Флигель встретил меня знакомым запахом строительной свежести. У меня даже что-то кольнуло в груди. Моё профессионализм в строительном деле артельщики оценили совершенно правильно и точно и сделали правильные, поэтому качество работы было достойным, мне даже хотелось сказать высочайшее.
Савелий, староста артели, демонстрацию своей работы проводил с чувством большого достоинства, было видно что он уверен в качестве сделанного.
— У меня нет никаких претензий. Всё сделано на отлично. Надеюсь трактир с рестораном будут такого ж качество, — ответ вообще-то не требовался, но староста ответил.
— А мы, барин, по другому не умеем. Раз взялись, то как говорится — назвался груздем, полезай в кузов. Иван Петрович нас в отходники отпустил только на таких условиях. Он барин строгый, слов на ветер не никогда бросает.
Я, хмыкнув, покачал головой. Вот уж не подумал бы никогда, что Торопов такой строгий барин. Хотя глядя на его имение можно сделать вывод о требовательности хозяина.
— Вильям, — позвал я англичанина, который заканчивал выгрузку багажа. — Давайте сегодня с Марией обустраивайтесь. А я пойду посмотрю как идут остальные работы.
Заявка на окончание работ через неделю конечно большая перестраховка. Трактир на мой взгляд полностью готов к началу работы. Осталось подмести мусор, на чисто всё вымыть, завести и расставить мебель.
Кухня была готова полностью, осталось тоже только завести посуду и запустить персонал. Ну и конечно завоз основного: продуктов, уже готовых и сырых, и без сомнения алкоголя.
У меня даже неприятный холодок пошел по спине, когда я закончил обход будущего трактира. Одно дело размышлять в ночной тиши об открытии трактира и ресторана, и совершенно другое: реально начать работать.
В ресторане работы тоже идут полным ходом и Савелий уверен, что через две недели всё будет закончено. Остается конечно вагон и маленькая тележка дел во дворе и в саду, но тот же трактир можно смело открывать. А учитывая наступающую зиму, наружные работы удастся провести в этом году по минимуму. Хорошо если получится с ремонтом парадного въезда и площадкой для экипажей.
Заниматься сейчас проблемами ресторана и трактира у меня нет желания, но во-первых надо, а во-вторых, и это для меня намного важнее, оставшееся время до желанной встречи с Анной идет быстрее когда я чем-то занят.
Поэтому до позднего вечера я еще и еще смотрю как сделаны перепланировка и ремонт. Качество работ меня полностью устраивает и вполне удовлетворенный увиденным, я вернулся во флигель.
Вильям с Марией уже успели разобрать и разложить свои вещи и всё везде убрать, а Андрей приготовил мои апартаменты. Флигель сразу же приобрел жилой вид, чистенько, достаточно просто, но очень уютно.
Будущие калужские рестораторы накрыли небольшой праздничный стол чтобы отметить своё новоселье и это еще больше скоротало оставшееся время.
Спал я неожиданно без сновидений, очень глубоко и утром встал в отличнейшем настроении, полный сил, готовый свернуть горы.
Около девяти часов утра я подъехал к имению Анны. Её похоже ждали с минуты на минуты. Дворня бестолково суетилась во дворе.
Дворецкий хотел начать что-то мне объяснять, но в этот момент посланные вперед на дорогу мальчишки подняли шум и один из них вбежал во двор усадьбы.
— Идет, идет, барыня едет.
Анна явно не ожидала увидеть меня и растерялась, когда лакей открыл дверь кареты, а я подал ей руку. Её щеки вспыхнули румянцем смущения и я почувствовал как дрожит её рука, оперевшаяся на мою.
— Я рада вас видеть, Александр Георгиевич, — голос Анны звучал для меня как пение райских птиц и я был на седьмом небе от счастья видеть и слышать её.
Мои чувства были наверное написаны у меня на лице, потому что Анна еще больше смутилась и опустила глаза.
Весь день до самого вечера я провел в имении любимой женщины. В том, что это именно так у меня не было ни каких сомнений и думаю Анна без всяких слов это поняла.
Её чувства ко мне наверное были такими же. Анна краснела и бледнела, когда я несколько раз дотрагивался до её руки. Мы рассказывали друг другу о своих делах и планах, Анна рассказала мне о своей маленькой дочери, которая сейчас гостит у бабушки в имении под Москвой.
Когда я рассказал ей, что меня ждет поездка в Москву к Муравьевым, она предложила совместить приятное с полезным: поехать вместе. Анна собиралась забирать дочь и я с радостью согласился.
О своих планах освобождения брата я рассказал вскользь и мне показалось, что она этот момент как-то упустила, чему я был безмерно рад.
О своих планах использовать её непростые отношения с Самохватовым, а это она мне сказала когда о нем зашел разговор, я уже не то что забыл, но претворять их в жизнь не собирался.
Когда уезжая, я поцеловав её протянутую руку, поднял голову, то увидел сверкающие широко распахнутые глаза из которых на меня хлынул поток её желания и прочитал по её шевельнувшимся губам.
«Нет, прошу вас, не сегодня. Я еще не готова».
Трясясь в карете, я возвращался в Калугу. Все мои мысли были об Анне.
Внезапно обрушившееся как ураган или какое-то цунами чувство, пугало меня. Оно было сродни какому-то безумию.
Но я знал, что любовное безумие быстро пройдет и когда я через два дня опять приеду к ней, то это будет чувство взрослого пожившего человека, нашедшего свою вторую половину. А что это именно так у не было ни каких сомнений.
У Анны были срочные, не терпящие отлагательства коммерческие дела, по которым она ездила в Польшу и два последующих дня она должна полностью посвятить им.
Мне тоже надо срочно заниматься трактирными делами. Если немного поднапрячься, то его вполне можно открыть через три-четыре дня.
Но для этого будет надо совершить кучу всевозможных дел, главным из которых является набор персонала.
В общем зале нового калужского трактира будет шестьдесят посадочных мест и два отдельных кабинета. Главной изюминкой заведения будет большая барная стойка с шестью барными стульями и непривычно для нынешних времен широкой и длинной столещницей.
Бармен будет наливать алкоголь и желающим подавать бутерброды с беконом с сыром.
Я уверен, что это выстрелит и будет пользоваться огромным успехом.
Все же остальное будет обычным как во многих трактирах России. Те же привычные русскому человеку блюда на самый различный вкус и кошелек.
Простая деревянная мебель, но лавок не будет, только стулья. На стенах картины с пейзажами и сценами из народной жизни, а также рекламные вывески. Иконы в заведении где подносят не совсем уместны по моему мнению. Но против традиции идти нельзя и икона одна, но всего лишь одна, в красном месте.
Половых для начала будет четверо, а дальше как пойдут дела. Для развлечения посетителей будут бильярд и карты.
Меню обычное — русское. Здесь ни каких французских изысков, они будут в ресторане. Алкогольные напитки будут водка, пиво и медовуха. Возможно что будут и какие-нибудь вина.
Хотя на самом деле сейчас в России трудно провести грань между рестораном и трактиром. Это одно и тоже, ресторан просто высший разряд.
Главная проблема — кухня. Шеф-поваром на два заведения первое время будет Дуняша. Я её проэкзаменовал и согласился с Пелагеей, что она, несмотря на достаточно юный возраст, практически не уступает в мастерстве своему учителю.
Помогать ей будут Мария и четверка начинающих поваров: двое парней и две девицы, которых Пелагея специально готовила для этого.
Весь персонал из Сосновки. я долго сомневался стоит ли полностью набирать из своих крестьян, но потом решил, что да.
Первое время они все будут жить во флигеле. Места там достаточно для всех.
Вильям оказался таким молодцом, что я от изумления просто развел руки. Он не только контролировал процесс ремонта, но и выполнил всю подготовительную работу перед открытием трактира. Причем так качественно и быстро, что мне только оставалось принимать его отчеты о работе.
Открытие трактира было намечено на полдень седьмого октября.
А шестого, во второй половине дня, я поехал к Анне.
Я ужасно замерз и был голоден аки пес и Анна сразу же пригласила меня в столовую, где был накрыт стол естественно для двоих.
Поздний обед плавно перетек в ранний ужин и мы продолжали сидеть за столом, разговаривая обо всем и в то же время ни о чем.
Мне было просто приятно находиться рядом с этой прекрасной женщиной. Слушать её бархатистый голос и звонкий почти детский смех. Что она говорила мне было не важно. Главное было слышать и видеть её, вдыхать легкий аромат духов.
Когда в наступившем вечере Анна позвала дворецкого, я ни на мгновение не сомневался в том, какое распоряжение она сейчас отдаст.
Глаза дворецкого стали в буквальном смысле по полтиннику когда он услышал, что я остаюсь на ночь и мне надо приготовить одну из спален.
Спальня, в которой мне предстояло провести ночь была самой обычной. Уже оказавшись в постели я слышал далекий голос Анны отдававшей какие-то распоряжения.
Вскоре все стихло, я явственно услышал как слуги удалились слуги. А через несколько минут раздался характерный щелчок замка и тихо скрипнула дверь.
Я встал и взяв подсвечник с одной горящей свечой, осветил комнату.
В стене напротив своей постели я увидел приоткрывшуюся дверь. В закрытом состоянии её было совершенно не видно.
Я распахнул дверь и шагнул вперед. В тоже мгновение жаркие женские руки обвились вокруг моей шеи, а горячие губы наградили меня страстным поцелуем.
Разнообразие любовных ласок и утех обрушившихся на меня просто потрясло. Анна, истосковавшаяся по мужской ласке, была ненасытна и неутомима всю ночь. Я ожидал чего угодно, но не такого и был в полнейшем восторге.
Естественно я постарался не ударить в грязь лицом и соответствовать. Думаю, что у меня все получилось, по крайней мере ранним утром она сказала, что абсолютно счастлива как женщина.
Как бы мне не хотелось, но надо было спешить, чтобы не скомкать открытие трактира и еще в ранних утренних сумерках я уехал в Калугу.
Анна должна подъехать ближе в полудню или даже после.
В том, что открытие трактира пройдет по высшему разряду я не сомневался. Вильям зарекомендовал себя уже отличным управленцем и еще ни разу ни в чем не было проколов.
Я подъехал и со стороны оценил ситуацию. На мой взгляд всё готово и все готовы.
На новой массивной двери открывающегося заведения висит замок, а над ней — только что вывешенная, еще пахнущая краской вывеска. Вокруг уже собралась небольшая кучка любопытных. Все ждут главного действия.
К дверям трактира подходит нарядно одетый Вильям и седой, важный священник в ризе. В руках у него большая медная чаша со святой водой и кисточка-кропило.
— Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… — раздается низкий, бархатный голос батюшки. Он окунает кропило в воду и начинает обход.
Сначала батюшка окропляет притолоку. «Чтобы лихой человек ноги не переступил, а добрый всегда желанным гостем был».
Затем уже растопленную русскую печь — душу трактира. Возле неё стоят Дуняша со своей командой, половые и бармен. Повара в белых фартуках, половые то же в белых рубахах, а бармен в придуманной мною униформе: укороченная до середины бедра черкеска, поверх неё специальный фартук с накладными карманами. Все почтительно кланяются. Батюшка кропит устье печи: «Чтобы жарко топилась, щи да каша не переводились!»
Затем подходит к барной стойке. Здесь происходит маленькая заминка. Ничего подобного батюшка еще не видел и он несколько минут внимательно все рассматривает: барные стулья, саму стойку и ряды выстроившихся за ней графинов с водкой, наливками, пивом и бутылей с закусками. Около блюда с нарезанным беконом батюшка опять задерживается, а затем всё окропляет еще раз: «Чтобы полные были да на радость людям шли!»
Следующие на очереди столы. Дубовые, еще не ободранные локтями посетителей. «Чтобы не пустовали, да разговоры честные здесь велись!»
Бильярд и карточные столы батюшка естественно обошел стороной.
Очередь доходит до отдельных «закрытых» кабинетов с бархатными диванами. «Для господ купцов, для бесед частных».
Затем батюшка поворачивается к Вильяму, кропит и его самого.
— На многая и благая лета! Успеха в праведном деле. Аминь.
Вильям протягивает батюшке небольшой серебряный поднос, который ему быстро подает Мария. На нем лежит одна единственная бумажка, сторублевая ассигнация. Теперь уже батюшка благодарит Вильяма. Он доволен подношением и не скрывает этого.
Торжественный момент настал. Вильям, красный от волнения, выносит из-за стойки огромный, медный самовар на блюде с расписными баранками. Ставит его на центральный стол — знак того, что заведение открыто и готово принимать гостей.
— Милости прошу, православные! Чайку откушать, беседу вести! — громко объявляет он.
Это самый ответственный момент для Вильяма: впервые публично что-то объявить по-русски.
Дверь распахивается настежь. Первыми заходят самые нетерпеливые — двое молодых мастеровых. За ними, осторожно обтирая ноги о медный скребок у двери, входит купец. Он снимает картуз, крестится на икону в красном углу и командует:
— Мальчик! Две порции селянки, огурчик соленый да полштофа беленькой! Поживее!
Слышится шипение самовара, звон посуды, первые сдержанные голоса. Воздух наполняется ароматами свежего хлеба, кислых щей и тминной водки.
Трактир ожил. Он открыт. Теперь он станет частью жизни Калуги — местом, где заключаются сделки, теряются состояния, передаются сплетни и рождаются настоящие истории.
Я оказался прав, после небольшой заминки почти все посетители осторожно пробуют неведомое блюдо: бутерброды с беконом и многие тут же повторяют.
Бутерброды с сыром то же идут, люди понимают что это такое и охотно берут их.
Через пару часов я понимаю, что затея с трактиром это десять баллов. Половые просто в мыле, на кухне сплошной аврал. Вильям давно уже покинул зал и трудится на кухне.
Гвоздем программы была яичница с беконом. Первым её распробовал купец. Яичницу ему предложил Вильям, сделав хитрый ход: блюдо за счет заведения если не понравится.
Блюдо не просто понравилось, купец его повторил. Глядя на него яичницу стали заказывать другие и пошло дело.
В сидел в дальнем углу трактира за отдельным столом и наблюдал за разворачивающимся действием. Половой мне то же принес яичницу и я с удовольствием её съел.
Я хочу дождаться дебюта еще одного блюда: салата «Оливье». Изначально я не хотел пускать его в трактире, но Дуняша попросила и я согласился. Оказывается это её любимое блюдо из показанных мною.
Вот какой-то чиновник просит у полового чего-нибудь особенного и юноша выносит ему порцию «Оливье».
Чиновник медленно дегустирует новинку, потом как в фильме, «что-то я не распробовал», и требует повторить.
Салат «Оливье» в Калуге то же зашел. Я встаю и выхожу из трактира и делаю это в самый раз: подъезжает Анна.
Дворянке, даже занимающейся купеческим делом, такие заведения посещать не камильфо.
Но охота пуще не воли, и дамы, конечно в сопровождении строгих мужчин на минутку заходят чтобы посмотреть на такую новинку.
Через вуаль разглядеть кто это затруднительно и мы с Анной смело заходим в трактир.
Она как и другие дамы, внимательно всё оглядела, особенно барную стойку со стульями и развернувшись вышла.
— А у тебя, Саша, есть деловая хватка, — говорит Анна когда мы медленно отъезжаем от трактира. — Это просто гениально, в таком месте сделать такое заведение, да еще и с такой изюминкой. Это просто гениально.
Оценка Анны вызывает у меня зуд в области лопаток, но я сдерживая свои эмоции и с легким полоном головы отвечаю:
— Спасибо, Анечка.
Мне очень хочется сейчас поехать с Анной, но она решает по другому.
— Нет, Саша, сделай как я тебя прошу. Для меня это очень важно, — отвечает она на мой немой вопрос. — Сегодня ты едешь к себе. Мне надо дней через пять быть в Москве. Заканчивай все свои неотложные дела, останавливай то, что можно остановить и через два дня едем в Первопрестольную, вместе.