Прямой вопрос генерала был сродни ведра холодной воды, которое внезапно выливают на человека для приведения его в чувства.
Итак, Александр Георгиевич, каким образом вы собираетесь быстро набрать огромные деньги?
Огромные деньги я, господин генерал, собираюсь просто заработать.
— Я открою в Калуге ресторан, который быстро начнет приносить приличный доход. Но самое главное, я хочу в своем имении наладить крупное производство английского бекона. Я уверен, что он воспользуется быстрым успехом. А для того, чтобы это дело начало приносить действительно большие деньги, мне желательно иметь привилегию на его производство.
Генерал задумчиво покачал головой.
— То, что ваш бекон воспользуется популярностью, причем очень быстро, я не сомневаюсь. Это действительно стоящее дело. Я еще у вас подумал, странно, что в России никто еще не додумался производить его. А ведь все, кто бывал в Англии знают это блюдо.
Это действительно странно. Солонина чуть ли не национальное русское блюдо. Традиции копчения в России тоже древние. Конечно свинина у нас сейчас преимущественно сальная, но не настолько же, чтобы не выбрать куски пригодные для бекона. Да и ума большого не надо, чтобы сообразить как выращивать более постную свинину, не говоря уже о первых опытах селекции в том числе и в России.
— Я человек сугубо военный. Вы, Александр Георгиевич, не поверите. но у меня даже штатского гордеропа не имеется. А то, как я полицеймейстерах оказался, так это такая глупость, что стыдно рассказывать. Одно было утешение, что временно. В привилегиях, как вы наверное догадываетесь, я не очень разбираюсь. Знаю только что это такое. Но помочь с этим делом скорее всего могу. Муж моей старшей сестры служит у графа Егора Францевича Канкрина. Я сейчас же напишу ему и завтра утром будет ответ.
Мой шашлык действительно произвел большое впечатление на гостей генерала. Но думаю дело было больше не в моих кулинарных достоинствах, а в неожиданно открывшейся истории моего брата, о которой оказались наслышаны большинство присутствующих офицеров.
Генерал действительно написал письмо своему неизвестному мне родственнику и тут же отправил его адресату с одним из офицеров, находящихся при его особе по долгу службы. С ним в качестве носильщиков отправились Андрей и Степан. Они должны отвезти сестре генерала какую-то объемную коробку.
Посланный с письмом офицер действительно к утру привез ответ. Его смысл его был в одном слове — попробую.
Вместе с ним вернулись и Андрей со Степаном, которые привезли ответную еще более объемную коробку. Вид у Степана был такой, что я сразу же понял: ему есть что рассказать своему барину.
Прощаясь со мной генерал сказал:
— Возвращайтесь, Александр Георгиевич, в своё имение. Если получение желаемой вами привилегии возможно, то вас уведомят.
Приехавший по каким-то своим делам родственник коллежского асессора Иванова остановился в Петербурге в одной из гостиниц и найти его труда не составило.
Но попасть к нему оказалось не просто.
Меня долго расспрашивала о цели визита дотошная горничная, прежде чем впустить в прихожую. Наконец появилась хозяйка — дама средних лет в домашнем платье, с явно недовольным выражением лица.
— У вас есть дело к моему мужу? — поставила она на меня удивленные глазки, как будто бы я сказал ей какую-то ерунду. — И ради чего вы приехали сюда аж из Калуги?
— Да, все верно. Кузен Евгения Петровича, господин Иванов, отправил меня сюда. Мне с ним надо обсудить деловое предложение.
— Деловое предложение? — женщина рассмеялась. — Молодой человек, вы меня разыгрываете! Ну какое деловое предложение может быть у моего Юджина из Калуги? Вы вообще были в этой Калуге? Да там две площади, три перекрестка и одна улица через которые Макарка-свинопас свиней гоняет! Ну какие дела можно делать в Калуге?
Она покачала головой с явной иронией:
— Нет, нет, молодой человек, вы меня разыгрываете. Скажите честно, вы какой-нибудь офеня или коробейник? Что у вас? Галантерея? Или, может быть, набор ножей?
«Ну надо же, — подумал я. — Не думал, что сейчас, в середине девятнадцатого века, есть аналоги этих топ-топ-менеджеров по продажам. И как же меня достала эта дамочка».
Надо было побыстрее заканчивать с ней разговор и наконец-то добиться, где этот чертов Юджин, как она выразилась.
— Мадам, — ответил я с максимально возможной учтивостью, — мне действительно нужен ваш муж и действительно по делам. И дела мои действительно связаны с Калугой.
— А, черт с вами! — махнула она рукой. — Он с утра в Михайловском артиллерийском училище хлопочет там о месте нашему Коленьке. Это наш старшенький. Коленька, ну очень увлечен геометрией с математикой. А, сами понимаете, где с такими талантами можно найти себя, если не в артиллерии? Езжайте туда и ищите его там. Мой благоверный наверняка целый день будет хлопотать насчет Коленьки.
— Благодарю вас от всего сердца, мадам, — вежливо поблагодарил я эту взбалмошную особу и отправился по указанному адресу.
Такого приема я не ожидал и был очень удивлен. Если бы не мой личный интерес, я непременно объяснил бы этой самоуверенной неприятной бабище разницу между геометрией и математикой.
Петербург середины девятнадцатого века меня удивил. По большому счету он был еще бледной копией того великолепного имперского города, в который превратится позже. Но все равно какая-то атмосфера и дух были. И чувствовалось, что именно этот город сейчас столица огромной необъятной империи.
На извозчике я долетел до артиллерийского училища достаточно быстро и удивился, насколько здесь, в этом времени, относительными были понятия о безопасности режимных объектов. В общем, обо всем том, что кажется неотъемлемой частью военных частей XXI века. Меня спокойно пропустили, само собой спросив о цели моего визита, и я прошел в приемную училища.
Там оказалось сразу несколько человек, и только один из них был похож на нужного мне господина.
— Евгений Петрович Царегородский? — поинтересовался я у сидевшего недалеко от дверей грузного господина с ранними залысинами.
— Да, это я, все верно, — ответил он, неожиданно резво вскочил со своего места и, смерив меня взглядом, затряс руку, которую я ему подал для рукопожатия.
Рядом с ним сидела женщина средних лет, которая от чего-то показалась мне смутно знакомой. Как будто я где-то ее уже видел, но где, когда, при каких обстоятельствах и в каком времени — большие-большие вопросы. Она была еще достаточно красивой, внимательно меня оглядела с головы до ног, а потом углубилась в чтение. На ее коленях лежал, как это ни странно, хотя не понятно почему странно, томик Пушкина.
— Да, все верно, это я, — продолжил Царегородский. — С кем имею честь?
— Александр Георгиевич Нестеров. Калужский дворянин. Ваш кузен, господин Иванов…
— Ах! — махнул рукой на меня Царегородский. — И по какой же надобности вы меня разыскали даже здесь, господин калужский дворянин?
«Странно, — подумал я. — Андрей Григорьевич ситуацию описывал немного иначе. А тут похоже совершенно не в курсе наших дел».
Но проситель здесь я и поэтому некоторые странности можно и пропустить.
— Ну, по самой обыкновенной — у меня к вам письмо от вашего кузена. Думаю, в нем все написано более чем подробно, и вы поймете суть моей просьбы.
— Письмо? — с какой-то странной живостью воскликнул Царегородский. — Ну так давайте его сюда! Мне так скучно здесь уже сидеть. Вы понимаете, я Коленьку устраиваю в училище. И уже целый день потратил вчера, просидев тут. Почему-то начальник училища барон Иван Федорович Розен никого не принимает. Давайте ваше письмо. Хоть что-то разнообразит мое унылое ожидание.
Он достаточно невежливо показал рукой на сидящую рядом с ним женщину, которая продолжала читать:
— Вот, посмотрите. Умные люди берут книжки в такие места. А я-то как — вот голова-то пустая, как моя женушка говорит. Хотел да забыл, вот теперь мучаюсь. Давайте письмо! — повторил он.
Я достал из внутреннего кармана сюртука письмо, и Царегородский, напялив на переносицу очки, погрузился в чтение, которое он тут же прервал через несколько минут.
— Да, да, я вспомнил. С этими хлопотами совсем ничего не помню. А вы, Александр Георгиевич, шутник? — спросил он. — Шутник, как есть. Ресторан французской кухни в Калуге! — воскликнул Царегородский.
Видимо, ему действительно было ну очень скучно и хотелось просто с кем-то поговорить.
— Господа! Представляете, в Калуге ресторан французской кухни! В Калуге! — повторил о, обращаясь в пространство.
Затем он продолжил чтение и внезапно стал серьезным. Я видел, как изменилось выражение его лица, и наверняка дело дошло до финансового вопроса.
— Так, Александр Георгиевич… — начал он.
Но в этот момент дверь приемной наконец-то отворилась.
— Господин Царегородский, прошу, вас ждут, — раздался голос офицера, который вышел из этой двери.
Царегородский тут же вскочил, поправил одежду, весь как-то подобрался и, протянув мне письмо, сказал:
— Дорогой Александр Георгиевич, а подождите меня! Мне нужно обсудить вопрос моего Коленьки. А после мы с вами поговорим обстоятельно. И вы знаете, я не вижу никаких причин вам отказывать. Я все напишу своему кузену. Никаких проблем. Вот садитесь на и ждите.
Делать нечего — пришлось принять это «щедрое» предложение. И я уселся на стул и принялся ждать.
— Александр Георгиевич, правильно? — через некоторое время обратилась ко мне дама с книгой.
— Да, все верно. А с кем имею честь, простите?
— Керн Анна Петровна, — представилась она. — Мой муж юнкер училища и я его здесь ожидаю.
И тут я понял, кто это. Это же муза Пушкина! Ну надо же, встретить женщину, которой было посвящено бессмертное «Я помню чудное мгновенье».
Только как-то странно, её муж юнкер артиллерийского училища. Это должен быть еще молодой человек. А я почему-то помнил, что Пушкин посвящал своё творение жене генерала.
— А вы действительно чудак, Александр Георгиевич. Этот господин прав, — кивнула Анна Петровна на дверь, куда зашел только что Царегородский. — Ну какой ресторан французской кухни в Калуге? Вам что, деньги девать некуда? Да и как вы себе это представляете — в нашей зачуханной провинции, а вы уж меня простите, но ваша Калуга именно такая, открывать подобное заведение? Даже не в Москве или в Петербурге, а в Калуге!
Она помолчала, а затем продолжила:
— Простите, если лезу не в свое дело, Александр Георгиевич, но у вас хотя бы повар-то есть?
— Да, конечно, Анна Петровна, как без этого? — ответил я. — Есть. Я сам прожил некоторое время в Париже и, знаете, недавно устраивал прием у себя в поместье, в том числе и для господина калужского полицмейстера генерала Чернова. Подавал французские блюда, и это было вкусно, и все хвалили. Так что повар у меня есть, и я не вижу причин, чтобы мое начинание провалилось.
— И нет, дорогой Александр Георгиевич! — покачала головой Анна Петровна. — Вы просто еще молоды и не знаете еще особенностей ведения дел в нашем богоспасаемом отечестве. И знаете, вы очень напоминаете мне моего папеньку. Он тоже носился с различными прожектами. Представляете, бульонный кубик хотел предложить нашей с вами армии! У него проектов-то было много, но вот бульонный кубик — один из…
Анна Петровна на мгновение запнулась, похоже не находя слов для характеристики прожекта своего папеньки.
— И вот ведь какая ирония, господин Нестеров! В двенадцатом году французы все эти бульонные кубики моего папеньки захватили в Москве и съели!
Немного разговорившись с Анной Петровной — вот ведь ирония, с музой Пушкина я говорю не о Пушкине, а о бульонных кубиках! — мне удалось узнать, что действительно отец Анны Петровны Керн, Петр Маркович Полторацкий, продвигал идею самых настоящих бульонных кубиков.
Петр Маркович вложил в это дело большие деньги, наладил их производство, и у него даже что-то начало получаться. Но начинанию ходу не дали, хотя вроде бы даже и был похвальный отзыв самого Государя.
А затем действительно пришла война, и это начинание заглохло окончательно. Кубики застряли в Москве и в итоге казались в руках голодных вояк Великой Армии императора наполеона, которые с голодухи все их съели.
Начинание заглохло тогда, в 1812-м. А сейчас на дворе сороковой. Еще немного поговорив с Анной Петровной, я понял, что ее отец еще жив. И он сейчас в Москве. И будет там еще почти полтора месяца, прежде чем отправиться в имение под Полтавой.
И, само собой, как говорится, все одно к одному. В голове у меня сразу же созрел план. И этот план включал в себя обязательную встречу с Петром Марковичем Полторацким, полтавским дворянином, который ждет — правда, он еще об этом не знает — меня в Москве.
Разговор с Анной Петровной как-то незаметно перешел на её личную жизнь. Я похоже понравился ей и она рассказала мне о цели своего нахождения в приемной.
Оказывается её муж, вернее не муж, а скажем так возлюбленный, Александр Марков-Виноградский действительно учится на офицерском курсе Михайловского училища. У них разница двадцать лет и уже есть совместный ребенок.
Марков-Виноградский решил уйти из училища и перейти служить в армию, чтобы быть вместе со своей возлюбленной и сыном, которые перебрались в Черниговскую губернию.
Официально Анна Петровна еще жена старого генерала Керна с которым реально давно рассталась.
Александра Сергеевича она тоже помянула и даже смахнула набежавшую слезу.
На этом мы с музой Пушкина расстались. Она любезно продиктовала свой черниговский адрес и предложила навещать её, если я окажусь в тех краях. Похоже любовь любовью, а старая закалка крутить лямуры на все стороны её вторая натура.
Евгений Петрович выскочил из начальствующего кабинета со скоростью пробки из-под шампанского, но с улыбкой до ушей.
— Давайте ваше письмо, — он чуть не порвал послание господина Иванова, которое выхватил из моих рук и тут же в приемной написал на свободном месте внизу листа, что он согласен и пусть Аndre всё оформляет.
Задерживаться более в Петербурге резонов не было. На одном из дилижансов, а они оказываются сейчас в Москву ходят регулярно, мы уехали в этот же день.
Ожидая отправления дилижанса, я выслушал рассказ Степана о том, куда занесла их судьба с генеральской посылкой. Самое главное в его рассказе было то, что за время ожидания ответа из Собственная Его Императорского Величества канцелярия прибыло два курьера к обитателям дома в приемной которого ожидая ответа сидели мои камердинеры.
Обратная дорога в Первопрестольную заняла четыре дня. Сказать что я устал, значит ничего не сказать.
Почти всю дорогу в Питер я спал, потому что еще плохо себя чувствовал после перенесенной болезни. Обратную дорогу я тоже почти всю проспал, но уже по другой причине.
Произошедшее в Петербурге было таким потрясением, что мой мозг, чтобы я повредился рассудком решил взять кратковременный отпуск в виде почти непрерывного сна.
То, что два путешествия между столицами Российской империи 1840 года фактически прошли мимо меня, нисколько не расстроило.
Ото сна я окончательно очнулся уже на подъезде к Москве и резонно рассудил, что у меня еще будет время спокойно и не торопясь, с комфортом проехать по этому маршруту и насладиться видами природы, оценит уровень гостиничного бизнеса нынешней России, присмотреться в жизни в этих местах и прочее.
Неожиданный возможный поворот в истории семьи Нестеровых вызвал у меня душевный трепет, когда я осознал до конца что здесь у меня возможно есть живая родственная душа.
Воспоминания Сашеньки о брате, которые начали всплывать в моей голове, были очень радостными и приятными.
Несмотря на разницу в возрасте, он не только любил меня, в смысле маленького Сашеньку, но и был настоящим другом. Сашенька горько плакал, когда брат уехал учиться в Петербург и бывал безумно счастлив в его короткие приезды домой.
Еще раз все уже спокойно взвесив, я решил, что надо попробовать заработать необходимую сумму. Несмотря на слова генерала Чернова я был уверен, что бандиты, захватившие брата не идиоты и не заломят совершенно не подъемный выкуп.
Конечно есть еще, на самый крайний случай, вариант с дядей. Но мне совершенно не хочется обращаться к нему. Это предпоследнее, что я сделаю.
А последнее, но я не дрогну и совершу этот шаг, отдаться Аглае Дмитриевне. Своего родного брата я твердо решил спасти даже такой ценой.
Выяснить где находится нужное мне имение отставного генерала Муравьева, труда не составило. Оказывается в Москве сейчас уже есть справочная служба, а Николай Николаевич человек достаточно известный.
Но сначала я решил нанести визит Петру Марковичу Полторацкому, отцу Анны Петровны Керн. Конечно у меня пока нет никакого плана как с ним разговаривать, но проблемы надо решать по мере поступления.
Сначала найду, разузнаю обстановку, произведу разведку и потом решу.