За две недели до Рождественского поста наш ресторан завоевал себе место под солнцем и мы смело вошли в него.
Сейчас в середине 19 века в россии в городах и особенно в дворянской среде отношение к постам сильно изменилось. Многие дворяне начинали считать его «необязательным» и ограничивались «торжественным постным ужином» в канун Рождества.
От развлечений полностью отказывались только в последнюю неделю поста, ограничиваясь простым уменьшением их количества и делая их скромнее.
Под давлением дворянства и среди духовенства возникло «легкое» отношение к постам возникло, которое частенько указывало, что главное «не ругаться», «людей не есть» и уже одним этим можно «войти в Царство Божие», а поститься вроде и не обязательно.
А вот купечество и особенно крестьянство пока этими влияниям не поддаются.
Идти против общества мы не собираемся и заниматься не революциями, ни контрреволюциями не будем.
Торговлю беконом и сливочным маслом Савва не свернул, а ограничил. Он заранее подготовился к посту и открыто теперь торгует рыбой.
Для меня откровением оказалось чуть ли не первое место наваги среди рыб популярных в этот пост. Она уверенно его держит вместе с сельдью, опережая даже местные речные виды, которые уверенно держат почетное третье место разделяя его с семгой.
Постная торговля у Саввы идет не менее бойко чем шла до этого беконная и масляная.
Перед самым постом он расширил свою лавки основательно подготовился к ней.
За время своих временных трудностей Савва не потерял нужные контакты с поставщиками рыбы. Анна выступила его поручителем и ему удалось заключить очень выгоднейшие контракты, которые позволяют ему теперь торговать держа цены на копейку или две ниже других.
В итоге у Саввы доходность торговли даже выросла.
Парадоксальным образом выросла доходность нашего ресторана, а вот отдача от трактира уменьшилась и значительно.
По мнению Вильяма главным фактором были не постные изменения в меню, а появление некоторой аскезы. Тише и скромнее стали цыгане, они поют в основном спокойные и даже печальные городские романсы, нет купеческих загулов и они сами частенько осаживают публику за чрезмерные гуляния.
В ресторане публика тоже ведет себя тише и скромнее, но гостей меньше не становится. Только каждый вечер среди посетителей обязательно кто-то из калужских священников.
Батюшки по очереди скромно сидят на отдельным столиком. Блюда у них строго постные и они молча наблюдают за происходящим в зале.
Каждый вечер не пустуют отдельные кабинеты, их снимают те, кто не желает себя особо ограничивать постными временами.
На второй день работы ресторана двое заезжих молодых гвардецев сняли отдельный номер и привели с собой местных куртизанок.
В какой-то момент молодые люди захотели послушать сестер в общем зале вместе со своими дамами. Кузьма проявил бдительность и оперативно призвав швейцаров помешал молодым офицерам.
Разгорающийся скандал быстро потушил жандармский подполковник ужинавший в ресторане.
Господа гвардейцы имели бледнейший вид выслушивая его лекцию о чести дворянина и офицера и мало того им пришлось еще и извиняться перед Вильямом как управляющим, а самое главное перед нашим метрдотелем, простым крепостным мужиком.
Во избежания подобных инцидентов полицейский чин стал дежурить не только перед трактиром, но и в самом ресторане.
Время неуклонно бежало и когда до Рождества оставался ровно месяц Анна утром во время завтрака как-то сказала мне:
— Саша, если в ближайшие два-три дня из Лондона не будет ни каких известий, я предлагаю начать поиски денег.
Я поставил чашку чая, который пил в эту минуту и достал свою записную книжку.
— Мне вчера не спалось и когда ты заснула, я немного поработал и подвел промежуточный итог.
Немного это конечно очень скромно сказано, Анне с вечера не здоровилось и Пелагея напоила её какими-то своими хитрыми травами, а я полночи просидел без сна.
Промежуточные итоги были не такими уж и плохими. Своих средств конечно не хватает.
Но я, во-первых, уже уверен, что их заём совсем не проблема, а во-вторых, не катастрофа если недостающую сумму просто даст Анна. Ей занять её еще проще чем мне.
— И сколько нам не будет хватать? — спросила Анна.
— Ровно половины.
— Сашенька, давай ты не будешь обижаться и спорить со мной. Будет лучше и проще если эти деньги займу я. Для серьезных людей с деньгами ты, не обижайся, никто, почти пустое место. Тебе конечно удастся занять эти деньги, я в этом не сомневаюсь ни на минутку. Но они зададут тебе кучу неприятных вопросов, отвечать на многие из них может оказаться даже унизительным. Поэтому, пожалуйста, сделаем как я тебя прошу.
Анна иногда когда о чем-то просила, то как-то очень смешно надувала свои прекрасные губки и становилась совершенно беззащитным ребенком. Спорить и отказывать ей в такие минуты я был совершенно не способен и тут же соглашался.
Вот и сейчас я сразу же согласился, правда не примянул поцеловать её.
— Хорошо, Анечка. Если ответа не будет еще три дня, мы поступим как ты сочтешь нужным.
Но занимать ничего не пришлось.
Дело шло к полдню двадцать седьмого ноября. Мы были в Сосновке и только что пришли с коровника, где с самого утра была приемка только что сложенной новой печки.
Пару дней назад была закончена реконструкция коровника и теперь есть теплое родильное отделение. Телится зимой коровы будут в тепле и первое время с маленькими будут находиться в нем.
Мне все понравилось и я был очень доволен. На улице было уже по настоящему по зимнему холодно и идя по морозу я размечтался о стопочке наливки и чего-нибудь теплого и вкусного.
Мы с мороза почти побежали в столовую, где нас уже ждал накрытый стол, как раздался непонятный шум и какие-то радостные возгласы.
В столовую быстрым шагом зашел, вернее даже сказать, забежал Андрей:
— Степан и… — кто и мы Анной и без его слов увидели за его спиной.
Я пулей выскочил из-за стола.
— Ко мне в кабинет.
Наши посланцы вернулись не одни. С ними было два молчаливых и очень серьезных господина.
Но когда мы оказались в кабинете, тот что по моложе весело и широко заулыбался.
— Рад вас видеть, Анна Андеевна, в добром здравии. А вы, сударь, — он повернулся с поклоном ко мне, — полагаю господин Нестеров Александр Георгиевич, калужский дворянин и жених Анны Андреевны.
— Вы не ошиблись, сударь, — ответил я. — с кем имею честь?
— Я компаньон и друг дяди Анны Андреевны. Он получил ваше письмо и поручил мне выполнить вашу просьбу. Вы надеюсь понимаете, что речь идет о достаточно крупной сумме денег, чтобы их просто так возить по Европе. Поэтому в Россию приехал я.
«Индийский набоб» решил своей любимой племяннице сделать небольшой рождественский подарок к её бракосочетанию будущему в следующем году: двести пятьдесят тысяч рублей серебром.
Сумма действительно огромная. Это на самом деле почти бешеные деньги. И тем более, что Анна просила сохранить это в секрете.
Поэтому для передаче этих денег с нашими камердинерами в Россию поехало двое вернейших слуг «индийского набоба». Один из них русский матрос спасшийся когда-то вместе с ним. Другой самый настоящий индус.
Двести тысяч рублей серебром это что-то в районе тридцати пяти тысяч фунтов стерлингов. Деньги были привезены а Россию естественно не в виде серебрянных или золотых монет и не банкнотами банка Англии, а в виде письма к главному придворному банкиру России: барону Людвигу фон Штиглицу.
Барон непосредственно в Москве не работает, у него только петербургская контора, которая обслуживает императорскую фамилию, само государство Российское и очень богатых русских дворян. Он имеет естественно обширные связи и деловые интересы в Европе и конечно в Англии.
Ему несложно провести по поручению одного из своих клиентов некоторые финансовые операции в Первопрестольной и Московская контора Государственного коммерческого банка охотно берется выполнить его поручение.
В тот же вечер я поехал в Торопово к отцу Петру. Наш вопрос мы решили с ним очень быстро. На следующий день быть в Первопрестольную и там оформить купли-продажу имения и произвести окончательный расчет. Деньги за имение будут выплачены не двумя платежами, а сразу же полностью одним.
После чего надо будет сразу же вернуться в Калугу. Я официально вступаю во владение имением, а отец Петр после этого с чувством выполненного долга покидает Торопово.
Поздним вечером мы уезжаем в в Москву и в уже в полдень двадцать восьмого купли-продажи имения Торопово было оформлено и произведен окончательный расчет за него. До огромных денег я даже не дотронулся. Мне их только показали, толстые пачки новеньких двухсотрублевых ассигнаций, перекочевавших из рук клерка конторы в руки отца Петра и какого-то незнакомого мне типа, присоединившегося к нам уже в Москве.
После этого мы расстались с отцом Петром, договорившись встретится уже в Калуге первого декабря.
Из Московской конторы банка я поехал к отставному подполковнику. Финансово я готов к беседе с ним и решил её не откладывать на последние предрождественские дни.
Я ехал в твердой уверенности что меня ждут и не ошибся.
Отставного подполковника я нашел всё на том же месте, на лавочке в сквере возле гостиницы.
Было уже достаточно морозно и кругом лежал снег. Но вокруг лавочки все расчищено, на ней самой ни снежинки.
Отставной подполковник тепло одет и сидит пьет горячий чай. Он не один, с ним два отставных солдата.
— А вы, сударь, меня не разочаровали, — улыбнулся отставной подполковник, — я был уверен,что вы появитесь в ближайшие дни и это очень замечательно. Надеюсь, вы приехали подтвердить свое намерение спасти вашего брата?
— Да, я приехал к вам именно с этой целью и только по одной причине: узнать нет изменений ваших предыдущих условий.
— Наша досрочная встреча для вас очень может быть очень полезной. Если вы привезли деньги сегодня, то требуемая сумма меньше ровно на пятьсот рублей серебром, — отставной подполковник вопросительно посмотрел на меня.
— Я готов вам её вручить в любую минуту.
— Отлично, сударь. Тогда мы с вами через несколько минут расстанемся, — отставной подполковник прищурился и поднял голову к солнцу, — как минимум до середины следующего мая. — Филарет, голубчик.
На зов отставного подполковника тут же подошел один их его сопровождающих.
— Вели собрать вещи и подать чарку водки как вернусь в гостиницу. Закончу беседу с господином Нестеровым и сразу же уезжаем.
Филарет ушел с неожиданной для меня резвостью. На мой взгляд он уже не в тех летах, чтобы вот так как молодой летать.
— Вы, Александр Георгиевич, если правильно помню ваши рассказы, к таким дворянским доблестям как владение оружием и верховая езда склонности особой никогда не испытывали? — не скрывая иронии спросил отставной подполковник.
— Грешен, — с улыбкой развел я руками, — никогда не любил и при возможности отэтих занятий уклонялся.
Выражение лица отстовного подполковника стало жестким и колючим.
— Вам придется обязательно совершить поездку на Кавказ и возможно туда где надо быть искусным всадником, хорошо стрелять и владеть саблей. И мало того, вам надо будет там быть не одному, а с двумя, а то и тремя десятками верных людей, которые также должны всем этим владеть. У вас достаточно среди крепостных молодых и сильных мужиков?
— Думаю, что теперь да.
— Надеюсь, вы мне привезли не последнее, что у вас есть и сможете нанять тех, кто за полгода обучит вас и ваших людей. Но это, уважаемый Александр Георгиевич, не все затраты ожидающие вас в ближайшее время.
В этот момент я подумал, что сейчас речь пойдет о долгах которые платить все равно придется, но я надеялся не в ближайщее время.
— Ваши братья блистали служа в гвардии, но к сожалению как многие успели наделать кучу долгов перед отъездом на Кавказ. Было бы неплохо если вы заплатите эти долги, — отставной подполковник ухмыльнулся, — если вы конечно их знаете.
— Знаю, — коротко сказал я. — И собираюсь заплатить.
— Тем более, сударь. Сделайте это, если ваши финансы позволяют это. Что-то мне подсказывает, что долги сделанные вашим братом и во время не уплаченные, в ближайшие недели будут играть против него. И последнее. В конце зимы, а скорее всего уже весною, у вас неожиданно могут появиться кандидаты в новые друзья. Скорее всего это будут калужские дворяне в силу каких-то причин вернувшиеся в родные пенаты из Петербурга. Они будут с предложениями дружбы не назойливы, но достаточно настойчивыми. Когда вы соберетесь ехать на Кавказ, кто-то из них предложит свои услуги. Вы должны запомнить мои слова, эти люди будут смертельно опасными для вас и вашего окружения.
Сказать, что я словами отставного подполковника был озадачен, значит ничего не сказать. Василий не просто раненым попал в плен и оказался в руках у какого-то непонятного турецкого паши, который беспредельничает на Кавказе.
Вдобавок моему братцу боком выходят его те гвардейские долги, от уплаты которых он уклонился уехав на Кавказ. И просто чудо, что я смогу их уплатить.
Слова отставного подполковника немного приоткрыли мне ситуацию в которой оказался Василий.
Я предположил, что кто-то из его кредиторов, каким-то образом поспособствовал его попаданию в руки турка, получив за это свой долг. То есть какие-то мерзавцы, а это не может быть один человек, при чем это мерзавцы с нашей стороны, захватывают наших офицеров и продают их горцам.
Те, в свою очередь, находят на офицеров других покупателей с неизвестной мне целью или просто требуют за них выкуп, превышающий их затраты.
При этих мыслях у меня чуть ли не буквально зашевелились от ужасы волосы на голове.
Я сразу же вспомнил беспредел творящийся на Кавказе в 90-е, все дикие случаи торговли людьми в те времена, жуткие истории когда подлецы командиры продавали своих солдат.
В совершенно отвратительном настроении я вернулся в контору банка и отдал последние распоряжения на оставшуюся сумму.
Сорок тысяч серебром будут лежать не прикосновенно. Это те тридцать тысяч, которые надо будет уплатить за Василия весной и десятка на предстоящую поездку на Кавказ.
Остальное я новенькими ассигнациями забрал с собой и поехал к Анне, которая ждет меня у своей матушке, в небольшом имении под Москвой.
Родовое гнездо Анны было в знаменитых Черемушках. Сейчас они конечно ни чем не знамениты и возможно в нынешней действительности и не станут.
Имение на самом деле крошечное, десяток крепостных мужиков и помещичий дом в половину моего сосновского флигеля.
Тем не менее матушка Анны не бедствует и сама и имение производят впечатление даже наличия какого-то богатства.
Ларчик открывается просто. Всю землю анина матушка сдала в аренду, кроме дворни все крепостные занимаются отходничеством, даже многие бабы.
И барыня в итоге живет припеваюче, имея на старости лет полный кошелек.
Звать её Евдокия Семеновна, ей ровно пятьдесят и она еще очень даже ничего и это подтверждают двое гостей мужского пола, которых я застал когда появился.
Цель их пребывания в доме Евдокии Семеновны была видна невооруженным глазом и она при моем появлении смутилась и довольно бесцеремонно выгнала их.
И тут же рассыпалась в комплиментах в мой адрес.
— Как Анечка вас точно описала, Александр Георгиевич. Она с минуты на минуту вернется с прогулки с Ксюшею. Девочка безумно скучает без неё и каждый день несчётно спрашивает когда она приедет.
Анна вернулась чуть не с последними словами своей матери и непроизвольно сделала движение ко мне от неожиданности. Она похоже не ожидала моего столь скорого приезда.
Некоторая натянутость быстро прошла и за ужином была уже даже какая-то почти родственная обстановка.
Я в какой-то подходящий момент попросил у Евдокии Семеновны руки её дочери и естественно получил её согласия. Она кстати в первый момент даже растерялась, я так понял что это мне делать было совершенно не обязательно.
Но мне надо её очень расположить к себе.
Я успел обсудить с Анной очень скользкий вопрос долгов братьев и она сама предложила попросить свою матушку этим заняться этим.
Оказывается её покойный родитель был заядлым картежником и частенько попадал в неприятные ситуации из-за этого и только искусство жены вести переговоры спасало его.
Девочку Анна решила забирать с собой, и отправилась укладывать её пораньше спать перед завтрешней ранней дорогой.
А я остался с Евдокией Семеновной допивать вечерний чай.
Уходя, Анна внимательно посмотрела на меня и кивнула с сторону своей матушки, как бы говоря что сейчас хороший момент для разговора на скользскую тему долгов братьев.
Евдокия Семеновна внимательно выслушала меня и спросила:
— У вас есть список долгов ваших братьев?
— Конечно, — я достал лист бумаги исписанный в двух сторон. На одной долги Петра, на другой Василия.
— Давайте сначала посмотрим долги того кто жив, — предложила ЕВдокия Семеновна и углубилась в изучение списка.
Внимательно просмотрев его, она перевернула его и мельком ознакомилась с долгами Петра.
— Когда вы начнете платить, то ожидайте появления новых кредиторов и некоторые реально будут долги ваших братьев. Так что ваши сумма, — она показала на общий итог, — увеличится примерно процентов на двадцать. Вы готовы платить такие деньги.
— Если бы яне был готов, то не начал бы этого разговора.
— Полагаю, что идея Анны попросить моей помощи? Она была уже большая и наверное помнит некоторые пикантные истории своего батюшки.
— Да, — честно ответил я.
— Я вам помогу. Анна совершенно права, в вашем списке есть фамилии совершенных мерзавцев у которых занимать безумие. Есть такие, кто теперь примет долг только унизив своего должника и я согласна с Анной что вам это ни к чему, а расплатиться надо обязательно. До них вероятно еще не дошли слухи о вашем возвращении иначе вас уже начали бы поливать грязью. Но это вопрос времени.
Евдокия Семеновна еще раз внимательно посмотрела список долгов.
— Мне не составит труда быстро договориться абсолютно со всеми этими господами,даже с откровенными мерзавцами на мой взгляд. И вы знаете, Александр Георгиевич, в вашем списке есть по меньшей мере двое, кто способен на подлость в отношении своего должника, о которой вы подумали.
От слов Евдокии Семеновны у меня все похолодело внутри.
— Вас предупредили о возможной поездке на Кавказ следующей весной?
Я молча кивнул.
— Вы с большой долей вероятности встретите там их, или кого-то одного. Перед поездкой, если она все таки состоится, я вам точно назову его фамилию, если конечно это правда.