К Серёгиной радости, Анечка догадалась отпереть двери комнат заранее, и Петра Аркадьевича встретили две чинно сидящие на диване девушки. При виде отца, Лена бросилась к нему на шею, рыдая, чем напрочь испортила и без того не радужное настроение министра. Он нахмурился, искоса глядя на Минуса так, что у Серёги возникли сомнения в том, что Столыпин всё же сдержит слово.
Пётр Аркадьевич что-то успокаивающе прошептал дочери на ухо, но Лена не унималась. Столыпин встретился взглядом с Аннет, к великому облегчению Минуса, сменившую свою ночную рубашку на изящное тёмно-синее платье. Министр негромко произнёс, обращаясь к француженке:
— Как с вами обращались?
— Достойно, ваше превосходительство, — ответила она с невозмутимым видом. — К нам относились с подобающим уважением. За исключением невозможности покинуть дом, не причинили ни малейших неудобств. У меня нет претензий к этим людям, — Аннет обвела взглядом присутствующих. — Я прошу вас отнестись снисходительно к случившемуся.
Либа чуть не разинула рот. Анечка была удивлена не меньше. Минус с восхищением смотрел на Реми. Такого он уж точно не ожидал. Лена возмущённо уставилась на француженку, но промолчала. Она перевела взгляд на Либу. Рассказывать отцу про угрозы этой наглой девицы, было очень стыдно. Приличные девушки не говорят на подобные темы. Лена зло прищурилась. Наверное, Реми заплатили, чтобы она покрывала похитителей. Достойно обращались! А у самой все руки исцарапаны. Продажная шкура! Лена с презрением отвернулась.
— Я рад это слышать, — Столыпин кивнул головой, обращаясь к Аннет. — Надеюсь, мне не нужно предупреждать, чтобы о произошедшем с вами и моей дочерью, было известно как можно меньшему числу людей? Подобные сплетни могут повредить репутации Елены… и вашей, — добавил он неохотно.
— Разумеется, ваше превосходительство, — Реми сделала такое серьёзное лицо, что Серёга чуть не рассмеялся. — Я умею хранить тайны. Не в моих интересах рассказывать кому-либо.
— Вот и славно, — Пётр Аркадьевич перевёл взгляд на Минуса. — А теперь мы должны отправиться домой.
— Конечно, — Серёга кивнул. — Но я бы попросил дать мне какую-нибудь бумагу. Вроде пропуска. Чтобы меня отпускали, если остановят автомобиль. А то с моими синяками далеко не уедешь.
Столыпин согласился и на белом листе набросал произвольное распоряжение. Предъявителя документа не задерживать и в случае необходимости оказывать содействие. Минус недоверчиво уставился на документ.
Наконец Серёга отвёз Петра Аркадьевича с дочкой обратно в Воздухоплавательный парк, и с замирающим сердцем покатил в сторону Ново-Московского моста. Сидящая рядом Аннет усмехнулась:
— Боишься, да?
— Да, — ответил Минус, — боюсь.
— Ещё бы! — Реми понимающе кивнула. — Я тоже боюсь.
Серёга с недоумением посмотрел на неё.
— Нет, — улыбнулась Реми, — не его превосходительства. Он известен как порядочный человек. У меня есть друг… — добавила она, лукаво поглядев на Минуса. — Он очень ревнив. Я не могу придумать, что ему сказать. Где я провела это время⁈
— А если сочинить, будто ты ездила к какой-то знатной даме, чтобы срочно изготовить платье или что-то другое? Не в Петербурге, а где-то поблизости. Потому и не было тебя. Срочный заказ. Ну, как-то так.
— Пожалуй, так можно, — Реми задумалась. — Только к кому?
— А ты не говори, к кому! — Минус фыркнул. — Ему это знать не положено. Может ты императрице шила неприличное бельё! Тогда тоже бы пришлось ему рассказывать?
— Ой! — засмеялась француженка. — Ты хорошо придумал! Про бельё скажу, а кому — секрет!
— Правильно, — Серёга усмехнулся. — Тем более, что тебе оправдываться не в чем. Ты хранила ему верность.
Реми прыснула от смеха. На глазах выступили слёзы и она утерла их платочком.
— Спасибо, что не стала жаловаться, — Минус проговорил серьёзно. — Мне приятно, что ты так поступила.
— А ты меня не обижал! — Аннет тряхнула рыжими кудрями, задрав нос. — Девушки издевались надо мной, а ты — нет! Ты хорошо ко мне относился. А досталось бы тебе, если бы я стала говорить.
«Бенц» свернул на Измайловский проспект, пересёк мост. Проезжая мимо Ново-Александровского рынка, Серёга остановился у цветочной лавки. Он купил громадный букет красных роз и вручил их оторопевшей Реми.
— Извини, что так вышло, — Минус печально улыбнулся. — Мир? — и он протянул руку.
— А мы с тобой не ссорились! — Аннет пожала протянутую ладонь. — Ты знаешь, куда меня везти?
— На Садовую. Ты же говорила.
— Я забыла, — Реми кивнула головой. — Я покажу, куда именно, — она зарылась лицом в цветы, вдыхая аромат, и засмеялась.
— Что смешного? — Минус улыбнулся. — Может, расскажешь?
— Расскажу! — она сверкнула глазами. — Это самый красивый букет, который мне дарили. Я представила лица твоих подруг, если бы они его видели!
Минус покачал головой, усмехнувшись. Реми проговорила тихонько:
— Благодарю за цветы! Я их очень люблю. Теперь я совсем не сержусь.
Серёга довёз её к четырёхэтажному зданию, с украшенным лепниной фасадом. У одного из подъездов он остановился и Аннет, оглядевшись вокруг, вдруг поцеловала его в щёку.
— До свидания, — произнесла она, улыбаясь. — Я не обижаюсь.
— Спасибо. Всего тебе хорошего!
— Тебе тоже!
Минус подмигнул и тронул «бенц» с места. Он не ожидал, что Реми так поступит. Серёга подумал о том, что дочь Петра Аркадьевича с удовольствием бы отправила его на виселицу только за то, что просидела в комнате пару дней. В этом Минус был уверен. А смешная рыжая француженка оказалась хорошим человеком. Минус на мгновение обернулся. Маленькая фигурка Реми смотрела вслед автомобилю. Серёга вскинул руку в прощальном жесте.
«Бенц» свернул на Забалканский, в сторону Обуховского моста. Реми прижала к себе огромный букет и поправив сумочку, зашагала к двери. Она ещё раз вдохнула аромат роз и улыбнулась.
— Ты, Алексей, не горячись, — фон Коттен закурил папиросу. — На кой чёрт нам этот парень понадобился? Сам посуди, у него за душою уже мертвецов хватает, так это ещё только те, про которых известно. А вдруг кто разберётся в его прошлом? Что тогда? Ведь на нас пятно такое ляжет, что нипочём не отмоешься! Всё охранное отделение с грязью смешают!
Титов холодно усмехнулся:
— А мы для чего? Это кто ещё затеет у нас под носом рыться в биографии сотрудников? Укоротим руки, если будет нужно! — серые глаза блеснули. — В моем прошлом тоже всякого хватает. Киевские треволнения уладим. Ведь ничего особенного. Я на соратников покойного Бронштейна с чистой совестью все убийства оформлю, даже те, которых ещё не было. Этой революционной мрази на виселице самое место. Там ведь только копнуть поглубже и вмиг на заказчиков террора ниточки раскрутим! Не успокоятся ведь, пока Петр Аркадьевич живой. Снова организуют покушение. А нам расследование вести. Уж тогда и снимут обоих, что не углядели. Лучше загодя от террористов избавиться.
— Загодя лучше, не спорю, — фон Коттен задумался, представив собственное разжалование. — Но парень тебе зачем? Из полку своего офицеров перемани! Ведь есть же толковые? У нас и жалование выше, и с выслугой проще. Поговори, Алексей, — добавил он доброжелательно. — Жильё, опять же, у нас бесплатное. Может и согласится кто. А парень энтот, дрянь проклятая, пусть за границу улепетывает. И так статс-секретарь сжалился! Его бы за похищение девицы на Сахалин отправить! Вместе с бабами! А за Михеева в петлю!
— А нас тогда куда? — Титов улыбнулся, но глаза не смеялись. — Кто Пиранга к министру определил? Вы! С кого, стало быть спрос? Нас за этот клубок гадючий, полевым судом судить нужно! Хорошо, что министр скандала не захотел!
— Это да… — фон Коттен нахмурился. Пиранга Столыпину рекомендовал он лично. Осудить Ричарда Юльевича за покушение, не разрушив карьеру начальника, было невозможно. Поэтому довольный Пиранг маялся в камере, арестованный по мелочным придиркам к тратам казённых денег на агентуру ещё несколько лет назад. Беляева с Остапчуком просто выгнали со службы, чему они были несказанно рады. А покойный Михеев, погибший при исполнении, отправился на Волковское кладбище.
Михаил Фридрихович молчал, погружённый в раздумья, пока голос Титова не прервал его:
— Вы меня давно знаете, ваше превосходительство. Я попусту ни за кого просить не стану. В полку, стало быть, сотрудников подобрать? — он усмехнулся недобро. — Белозёрова тогда уговорил, а вышло что? Зарубили кандидатуру! И ладно бы за дело, а то по чистому произволу!
— Так ведь он на жидовке женился! — фон Коттен нахмурился. — Сам лишился возможности у нас работать!
— Да хоть на козе! — Титов фыркнул. — Из него сотрудник толковейший мог бы выйти! Нам дело какое, кого он имеет⁈ Ведь, главное, чтобы ничего не говорил бабе о своей службе! А больше звать некого, — добавил неохотно Алексей. — Совсем некого. Тут загвоздка в чём… — подполковник скривился. — Кабы я на войну с Японией, к примеру, людей собирал, так почти каждого из полка брать можно. Храбрости в бою многим не занимать. Только для нашего дела совсем другая храбрость нужна. Вы это, ваше превосходительство, лучше меня знаете. Ведь зачастую офицер в сражении с лёгкостью на смерть идёт, не дрогнув, а выволочки от начальства боится, хуже чем заяц. Вот таких мне не нужно. Мне люди нужны, чтобы думать умели и не боялись над законом пройти, если для дела понадобится.
— Над законом! — Михаил Фридрихович недовольно поморщился.
— Да, — кивнул подполковник. — Чтобы не тома бумаг писали, а действовали. Нам с вами обмишуриться нельзя, — Алексей испытыюще поглядел на фон Коттена. — Если удастся им революцию устроить, то повесят нас с вами рядом, ваше превосходительство! И семьи наши, будьте уверены, не пожалеют. А потому к закону у меня отношение особое. Мы ловим, а суд отпускает. Или наказание присуждает такое, что смех один! Не дело это. Должны мы с вами всеми силами Отечество оберегать. Другого нету. Вот мы и трудимся по способностям нашим.
Генерал-майор задумался. Он помолчал и неохотно произнёс:
— Погонит нас министр, с идеями твоими… Дался тебе этот Звягинцев… Ты хоть проверку делал? Документы подлинные?
— Разумеется, ваше превосходительство. Мне толковые люди вот так нужны! — Титов приложил к шее ребро ладони. — Ведь задание моё к шуткам не располагает. Можно не воротиться из командировки.
— Отведи Господь! — фон Коттен поморщился. — Только Пётр Аркадьевич добро не даст. Так что зря ты меня уговаривать принялся.
— А если разрешит? — Титов хитро прищурился. — Тогда как?
Михаил Фридрихович покрутил ус:
— Упёртый ты, Алексей. Как что втемяшишь в голову, так не отступишься. Хорошо. Коли Пётр Аркадьевич согласится, то и я препон чинить не стану. Но гляди — ты за него в ответе!
Подполковник кивнул головой и усмехнулся.
В жёлтом свете электролампы лежащие на столе бумаги казались восковыми. Пётр Аркадьевич отложил в сторону очередной лист и задумчиво уставился перед собой. В дверь осторожно постучали. Ольга Борисовна заглянула в кабинет, проговорив негромко:
— Петя, пойдём ужинать.
— Сейчас, — министр рассеянно кивнул. — Ты иди, Оля. Я ещё немного посмотрю документы.
— Ты уже два часа не выходишь, — жена скользнула внутрь, запирая дверь за собой. — Что-то нехорошее, да? Ну скажи, — добавила она. — В отставку тебя спроваживают, как ты и говорил?
— Нет, — Столыпин ответил неохотно. Он настороженно посмотрел на жену, раздумывая о том, стоит ли посвящать её. — Тот человек, который Лену похитил, бумаги передал. Собирались меня в Киеве убить.
— А почему ты ему верить должен? — Ольга Борисовна скривилась при упоминании похитителя.
— Признание подлинное, — Пётр Аркадьевич нахмурился. — Я отчёты начальника Юго-Западного отделения читал. Его рука, без сомнения. По изложенному также сомнений нет. Складно и правдиво. Не думал я про Павла Григорьевича, но без него не обошлось. Хотя не его это затея. Ему место министра пообещали, вот он и расстарался. Только я думаю, не утвердил бы Государь кандидатуру. Больно скандальная. Не по средствам жил генерал.
— Петя! — у Ольги Борисовны ёкнуло сердце. — А что же ты раньше молчал⁈
— Я не предполагал, что именно так выйдет.
— Но ведь знал! — жена фыркнула. — Ведь знал, что покушаться будут! Уйди, родненький! Уйди в отставку! Христом богом прошу! Сошлись на здоровье, на что угодно! Только уйди! Послушай меня хоть раз!
— Не могу, — Столыпин хмуро поглядел на неё. — Ну, как ты не понимаешь, Оля, ведь всё прахом пойдёт! И так чудом от края отпрянули!
— Понимаю я, — ответила она тихонько. — Это ты понимать не хочешь. Убьют ведь, если задумали! Пусть что хочет Государь делает, а ты мне живой нужен! Не могу я так, Петя! — Ольга всхлипнула. — Ведь никакой жизни нет! Только и жду… — она замолчала, махнув рукой.
В кабинете повисла тишина. Ольга Борисовна оперлась рукой на стол и кивнула головой на бумаги:
— Ты говоришь, что убить хотели. А что же не вышло у них? Помешал кто-то? — и она с надеждой уставилась на мужа, хоть и не верила, что он организовал убийство генерала.
— Помешал. Тот, кто Лену похитил. Если не врёт, то он. Похоже, что не врёт.
— А ему это зачем? — спросила Ольга недоверчиво.
— Странный он человек, — нехотя произнёс Столыпин, — но на лжеца не похож. Говорит, что помочь захотел. Может, так и было… — он потёр бороду в замешательстве. — Очень вероятно, что именно так и было. Ведь иначе никакого смысла в его действиях нет.
— А может он думает к тебе в доверие войти? — Ольга задумалась. — А после навредить.
— Вряд ли. Слишком высокого ранга были покойники. Таких чинов, что не станешь стрелять ради спектакля. Его, Оля, за эти убийства приговорить нужно, но не могу. Слово дал — это раз. На добро злом платить — тоже не приучен. Нет, пусть уезжает, как договаривались.
— Уезжает… — жена с любопытством уставилась на него. — Куда же это он собирается?
— Сказал, что не знает ещё. Похоже, что так и есть. Странный он — это верно, но мне кажется, что честный человек. Лену отпустил. А ты бы видела его после допроса Ричарда… Живого места нет. Но не захотел на ней отыграться. Даже жаль, что придётся ему скитаться на чужбине. Не стану я, пожалуй, его в розыск объявлять. Пускай живёт спокойно.
— Если ты думаешь, Петя, что он не врёт, то его отпускать нельзя.
— Как нельзя⁈ — Столыпин удивился. — Ведь я слово дал! Не стану я его нарушать. Нет, Оля, и не проси! Не могу я его арестовать. Нехорошо это.
— Да я не арестовать его прошу! — Ольга всплеснула руками. — Если веришь, что он без корысти действовал, то держать нужно! Возьми его вместо Пиранга! Или, коль по чину не выходит, то в охрану. Поглядишь. Быть может и сгодится. Подумай, Петя! А то тебе опять кого-то подсунут! Дрянь двуличную, вроде Ричарда! Ведь не зря ты ему не доверял! Чуяло сердце! — она дотронулась рукой до мужниного плеча. — Возьми этого. Уж хуже не будет!
— Ни к чему. Да и он не согласится… Денег у него хватает, если я верно оценил. А с убийствами как? Нет, Оля, не выдумывай!
— С убийствами как⁈ — Ольга Борисовна фыркнула. — Никак! Придумай что-нибудь!
— Придумай! — Столыпин нахмурился. — Ангел мой, ты понимаешь, о чём просишь? Ведь в Думе комиссию соберут. Покушение на Государя не раскрытым оставить предлагаешь?
— А ты раскрой! Только на себя! Ведь есть у тебя признание⁈ — она ткнула рукой в бумаги. — Вот и раскрой!
— В бумагах не только обо мне… — неохотно сказал Пётр Аркадьевич. — Готовили они покушение на семью Государя. Если сейчас эти документы на слушаниях представить, то скандала не миновать. Михаила снять придётся. А назначить кого? Потому и решение трудное.
— Можно? — она протянула руку к бумагам. Столыпин был недоволен, но промолчал. Ольга торопливо читала текст и дойдя до конца, возмущённо подняла брови:
— Знаешь, Пётр, это неслыханно! Приговор стало быть для всех⁈ И для наших детей! Нет! — вдруг твёрдо произнесла она. — Пускай Николай кого хочет жалеет! Ты ещё тогда его предупреждал, к чему это приведёт! Не хочет слушать⁈ Его право! А я так жить не могу! Нет, уж Пётр, делай что хочешь, а пора этому положить конец! Хватит!
— Оля, — Столыпин как-то жалобно посмотрел на неё. — Ведь ты понимаешь, что Государь не одобрит. Он не хуже меня знает, кого к ответственности призвать, но ведь нипочём не решится! А без его участия не выйдет! Не позволит Государь расследование до конца довести, понимаешь?
— Понимаю! — её глаза сверкнули. — Но мириться с этим не могу! Хватит мучений Наташи! Ты представляешь, если кого-то из детей убьют⁈ Я не выдержу… — Ольга тряхнула головой. — Ты говоришь, что Государь вмешиваться не любит? И ладно! Не желает Полусахалинского с прочими приструнить? Так стало быть и горевать по нему не станет!
— Оленька! Мы ведь говорили с тобой!
— Говорили! Перестань, Петя! — добавила она тихонько. — Не хочет Император по закону, значит нужно по их методам. Если не желаешь в отставку уходить. Вот скажи мне, получится у тебя убийство генерала замять? Ведь получится⁈
— Да, — неохотно произнёс Пётр Аркадьевич.
— Видишь⁈ — Ольга довольно улыбнулась. — Туда ему и дорога! А к убийце его присмотрись. Не думала, что скажу такое… — она покачала головой. — Пригласи его к нам. Завтра же на обед. У тебя как раз табельный день.
— Не нужно. Ведь никакого проку. Да и не пойдёт он на службу.
— Ты пригласи, Петя, а там видно будет. Если он тебя в Киеве от смерти сберёг, то мне сам Бог велел его поблагодарить. Пригласи, — добавила Ольга Борисовна. — Вместе с ним потолкуем. Глядишь, что и придумаем.
— Хорошо, — Столыпин хмуро кивнул. — Если хочешь, то приглашу. Только безрассудно это, Олечка. Всю репутацию испортим.
— Ничего, — она махнула рукой. — Мне важно вдовой не стать, а остальное переживу.
Пётр Аркадьевич тяжело вздохнул и убрав документы в сейф, зашагал в столовую. Идея жены ему не нравилась совсем, но ещё раз поговорить с тем парнем, стало любопытно.