По щучьему велению, по Тьмы дозволению

19 Дар царя

Гремели боевые барабаны, выли трубы, били в щиты воины, приветствуя своих владык. Верно и ровно застыли дружины вдоль городских площадей Речи. Кони, люди — все, как один, богатыри. Ясное зимнее солнце сверкало на кольчугах, шлемах и копьях.

Между рядами ехали на конях и в каретах князья. Немало их явилось на собрание. Многие правители широких земель Кривхайна откликнулись на зов батюшки-царя. Всех волновала ранняя зима и мертвецы, которых видели в лесу.

Но вряд ли кто-то ведал, что причина лиха таится именно здесь, в расписных царских палатах. Емельян фыркнул и отвернулся от окна. Заметив его настроение, Лучия ласково улыбнулась:

— Что же ты не весел, Филин мой? Жив ты и здоров после тяжёлого путешествия. О братьях твоих мы позаботились, избу им большую поставили на две семьи. — Она приблизилась к юноше и обняла его со спины. — Не радуют тебя ни ласки мои, ни это великолепие? А ведь вскоре оно всё твоим будет…

— Жив и здоров, говоришь? — повторил Емельян сквозь зубы. — А если бы члены мои в ледышки превратились, понравилось бы тебе со мной таким любиться?

— Но ты проявил смекалку и отвагу, — заметила Лучия.

— Я не смог привести царевну Витарию, — Емеля разочарованно скривил красивые губы.

— У царя теперь две дочери, — напомнила щука строже. — А для Витарии, коли она переживёт зиму и всё же вернётся, я готовлю царский подарок.

— Подарок для царевны и её женишка? — обиженно фыркнул Емеля.

— Особенно для него, — кивнула Лучия, и в голосе её послышалось ядовитое шипение. — Уже весной, когда уйдут морозы, стает лёд и забурлит моя сила, — она огладила ладонями плечи юноши, опустилась вдоль груди и живота ниже, — все эти князья с их войсками, все их богатства, их обширные леса и плодородные поля будут твоими. — Вкрадчивый голос Лучии играл с его чувствами, её ловкие тонкие пальцы — с плотью. — Что только ни пожелаешь, будет твоим… А глупая рыжая девчонка и её жених будут наказаны…

— Я желаю тебя, — обернулся Емеля, властно перехватив руки Лучии. — Я хочу дарить тебе удовольствие… — Он подхватил тонкую, лёгкую деву, поднял её в воздух и через миг уложил на перины. — Чтобы ты стонала и кричала только подо мной и ни с кем больше… — Он развязал свой пояс, расшнуровал тугое зелёное платье подруги, распахнул его, снял нижнюю рубаху, прильнул к розовым соскам. — Я хочу целовать тебя, обладать тобой… — Другой рукою он сжал прохладные белые бёдра, провёл ладонью по коленям Лучии, раздвинул их. — Хочу, чтобы ты была моей. Сейчас и всегда…

Ритмично и жарко били барабаны, стонали трубы. Под их глас будто бы ярче светило само солнце, и отступала зима, а с нею и страх, объявший народ Кривхайна. В столице воцарилось праздничное оживление. Хотя после того, как пропала царевна Витария и внезапно налетели вьюги, люди почти потеряли веру в своего владыку.

Одни говорили, что боги послали наказание своему наместнику на земле. Другие предвещали новую Бурю, страшный катаклизм, подобный тому, что сотряс весь мир почти тысячу лет назад. Третьи считали, что только в царе их спасение.

Где бы ни скрывался корень зла, разумению он был недоступен. На царский совет собрались князья и советники, придворные мудрецы и чародеи для того, чтобы найти не правду, но избавление от беды.

Три дня и три ночи совещались благородные мужи. Да и пировали всласть, как водится. Одни предрекали бунты и разбой. Другие делились мыслями, как отвоевать более тёплые и плодородные равнины соседей. Третьи рассказывали о том, что было во времена их дедов.

Всё это время Емеля погибал от скуки. Глупыми и недалёкими казались ему речи князей. Да что они знают о быте народа, что видят из своих палат и башен?

Если крестьяне не успели засеять озимые зерновые, грядёт недород и голод. Тогда и жди бунты да разбой. А у них на уме — одни лишь соседи да помыслы о новых битвах.

К селянам отношение — хуже, чем у свиновода к своим хрюшкам. Жиреют — и хорошо. Не жиреют — пора пускать в расход. А он сам что? Не хряк же бессловесный. Довольно отмалчиваться!

— Чтобы справиться с бедой, нужно не отбирать зерно, а выдать — на пропитание и посевы, — объявил Емельян, поднявшись из-за стола. — Знаю, невидаль. Но это повысит веру народа в правителя. Это даст урожай и надежду на жизнь!

— Лишь наглость взрастит сие в народе, — было ему ответом. — Толпа совсем страх потеряет!

— Да мало, что ли, страхов сейчас? — разозлился Емеля, ударив кулаком по столу. — Морозы урожай сожрали! Ветры людскими голосами плачут!

Увы, все его смелые речи потонули в гуле споров. Его пылкие мысли и рвения потухли в горькой обиде. Да была то обида не только на советников, но и на самого себя.

Емеля всерьёз задумался: чего на самом деле стоят его усилия? Неужели правы были невестки, которые издевались над смелыми мечтами?

Не хватает простых речей и одной жажды для того, чтобы изменить мир. Даже если знаешь, как лучше, не всегда можешь! Как нельзя сдвинуть гору, порой невозможно повлиять и на умы людские. И не важно, то умы односельчан, старост или царских бояр.

Собственно, а почему кто-то делает это с лёгкостью, но не Емеля? Даже Витария не пошла с ним! Чего ему не хватает? Он умный, красивый, красноречивый! Он искренне хочет творить добро, но…

Быть может, зря он чаще на печи лежал, а не дрова колол? Не набрал силушки богатырской, но не руки, а дух его? Может, духом слаб он оказался? Эх, что за судьба такая!

Емеля метнул взгляд на свою речную колдунью, на обманщицу, на оборотницу проклятую. Стройна, красива и горда — заглядение, настоящая царевна. Но можно ли полагаться на неё?

Почему, когда это действительно было нужно, Лучия не смогла сделать его голос громче? Почему не повлияла на умы советников, когда Емеля говорил о важном, как она сделала раньше с царём?

«Уже весной, когда уйдут морозы, стает лёд и забурлит моя сила, все эти князья с их войсками, все их богатства, их плодородные леса и поля будут твоими», — пронёсся в памяти нежный голос щуки.

«Что ж, перетерпим», — зло подумал Емеля.

Утомлённый собранием, уже немолодой царь-батюшка, наконец, отпустил гостей. Только Емельян Филин и царевна Лучия не тронулись со своих мест. Также велено было остаться одному из князей. Он правил небольшим княжеством выше по течению реки Дондурмы.

Ставший грузным с годами, пожилой мужчина давно не покидал своего княжества. Последний раз царь видел его ещё до рождения дочери Витарии. И хотя чёрные некогда волосы утратили цвет, синие глаза князя глядели, как прежде, прямо.

И в них сквозил вопрос. Несмотря на близость к враждебным землям Гиатайна, он всегда был верен Кривхайну. Что же заставило царя усомниться в его преданности?

— Князь Богат, — начал царь, и голос его не предвещал ничего хорошего. — Догадываешься, о чём я буду с тобой говорить?

— Нет, мой батюшка, — склонил голову князь.

— Дошло до меня, что по пути в Речи ты столкнулся с отрядом жутких тварей, — произнёс царь. — И слышали от твоих людей, будто одеты они были, как мои ратники.

— Свинорылые мертвецы то были, — подтвердил князь Богат, тревожно проведя рукой по бороде. — Мы всех до одного перебили, вернули земле.

— Свинорылые, — повторил царь и глянул на свою дочь. — Шутка чья-то дурная?

При этих словах Емеля ощутил озноб. Что он имеет в виду? Не вышел ли владыка из-под власти щуки? Давно сошло то колдовство с ратников, но что если не все воспоминания стёрлись?

Царевна Лучия поднялась с трона, махнула рукой в сторону отца. Тот отвернулся и на некоторое время умолк. Слово взяла его дочь.

— Ты правильно поступил, князь Богат, — обратилась она к гостю, плавно ступая по залу. — Скажи, а не было ли в том отряде мертвецов человечьих лиц, — она сверкнула очами. — Сына своего ты в нём не встретил?

Князь Богат отшатнулся, расширил глаза.

— Нет, владычица моя, — выдохнул он с ужасом. — Точно не было никого с человеческим ликом… Только рыла свиные, разложившиеся… Кони ещё были, но да тех мы быстро успокоили.

— Знаешь ли ты, почему я спрашиваю? — продолжила допрос царевна Лучия, приблизившись к князю.

— Не ведаю… — помотал тот головой. — Давно я не слышал о судьбе Инальта. Ничего не знаю, кроме того, что он исправно нёс службу. Воевода в письмах его хвалил…

— Юный Инальт Богат совершил измену и был заточён в темницу, — объяснила царевна. — Но вскоре он сбежал из-под стражи… — она помедлила, вглядываясь в лицо несчастного отца. — Инальт Богат выкрал царевну Витарию, и вместе они бежали из города.

— Прости меня, царь-батюшка, — старший Богат как стоял, так и рухнул на колени, ударив лбом об пол. — Ничего не знал о злодеянии! А если б знал, уж я…

— Теперь ты знаешь, — оборвала его речь царевна Лучия. — И знаешь, что делать в случае, если сын придёт к тебе за помощью, — она сощурила зелёные глаза. — Ты ведь предан своему царю?

— Как пёс, я верен царю и царской семье! — горячо подтвердил князь Богат. — Встречу негодяя Инальта, убью его на месте! Не сын мне он больше!

— Тогда, владыка, — Лучия приблизилась к своему батюшке и тихо прошипела ему в лицо, — брось кость слуге своему верному. Он сегодня родного сына потерял, так пусть и порадуется…

— Старый друг мой, князь Богат, — произнёс царь странным совсем не дружеским тоном. — Не сочти за службу, помоги мне ещё в одном деле.

— Всё, что угодно, владыка, — князь не отрывался от пола.

— Найди дочь мою старшую… — попросил царь. — Я же, обещаю, в долгу не останусь. Дорога мне её жизнь, но отступницу не прощу! А ты уж давно холост… — царь махнул рукой. — Если найдёшь царевну Витарию, пусть остаётся в твоём доме и будет тебе верной женою.