Помещик 2

Глава 10

Анна Андреевна оказалась молодой и красивой женщиной. Ее красота сразу же пленила меня свежестью и живостью.

Решительные линии лица — высокие скулы, изящный подбородок. Прозрачно-розовая кожа, цвет которой словно отражение от румяного неба на снегу.

В выражении лица ум, любопытство и добродушная насмешливость.

Глаза большие, лучистые, серо-зеленые, как вода в лесном озере, которые смотрят на мир прямо и открыто. В их уголках прячутся лучики смеха — она явно не привыкла опускать взор надолго. Брови темные, чуть крылом, придающие лицу выразительность.

Темно-русые волосы с почти неуловимым рыжеватым отливом на солнце, густые и непослушные, наверняка причина головной боли горничной. Они гладко зачесаны к макушке и убраны в шелковую сеточку, откуда на спину спадает длинная, пышная коса, перевитая бархатной лентой. На висках игриво вьются непокорные завитки.

Не высокого роста и сложена удивительно гармонично — гибкая и сильная, как молодая лань. Талия, стянутая в корсет, кажется еще тоньше на фоне энергичных движений. Вероятно хорошая танцовщица, которую выдает ее походка: легкая, почти прыгающая.

Когда я приехал Анна Андреевна только что вернулась с прогулки. На ней строго скроенный костюм. Лиф с отворотами подчеркивает стройность, а длинная юбка почти скрывает ноги в сапожках для верховой езды. На плечах короткая пелеринка. На шее — скромный золотой медальон-ларчик с каким-то портретом. В ушах — скромные жемчужные серьги.

На столике у входа лежали изящный цилиндр с легкой фатой, защищающей лицо от ветра и арапник.

Идеальная посадка и особая небрежность свойственная людям, уверенным в своей безупречности без лишних усилий, подчеркивали её красоту.

Свободные манеры присущие людям которые легко и непринужденно говорят с кем угодно, не теряя при этом своего достоинства.

В ней чувствуется и воспитанница института благородных девиц, и хозяйка своего дела — умная, энергичная, возможно, даже своенравная.

Легкий, едва уловимый аромат фиалки или гелиотропа — популярных сейчас духов дополняет образ и делает его законченным.

Несколько часов пролетают незаметно. Анна Андреевна спрашивает, что-то говорит и смеется. Я отвечаю, тоже что-то говорю и поддерживаю её смех.

Легкий, уже осенний ветерок дует мне в лицо, освежает мой возбужденный мозг и я понимаю, что мы уже выехали из Калуги.

Пытаюсь вспомнить как закончился мой визит и понимаю, что ничего не получается.

Закончившийся визит к подруге Софьи Павловны был ударом молнии внезапно поразившем меня. Осталось только впечатление первых минут и уже накатившее страстное желание вновь её увидеть и услышать.

Я влюбился, влюбился с первого взгляда. И это чувство сродни какому-то помешательству.

О чем мы говорили я совершенно не помню. Но четко знаю, что меня приглашали приезжать еще. Правда следующий визит состоится не скоро, Анна Андреевна должна куда-то уехать по делам. Вроде бы в Варшаву. По возвращению она пришлет мне весточку.

«Прекрасная женщина поразила вас, сударь, и почти лишила разума, — усмехнулся я про себя. — Но старый ловелас в конечном итоге оказался вполне ничего. И запомнил самое главное, нам определенно были рады и ждут еще».

Почти всю ночь я не спал. Стоило мне закрыть глаза как перед мною вставала прекрасная женщина и в ушах начинал звучать её чарующий голос.

Лишь на рассвете мне удалось, силу воли позвав на подмогу, запретить себя думать об Анне Андреевне.

Запретил не навсегда, а до пучения весточки от неё.

Весь следующий день я как заведенный работал в имении, коптил бекон вместе с Серафимом и Настей, попробовал себя на пахоте и вместе с Сидором, под его руководством конечно, начали сев озимых.

На господском клине я решил увеличить площадь под пшеницу и первые зерна в землю легли с моей руки.

Два вечерних часа я провел на скотном дворе и вернулся в дом полный сил и уверенности, что неожиданно обрушившаяся любовь к абсолютно незнакомой женщине не сведет меня с ума, а только придаст мне силы.

За день бекона приготовлено достаточно для бесперебойной торговли и я решаю на следующий день снова ехать в Петербург. Пора.

Поеду я с Андреем, Степан остается на хозяйстве. Он в курсе всего срочного и неотложного и я не сомневаюсь что справится.

До Москвы мы добирались на своих лошадях и это была огромная разница с тем как я ехал с поручиком Светловым.

Но все равно двое суток дороги пролетели чуть ли не мгновенно. Никакая сила воли не могла прогнать образ Анны Андреевны, который я видел на яву.

И не только видел, но и слышал её голос: как она расспрашивала меня о моем «подвиге» и смеясь укоряла меня за скромность. Её подруга естественно сначала рассказала, а затем и написала ей о нем во всех подробностях и Анна Андреевна ломала себе голову как ей познакомиться со мной.

Самое простое, пригласить меня, она из чувства ложного приличия отвергала. Хотя на мой взгляд это самые что ни на есть сословные предрассудки.

Мужа она потеряла больше двух лет назад и ничего такого, по моему мнению, в новом знакомстве с мужчиной нет. Разница у нас в возрасте смешная, Анна Андреевна оказывается старше меня всего на несколько месяцев и мы с ней одногодки.

Анна Андреевна попросила меня рассказать о себе и я выложил ей абсолютно всё, все свои проблемы и планы. Всё кроме одного: моего расчета сыграть против Самохватова. Алексея Васильевича она оказывается знает и очень его уважает.

Знакомы они с её раннего детства, её батюшка когда то был дядюшкиным однополчанином и участвовал с той стычке с французами, когда Алексей Васильевич получил пулю, которая его теперь мучает. Оказывается её не извлекли.

Самым потрясающим из того что вспомнилось, был взгляд Анны Андреевны, которым она наградила меня при расставании и слова что она будет ждать нашей следующей встречи.

Поездка от Москвы оказалась немного другой. Моя подорожная оказалась действительно очень серьёзной и нам с Андреем нашлись места в почтовой карете шестьсот семьдесят верст мы проехали за неполных трое суток.

А вот полюбоваться дорожными красотами опять не удалось.

Всю дорогу шел дождь и за окном кареты все было сыро и грязно. Если бы стояла хорошая погода, то наверняка мы добрались бы до питера быстрее.

Но дождь не помешал мне оценить приличное качество недавно построенного шоссе Петербург-Москва. Оно уменьшило протяженность пути на пятьдесят верст и значительно улучшила комфортность поездок.

Я уже знал порядок получения привилегии и полагал, что мне придется какое-то время провести в Петербурге. У меня теплилась надежда, что протекции генерала Чернова хватит, чтобы рассмотрение моей заявки займет недели, а не месяцы. Иван Прокофьевич утверждал, что процедура иногда занимает чуть ли не годы.

Но действительность оказалась совершенно другой.

В Департаменте мануфактур и внутренней торговли Министерства финансов я провел всего полчаса, заплатив там полторы тысячи пошлины.

То, что произошло потом, было совершенно невероятным.

Чиновник принявший у меня мои кровные был сама учтивость и лично провел меня сначала в приемную Департамента. Проскользнув в кабинет начальства, он буквально тут же выскользнул обратно и согнувшись в три погибели пригласил меня пройти.

Кабинет неожиданно оказался небольшим, никаких излишеств, казенная, но очень добротная мебель. На стене ростовой портрет Николая Первого в золоченой раме в военном мундире.

Справа казенные шкафы до потолка заполненные под завязку, слева большие окна с тяжелыми шторами. Под ними четыре простых деревянных стула.

Под императорским портретом двухтумбовый стол. На нем стопки бумаг, чернильница и перья.

За столом восседает вылитый Абаж из известного советского фильма-сказки. Только кожа лица у него не зеленого цвета, а какая-то землистая.

Слово «Здрасте» не прозвучало, господин Абаж без предисловия просипел, что я конечно могу остаться в Петербурге и дождаться вынесения решения Государственного Совета о выдаче мне запрошенной привилегии. Решение после этого должно быть утверждено Государем.

Но он мне посоветовал бы возвращаться в имение. Праздно шатающихся в Петербурге и без меня достаточно. А императорский указ будет мне доставлен фельдъегерем.

Не дождавшись «до свидания», я вышел из кабинета на дрожащих полусогнутых ногах.

Мир для меня почти рухнул. Произошедшее было полнейшим разрывом моих шаблонов о временах Николая Палкина.

Это что же за секретная миссия поручена генералу Чернову, что его просьба выполняется безусловно, так оперативно и с таким антуражем!

«Дядюшка не просто так посоветовал мне держаться от них подальше», — подумал я, садясь в пролетку.

В итоге в этот раз в Петербурге я провел не больше часа и тем же порядком, не мешкая, отправился восвояси.

Обратная дорога до Москвы заняла примерно такое же время и также всю дорогу шел дождь.

Отставного подполковника я нашел сидящим на лавочке небольшого сквера рядом с гостиницей.

Он не был удивлен моему появлению и прямо сказал мне об этом.

— Вы, сударь, оправдываете мои ожидания. Хотите я вам скажу что сейчас вы мне будите говорить?

«Нет, старый перечник, — подумал со злорадством. — Я тебя для начала удивлю».

— Вам велел кланяться мой дядя Алексей Васильевич Боровитинов, — произнес я торжественно.

«Старого перечника» я действительно сумел удивить. Он от неожиданности начал жевать нижнюю губу и что-то промычал в ответ.

Через несколько минут он изрек:

— Не скрою, приятно получить от него весточку и удивлен вашему родству. И тогда ближе к делу.

Он показал мне место рядом с собой и когда я сел, быстро заговорил.

— Заплатить такой выкуп естественно не реально, да и сомневаюсь, что это серьезно. Этот паша не с целью обогащения рискует так. И вам, сударь, — отставной подполковник ткнул в мою сторону указательным пальцем, — желательно узнать есть ли другие, более реальные варианты ваших действий.

— Именно так, — подтвердил я.

— У меня есть одна очень интересная идея. И если сей басурман пробудет на Кавказе хотя бы до весны, то есть конечно достаточно призрачные шансы на успех. К Рождеству ждите от меня послания и, — Василий Николаевич прищурился, — собирайте деньги. Они по любому потребуются в преизрядном количестве. И вот что еще. Постарайтесь найти того офицера, что рассказал вам о брате. Его подробная информация об обстоятельствах дела будет большим подспорьем.

Пантелея с компанией я не застал, они оперативно все распродали и два дня назад поехали в Сосновку.

Вопрос о возможной покупке дойных коров будет решаться после Покрова и расчет будет сразу же серебром.

В итоге в Сосновке меня не было всего десять дней и Пантелей со своим опередили меня всего на пару часов.

Мое возвращение произвело фурор в имении, только Степан похоже воспринял это как должное и многозначительно посмотрел посмотрел на Пелагею, как бы говоря, и кто был прав?

Каких либо сил заниматься чем-либо после такого очередного марш-броска у меня не было. Я только спросил у Степана как идет торговля.

— Отлично, барин, идет торговля. Даже до пятидесяти фунтов за день доходит. Савва говорит больше этого продаваться не будет, кроме больших праздников конечно.

Я быстро прикинул навскидку. Пятьдесят фунтов это при нынешних раскладах максимум рублей двадцать пять в день ассигнациями. Серебром около семи. Вот и считайте, батенька, сколько десятков лет вы будите набирать двести тысяч.

Но все расчеты и проработка очередных гениальных планов будет завтра. Я очень устал и еле стою на ногах.

Это крестьяне двужильные, а Александр Георгиевич Нестеров все таки был и пока во многом остается мажором.

Утром вставать совершенно не хотелось. Во всем теле была разбитость и работоспосбность равна нулю. Голова была совершенно пустой, но постепенно в неё начали заползать различные мысли.

И первой была, а когда придет весточка от моей Анечки? После тех дорожных видений я её для себя называл только Анечкой или Аней.

Но играть на струнах своей души явно не стоит и я прогнал мысли о ней. Подъем, Александр Георгиевич!

Неожиданно на мой зов пришел Андрей, хотя я рассчитывал увидеть Степана. Однако, Андрей похоже железный человек, свеж и весел. Нет ни каких следов усталости

— Как там наше имение поживает? — спросил я.

— Хорошо, барин, поживает. Пантелей уже вас в гостиной ожидает.

— Зови в столовую.

На завтрак Пелагея основным блюдом приготовила яичницу с беконом. Я усадил рядом с собой Пантелея и Андрея и приказал подавать.

Пантелей от неожиданности немного заробел, но освоился быстро.

— Устраиваетесь? — спросил я, расправившись с яичницей.

Степану я оставил распоряжение сразу же селить переселенцев в пустующие избы и они должны начать устраиваться еще прошлым вечером.

— Устраиваемся, — Пантелей запнулся и не очень уверенно продолжил, — Александр Георгиевич.

— Правильно мыслишь. Ну как на первое время пойдет? У меня здесь конечно не так, как у Муравьевых. Пока.

Пантелей улыбнулся.

— Пойдет. Я тоже думаю что пока.

— Через пару дней у меня будет вам ответственное дело. А сейчас обустраивайтесь.

Все дела в Калуге я решил отложить на завтра. А сегодня будет день работы с документами. Надо все таки попытаться понять какие долги перекупил Самохватов.

Если сегодня останется время, то вполне можно сходить и познакомиться с командой Пантелея.

Но непосредственно после завтрака я сходил на скотный двор и полюбовался на телят. Они были такие хорошие, что сердце радовалось при их виде.

Дожди, которые сопровождали меня по дороге в Питер и обратно прошли и у нас. Они были правда не такими продолжительными, но в поле все работы остановились.

Хотя для нас это было уже не принципиально. Сев озимых закончен, остался только клевер. И допахать небольшой клин моей земли, который весной я собираюсь пустить под однолетний посев люцерны. Это конечно при условии, что удастся купить семена.

Про выполненные и ставшиеся полевые работы мне поведал Степан, когда сопровождал меня на скотный двор.

Пелагея подала в павильон кофе и тонко нарезанные ломтики лимона, я принес из кабинета всё, что касалось долгов и углубился в изучение всех этих документов.

Итак непосредственно Самохватову я должен десять тысяч. Достаточно быстро я сделал выборку всех долгов до трех тысяч включительно.

Их по количеству больше всего и общая сумма больше сорока тысяч.

Я попытался понять почему для меня ориентир что общая сумма самохватовскго долга именно сорок тысяч. Совершенно не помню когда и от кого прозвучала эта цифра.

Но все мои попытки были тщетны. В конце концов я оставил это бесперспективное занятие и решил исходить из этой цифры.

Выбрав все что меньше или равно двум тысячам я быстро посчитал их общую сумму. Получилось чуть меньше двадцати шести тысяч. Плюс непосредственно самохватовские десять и в итоге тридцать шесть.

Всё, на этом финансово-долговые изыскания прекращаем. Если речь идет действительно о сорока тысячах, но картина понятна.

Эти долги надо погашать последними, они в своем большинстве самые свежие и даже хорошо,что их консолидировали.

После обеда я уже собрался идти к Пантелею, как пришел Вильям.

Вчера он меня очень удивил. Когда мы вернулись, наш английский товарищ не пришел и не встретил меня. На мой вопрос где он, Степан как-то странно развел руками и сказал, что Вильям очень занят.

Сегодня опять был такой же ответ.

И вот наконец-то я узнаю чем он был занят.

Вильям составлял итоговый отчет о фактически завершенных сельхозработах в имении.