Позывной «Минус» 2

Глава 30

Переправа через узенький мост. Первой проходит пехотная колонна. Часовые с недоумением глядят на двоих всадников. Один из них было открывает рот, чтобы потребовать документы, но тут Либа ослепительно улыбается и машет рукой, поздравляя героических воинов с победой. Она что-то выкрикивает без умолку и молодые солдаты, приосанившись, кланяются в ответ и машут руками. Кони беспрепятственно минуют мост. Либа ухмыляется. Барщевский ошарашенно произнёс:

— А ведь мы не корреспонденты. Только повязки и всё… Нас в списках нет. Они должны были задержать…

— Поздно! — Либа фыркнула. — Задержать! Ещё чего!

Она весело насвистывала под нос, несмотря на ледяной ветер. На куртку, немного выше повязки, Либа приколола маленький российский флаг, и все встреченные солдаты приветствовали проезжающих. Даже Семён постепенно расслабился и с достоинством кивал в ответ.

И без того хмурый осенний день перешёл в вечер, а уцелевших селений не встречалось. Только мрачная топь раскисших дорог с глубокими промоинами и ветер без устали бьющий в лицо. Наконец показалась ещё одна деревня над которой курился дымок пожарища.

— Устала, — тряхнула головой Либа. — И кони уже еле плетутся. Заночуем здесь. Выберем дом поцелее.

Ночевать в безлюдье Барщевскому не улыбалось, но он тоже до крайности вымотался. В небольшом доме, стоящем на отшибе, уцелели стены, но запах гари не давал покоя. Лучшего варианта не было. Разместиться посреди грязевого поля желания не возникало, и крепко привязав лошадей, они устроились на ночлег.

Над маленьким костром вскипел медный чайник и Либа налила кипяток в железные кружки. Что-то мелькнуло в окружающей тьме и раздался совиный крик. Либа едва не уронила чайник на себя.

— Это просто сова, — торопливо сказал Семён. — Не бойся.

— Я не боюсь, — соврала девушка. — Я просто не ожидала.

— И правильно, — лукаво ответил корреспондент. — В этих краях нужно бояться людей. Слышала о зверствах башибузуков?

Либа молча кивнула. Барщевский уже пожалел, что сказал о них. Рассказы о бандах ходили самые противоречивые и ужасные. Либа, ещё немного помолчав, расстегнула рюкзак и запустила туда руку:

— Ты стрелять умеешь? — проговорила она, доставая оружие. Корреспондент не отводил взгляда, забыв ответить на вопрос.

К6 со сменными магазинами лёг на клетчатый плед, следом за ним «люгер», потом ещё один. Бумажные пачки патронов и наконец несколько гранат. Барщевский кивнул головой на них:

— Это бомбы такие?

— Да, — Либа ничуть не смутилась. — Ты не переживай, — добавила она, поглядев, как Семён растерялся. — Запалы отдельно лежат. Мне Сеня голову оторвёт, если узнает, что я их у него стащила! Но ведь без них тут страшно!

— И ты их везла с собой через две границы?

— Конечно, а что тут такого? Нас всё равно не проверяли.

Корреспондент тяжело вздохнул. Он уже не хотел репортажа. Он хотел только довезти эту сумасшедшую к Семёну и вручить под его ответственность. Барщевский и подумать не мог, что в женских вещах окажется целый арсенал.

— Чего молчишь? — спросила она снова. — Вот, держи! — Либа протянула «люгер» и два магазина. — Ты должен меня охранять. Я не смогу не спать всю ночь.

Она показала как обращаться с пистолетом, выпила чай, и подобрав ноги, закуталась в одеяло. Семён почесал затылок, представив себя в болгарской или румынской тюрьме. А ведь могут и за революционеров принять…

Барщевский не спал почти до утра. Чувствуя, что вот-вот заснёт, он разбудил Либу и наконец-то расслабился. Либа подбросила в огонь обгорелые поленья и протянула руки, греясь у костра. Лёжа на земле, она промёрзла насквозь.

То здесь, то там стали попадаться целые караваны повозок, увязшие в топях. Старики и подростки, правившие ими, не имели сил вытащить из трясины гружёные телеги. Возницы вежливо приветствовали проезжающих, с любопытством глядя на Либу. К6 от греха подальше был снова спрятан в ранец, хоть солдаты не встречались на пути.

Какой-то маленький городок, опустевший и вымерший. Только собаки бродят по нему. Людей ни души. Дальше разбитая возами дорога. Лошади выходят на неё и Либа ойкает.

Повсюду, едва хватает взгляда, трупы… Люди и кони, вздутые и потемневшие, застывшие в самых различных позах. Обломки телег, снарядные ящики, брошенные орудия… Тяжёлый дух заставляет лошадей фыркать и пятиться. Барщевский крестится. Либа нерешительно трогает мерина с места. Тот, осторожно переставляя ноги, движется вперёд, избегая тел.

Множество трупов разбросано кругом, большей частью в шинелях без опознавательных знаков. У некоторых спущены или расстегнуты штаны, и Либа смущается, глядя на обнажённые мужские тела. От этой жуткой картины ей становится не по себе, и она оборачивается к Барщевскому:

— Зачем с ними так поступать? Я не понимаю.

Корреспондент бледен, но отвечает без раздумий:

— Я думаю, что искали своих… Болгары выиграли бой и собирали хоронить тела. А тех, в ком сомневались, проверяли. Ведь магометане…

— Обрезаны, — понимающе кивнула Либа. — Вот в чём дело, а я думала, что просто издевались над трупами.

Дорога уходит вдаль, но трупы не заканчиваются. По обе стороны от неё линии окопов. Либа хмурится и мотает головой. От запаха делается дурно. Слева, в глубокой дождевой промоине, несколько псов грызут тело. При приближении всадников, они и не думают убегать. Ближайший пёс, низкорослый, покрытый свалявшейся шерстью, неохотно отрывается от пира и скалит зубы. Либа тянется за «люгером» во внутренний карман куртки. От волнения она не попадает в собаку, но не успел отгреметь первый выстрел, как псы вмиг разбегаются. Либа стреляет ещё раз вдогонку. Барщевский покачал головой:

— Зря. Выстрелы далеко слышно.

Либа молча кивнула. Она знала, что поступила глупо, но глядеть на это было свыше её сил. Либа сразу подумала, что и её Сеня может лежать вот так. Война, казавшаяся в Киеве далёким и заманчивым приключением, открылась перед ней совсем с другой стороны. Обгрызенная рука, с лохмотьями мяса, торчала вверх, словно застывшая в мрачном приветствии. Либу чуть не стошнило. Она отвернулась, хоть с другой стороны дороги картины были не лучше, и тронула коня вперёд.

Наконец трупы стали попадаться всё реже, потом и вовсе пропали. Только разбитые вдребезги повозки встречались на пути. Целые россыпи патронов тускло блестели в заходящих солнечных лучах. Остановиться на ночь здесь Либе не приходило в голову. Они мерно продолжали ехать по дороге и уже в темноте впереди показались огоньки Лозенграда.

На въезде в город, подле белого блокгауза, стояли часовые из ополчения. При виде всадников, они схватились за винтовки, но услышав русский говор, опустили оружие.

— Подскажите, где здесь можно найти Испытательный полк? — спросила Либа негромко.

— Руснаците не са тук. Те са под Бунар-Хисар. Но там се водят битки. Не можете да отидете при тях, — проговорил молодой паренёк, лет шестнадцати, неловко держа древнюю винтовку Дрейзе.

Видя, что Либа не очень-то поняла сказанное, паренёк вбежал в блокгауз, и вернулся в сопровождении старика, одетого в заштопанную шинель и потёртые опанки. При виде русского флага на Либином рукаве, старик широко улыбнулся беззубым ртом:

— Здравствуйте! — приветствовал он без малейшего акцента. — Христо сказал, что вы не понимаете по-нашему. Вы ищете русский полк? Они там, — старик взмахнул рукой, указывая на восток. — Бьются с турками под Бунар-Гиссаром. Страшные бои, говорят. Вы корреспонденты, да?

— Да, — сразу ответил Барщевский. — Корреспонденты. Из Киева.

— Славный город, — кивнул ополченец. — Но вам к полку нельзя. Оставайтесь в Лозенграде. Вас всё равно не пропустят по шоссе, пока идут бои.

— Но там мой муж… — Либа скривилась. — Я хочу добраться к нему.

— Нельзя, внучка, — старик тряхнул головой. — Никто не возьмётся вас проводить туда. Свежие войска турок пришли. Трудно там нашим. Очень трудно.

Либа закусила губу. Ополченец тихо добавил:

— До утра всё равно ехать на коне нельзя. Ноги переломает. Вам надо остановиться в городе. Только гостиниц свободных нет. Повсюду войска. Вам нужно к коменданту города, чтобы устроил вас на ночлег.

Барщевский замялся, но Либа уже проговорила:

— Он ведь занятой человек. Ему и без нас проблем хватает. Сами найдём.

Она кивнула головой, прощаясь со стариком, и двинулась дальше. Семён хотел проехать следом, но ополченец задержал его:

— У полицейской стражи хорошие конюшни. Поставьте туда лошадей, а уж для себя комнату отыщете.

Корреспондент поблагодарил его, и подстёгивая коня, поспешил догонять Либу.

— Не нравится мне это, — проговорил негромко Серёга, обращаясь к Кондратьеву. — На кого наступаем — неизвестно.

Полковник хмуро кивнул. Он глядел в бинокль на турецкие позиции и не ожидал от этого боя ничего хорошего. С самого утра 5-я дивизия получила приказ двигаться на Бунар-Гиссар и занять его. Севернее дороги сосредоточилась резервная бригада, а прямо на восток шло наступление, пытаясь сбить турок с занятых позиций.

Местность на участке Серёги оставляла желать лучшего. Склоны, глубокие промоины, окопы. Пробиться здесь к городу было сложно. Справа, пятый полк болгар, бестолково поднятый в атаку, потерял уйму людей под ураганным огнём шрапнели. Первая рота осталась в резерве. Минус втолковывал Петелину, Свиридову и Прохорову, свою задумку:

— Атакуем шестью броневиками. Грузить в них штурмовиков под завязку, лишь бы доехали. Вот этот открытый кусок надо проскочить как можно быстрее, чтобы не угодить под арту. Доезжают к первой линии и сбрасывают десант им прямо на голову. Остальным придётся бежать за бронёй. Надо занять окопы, иначе тут все ляжем. Поле у них пристрелено. Потом выбиваем их со склона. У нас должно выйти.

Ротные кивнули. Арта уже молотила без умолку, но шесть лёгких орудий не могли разобрать позиции. В ответ полетели тяжёлые снаряды, взметая клубы огня и дыма. Миномёты открыли огонь по туркам, и броневики, ревя моторами, ринулись через поле. Грохот разрывов нарастал, и если тяжёлые орудия пытались добраться до полковой батареи, то скорострельные пушки палили по наступающим.

Облака шрапнели сыпались на поле и то и дело фигурки людей падали под ними. С броневиков ударили пулемёты, заставляя турок не высовываться из окопов, но сверху, со склонов, противник вел плотный ружейный огонь, стараясь выбить пехоту. Броневики добрались к змеящейся линии и штурмовики споро посыпались из них. Миномёты лупили по склонам.

Миша Петелин, ошалевший от грохота, пытался командовать людьми. Здесь первая линия турок дрогнула, не выдержав приближения железных коробок, и короткими перебежками бросилась через ручей. Миномёты перенесли огонь на отступающих и туркам пришлось несладко. Теперь лёгкие орудия турок смолкли, опасаясь угодить по своим, но тут Свиридов, командир второй роты, поднял её в атаку вверх по склону. В ответ грянул винтовочный огонь. Длинной ровной строчкой ударил пулемёт. Петелин, ругая про себя Свиридова, поднял своих людей ему в помощь, отвлекая турок.

Атака захлёбывалась. Четвёртая рота выбила противника с нескольких позиций и залегла. Вторая достигла гребня. Несмотря на потери, у них вышло удачнее. Был убит пулемётный расчёт противника и занята его позиция. По обороняющимся в складках местности туркам полетели гранаты. Длинный язык пламени угодил в блиндаж, выжигая спрятавшихся. Третья рота пробилась вдоль ручья, рассеяв вражеских стрелков.

Две штурмовые группы первой роты споро грузились в оставшиеся броневики. Пулемётные команды на своих повозках готовились двинуться следом. Миномётчики меняли позиции. Но арта противника не дремала. Из трех полковых орудий, поддерживающих батальон, уцелело одно. Подавив батарею, турки перенесли огонь на поле, и очередной снаряд угодил в первый из броневиков.

Тонкая броня ничем не могла помочь экипажу. Грузовик вспыхнул факелом и из него выскочил водитель, пытаясь сбить с себя пламя. Снаряд попал прямиком в крышу, похоронив разом пулемётный расчёт и штурмовую группу. Сноп пламени взметнулся вверх. Взорвались ранцы огнемётчиков.

Минус оказался в уцелевшем броневике. Опасное место было преодолено. Снизу, под склоном, тяжёлые орудия противника уже были неопасны для техники. С обратного ската турков выбили уже легче, да они и не цеплялись так стойко, отступив в сторону Бунар-Гиссара. Батальон занял позиции и принялся готовиться к обороне под редким орудийным огнём.

Серёга глядел на трупы вражеских пулемётчиков, оказавшихся немцами. Вся пулемётная команда носила мундиры германской армии. В плен из них не попал никто, но раненый турецкий пехотный майор, бин-баша, был захвачен ротой Свиридова. Допросить его, не имея переводчика, не представлялось возможным, и потому он был отправлен в штаб.

5-я дивизия положила слишком много людей, не достигнув практических успехов. Под серией атак турки отошли к городу, но и только. Наступление выдохлось. Первый батальон Испытательного полка потерял два броневика, миномётный расчёт, сотню человек ранеными и тридцать шесть убитыми. Но орудия уцелели, да к тому же были захвачены четыре турецких, с запасом снарядов.

В болгарских полках с потерями было намного хуже. Храбро атакуя густыми цепями, они напрасно тратили мотивированную пехоту. В ночь турки оставили Бунар-Гиссар и отошли. 5-я дивизия заняла его, готовясь отражать османов. Стало известно, что три дивизии десятого корпуса находятся напротив. Генерал Христов срочно просил подкрепление, но оно запаздывало. Встречать атаку турок придётся своими силами.

Следующий день прошёл в вялой ружейной перестрелке. Испытательный полк окапывался на холмах восточнее реки Иенно-дере. Только снайперы на протяжении дня выбивали зазевавшихся вражеских солдат. Броневикам тут места не нашлось, и оттого с них сняли пулемёты, сделав дополнительные огневые точки. К счастью для всех, взятый в плен майор оказался крайне полезным. Сведения, полученные от него, заставили отменить наступление, и вся 5-я дивизия перешла к обороне.

С раннего утра турецкая артиллерия ровняла Бунар-Гиссар с землёй и под атакой превосходящих сил, болгары вынуждены были оставить город, откатившись на высоты.

На участке Минуса было очень жарко. Турки уже несколько раз за утро пытались штурмовать холмы. Боеприпасов к миномётам было очень мало. Обозы отстали ещё перед Лозенградом и приходилось экономить БК до предела. Вся оборона держалась на пулемётном огне, кося вражескую пехоту. Турки атаковали так же бестолково, как и болгарские полки, и «MG» косили людей, как в тире.

Пушки били шрапнелью по позициям батальона, хоть и без особых успехов, но тем не менее, постепенно нанося потери. Около тринадцати часов, после артподготовки, турки снова бросились в атаку. В этот раз они достигли передовых окопов, но были отбиты.

Турки подтянули тяжёлую арту и пришлось несладко. Болгары, страдая от нехватки обозов не меньше, чем Испытательный полк, были вынуждены экономить снаряды, но пытались добраться до вражеских батарей.

К вечеру дело приняло скверный оборот. От второй роты, занимающей передовые позиции, почти ничего не осталось. Был убит Свиридов. Остатки людей оттянулись на холм. Эвакуировать раненых приходилось под артиллерийским огнём, перетаскивая через речку. Но наконец-то добралась часть обозов и по пояс в ледяной воде, люди пытались перетаскивать миномётный БК на лошадях.

Минус не знал, что здесь 5-й дивизии приходится встречать главные силы турок. Её полки потеряли до половины личного состава. На участке Первого батальона едва не случился прорыв, и Кондратьев отправил туда свой последний резерв из нестроевой роты.

В темноте бой затих и только с поля перед холмами изредка доносились стоны.

— Жаркий денёк, — Минус поглядел на Ершова, запыленного и покрытого кровью. Батальонный адъютант руководил эвакуацией раненых. — Что с потерями?

— Убитых сорок пять, раненых больше сотни, но многие легко. Шлемы очень здорово помогают. Жаль, что панцири только у штурмовиков. Так бы ещё меньше вышло.

Минус мрачно кивнул. Он и без того сделал всё, что мог, уговорив Гучкова заказать шлемы для всего полка. Александр Иванович к своему детищу так и не добрался, скорее всего оставаясь при штабе З-й армии, если не в главной квартире. Связи с ним не было. Только если посылать нарочных.

— Патронов к винтовкам мало, — хмуро проговорил Петелин. — Расстреляли почти дочиста, а обоз где-то запропастился. Нужно турецкие карабины собирать. К ним патронов хватает. Хорошо, что у нас пулемёты «ноль восьмые», а не наши «максимы».

— Да, — кивнул Серёга. — Я потому их и хотел. Мы в Лозенграде здорово патронами разжились. Но всё равно экономить надо.

— Надо, — согласился Прохоров, поправляя чёрные усы. — Ещё несколько атак, таких, как сегодня, и сомнут нас. Жаль, броневые моторы на той стороне реки остались. Они на турок жути нагоняют.

— Жаль, — Минус пожал плечами. — Но их без моста не переправить. На нашем участке ими атаковать негде. Только вдоль самой дороги на Бунар-Гиссар. Но там болгары идут.

Ночью на позициях было тихо. Минус лично обошёл часовых, проверяя посты, и вернулся в блиндаж на холме, где дремал Ершов при свете керосиновой лампы. Серёга устроился напротив, пытаясь уснуть.

Ранним утром на воловьих повозках в Лозенград начали прибывать раненые из 5-й дивизии. Либа встречала телеги на въезде в город, расспрашивая о происходящем. Выехать в сторону Бунар-Гиссара у неё не вышло. Густая цепь постов не пропускала гражданских на восток.

Тяжелораненые по двое лежали на телегах, с выражением муки на бледных и напряжённых лицах. Те, кто были ранены легче, медленно брели следом. Они представляли собой мрачную картину разгрома, как представилось Либе. Из Испытательного полка не было никого. Шёл густой поток раненых из 5-го полка, перемежаемый немногими из второго. Не потому, что их было меньше, просто во втором полку почти не осталось обозов.

Наконец, к обеду, появились первые русские, но из первого батальона. Они не знали, что происходит на соседнем участке. Рослый рыжебородый человек, с наспех перевязанной грудью, сиплым шёпотом поведал о том, что комбат его батальона погиб. Говорят, что убили и комполка. Но он не знает точно. Что со вторым батальоном неизвестно.

Либа увязалась сопровождать раненых в госпиталь, имея цель отправиться в полк на санитарных телегах, когда они примутся возвращаться. Хмурый болгарин, погонщик, глядя на её непонятную перевязь с буквами, не решился протестовать, и Либа зашагала рядом с повозкой.

В госпитале был хаос. Операции вели прямо во дворе, на грубых деревянных столах. Стерильностью тут и не пахло. Несколько врачей, шатающихся от бессонницы, пытались разобраться с огромным потоком раненых, многие из которых лежали посреди двора на одеялах и матрасах. У некоторых не было ног или рук, но при взгляде на одного из солдат, Либа зажала рот рукой. Его нос был начисто отрезан, глаза выколоты, уши криво отсечены. Парень только хрипел в бреду. Либа шарахнулась в сторону, не в силах глядеть на него.

— Нечего тут расхаживать, чай не место! — раздался сзади громкий женский голос.

Обернувшись, Либа увидела низенькую полную женщину, лет пятидесяти, в запачканном кровью белом халате. Она с неодобрением уставилась на пришедшую.

— Извините, — пробормотала Либа, бледная, как мел. — Я не хотела мешать. Но что случилось с ним?

— Турки, — нехотя выдохнула женщина. — Он попал в плен. Вот они и отпустили его такого… Нечего тебе тут делать, девонька, — добавила она уже спокойно. — В обморок того и гляди хлопнешься.

— Да, — Либа кивнула. — Извините, — и пулей вылетела наружу.

Возле госпиталя она едва не врезалась в Барщевского.

— Вот ты где! — проговорил он. — Часовые сказали, что за повозкой пошла. Тебя на минуту нельзя оставлять! Раненых привезли, из второго.

— Где? — Либа встрепенулась.

— Внутри двора уже. Сейчас сгрузят и обратно поедут. Ты думаешь, что нам туда нужно? Там ведь бой идёт не первый день!

— Нужно, — кивнула Либа. — Мне очень нужно.

— Хорошо, — Барщевский тяжело вздохнул. — Тогда поедем. Я с ополченцами договорился. Они пропустят.

Либа словно и не расслышала. Лицо изувеченного парня никак не выходило у нее из памяти. Она ухватила корреспондента под руку и зашагала рядом с ним. Ей было дурно. Всё тело била дрожь.