Подонки! Однозначно

Глава 16

Кто-то сказал, что первой жертвой операции становится тщательно разработанный план этой операции? Он — циник и негодяй. Но зачастую оказывается прав.

Преимущество, добытое солдатской кровью для партии социалистов, заметно растаяло уже в первые часы съезда. Седов достаточно легко провёл в председательствующие безобидного Луначарского, не еврея и не грузина. В президиум сел сам, пригласил Церетели от РСДРП и, поморщившись, Спиридонову от эсеров. Ещё до открытия схлестнулся с ней в кулуарах по незначительному поводу, и стерва обвинила его в сексизме, в ненависти к женщинам. Седов ответил в привычной манере:

— Когда вы меня пытаетесь обвинить, что я как-то не так к женщинам отношусь… к ним так относятся все мужчины мира. Вас до сих пор обманывают. Когда вам говорят, что любят, вам лгут все мужчины мира. Всегда лгут. Я один вам говорю правду на всю планету.

Ей не понравилось, оттого демонстративно уселась напротив трибуны и несколько удивилась, приглашённая в президиум. Там оказалась ближе к Седову, зато не маячила перед глазами.

Первый сбой плана произошёл, когда меньшевики с эсерами предложили альтернативный проект Конституции, причём весьма странно, что уладили между собой главные разногласия, РСДРП занимала почти ту же позицию, что и социалисты Седова, эсеры всё дальше скатывались влево. Наверно, Спиридонову и Чхеидзе на время помирила ненависть к СПР.

Седов быстро шепнул Луначарскому что делать, и тот не подвёл:

— Товарищи! Поскольку с проектом Конституции от двух малых фракций большинство депутатов Съезда не знакомо, рассмотрение проектов откладываем, дайте же время всем прочитать. Выношу на рассмотрение резолюции по постановлениям Съезда.

Подписавший две дюжины декретов, Седов предпочёл решения Съезда именовать постановлениями и хитро разбил основные положения Конституции так, что сейчас из-за слома сценария депутаты проголосуют фактически за отдельные пункты его проекта Основного Закона, после чего фантазии оппозиции станут неактуальны. Но это — долгий путь, если бы текст Конституции стразу поставить на голосование в редакции ЦК СПР, то можно было бы избежать обсуждений, неминуемых при обмусоливании частностей… Но — как есть.

Насколько проще было Ульянову на II Съезде Советов после захвата Зимнего дворца — эсеры и меньшевики элементарно свалили из зала в знак протеста, и большевики не вспотев протащили все свои «исторические» резолюции, сейчас совсем иначе — враги преисполнены решимости воевать.

Седов должен их терпеть? Обязан! Потому что ленинский Съезд охватывал тогда депутатов менее половины Советов России, то есть представлял ничтожную часть населения, никак не став выразителем всенародной воли. Оттого потребовалось Учредительное собрание, выборы в которое большевики, естественно, с треском проиграли, а за что их поддерживать? Проиграли и первые голосования после открытия собрания, после чего Ульянову ничего не оставалось, как отбросить последнюю иллюзию выборности власти и перейти к тотальному военно-полицейскому террору.

Но на одних штыках долго не усидишь — они больно впиваются в жопу. Что русские вытерпят коммунистов столько десятков лет, никто не ожидал.

Победа на сравнительно честных выборах сложнее, но крепче. Она придаёт легитимность правлению партии власти. Главное — выиграть в первый раз, далее административный ресурс позволит правильно организовать и следующие выборы. Лучшая диктатура — облачённая в белые одежды демократии. Поэтому придётся некоторое время терпеть и Спиридонову, и Чхеидзе с Церетели.

Первая же резолюция «О мире и государственном суверенитете» вызвала нападки и справа, и слева.

— Вы же только что гордились победой в Риге, — насмешливо бормотал в микрофон Чхеидзе. — Германия разваливается, союзники наступают. Мы — за войну до победного конца!

Одно приятно — по сигналам Седова верный звукооператор Бонч-Бруевич отключал микрофон на трибуне, тогда Седов хватал второй на стойке у президиума и возражал горлопанам. Рупоры размером с 20-вёдерную бочку, установленные без всяких понятий в электроакустике, давали гул и искажения. Но всё равно сказанное в микрофон заглушало и перебивало писк из человеческой глотки, не усиленный техникой.

— Вам мало крови русских солдат⁈ Хотите ещё больше могил, больше вдовьих слёз? — гремел Седов, раскаляя голосом лампы-аудионы. — Российская республика распространяет свой суверенитет на каждую пядь земли, некогда принадлежавшей Российской империи, в том числе на губернии, находящиеся под оккупацией. Но военной силы нам не хватает, чтобы вернуть их все и сейчас. Помните, Германия и Австро-Венгрия стремительно слабеют, Североамериканские Соединённые Штаты перебрасывают дивизии в Европу для генерального наступления, французы готовят к боям 60-тысячный чехословацкий легион, а в частях самой кайзеровской армии гремит марксистская агитация. Германская империя — колосс на глиняных ногах, который вот-вот рухнет. Так зачем с ним сражаться, не разумнее ли обождать, приостановить активные действия на фронте, а потом снимать ценные вещи с германского трупа? Да, мародёрство — не слишком почётное дело. Но прибыльное.

Последняя шутка удостоилась некоторых аплодисментов, причём хлопали в ладоши не только свои. Постановление прошло с заметным преимуществом, «за» проголосовало всё неприсоединившееся болото и часть эсеров, у которых, похоже, начался внутренний раздрай.

А вот с национализацией промышленности и переходом собственности на землю те шли в одной монолитной шеренге с РСДРП.

— Какие вы наивные! — увещевал их Седов. — Переход всех заводов, фабрик и пахотных земель в общенародную собственность равносилен переходу в собственность государства. Но государство — абстрактное понятие, управлять заводами и сельхозпроизводством именем Российской республики будут чиновники. Вы посмотрите на царских чиновников — сплошь мразь, подонки, взяточники, казнокрады. Думаете, мы за год-два взрастим честных? Тот же фабрикант, подлый эксплуататор рабочего класса, он всё же задумывается, какой его фабрика будет через год, через десять лет. Или когда отойдёт к детям. Чиновник знает: его в любой день снимут или посадят, он стремится урвать немедленно и как можно больше, ничто другое его не волнует! Если предприятие превратить в акционерное общество, а львиную долю акций передать рабочим, собственники изберут грамотных управленцев, инженеров. Крестьяне жизнь положат за землю, что будет у них в собственности, а не у помещика или чиновника. Вы же марксисты! Маркс вас предупреждал: государство является частной собственностью чиновника. Хотите обогатить чиновный класс до небес и самим заделаться чиновниками? А вот хрен вам!

Голоса пересчитывали дважды, на это ушёл до конца весь день 1 ноября. В итоге из 797 человек, присутствовавших на заседании, за постановление в редакции Седова подняла мандаты вся его фракция и часть сочувствующих. Ни одного воздержавшегося. Итого 399 голосов! Едва-едва более 50 процентов…

Второй день был посвящён менее болезненным вопросам: реформе местного самоуправления, системе образования, борьбе с беспризорностью и так далее, поэтому прошёл гладко, правящая партия соизволила проявить некоторый либерализм, внося в постановления правку от оппозиции.

3 ноября началось с отказа Луначарского ставить на голосование оба проекта Конституции, поскольку вариант оппозиции не соответствовал постановлениям первого дня, и объявил главное, ради чего собирали Съезд: об утверждении текста Конституции в редакции социалистов. Меньшевики и эсеры проголосовали против, проиграли на два десятка голосов и в знак протеста покинули Таврический.

— Наконец-то!

— И слава богу! — согласился с шефом Луначарский, оставшись в президиуме с ним вдвоём. Потом громко в микрофон: — В зале осталось не менее 420 делегатов Советов, более половины списочного состава, заседание правомочно и далее. На повестке дня выборы Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета…

— Гимн! — толкнул его локтем Седов.

— … Но перед этим помощники раздадут вам текст гимна Российской республики, если кто забыл слова. Этот гимн стал неотъемлемой частью нашей Конституции, а вскорости — и всей нашей жизни. Споёмте, товарищи! Прошу пригласить оркестр.

Сверкая медью, пространство между президиумом и публикой заполнили музыканты гарнизонного оркестра. Часть делегатов-социалистов уже репетировала, поэтому подхватила сразу, остальные присоединялись по мере того, как улавливали торжественный мотив.

— Россия — великая наша держава…

Когда закончили, Седов пожалел, что не прихватил с собой очки Троцкого. Наверняка у многих на глазах слёзы, он видел взволнованные лица, но из-за миопии не мог рассмотреть мелкие детали.

Луначарский рядом всплакнул и высморкался в платок.

Седов, тоже растроганный, вспомнил из прошлой жизни: «Нигде не сказано, что надо делать во время исполнения гимна — стоять, лежать или ползти. Надо Родину любить». Эти люди в зале Таврического, пусть очень разные, среди них — интриганы, карьеристы и прочие подонки, прониклись. Значит, Родину любят. Не всё потеряно!

С этого момента Съезд пошёл как по накатанному, к разочарованию множественных газетчиков. Состав ВЦИК вполне соответствовал желаемому. Всеобщие выборы в парламент республики — Верховный Совет — назначили через год, дата будет выбрана позднее.

В заключительной речи Седов заявил, что главная задача момента — донести революционные преобразования до глубинки. Это Петроград и Москва быстро перестраиваются на новый лад, отдалённые губернии и на февральские события не вполне отреагировали.

— Я не удивлюсь, если мне скажут, что в дальних уездах до сих пор не знают, что в России отменено крепостное право! — он сорвал аплодисменты и продолжил то, что Ленин назвал бы «задачами пролетариата в нашей революции», только гораздо шире, выступая не только имени пролетариата, меньшинства российского населения, а от имени всего народа. Пусть и далеко не каждому в этом народе по душе новая власть.

Банкет по поводу закрытия съезда получился скромный — Петроград снабжался по нормам военного времени, и кормёжка народных избранников рябчиками с осетриной вызвала бы возмущение. Правда, количество еды оказалось больше в расчёте на персону из-за ухода оппозиции, халявный ужин те тоже проигнорировали. При первой возможности Седов утащил Петерса в сторону.

— Яков, ты хоть понимаешь, что сейчас начнётся самое трудное?

— Мешевистская РСДРП и эсеры снова объединились. Правые социалисты с ультралевыми — против нас, — главный чекист уже ранее продумал изменение ситуации. — Действуем на опережение?

— К великому сожалению — нет. Готовимся, мобилизуемся. И ждём первого удара с их стороны. Тогда бьём на поражение — с роспуском партий, закрытием их газет, увольнением эсеров и меньшевиков из госаппарата вплоть до последнего уездного клерка. И сажаем-сажаем-сажаем как картошку по весне. Чую, они что-нибудь намутят в ближайшие месяцы, задолго до выборов в Верховный Совет, понимая, что их акции скорее ослабнут, чем укрепятся за год, — тут председатель несколько покривил душой, легко отбивать голоса, обещая молочные реки в кисельных берегах, через год народ спросит за результат, а он всегда горше, чем хотелось. — У тебя есть агентура в их ЦК?

— Пока нет…

— Значит, срочно ищи жандармов, полицаев, охранку, короче — каких-то мерзавцев из бывших. Они плотно держали агентуру в левых партиях, особенно у эсеров. Наверняка бывшие агенты и сейчас в ЦК. Если нет, пусть царские фараоны учат наших — как вербовать. Посулами, деньгами, компрой, кому нужны мальчики в постель — плевать, не до чистоты средств и нравов. Ты должен знать, что выродки затевают! Мне сообщать и готовиться.

Их уединение бесцеремонно нарушила Евдокия, обвив шею Седова.

— Мой победитель!

— Всегда бы так.

Не смущаясь присутствия Петерса, он и так в курсе почти всего, сообщила:

— Тебя второй день германцы атакуют депешами. Не хотела отвлекать.

— Правильно. Пусть катятся в… в пень.

— Просят срочных переговоров, беспокоятся за остатки армии в Риге.

— Не остатки, а останки. О чём речь! Передадим, пусть хоронят с почестями.

Перегнул. Ева очень не любила лишних жестокостей. Германцы — враги, но тоже люди.

Специальный представитель кайзера, швед, тайно прибыл 5 ноября через Гельсингфорс, когда Рига полностью перешла под контроль латышских стрелков, более 20 тысяч германцев сдалось в плен, в том числе несколько генералов. Посредник точно был в курсе предложений, озвученных Седовым на встрече с командующим фронтом в Минской губернии. О добровольной уступке немцам Лифляндии и Эстляндии даже речи не шло. Кайзеровцы малость закатали губу назад. Речь шла только об Украине. На немецком языке. Швед и правда скорее походил на немца, к сожалению, не «истинного арийца» или «белокурую бестию», скорее мелкотравчатого вроде Гитлера или Геббельса, но с пузом как у Геринга.

— Герр Седов, вам должно быть известно, что Центральная Рада УНР вчера заявила о непризнании Конституции Российской республики и отозвала свою подпись под договором с Временным правительством о вхождении Украины в состав России на правах автономии.

— Что изменилось? Мы отказались от этой сделки сразу после ареста Временного правительства. Киев взбунтовался? Киев возьмём за три дня.

— Тем не менее, австрийцы тоже взяли бы Киев за три дня, обладай они хоть половиной сил, что были в их распоряжении в 1914 году.

— То есть наш разговор беспредметен?

— Отнюдь! — посланец поправил пенсне на узкой как нож физиономии. — Ваше обязательство не вести активные действия воспринято благосклонно в Берлине. Более того, наш генштаб намерен отвести часть сухопутных войск от вашего Северного фронта и корабли от Рижского и Финского залива. Взамен рассчитываем на свободу действий в отношении ничейного пока Киева.

Внезапная комбинация созрела в мозгу… А ведь германскую оккупацию Украины можно вывернуть себе на пользу! Только надо успеть отменить восстание, подготовленное Киевским Советом, где большинство — сторонники Седова, против Рады, где заседают меньшевики и эсеры.

— Договорились! Как по следующему пункту — обмен пленными? Среди сдавшихся в Риге много раненых. У нас нет фактических возможностей спасти их всех.

— На условиях равенства. За каждую тысячу германцев — тысячу русских.

Британцы взвоют как пионерские горны, услышав об освобождении германских солдат, злорадно подумал Седов. Ничего, «джентльмены» признали Польскую республику. То есть она должна стать независимым государством после ухода кайзеровских войск. Союзнички, мать вашу… Вот и получите ассиметричный ответ.

— О торговых сделках, герр председатель…

— Тс-с-с! О них ничего не знаю, только крепко зажмуриваю глаза на неблаговидные поступки наших купцов. А что Германии нужно?

Главное — усыпить внимание врага. Немцы займут Украину легко, сраные махновцы и прочая голытьба их не остановят. И удерживать будут малыми силами, скорее всего, перепоручат полицейские функции австриякам с мадьярами. Вот тогда самое время восстанию, причём даже сторонники УНР поддержат идею вырезать сумрачных тевтонских гениев. Французы бросят на Киев чехословацкий легион, он у них на иждивении и в прямом подчинении, Русская армия, не нарушая никакие договорённости не воевать, мирно войдёт в освобождённые города следом за чехословаками и восстановит российскую власть над губерниями.

Он с чувством пожал руку шведу, добровольно помогающему загнать кайзеровцев в украинскую ловушку.

А пока — на чемоданы.

Переезд ленинского Совнаркома в Москву напоминал тайную спецоперацию, власть едва держалась в их руках, мочить большевиков были рады все кому не лень. ВЦИК и Совнарком социалистов перебирался в золотоглаво-белокаменную гласно, методично, до конца ноября, не нарушая текущую работу наркоматов, тоже переводимых в новую-старую столицу. Туда же были вынуждены перебираться посольства Антанты и нейтралов, Седов при первой возможности пригласил в Кремль французского посла Нуланса и шокировал его авантюрным планом: вытащить немцев и австрийцев в Киев, там их мочить как тварей.

Бывший военный министр Франции, тот даже в страшном сне не мог представить себе подобную стратегию.

— Но против вас сработало! — жестоко напомнил Седов. — Бонапарта заманили в Москву. Сколько у него было людей, полтораста тысяч к началу кампании? Во Францию вернулись единицы. Как раз зима на носу. Отчего бы немцам не помёрзнуть в малороссийских степях? Не обижайтесь, теперь мы на одной стороне.

— Масарик на это не согласится. Одно дело, если его корпус сражается в составе Русской армии. Но одни чехословаки против австрийцев и немцев? Невозможно!

— Ещё как возможно, потому что до прихода оккупантов наши сторонники разграбят оружейные склады УНР. Там такая партизанская война начнётся! Вражеские гарнизоны только спасибо скажут за повод удрать назад. Мы приступаем к военной части плана?

— Пока неясна политическая, — тормознул его посол. — В чём смысл для воинов Масарика складывать головы на Украине?

— Это же очевидно! — возмутился Седов. — Их дивизии к концу операции выйдут к Словакии. Следующий удар — и они дома. Заметьте, мы не просили легион для боёв за Ригу. Берегли для наступления южнее Полесья. Кроме того, на ваше имя поступила заявка на очередной кредит. Бездумная и безответственная политика сначала царского, а потом Временного правительства оставила нам плачевное наследие в экономике. Продолжать сопротивление германцам мы готовы, но не за что. Военный атташе предупреждал, что вы рассмотрите заем после Съезда. И что же? Съезд состоялся, наша власть поддержана народом, где деньги, Зин?

— Простите, что такое «Зин»?

— Русская присказка, не обращайте внимания и просто переводите франки.

Посол обвёл взглядом обстановку председателева кабинета с несколько пообтрепавшейся роскошью стен, отделанных гобеленами, с золотой вязью на потолке. Большой Георгиевский дворец, избранный народным вождём для проживания, нуждался в ремонте и реставрации, но всё равно свидетельствовал: публика, захватившая власть в державе, получила от предтечей несметные богатства.

— Сокровища Грановитой палаты… Вы не рассматривали их продажу?

— Руки прочь от народного достояния! — подумав, Седов смягчился. — Впрочем, как залог сгодятся.

— Вы задержали выплаты по процентам за прежние займы.

Посол торговался как на одесском Привозе.

— Их тоже придётся отсрочить и погашать отчасти натурой: лесом, нефтью, пушниной, зерном. Россия — пока что добывающая и сельскохозяйственная держава. Коль втянули её в войну, терпите такой, какая она есть.

— Это ваш император развязал войну, объявив мобилизацию против Австро-Венгрии! Сколько наших французских сограждан погибло! — теперь возмущение разыгрывал дипломат.

— Полностью согласен. Могу его выдать как военного преступника. Скостите за его голову хотя бы 10 миллионов франков долга? Могу царицу добавить — для комплекта. Миллиона три — и она ваша. Живым весом.

Француз, многое в своей жизни повидавший, этого не перенёс.

— Вы намереваетесь продать нам бывшего монарха за 10 миллионов? Словно скот, только очень дорогой… С вами сложно разговаривать всерьёз.

— А придётся. Мы — единственная в России реальная власть.

Пару раз руки чесались плеснуть водой из стакана на его лысину, но тогда француз точно откажет в кредите.

Поругавшись и договорившись с Нулансом одновременно, чего больше — сам чёрт не разберёт, Седов кинулся в Полтаву. Узаконив власть, ехал с некоторым шиком — отдельным литерным поездом в персональном вагоне с ещё несколькими прицепленными вагонами для свиты. Председатель правительства должен иметь возможность работать нон-стоп. И отдыхать тоже. В Полтаве зазвал Масарика в свой вагон, встретив как родного словом «татичек», что по-чешски означает «папочка». Не так резко и жёстко, как у белорусов «батька». Прозвище «татичек» Томаш Масарик получил у легионеров, признавших его главнокомандующим, о чём Седова предупредили заранее. За время пребывания в России чех прилично выучил русский.

— Как коллега с коллегой я уже могу называть вас «господин президент»? — спросил Седов, усаживая его за обеденный стол, прислуживала Ева, нафуфыренная на все сто — молодых официанток возле любовника не потерпела бы, заодно клеила любопытное ухо.

— Можете, господин председатель, но несколько преждевременно. Нас признал Лондон…

— Москва тоже!

— … Но с таким же успехом вы можете провозгласить независимость Баварии. Пока на эти земли распространяется власть германской армии, всё это, увы, несколько фикция.

— Товарищ Евдокия Фёдоровна! А налейте-ка нам с господином президентом за знакомство. Томаш, я привёз отличную идею — как превратить то, что вы изволили назвать фикцией, в нечто осязаемое. И не когда-нибудь, а ближайшей зимой. Кстати, вы — социалист?

— Скорее — реалист.

— О, мы с вами похожи. От социализма я беру ориентиры на далёкое будущее, в наши дни опираюсь на конкретные возможности. У вас под штыком тысяч 40?

— Больше, до полусотни. И ещё столько же в резерве.

— То есть до Нового года — практически 100-тысячная армия. Успех неминуем!

Когда Ева ушла, дабы не смущать боевого чеха дамским присутствием, Седов рассказал про авантюру со сдачей Киева. В отличие от французского дипломата, Масарик моментально въехал в выгоды ситуации: бить немцев и австрияков там, где они не ожидают, не имеют плотности войск, не укрепили оборону, да ещё на землях, охваченных партизанской войной против оккупантов.

— Будет добрая пшигода… Но если немцы на вас надавят, вы же обещали на Съезде воздержаться от активных действий?

— Я слов на ветер не бросаю! — гордо соврал Седов. — Русская армия и не вступит в бой, только прикроет вам тыл, подсобит со снабжением и поставками. Вы подчиняетесь французскому генштабу, а не нам. Я французам не указ, а те рады любым неприятностям для бошей на Восточном фронте. И волки целы, и овцы сыты! Выйдете к Карпатам, займёте оборону по удобным высотам и ждите большого наступления Антанты в Западной Европе. Они даванут — и вы займёте Прагу, на радость соотечественникам. Из австрийской короны выпадет самый яркий бриллиант, и поделом.

Пока обсуждали детали, Ева принесла перемену блюд, Масарик, которому перевалило глубоко за 60, плотоядно проводил взглядом её удаляющийся задний фасад.

— Увы, дорогой господин президент, тут ничем не помогу, — заметил Седов, уловивший эротический интерес собеседника, явно не по возрасту. — Барышня занята плотно.

— В Полтаве пользуюсь уважением, вниманием не обделён, — нескромно похвастался чех.

Мужчины понимающе переглянулись и ещё раз выпили за успех грандиозного предприятия.