Подонки! Однозначно

Глава 9

К 17 августа уже никто в России, следящий за новостями хотя бы по газетам, не сомневался: Корнилов рвётся к верховной власти. К Петрограду, презрев приказы командующего округом, двинулся казачий корпус генерал-майора Долгорукова. Со стороны Невеля и Великих Лук — казачьи полки под командованием Крымова. Общаясь с газетчиками, офицеры не скрывали: заняв столицу, они перевешают на фонарных столбах социалистов Седова, анархистов Кронштадта, левых эсеров Спиридоновой.

19 августа под Великими Луками произошла трагедия, не имевшая аналога в памятной Седову истории и показавшее, насколько далеко зашли расхождения в развитии событий. В столице удалось привлечь на свою сторону часть казачества из бедняцких слоёв, оттого казацкие части атамана Дутова, расквартированные в Петрограде, отнюдь не были столь преданы «законной» власти, как корниловские фронтовики. Депутаты Петросовета от фракции СПР из числа казаков отправились в Лугу, где путчисты разоружили гарнизон, подчинявшийся Временному правительству. Во время митинга несколько наиболее ярых монархистов набросились на депутатов и порубали их шашками. Отрубленные головы убитых насадили на казачьи пики и позволили корреспонденту «Петроградских ведомостей», сопровождавшему депутатов, сфотографировать «героев дня» с пиками в руках при условии: передать питерской голытьбе, что такая судьба ждёт всех социалистов, когда крымовцы войдут в Петроград. Репортёр и фотограф, перепуганные до смерти, но также довольные, что добыли материал-бомбу, вернулись в столицу благополучно и в целости привезли драгоценный негатив.

Бомба взорвалась громко и очень вовремя. Когда известие докатилось до Седова, находившегося с товарищами в Смольном, это произошло утром 21 августа, он, не теряя ни секунды, потребовал созвать экстренное совещание Петросовета, где экспромтом выдал пламенную речь, потрясая газетой с кошмарной фотографией, занявшей половину первой полосы под громадными литерами, повествующими, что казаки отрубают головы казакам.

— Некоторые сомневающиеся твердят, что это зверство — лишь самодеятельность сорвавшихся с катушек фронтовиков. Но вот требования самого Корнилова: 1) Объявить г. Петроград на военном положении.

2) Передать всю власть — военную и гражданскую — в руки Верховного главнокомандующего. 3) Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя и передача временного управления министерств товарищам министров вплоть до образования кабинета Верховным главнокомандующим, — он дал им впитать услышанное и продолжил: — Только слепой не увидит и не поймёт, что расправа над депутатами является следствием накачки, которую корниловские офицеры ведут в полках. Так что послание крымовцев о повешении всех социалистов на фонарных столбах — это программа самого Корнилова.

По Таврическому прошелестел ропот и стих. Седов убедился, что никто более не рискует возражать.

— Товарищи! Выступление Корнилова, мерзавца и подонка, есть прямая и однозначная попытка контрреволюции. Временное правительство Керенского, назначившее ублюдка главнокомандующим, палец о палец не стукнуло, чтоб остановить его поход на Петроград. Керенский и его Временное правительство являются не просто незаконной властью на Руси, они — прямые соучастники кровавого мятежа! Лозунга «Никакой поддержки Временному правительству» более недостаточно!

С каждой фразой он повышал голос, к концу речи срываясь на крик.

— Только низложение Временного правительства и арест мятежных генералов спасёт революцию! В Петрограде снова вводится военное положение! ВЦИК, часть которого состоит из предателей революции — меньшевиков и эсеров, поддержавших преступное Временное правительство, объявляется распущенным — до следующего Съезда Советов! Вся власть передаётся Военно-революционному комитету! Я лично возглавлю этот комитет — до подавления эсеровско-меньшевистского-корниловского мятежа и созыва Съезда Советов! Да здравствует революция! Да здравствует свобода! Ни грана пощады врагам российского народа! С поддержавшими контрреволюцию разберётся трибунал! По всей строгости революционных законов!

Он объявил состав Военно-революционного комитета, сплошь из верхушки СПР, добавил пару левых эсеров для блезира, которых желал или перетянуть на свою сторону, или нейтрализовать хотя бы на время, и объявил заседание закрытым. Своим заместителем назначил командующего Петроградским военным округом, с ним заранее не сговорившись, и немедленно отправился в штаб округа — пытаться искать точки соприкосновения. Поскольку на маневры или переговоры времени не осталось, Седов, словно в «Крёстном отце», подготовил предложение, от которого невозможно отказаться.

Штаб окружили два флотских экипажа, усиленных четвёркой броневиков. Часовых на входе матросы просто оттолкнули.

В кабинете командующего шло какое-то совещание, о чём пытался предупредить адъютант в приёмной, заработавший за это предупреждение тычок прикладом в лоб — не сильный, но отбивающий намерение геройствовать.

Не размениваясь на «здрасьте», Седов отрекомендовался:

— Я — председатель Военно-революционного комитета, взявшего в свои руки власть в стране до подавления контрреволюционного корниловского мятежа, ареста зачинщиков и их расстрела по решению трибунала. Прошу покинуть кабинет, вы, Карл Карлович, извольте остаться.

— Вы позволяете себе командовать в моём кабинете? — голос предательски дрогнул, что не мудрено — сложно себя чувствовать хозяином положения под суровыми взглядами балтийцев, чьи пальцы ничуть не дрогнули бы на спусках маузеров, отправляя генерала Васильковского в иной мир.

Седов присел на стул, согретый попой кого-то из командиров полков.

— Я только что подписал указ о роспуске всех контрреволюционных организаций, поддержавших мятеж и эти убийства, — он швырнул «Петроградские ведомости» с отвратительной передовицей перед военным. — В их числе «Союз офицеров», «Союз Георгиевских кавалеров», «Союз казачьих войск», а также ЦК партии кадетов. При попытке продолжения деятельности эти негодяи будут арестованы, преданы трибуналу и расстреляны. До последнего, однозначно. Вы, гражданин Васильковский, известны поддержкой Корнилова, а также как участник и «Союза офицеров». В соответствии с чрезвычайным положением я готов отдать приказ вывести вас на улицу и поставить к стенке — публично, чтоб все видели, что вы, корниловские подонки, получаете достойный ответ, — он хлопнул по фото с отрубленными головами на пиках. — Ваша честь втоптана в дерьмо соучастием в убийстве казаков. Позорно сдохнуть как собака — нормальный конец?

— Я непричастен…

Седов не дал ему выговориться. Перескочил на «ты».

— Поддержав засранца Корнилова, ты расписался за все преступления корниловской военщины наперёд. Пора держать ответ!

— Я отдал приказ о запрете передислокации войск к Петрограду…

— Теплее. То есть ты не поддерживаешь Корнилова.

— В полном смысле слова…

— Заткнись! — Седов грохнул ладонью по столу. — Время вилять жопой кончилось! В полном смысле не поддерживаю, в неполном — поддерживаю… Ты же офицер, чего мямлишь как нашкодивший гимназист? Прямо сейчас, ни секунды на раздумье, решай: или ты с Военно-революционным комитетом, клянёшься порваться, но не допустить, чтоб корниловские уроды вошли в Петроград и прямо на его улицах насаживали отрубленные головы на пики, или… Или бери фуражку, пошли.

— А может прям здесь эту контру кончить? — спросил матрос. — Чо тянем-то?

— Здесь не показательно. Выведем на Невский, там народу поболей, репортёра позовём. Чтоб все знали — это не убийство, а казнь по революционному закону. Чтоб другим неповадно. Труп пусть валяется дня три, не убирать. Потом киньте в Неву.

Чувствовалось, что дальнейший прессинг уже не нужен. Смертью офицера не испугать, они привыкли к ней относиться небрежно, готовые прострелить себе башку из-за несчастной любви, карточного долга или иной подобной глупости. Но умереть в бесчестье — никак.

— Что вы намерены от меня потребовать? — проскрипел генерал.

Перед лицом смерти и воплощавших угрозу хмурых балтийцев он держался достаточно твёрдо.

— Первое и главное: гарнизон Петрограда переходит в полное и безоговорочное подчинение Военно-революционному комитету, вы вводитесь в комитет в должности заместителя председателя. Немедленно издаёте приказ, выводящий войска гарнизона из подчинения Корнилову — до назначения нового легитимного главнокомандующего. Это ваш единственный шанс уйти от ответственности, — Седов снова ткнул в фото с головами, главный козырной туз, даже джокер. — Далее — частности. Нужно раздать винтовки рабочим отрядам самообороны и вывести часть войск из города, заняв круговую оборону. При приближении корниловцев открыть предупредительный артиллерийский огонь, не остановятся — стрелять на поражение. Надеюсь, конечно, что до стрельбы не дойдёт. Сегодня же во все полки поедут агитаторы. Возможно, некоторые погибнут, как четвёрка героев-казаков, но мы предотвратим массовое взаимное избиение своих своими. Корнилова и Крымова ждёт петля, но их корпуса нужно вернуть на фронт — немцы его прорвали и наступают!

— Вы же, социалисты, против войны!

— Любой разумный человек должен быть против войны. Но если нам её объявили, наступают и топчут русскую землю, как я должен относиться к захватчикам? Конечно, мы будем пытаться заключить мир, поскольку армия разложена эсеровской агитацией, эти гондоны убеждают солдат, а там почти сплошь выходцы из деревни, бросить винтовку и дезертировать домой — сеять хлеб и растить свиней. Но пока идут бои, враг не оставляет нам выбора. Это только Корнилову могло ёхнуть в голову снять три корпуса и бросить на Петроград — ради его личных притязаний на трон. Самодержец всероссейский, помазанник божий, мать его, тьфу! И вы, Васильковский, щемитесь туда же. Хотите быть проклятым как он?

У генерала хватило ума не вворачивать, что Корнилов обещал созыв Учредительного собрания, чего никто и ни разу не слышал от Седова.

— Нужные приказы подпишу тотчас. Обещаю сделать всё возможное во избежание пролития братской крови. Но и вы обещайте мне: крови как можно меньше!

— Это я уже пообещал себе самому, Карл Карлович. Действуйте. Надеюсь на вашу честь и верность слову. Но для связи с штабом ВРК с вами останутся мои доверенные матросы.

То есть глаз да глаз за каждым словом, жестом и вздохом генерала, ещё четверть часа назад более сторонника Корнилова, нежели противника.

— Даю слово.

— Хорошо. Далее, вскорости ожидается прибытие литерного поезда Керенского с его шайкой из Москвы, где он обсуждал свои преступные планы с Корниловым.

— Вы его арестуете… — догадался Васильковский.

— Не мы, а вы. Точнее, мы с вами. Я отправлю матросскую команду. На перроне должны стоять солдаты гарнизона. Пусть предатели революции выйдут на платформу добром. Не желаю штурма состава со стрельбой. Если грохнуть Керенского при задержании, мне же проще. Но у нас — революционная законность, пусть строгая и местами жестокая, до расстрела, однако не произвол.

— Склоняюсь перед необходимостью и долгом перед Россией, — опустил голову генерал.

События после перехода командующего округом на сторону ВРК покатились стремительно, как на ускоренной промотке синематографической ленты. Ровно то, что Троцкий осуществил в октябре 1917 года, Седов проворачивал уже в августе, но с одной большой разницей — для захвата власти лично, а не ради притязаний Ульянова. Почта, телефон, телеграф, банки… Рабочие и матросские отряды готовились к их захвату, но приготовления только начались, никто не предполагал, что акцию придётся осуществить столь рано и внезапно. Но по итогу легче, так как программа СПР не была столь дебильно радикальна, в отличие от большевиков не провозглашалось физическое истребление эксплуататорских классов и немедленный передел собственности, поэтому социалисты Седова не встречали столь ожесточённого сопротивления.

К ночи он получил телеграфические сообщения из Москвы, Владимира, Твери, Одессы, Минска, Риги, Ревеля, Гельсингфорса, Тифлиса о поддержке местными Советами сопротивления Корнилову и признании временной власти ВРК — до очередного Съезда Советов. Даже киевский Совет признал, в отличие от Центральной Рады. Москвич Хинчук добавил условленную фразу о перевыборах исполкома Моссовета, то есть расписался в поддержке Седова и СПР, тем самым успев вскочить на последнюю ступеньку последнего вагона.

Репортёр «Петроградских ведомостей» получил отдельную премию в 200 рублей из средств социалистической партии, его фото, распечатанное с соответствующим текстом в десятках тысяч экземпляров, получили агитаторы, отправляющиеся в войска. Им велено было ни к чему не призывать, а только вопрошать: вы за этим идёте в Петроград — убивать своих, русских, казаков?

В 1917 году человеческая жизнь обесценилась до рваной бумажной обёртки, в одной только столице ежесуточного погибали десятки и сотни людей — от бандитских налётов, от беспредела милиции, от бытового насилия. Но смерть всего лишь четверых человек — подъесаула Бродского, хорунжих Васнецова и Климова, а также казака Удальцова, использованная надлежащим образом, скомпрометировала всю компанию генерала Корнилова. Исполком Петросовета постановил переименовать Обводный канал в канал Героев-казаков, обещая установить памятник убиенным, отдавшим жизни за революцию.

К ночи Седов, получая донесения, мог констатировать: власть в его руках. Задумался: как же назвать этот исторический день? Великая Августовская Социалистическая Революция, ура, товарищи… Праздничные демонстрации придутся на хорошую погоду, не на 7 ноября, когда приятнее сидеть дома, а не шататься по дубаку, ветру и сырости. А какое это число по Григорианскому календарю? Хм… 3 сентября. Значит, Великая Сентябрьская Социалистическая Революция, с торжественной линейки в её честь пусть начинается учебный год.

Но нужно ещё отмахаться от Корнилова.

Глубоко после полуночи отряд рабочей Красной гвардии, только-только вооружённый винтовками с гарнизонных складов по приказу Васильковского, доставил из Крестов Керенского. Седов, уже основательно утомлённый событиями бурного дня, не мог себе позволить уйти в опочивальню, не поговорив со свергнутым премьером.

— Меня расстреляют? — вместо «здравствуйте» спросил экс-министр-председатель.

— Да! — не стал юлить Седов. — Вас, Львова, Корнилова, Крымова и ещё два десятка самых острокопытных. Но есть варианты. Да и смерть бывает разная — позорно-бесславная при попытке к бегству, переодевшись в бабское платье…

— Да что вы такое говорите?

— Не волнуйтесь, платье наденем уже на ваш труп. Или с воинскими почестями — как врага, но достойного. Зря вы поддержали Корнилова.

— Я не поддержал его! — воскликнул свергнутый вождь, взмахнув руками, скованными наручниками, стул под ним скрипнул. — Пытался отговорить, обуздать, уж подготовлен приказ о его отстранении…

— Но не подписан и не оглашён. То есть — приказа нет. Вы опоздали всего дня на три-четыре, Александр Фёдорович, и стали соучастником убийства в Луге. Пусть малозначительного по сравнению с другими жертвами войны, революции, беспорядков из-за слабости власти, но ставшего символом беспощадной глупости корниловцев. Партия кадетов уже объявлена вне закона. Сейчас вынужден определить политику в отношении РСДРП(о) и эсеров. С эсерами, кстати, легче, они ослаблены смертью Чернова и расколом. Спиридонова — баба вздорная, но с ней как-нибудь разберусь. А с меньшевистской, что с ней делать? В Крестах на весь ЦК места хватит.

Большевистская партия РСДРП(б) исчезла, остатки вошли в СПР, и меньшевики пользовались аббревиатурой РСДРП без всяких буковок в скобочках. Что любопытно, Седов, совершенно не мечтающей о «диктатуре пролетариата» в ленинском представлении, был идейно ближе к меньшевикам, чем к «пламенным марксистам», но мог взойти на вершину власти и взошёл таки лишь по тропе, прорубленной сторонниками покойного Ульянова. Оттого был вынужден изображать левого радикала, пока не представится случай повернуть штурвал правее.

Керенский лихорадочно соображал. Интеллигентный лоб прорезали морщины. Когда тебе прямо намекнули: выдумай аргумент, чтоб тебя не пришлось расстреливать, мысли бурлят в режиме форсажа.

— Им придётся самораспуститься?

— Ближе к истине. Но ты распустишь Временное правительство, признав законным приказ ВРК и передачу моему комитету всей государственной власти. Молодец, несколько дней жизни выторговал. Торгуемся дальше?

— Это не базар… — тихо возразил Керенский. — На кону судьба России. И моя жизнь тоже, хоть для вас она мало значит.

— Как хотите. Будем считать, вы пришли в лавку с твёрдыми ценами, я предлагаю товар — вашу жизнь. Вы соглашаетесь на цену или выбираете цвет оградки на погосте. Я предельно ясно выразился?

— Более чем. Слушаю ваши условия.

Керенский облизал пересохшие губы. Стакана воды Седов ему не предложил.

— Вчерашним числом вы смещаете Корнилова, лишаете всех должностей и объявляете вне закона. Время поставьте… допустим, час пополудни. То есть до прибытия литерного на Московский вокзал. Восстановите Брусилова.

— Не захочет.

— А это уже не ваша забота. ВРК также назначит Брусилова, о том, что Корнилов подлежит аресту и доставке в трибунал, мы уже распространили приказ. То есть любой, кто ослушается, идёт против власти. Если не признаёт нашу — то против прежней.

— Согласен…

— А куда вы денетесь? Второе. То, о чём я не могу договориться с парой упрямых грузин, убедите их вы. Нужен срочный созыв конференции РСДРП с резолюцией признания прав ВРК в борьбе с корниловщиной. Поскольку после исчезновения большевиков с политической арены обе наши социалистические партии более не имеют разногласий, готовые признать нашу программу вольются в СПР. Переименуем её в Объединённую социалистическую партию России, ОСПР, если хотите. Вместе пересилим ваших эсеров в Советах ещё быстрее, тем более у меня готова вполне радикальная и в то же время компромиссная программа ликвидации помещичьего землевладения.

— То есть вы рассчитываете, получив наши голоса, обеспечить большинство над эсерами в Учредительном собрании? Умно.

Керенский эсером оставался только номинально, давно и основательно от них отдалившийся.

— Предельно глупо! — вспылил Седов, хоть эмоции уже были притуплены усталостью. — Никакого Учредительного не будет, не надейтесь. У нас уже существует выборная представительная власть — Советы. Скоро слова про рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выбросим, скажем просто и ёмко — народных депутатов. И пусть выборы станут всенародными с всеобщим и равным избирательным правом. Бабы, чёрт с ними, пусть тоже голосуют, всё равно дома мужикам печень расклюют: голосуй за Седова, он — красавчик.

Керенский, обладавший довольно привлекательной внешностью, не в пример носителю генов Бронштейнов, криво улыбнулся, но перечить не рискнул.

— Следующий пункт, как не сложно догадаться, подписание меморандума о добровольной передаче власти вашему ВРК?

— Вот, вы исправили впечатление о своих умственных способностях, — ухмыльнулся Седов. — Позволить вам остаться у вершин власти не могу, вы слишком сильный политик, с претензиями, но, похоже, ваш расстрел только что отложился до неопределённости.

Проблема в том, что далеко не все окажутся столь сговорчивыми, как деятели Моссовета, генерал Васильковский и бывший премьер. Как ни печально, революционная гильотина ещё соберёт кровавую жатву, вызвав ответный отпор. Главное — не довести взаимоистребление до абсурда, как это умудрились сделать большевики Ульянова.

Стоило бы объявить политическую амнистию, выпустить из Крестов Джугашвили с коллегами, но… В суматохе отражения Корниловского мятежа о них позволительно забыть. Как минимум — на две или три недели. Лишнего источника беспокойства не нужно.