Попаданка-песец, или Магия по-русски

Глава 44

Книга по истории Лунгрота, присланная Арваром, оказалась тем ещё испытанием на прочность. Работа с разными гостями выжгла в сознании железное правило: прежде чем заходить на новую территорию, изучи местную культуру и историю. Будучи готовой к сухому перечню дат, событий и к скучным генеалогическим древам, я явно недооценила местных летописцев.

Это был не труд историка. Это был восторженный эпос, написанный языком, от которого мои мозги сворачивались в бараний рог. Каждое второе предложение цвело пышными метафорами, вроде «сияющего столпа многовековой доблести» или «нескончаемой вереницы благородных свершений». Я отчаянно пыталась выудить хоть крупицу полезной информации – местные обычаи, или хоть одно упоминание о Белой Лисе, кроме той самой затёртой байки! – но текст упорно уворачивался, как мой внутренний песец от ответственности. Судя по изощрённости описания, автору платили за каждое прилагательное.

«Ну конечно, – мысленно бубнила я, перелистывая страницу, сплошь состоящую из славословий какому-то графу, – зачем писать просто «он построил мост», когда можно излить душу: «сиятельный муж, озарённый мудростью предков, воздвиг несокрушимую каменную дугу над коварными глубинами реки Пучинии». Я ждала, что вот-вот наткнусь на сноску: «Подробнее о налогообложении в эпоху правления Короля-Строителя смотрите в приложении «Эпосы для тех, кто смог не поехать кукухой от прочитанного».

Последнее, что я помнила, – это упрямое желание найти в этой словесной диарее хоть крупицу понимания «пульсации магических полей», пока подушка не решила, что на сегодня с меня информации вполне достаточно.

Меня разбудил звук. Не крик, не шорох, а тихое, низкое, монотонное бормотание. Оно доносилось из комнаты Егорки. Сердце больно ударило в рёбра, отгоняя последние остатки сна. Неужели кошмары? Ведь он выпил настой перед сном.

Инстинкт сработал быстрее разума. Я бесшумно скользнула с кровати и на цыпочках подошла к комнатке Егорки. Свет, пробивающийся из-под двери, окрашивал пол в тёплый, медовый оттенок. Осторожно сделав щёлочку, я замерла в изумлении.

Комнату окутывал неясный свет, будто исходящий от далёкого камина, которого там не было. На краю кровати, спиной ко мне, сидел склонённый над спящим мальчиком Кузьма Кузьмич. Его рука покоилась на лбу Егорки, и это странное бормотание, похожее на умиротворяющее мелодичное гудение старого самовара, исходило именно от него.

– Баю-бай, баю-бай,

Все печали прогоняй.

Прилетай, Сон, в тишине,

Унеси все грёзы в бороде.

Баю-бай, баю-бай.

Спи, дитятко, крепко спи,

Дрёма в гости приходи.

Все тревоги – за порог,

Словно пух слежалый снег.

Спи, дитятко, крепко спи.

Ни щели, ни гвоздя,

Спи, хозяин, без меня.

Баю-баюшки-баю,

Я всегда с тобою стою.

Но больше всего меня поразило лицо Егорки. Оно было абсолютно умиротворённым, мягким. Он лежал на спине, сложив руки на животе. Его лицо разгладилось, а на губах дремала лёгкая детская улыбка – выражение глубочайшего покоя, которого я не видела у него с нашей первой встречи в лесу.

И тут Кузьма Кузьмич медленно повернул голову. Его тёмные, глубокие глаза устремились прямо на меня. Наши взгляды встретились на мгновение. В его взгляде не было ни удивления, ни упрёка. Он знал, что я здесь, с самого начала. Я тихонько прикрыла дверь и отступила. Некоторые тайны не терпят вторжения. Они требуют уважения.

Тревогу за Егорку как рукой сняло.

Рано утром я встала раньше обычного и застала домового на кухне, ворчащего над закипающим чайником.

– Благодарю, – просто сказала я, присаживаясь на лавку. – За мальчика.

Кузьма Кузьмич фыркнул.

– За что благодаришь? Дом – он на то и дом, чтобы в нём жили, а не выживали.

– Скажи, а с его глазами – это тоже твоя работа? – не унималась я, осознав, что, возможно, и исцеление разноцветности глаз Егорки – дело рук моего духа-хранителя.

Кузьма Кузьмич повернулся ко мне, в его прищуренных глазах светилась древняя исконная мудрость.

– Я – не лекарь, чтобы хвори лечить. Я – домовой, стены поправляю, чтобы дом не продувало, – он выразительно посмотрел на меня. – В его душе сильный сквозняк поселился, Фиса. Память предков в нём по ночам пробуждается, а он мал ещё, не может сам с силой справиться. Вот я и подправил немного. Чтобы больно не дуло.

«Чтобы не дуло». Эти простые слова вдруг обрели глубочайший смысл. Он не изгонял демонов – он конопатил щели в душе ребёнка, ставшего частью нашего общего дома, чтобы покой в неё привнести.

– Спасибо, дедушка, – искренне с глубочайшим уважением поблагодарила я.

– Больше дитятку бояться снов не надо, – отмахнулся он, но уголки его губ предательски дёрнулись. – Но с силой, что в нём пробуждается, лад искать надобно, иначе она погубит мальчонку.

С этим не поспоришь. Мои догадки о магии, дремлющей в Егорке, подтвердились. Дождусь возвращения его отца и проведу с ним откровенную беседу. Мне нужны ответы.

После завтрака, на котором Егорка трещал, как сорока, о своих новых идеях для «лисапеда», даже не догадываясь, что больше ему не нужно пить свои вечерние настои, я направилась к госпоже Денуа. Сердце трепетало от предвкушения. Что она сотворила? Пойдёт ли мне этот наряд?

– Баронесса! – встретила меня портниха, и её глаза сияли профессиональной гордостью. – Готово. Смею надеяться, что результат вас не разочарует.

Она помогла мне облачиться в платье. Тяжёлый бархат цвета спелой вишни нежно обнял мои плечи. Я повернулась к зеркалу и замерла. В нём отражалась женщина – сильная, собранная, готовая принять любой вызов, хозяйка своей судьбы. Строгие линии подчёркивали женское достоинство, а цвет говорил о скрытой силе. Это был образ новой меня. Той, у которой есть тыл, оберегаемый мудрым духом, и той, которая способна выигрывать битвы.

К платью Мари подобрала изящные туфли-лодочки в тон – удобные и идеально завершающие образ.

– Это... больше, чем я ожидала, – выдохнула я, ловя восторженный взгляд Леры, пришедшей со мной.

– Благодарю. Оно ваше, баронесса, – с лёгким поклоном сказала госпожа Денуа. – Вы в нём поразительны.

Я ещё раз взглянула на своё отражение и вдруг поняла, что страх, сомнения и тени прошлого – всё это осталось позади. Впереди – главный вечер моей новой жизни, от которого зависит очень многое в ней. И я к немуготова.