По щучьему велению, по Тьмы дозволению

06 Судьба Лучии

В сказках о трёх сыновьях или дочерях обыкновенно рассказывается о судьбе младших или единственных, о самых любимых чадах родителей. Известно множество сказаний о подменышах — детях, что благодаря злой воле нелюдей были украдены из родного дома, подменены на колоду или больного альва.

…Но задумывались ли вы, какова судьбе тех, кто вовсе не родился?

Народная молва нарекает рано умерших, не посвящённых богам младенцев: навь, игоша, нечистый. У нерождённых даже нет названия. У тех, кто погиб в утробе матери, будучи в одном шаге от света, от жизни, от любви, — нет имён.

Но в мире, где тонкие царства духов и плотные пласты людей сливаются; там, где властвует волшебство, а леса, поля и водоёмы полны тайной жизни, порой случаются тёмные страшные чудеса.

Вышло так, что жажда жизни пересилила саму смерть…

Однажды юная жрица Лучия из Южной страны вечного лета отбилась от своих подруг и заплутала в лесах Северных королевств. Она шла день и ночь, а пуща становилась только темнее и глуше.

Беда не является одна, крики Лучии о помощи услышали разбойники. Но, слава Единому, откуда ни возьмись появился охотник на белом коне. Зычным голосом и вострой саблей он прогнал разбойников.

Молодой мужчина был так смел, что сразу покорил сердце Лучии. К тому же он оказался необычайно вежлив и хорош собой. Жрица поверила в благородство спасителя и доверилась ему.

Мужчина объяснил, что до ближайшего поселения путь неблизкий, а день на исходе. Он отвёл девушку в охотничий домик. Он потчевал гостью изысканными яствами и напитками. На следующее утро они оба поняли, что не хотят покидать этот небольшой, но надёжный и уютный дом посреди осеннего леса.

— Твои зелёные глаза будто смотрят в мою душу, видят меня насквозь, — говорил охотник, улыбаясь. — Я не смогу жить без этого взгляда. Я погибну, если ты не подаришь мне ещё один твой поцелуй, Лучия…

И она дарила: поцелуи, нежность, заботу, страсть. Всю осень и часть зимы возлюбленные провели вместе. Правда, сердечный друг часто отлучался. Порой его не было много дней. Лучия сильно тосковала, но никогда не унывала.

Она сама колола дрова и пекла хлеб. У охотника она научилась ставить силки и разделывать мелкую дичь. К духам леса жрица Единого относилась с уважением, порой оставляла им дары. Те отвечали ей взаимностью, не трогали и не подшучивали. А любимый всегда возвращался с гостинцами.

Однажды Лучия ощутила внезапную слабость. Голова её закружилась, белый свет потемнел. И съеденная утром пища покинула нутро, выплеснувшись на снег.

Поначалу женщина думала, что тому виной несвежий хлеб, но вскоре обнаружила, что её живот округлился. Лучия поняла, что носит под сердцем драгоценный дар — дитя.

С тех пор тоска совершенно покинула её сердце, ведь Лучия больше не была одна! Может быть, теперь любимый заберёт её с ребёнком в более тёплый, просторный дом, к своей семье, к людям.

Но когда Лучия поделилась доброй вестью и мыслями с охотником, случилось то, чего она никак не ожидала. Вместо радости того охватил гнев! Всё благородство куда-то пропало. Он кричал, размахивал руками, бранился:

— Да знаешь ли ты, кто я такой? Ты девка глупая, южанка избалованная! Незачем царю Кривхайна такая обуза! Достаточно мне и царицы. Та вон тоже капризничает дни напролёт и жалуется на недомогание.

Так Лучия узнала, что отдала себя не простому охотнику, а самому владыке этих земель. Она узнала, что у него есть жена, и что она тоже на сносях. Лучия поняла, что не любима и не нужна более.

Шёл первый тёплый месяц весны, когда молодая женщина покинула охотничий домик. Она не знала этих мест и отправилась куда глаза глядят.

Пока на Севере властвовало лето, Лучия добывала пропитание в лесу. Порой находила и помощь в деревнях, у добрых селян, взамен на работу. Осенью всё изменилось.

Срок родов настал в паре с неласковыми холодами. Лучия так отяжелела, что никто не желал брать её в работницы. Не нашла она жалости в сердцах людей. Глух был и Единый Создатель к её молитвам.

Однажды Лучию настигла страшная боль. Она накатывала волнами, то доводя до исступления, то отпуская. Несмотря на заморозки, женщине стало очень жарко, одолела тошнота и сильная жажда.

Желая напиться воды, измученная схватками Лучия подошла к реке. Берег был достаточно крут, а водица манила чистотой и прозрачностью. Женщина наклонилась к ней, протянула руку. Но не удержалась и упала в реку.

Место было дикое. Только звери и водяные. Не нашлось рядом никого, кто бы помог Лучии.

Её прежний спаситель, благородный охотник, даже не помнил о ней. Владыку Кривхайна мучили собственные заботы. В этот самый миг он горевал над другой женщиной. Родившая накануне его царица лежала бездыханная на площади под окнами женского терема.

Течение злой судьбы подхватило и Лучию. Волны заглушили её крики. Холодная вода остудила жар и уняла боль.

На последнем вздохе, ощущая, как холод жжёт горло и раздирает грудь, Лучия воззвала к богам и Единому. Вся её неизлитая нежность и любовь обратилась к младенцу, что рвался к жизни.

Духи реки услышали мольбы и взяли ребёнка к себе…

Так погибла Лучия. Так не родилась, но появилась на свет её дочь: не дева и не рыба, не человек и не дух, не живая и не мёртвая. Так порой случается в мире, где властвуют законы волшебства, а тонкие царства духов и плотные человеческие перемешиваются.

Не будучи названной родительницей, дочь взяла себе её имя. Уже во чреве матери душа ребёнка всё видела, слышала и понимала. Она запомнила всё.

Как и у других созданий, у младшей Лучии была невинная пора детства. Тогда восторг миром затмевал поселившуюся в душе черноту. Её друзьями стали хищные рыбы, речные русалки, болотные кикиморы. Даже полудницы любили играть с необычной зеленоглазой девочкой, которая не была из их рода, но и не была человеком.

Они рассказывали ей свои истории и учили только им ведомому колдовству тёмных духов. Лучия была необычайно талантлива. Когда же она повзрослела, то овладела и женской наукой обольщения. Она поняла, что волю мужскую порабощает не нежный взгляд и преданность, но иное…

Однако потребность в ласке свойственна всем созданиям Творца. Она напомнила Лучии о случившемся с матерью, об отце-предателе. Жажда любить и быть любимой нашептала о безвозвратно потерянном. И лютый гнев придал небывалых сил.

Лучия улыбнулась своим воспоминаниям и бросила взгляд на спящего на троне царя. Глаза её заволокло туманом скуки. Алые губы презрительно скривились, придав изящному лицу жуткое выражение.

Вот он, её родитель: смелый охотник — и мерзкий изменник. Его борода поседела, но осанка не утратила стати, а черты — благородства. Сразу видно, много женских сердец погубил царь. Но пришло время расплаты. Его сердцем отныне будет владеть лишь взгляд Лучии — той, которая любила его до самой своей гибели.

Речная оборотница поднялась с трона и склонилась над подарком, лежащим на столе. Она бережно завернула глаза матери в тряпицу, завязала и укрепила её на бечёвке. Расстегнув кафтан на царе, она повесила кулёк под его рубаху.

Через разноцветные стёкла окон пролилось солнце. Холодный осенний день оживил столицу. На улице раздались голоса. Кое-кто из усыплённых хмелем и колдовством гостей начал ворочаться. Пора было браться за дело и щуке.

Многие чары придётся сплести, чтобы окутать неведением не только владыку, но и его приближённых. Все они должны думать, что знали Лучию — младшую царскую дочь с самого её рождения, что была она во дворце всегда. Что же до старшей…

В силах глуповатого, но весёлого Емели оборотница не сомневалась. Она проверила на себе и оценила его страстный пыл. Его руки, не огрубевшие в тяжёлых трудах, были ласковыми и умелыми.

К тому же царевна ли, простая крестьянка — каждая женщина ценит искренность. А в этом Емеля был что ребёнок. Несмеяна — такое же дитя, поупрямится и сдастся.

Но не всё шло согласно задумке речной оборотницы. Вскоре обнаружилась пропажа царевны. Емеля прибежал в покои, которые заняла Лучия, с недоброй вестью и рыжей косой в руках.

— Несмеяны нигде нет… — сообщил он, задыхаясь от волнения. — На её ложе какая-то полуголая девка… визжит, рыдает. А от царевны только волосы остались!

— Что ж, не видать тебе царства, голубчик, если не отыщешь беглянку, — спокойно ответила ему Лучия. — Ступай к царю, он знает тебя как жениха царевны. Доложи ему обо всём. Пусть даст ратников. А я помогу вам по-своему… — речная оборотница отняла у Емели рыжую косу и поднесла её к лицу, провела носом, принюхалась. — Дурочка идёт вдоль воды… Пока поблизости будет хотя бы ручей, я подскажу тебе, где искать царевну. — Её глаза вспыхнули зелёным пламенем. — Верни Несмеяну во дворец!

— Будет сделано, — поклонился Емеля.

Когда он ушёл, Лучия приблизилась к окну. Перед ней простиралась площадь, разделяющая общий терем и женский, высилась башня, в которой жила царевна. Нечто странное привлекло внимание оборотницы.

На площади прямо под окнами застыл силуэт женщины: высокая царская корона была на ней, пышный сарафан. Но и корона, и сарафан — весь её образ был будто соткан из самой тьмы.

Обе женщины пристально смотрели друг на друга, изучали. Вдруг неподалёку залаяла собака. Тень на площади вздрогнула, обратилась чёрной кошкой и исчезла.

— Ты кто ещё такая? — оскалилась Лучия. — Что за лярва мерзкая? Пожирательница боли, горя и слёз…