— Говорил я тебе, Александр Степанович, чтобы невзирая на чин, самолично по адресам отправился? А теперь ищи-свищи эту девицу!
— Найдём, — смущённо кивнул коллежский ассесор. — В розыск объявим. У неё документов нет. Несовершеннолетняя ещё. Куда ей деваться? Отыщем.
— Отыщем, — слишком охотно согласился Ковригин. — Ясно, как божий день. Да только какую? Живую али мёртвую? Прошляпил ты, Саша, — подполковник вздохнул. — Она же единственная, кто могла на след вывести. Ведь её подруги ходили туда. Сам же говорил, право слово…
— Да, — неохотно ответил Дегтярёв. — Опросил я тогда на курсах преподавательниц. С кем общалась, чем интересовалась. Две девушки с ней дружили, а теперь не являются на занятия. Жидовки, как и она. Данные есть, да не так, чтобы очень. Вид на жительство в Киеве по фальшивому адресу состряпали. По месту прежней регистрации, в Одессе, запрос в местное управление послал. Ответ пришёл — дескать выехали. У одной семья осталась, околоточный опрашивать приходил, так сказали, что не общаются с дочкою. Поссорились якобы и уехала с концами. А родители другой заявили, что их девочке наследство серьёзное досталось. Очень крупная сумма, — Александр Степанович уважительно кивнул головой, — да какие-то подлые люди окрутили девицу и сманили за собою. Переживают за неё…
— Чего же в розыск не объявили, раз переживают? — Ковригин с сомнением уставился на подчинённого.
— Совершеннолетняя она, — пожал плечами Дегтярёв. — Не на цепи же её держать.
— И большая сумма?
— Судя по показаниям, тысяч около двухсот.
— Сколько⁈ — подполковник распахнул глаза. — Хорошо жиды устроились…
— Уж не бедствуют, — коллежский ассесор хмыкнул. — Я местных попросил разнюхать хоть что-то по связям ихним. Может, какая ниточка и всплывёт. Со дня на день жду известий.
— Всплывёт… — Ковригин хмыкнул. — Кабы в Днепре не всплыла наследница этакая. Больно долго мается с деньгами… Ежели кто глаз на такую положил, то уж не отступится. Двести тысяч! — подполковник фыркнул. — Узнавал ты, в чём они у неё? Имения, вклады или наличностью? Может, с этой стороны подойти к розыску вернее будет.
— Узнавал, насколько смог, разумеется. Мутная история. Родители показывают, что по завещанию она пятьдесят тысяч получила. Банковский вклад в «Первом кредитном». Да прежде дед ей наличность передал. Ещё пятьдесят, как она им сказала. Но мать думает, что втрое больше. Я запросил «Первый кредитный» по вкладу на имя Либы Бихлер. Ответ пришёл. Деньги сняты тридцатого августа в одном из Киевских отделений, — при этих словах подполковник заинтересовался. Дегтярёв продолжал говорить. — Тогда я запросы дал по банковским домам. Сами знаете, что не все сообщают, но попытаться стоило. Пришли два ответа — из «Столичного капитала » и «Банкирского дома Коэна». И в одном и во втором были вклады на её имя, по тридцать тысяч. Обналичены двадцать восьмого августа.
— Тогда точно всплывёт… — кивнул Ковригин. — Пусть нам сообщают во всех случаях обнаружения неопознанных женских трупов. Думаю я, что наследницу эту искать живой бесполезно. Кто-то руки нагрел отменно… С кем уехала в Киев она? Данные есть?
— Есть. Местные установили. Звягинцев Семён Петрович, год рождения одна тысяча восемьсот девяносто второй, и женщина, Бондаренко Анна Александровна, прежде учительницей трудилась.
— Выучила, стало быть, — подполковник усмехнулся. — В связях с революционерами кто-то из девушек был замечен ранее?
— Нет, — Дегтярёв задумался. — По нашему ведомству чисто.
— Вот как? Кстати, Александр Степанович, ты распоряжение насчёт автомобилей передал?
— Передал. Только бессмысленно это. Модель мотора неизвестна. Цвет и тот с вопросом. Не то серый, не то чёрный. Номер само собой никто не записал.
— Это понятно. Бесхозных моторов на городских улицах обнаружено не было?
— Якобы нет, — Дегтярёв покачал головой. — Да и как понять, бесхозный или владелец имеется? Может, поставил кто, а сам уехал временно. Их-то в глуши не бросают, всё больше в центре города. Это же не экипаж, за лошадками глядеть не нужно. Вот и ставят где ни попадя.
— Значит нужно каждого владельца обойти. Хлопотно, но надёжно. Только нашим поручение дай, а не городовым. Те такого наворотят, что не разгрести после.
— Хорошо, Дмитрий Юрьевич.
— Свидетелей по делу Родионовой так и обнаружено?
— Нет, — неохотно ответил Дегтярёв. — Ни единого. Вышла из дому и не вернулась.
— Что с убийствами в городе?
— Отчёт ежедневно требую. Немало, разумеется. Но таких, чтобы с пальбой, за сутки только одно происшествие. Трое убитых и один ранен.
— Ого! — подполковник заинтересовался. — Налёт?
— Нет. Уличная драка на Караваевской. Бабу какую-то не поделили.
— Умом тронулись… — Ковригин махнул рукой. — Из-за бабы на висельное дело! Жалеют сейчас, небось, в камерах-то.
— Не задержаны, — Александр Степанович порылся в бумагах. — В розыск двоих объявили.
— Ясно. А к родителям этой Фидлер лично отправляйся! Как хочешь, но разыщи! Шкуру с нас спустят за такую работу!
Дегтярёв молча кивнул. Он запер документы в стол и принялся собираться.
Потрёпанный старый «бенц» замер на длинной аллее Воздухоплавательного парка и Минус прислушался к размеренному шуму двигателя.
— Не глуши, — проговорил он, обращаясь к сидящей за рулём Либе. — Будь очень осторожна. Если встреча снова окажется ловушкой, то рули в сторону Цветочного поста, а потом уходи на Заставскую.
— Счас! — она фыркнула. — Ещё чего! У меня теперь есть аргументы, как ты говоришь, — Либа кивнула головой на К6. — Уж тебя не брошу. И не проси. Сам знаешь, что не послушаюсь! А вот и они… — добавила она совсем другим тоном, глядя вперёд.
Напротив, на противоположном конце расчищенной дорожки, остановился большой автомобиль, тёмно-серого цвета, с откинутым верхом. В нём Минус разглядел троих мужчин в штатском. С такого расстояния лиц было не разобрать. Серёга на мгновение обнял Либу и медленно направился в сторону прибывших.
Из автомобиля вышел человек в тёмном костюме, с окладистой бородой, и зашагал навстречу. Столыпин, или человек, загримированный под него, двигался уверенно и нетерпеливо. Минус переложил тонкую бумажную папку из правой руки в левую. Он волновался. Оговоренное место встречи виднелось в стороне, немного правее, примерно на половине дороги. Резная беседка, выкрашенная белой краской, в окружении по-осеннему голых деревьев.
Серёга окинул взглядом пустынное лётное поле и покосился в сторону казарм. Человек, идущий навстречу, быстро приближался. Минус прибавил шагу. Он посмотрел на лицо мужчины и опознал в нём Петра Аркадьевича. Нет, это именно тот человек, который находился в театре. Серёга немного успокоился. Столыпин остановился в двух шагах. Он бросил быстрый взгляд на папку в Серёгиной руке, словно опасаясь увидеть оружие. Минус замер напротив, оценивающе глядя на министра.
— Здравствуйте, Пётр Аркадьевич! — произнёс он негромко. — Не беспокойтесь. Это просто документы.
— Кто их передать поручил? — хмуро ответил Столыпин.
— Это моя идея, — усмехнулся Минус. — Если бы знал, как выйдет, выбросил и не морочил бы голову. Знаю ведь, что инициатива наказуема, так сказать, но не удержался. Забирайте, — он медленно протянул папку. — Мне это всё равно ни к чему.
Министр нехотя принял бумаги. Он прищурился, вглядываясь в лицо Серёги, и проговорил:
— История складная, но не в этом суть. Чего вы требуете от меня за то, что отпустите Лену?
— История! — Минус фыркнул. — Я за эту историю башку подставлял! Надо было дать тебя шлёпнуть этому идиоту! Мне какое дело! Слушать тут сомнения вместо благодарности! Забирай признание и делай что хочешь!
— Что с моей дочерью?
— Всё нормально, — буркнул Серёга. — Уж точно лучше, чем я.
Столыпин нахмурился. Минус неохотно заговорил:
— С ней всё хорошо. Никто ей ничего не сделал. Абсолютно ничего, — он помотал головой. — Я хочу её вернуть.
— В обмен на что?
— Вы меня не поняли. Я не планировал её похищение. Скажем так, есть женщины, которым я не безразличен, и узнав, что со мной произошло, они украли её. Нехорошо вышло, но уж как есть, — Серёга развёл руками. — Я предлагаю вернуть вам дочь, но вы не предъявите моим знакомым девушкам обвинений и дадите возможность уехать.
— А вам? — Пётр Аркадьевич с интересом уставился на него.
— И мне, куда уж без меня, — Минус улыбнулся. — Они всё равно не уедут, если я здесь останусь. Мне неприятно торговаться, но подставить своих я не могу. И так влезли по самые уши.
— Согласен, — кивнул головой министр. — Но мне нужны доказательства, что с Леной всё в порядке. Я хочу поговорить с ней по телефону.
— Вы не поняли меня, Пётр Аркадьевич. Я не хочу прикрываться ею. Противно. Я предлагаю отпустить Лену в обмен на ваше слово. Надеюсь, что оно чего-то стоит. Была бы у меня морда не такая приметная, я бы её уже отпустил и уехал, не повидавшись с вами. Пообещайте, что не будете пытаться нас арестовать или убить, и я её отпущу.
— Вы странный человек, — Столыпин удивился не на шутку. — Почему это вы решили, что можете доверять мне? А если я пообещаю, а после передумаю? Ведь у вас никаких гарантий.
— Конечно, странный, — Серёга усмехнулся. — Какой бы нормальный в это дело полез⁈ Я всегда знал, если что делать для государственной пользы, то выходит себе в убыток. Но и мимо пройти не получилось. А гарантии… Гарантий и вправду нет. Но держать вашу дочь в заложницах не собираюсь. Я говорил с Алексеем по телефону и верю, что адъютант завладел письмом по собственной воле. Я не держу зла за то, что случилось, и хотел бы чтобы и вы не держали его на меня.
— За вами убийство сотрудника охранного отделения. Вы хотите, чтобы расследование дела было прекращено?
— Он сам напросился, — Минус пожал плечами. — Уж лучше он, чем я. Я скажу, чего хочу — мне нужно время, чтобы уехать навсегда. А потом делайте, что посчитаете нужным. Можете закрыть, а можете меня в розыск объявить. Это на ваше усмотрение. Мне на этого Михеева, что меня караулил, вообще плевать. Меня больше Киевские дела интересуют. Кулябко или Курлов, к примеру, да люди их. Вот эти дела я бы попросил придержать. В конце концов, я не для себя старался.
— А Спиридович?
— Не я, — Минус мотнул головой. — Я в театре был, а стреляли с дома напротив. Не знаю, кто, — соврал Серёга, — но это не моё дело.
— А в театр зачем пошли?
— Признание отдать хотел, но подходить не стал. Не было возможности. Всё на виду. И реакцию вашу не знал. Вдруг, думаю, отдам, а меня под арест. Решил, что после передам.
— А кто вам о покушении рассказал? — Столыпин испытыюще поглядел на него.
— Знакомый мой. Убили его. Я знал только кто стрелять будет и в какой день, а больше ничего. Потом уже копать начал.
— А в охранное отчего сразу не пошли?
— Ясно же, что если в театр пройдёт, то кто-то из охраны заодно. А кто именно не знал. Вот и не рискнул. Впрочем, какая теперь разница, — Минус махнул рукой.
— Есть разница, — Пётр Аркадьевич задумался. — А зачем же вы решили мне помочь? Ведь всем известно, что я изверг ещё тот. Вешаю людей без счёта… Зачем же спасать?
— Мой знакомый сказал, что вы можете предотвратить войну с Германией, а вот если убьют, то она начнётся обязательно. Я не знаю, так ли это, но решил вмешаться.
— Если бы… — хмуро произнёс Столыпин. — Но ваш знакомый очень разумный человек. Откуда он знал о покушении?
— Не успел спросить, — соврал Минус, — не до того было. А потом уже поздно.
Пётр Аркадьевич замер, раздумывая. Он ещё раз поглядел на Серёгу и проговорил:
— Хорошо. Я даю вам слово, что моё ведомство сейчас не станет вас преследовать. Вы вольны уехать из России. Что касается розыска впоследствии, то не имею возможности обещать.
— Сколько у меня времени?
— А сколько нужно? Вы ведь, я так понимаю, давно определились, куда направитесь? — Столыпин прищурился.
— Нет, — Минус покачал головой. — Я никуда не собирался. Мне здесь нравится. Не знаю, куда поехать. Но я что-нибудь придумаю. Можно мне хотя бы пару недель? Вид у меня сейчас аховый для зарубежных поездок.
— Можно, — Пётр Аркадьевич кивнул. — У вас три недели. Я прошу известить, когда вы покинете Россию. А до того момента я даю слово, что вы можете спокойно чувствовать себя.
— И девушки, которые помогают мне?
— Разумеется.
— Договорились, — Минус протянул руку.
Столыпин всё же пожал её. Он вопросительно взглянул на Серёгу:
— Когда вы сможете отпустить Лену?
— Хоть сейчас. Можем прямо сейчас поехать и вы её заберёте. Так будет правильно.
— Я согласен, — произнёс Пётр Аркадьевич недоверчиво. — В вашем моторе или в моём?
— Лучше в моём. А то она в вашем не поедет, — Минус кивнул головой в сторону Либы. — Но там лишь четыре места. Из сопровождающих можем взять только одного.
— Кого? — внезапно спросил Столыпин.
— Я откуда знаю? — Серёга пожал плечами. — Мне без разницы.
Пётр Аркадьевич махнул рукой, подзывая к себе мужчин, ожидающих в машине.
— Не подумал я, — проговорил Минус. — Ведь обратно двух женщин везти. Придётся или никого не брать, или ехать двумя машинами. Ваши сопровождающие точно меня не сдадут? Что-то мне лишний раз их проверять не хочется.
Столыпин задумчиво посмотрел на идущих к нему полицейских.
— Трудно ручаться за других, — произнёс он негромко. — Будь по-вашему. Я еду с вами на вашем моторе. Сейчас прикажу людям ожидать меня здесь.
Фон Коттен молча кивнул головой, выслушав министра. Ротмистр Офросимов бросил злой взгляд на Минуса и едва не вытащил револьвер из кобуры. Серёга не сводил с него глаз. Правый карман пиджака оттягивал люгер, но Минус надеялся, что всё пройдёт благополучно.
Серёга едва успевал за размашистым шагом Столыпина. Он увидел округлившиеся от удивления глаза Либы и усмехнулся про себя, но вспомнив про К6, заговорил:
— В машине оружие, но это просто для страховки.
Пётр Аркадьевич промолчал. Он разместился на переднем сиденье и Либа недовольно уступила Серёге водительское кресло, демонстративно забрав с собой пистолет-пулемет. Столыпин с интересом покосился на К6.
— Хорошая штука получилась, — произнёс Минус, трогаясь с места. — Я бы хотел изготовить ещё один такой и передать кому-нибудь, чтобы на вооружение приняли.
— Это не так просто, — ответил министр. — Ведь, я так понимаю, вы сделали копию. Какая страна выпускает его? Никогда такого не встречал.
— Наша, — Серёга усмехнулся, глядя на удивление Столыпина. — Но их только два. Это моё изобретение. Таких пистолетов-пулеметов нигде больше нет. Вот я и хотел, чтобы мы первые приняли на вооружение. На случай войны — отличная вещь. Хоть при штурме, хоть в обороне.
— Он стреляет очередью?
— Да, — кивнул Минус. — Можно очередью, можно одиночным огнём. Магазин на двадцать четыре патрона. Боеприпас девять на девятнадцать. Ну и глушитель, но это если для диверсантов. Куда мне только его отправить, чтобы на полку не положили? Пока у противников такого нет, но ведь рано или поздно сделают подобное. Надо, чтобы у нас раньше в серию пошёл.
— Пожалуй, что нужно, — Пётр Аркадьевич заинтересовался. — Но быстро принять на вооружение не очень лёгкая задача. Только Государь Император может значительно ускорить процесс. Это ведь действительно ваше изобретение?
— Да, моё.
— Загвоздка выходит. Государю образец преподнести нетрудно, но вот как дальше быть? Ведь поинтересуется он, кто таков изобретатель, и что говорить?
— Кого-то другого выдать за изобретателя, — Минус пожал плечами. — Не знаю.
— Я подумаю, — Столыпин наклонил голову. — А вы чем занимаетесь? Быть может, у вас ещё проекты какие-то имеются?
— Нет, — спокойно ответил Серёга. — Только миномёт. Но он уже в Михайловской академии. Если не забросят, то может и примут на вооружение. Опытные стрельбы, говорят, уже были.
— Были, — Пётр Аркадьевич изумлённо поднял брови. — Наслышан я. Прения в ГАУ нешуточные. Его Высочество Николай Николаевич срочно затребовал ваш миномёт для конной артиллерии. А бюджет сверстан. Но он настоял и пришлось изыскать средства. Производство налаживается в столице.
— Это хорошо, — Минус свернул на Заставскую. — Главное, сделать массово. Мины и пороха тоже. В случае войны выручит серьёзно. Вещь недорогая, но эффективная.
— Вот и Николай Николаевич так же мыслит. У нас с ним политические взгляды разнятся, но касаемо военных действий он компетентен, этого не отнять. Стало быть действительно полезное изобретение. А ведь заминка вышла с награждением. Изобретателя отыскать не смогли.
— Я неверный адрес оставил, — неохотно ответил Серёга. — Мне награды были неинтересны. Главное, чтобы оружие приняли.
Столыпин удивлённо покачал головой, но ничего не сказал. Наконец показался семьдесят восьмой номер и Минус остановил «бенц», заглушив мотор.