молча тронул коня, дождавшись пока Минус сядет в старенькую пролётку. До Полтавской и впрямь было неблизко. Преодолели уже большую часть пути, как на пересечении Жуковского и Лиговской, извозчика остановил городовой.

— Документы! — проговорил он, настороженно глядя на избитого пассажира.

— Свои, друг! — выдохнул Серёга, снова показав медный знак. — Паршивый вечер выдался!

Городовой с сомнением посмотрел на знак:

— А что же ты в таком виде?

— Лучше не спрашивай, — Минус помотал головой. — Лизка, дрянь проклятая, уверила, что муж вернётся только к завтрему, а оно вон, как обернулось… И не смейся! — Серёга нахмурился, хоть городовой совсем не собирался смеяться. — Ничего смешного! Мне поутру с начальством объясняться, конём оно всё…

— Не свезло, стало быть! — полицейский усмехнулся. — Нечего по замужним шастать! Вдовые, они надёжнее, — городовой ещё раз усмехнулся и махнул рукой, отпуская пролётку.

Минус перевёл дух. У знакомого дома на Полтавской Серёга отпустил извозчика и только теперь сообразил, что ключей от квартиры у него нет. В окнах было темно. Минус бросил камешек в одно из них, потом ещё раз, но свет не загорелся. Где теперь искать девушек, он не имел ни малейшего понятия. Оставаться на скамейке у подъезда было слишком подозрительно. Рано или поздно, мимо пройдёт патруль.

Серёга скептически скривился, глядя на темноту окон. Квартира, снятая им, находилась на втором этаже четырёхэтажного здания. Никаких деревьев поблизости не росло и взобраться по гладкой поверхности стен не представлялось возможным. Минус хмуро осмотрел запертый замок двери, ведущей в подъезд. Он понимал, что если девушки похитили дочь Столыпина, то были вынуждены съехать отсюда. Но куда? На этот вопрос Серёга не находил ответа.

Решив, что нужно добраться к телефону, Минус неохотно зашагал по улице. В таком виде долго расхаживать не выйдет, но и оставаться никакого проку.

В этом районе не было таксофонов, как на центральных улицах или вокзалах. Серёга прошёл до Калашниковского проспекта, но повернул обратно. На перекрестке стоял городовой. Поглядев влево, Минус свернул на Херсонскую. Здесь прохожих было ещё меньше. Серёга попытался рассмотреть своё лицо в оконных стёклах, но ничего не разобрал. Вдалеке виднелся освещённый трактир, но Минус очень сомневался, что в подобном заведении окажется телефонный аппарат.

Серёга миновал длинный одноэтажный дом, разделённый на две половины, судя по цвету стен, когда возле одной из дверей заприметил большую железную табличку. Он шагнул ближе и в тусклом свете фонаря разобрал вывеску — «Акушерка и оспопрививательница Н. В. Меркушева». Минус помялся немного и протянул руку к молоточку.

Он постучал негромко, затем ещё, но уже сильнее. Наконец одно из окон засветилось и за дверью послышались шаги. К удивлению Серёги, дверь распахнулась и в проёме показалась невысокая женщина лет сорока, с тёмными разметавшимися волосами. Её домашнее платье белело в темноте. На плечи была наброшена шаль.

— Что случилось? — спросила она уверенным голосом, ничуть не смущаясь. Очевидно, в силу своей работы, привыкнув к внеурочным визитерам.

— Добрый вечер! — произнёс Серёга. — Скажите, у вас случайно нет телефона?

— Нет, — женщина покачала головой. — У меня нет возможности оплачивать его.

— А не подскажете, откуда можно позвонить?

— Только с проспекта, — она махнула рукой. — Там в гостинице есть аппарат.

Минус тяжело вздохнул. Он не испытывал ни малейшего желания идти на Калашниковский. Скорее всего, его уже разыскивают за убийство полицейского. Второй городовой может и не купиться на заготовленную байку. Женщина собралась затворить дверь, как со стороны трактира донёсся конский топот и на дороге показались двое патрульных. Они направлялись в сторону Минуса и он, решившись, вдруг выдернул из-за пояса револьвер, другой рукой вмиг зажав женщине рот:

— Крикнешь — застрелю! — тихо проговорил Серёга. — Мне терять нечего! В дом! Быстро!

Женщина попыталась оттолкнуть его, но Минус ткнул ей в лоб стволом нагана:

— Тихо, если хочешь жить! Сейчас зайдём — они проедут и я уйду! Обещаю! Не дури! — он силой втолкнул её внутрь помещения, в полумрак прихожей, притворяя двери ногой.

Загрузка...