По щучьему велению, по Тьмы дозволению

13 Двенадцать волхвов

Долго брела царевна сквозь пургу. Она и сама не знала, прошли день и ночь или дни, ночи, месяцы пронеслись. Но вот буря стала стихать, и сразу потемнело. Выплеснулось небо на землю, очистилось. В сетях голых ветвей даже звёздочки появились.

Но Вите от того не стало радостнее. Сердце билось в груди, как умирающая пташка. Мысли путались. Порой казалось Вите, что она видит, как бредут рядом с ней люди: умершие люди, не живые. Иногда будто звери мелькали тенями между деревьями.

Вдруг вдалеке вспыхнул огонёк, словно звёздочка с неба упала. Вита направилась на её свет, молясь, только бы не потухла. Но звёздочка не тухла, а лишь сильнее разгоралась. Вот и дымком запахло.

Чуть ли не рыдая от счастья, не думая уже, разбойников встретила или нелюдей, мерещится ей или всё вправду, Вита прибавила шагу. Она падала, утопала в снегу и перелезала через буреломы, не выбирая дороги, спеша напрямик. Только бы не потерять волшебный свет!

Вот уже открылась царевне большая светлая поляна. Взвился к синим ночным небесам костёр. А вокруг него сидят люди. Вроде не дровосеки и не разбойники, больно богато разодеты. Будто цари Севера собрались на совет!

— Помогите… — прошептала Вита, сама не зная, говорит ли произнесённое бессчётное множество раз слово вслух или только хрипит по-звериному.

— Держу! Потерпи… Немного осталось… Пара шагов…

Сильные руки подхватили её, раздались взволнованные голоса:

— Смотри, кого нашёл. Принимай, хозяйка…

— Благодарю тебя, Андрэс. Проводи бедняжку к костру…

Царевну подвели ближе к теплу и свету, усадили. Она жадно вцепилась озябшими пальцами в горячую кружку с питьём. Аромат трав окутал её, напиток обжёг нутро.

— Не спеши и не жадничай, — рассмеялся женский голос. — А то ещё растаешь, Снегурка…

Отогревшись и придя в себя, Вита осмотрелась и подивилась, в какое необычное общество она попала. Воины или артисты? Цари, а может, купцы, судя по лицам, из разных земель? Кто смуглый, кто белолицый. У кого глаза широкие, у кого — как миндаль, вытянутые к вискам.

Всего у костра было девять мужчин. У всех шубы из дорогих мехов, шапки вышиты золотыми и серебряными нитями. Сапоги красивые, на плечах и запястьях сверкают самоцветы.

Трое старейшин, сидящих у огня, молчали и даже не глядели на Виту. Они отличались от прочих бородами: одна длиннее и белее другой. Одеты они были в серебристые меха. Один в руке держал посох с синими самоцветами. Другой подле себя положил копьё и щит. Третий носил молот.

Трое мужчин поодаль были в возрасте, но не старые. Двое при мечах в украшенных ножнах. Третий с топором. Их одежды были бурых и рыжих цветов. Самоцветы в их шапках переливались янтарём и лиловым.

Ещё трое были юношами: красивые, гладко выбритые и улыбчивые — ну точно принцы из Амѝра, только выше и мужественнее. Их кафтаны были короче, чем у остальных, — всех оттенков зелени. У ног их лежали колчан со стрелами, лук и музыкальные инструменты: домра и гусли.

Глядя на юношей, Вита устыдилась своего вида. Щёки после мороза горели и наверняка стали краснее яхонтов. Красивая кунья шубка промокла и топорщилась, как шкура старой бездомной кошки. А уж платок и вовсе снимать не стоило, волосы наверняка так свалялись, что можно состригать и шить валенки.

— Как же ты забрела в такую глушь? — поинтересовалась женщина, заговорившая с ней ранее.

Вита подняла глаза и залюбовалась. На женщине была необычайно красивая шубка из жемчужно-белого меха неизвестного царевне зверя. Пушистая, но тонкая, она не скрывала изящную фигуру.

Непокрытые светлые волосы женщины были уложены в десятки кос, а в каждую вплетён живой цветочек. Фиалки, подснежники, ландыши, незабудки — что за волшебство?

— Ты такая красивая… — не сдержавшись, ахнула царевна. — Кто вы? Духи, лесовики или же… боги?

— Вот ты придумала, — уклончиво ответила женщина, садясь рядом.

Вите показалось, что собеседница давно миновала порог юности. Хотя лицо её было нежное, почти детское, в зелёных глазах и в голосе отражались многие годы.

— Цветы в твоих волосах не вянут… — забывшись, продолжила допрос Вита.

— В некотором роде мы чародеи, — рассмеялась женщина, показав белые зубы. — Меня зовут Велѝса, а это, — она обвела взглядом мужчин и юношей, — моя семья.

— Ты одна среди мужчин… — смутилась Вита, не зная, как уточнить.

Что же за семья такая? Братья они или…

— Это мои сыновья, — удивила гостью Велиса.

В этот миг к ним подбежали ещё двое мальчишек, которых до того царевна не заметила: лет десяти и семи. Младший принёс корзину с горячими пирогами. В руках у другого был увесистый кувшин с ароматным питьём.

Поставив угощения, они быстро обняли, поцеловали мамку и убежали куда-то в лес.

— Ночь же, духи зимы воют, — прошептала Вита, испуганно оглядываясь. — Не надо им далеко убегать…

— Нам не страшны духи зимы, — Велиса гордо подняла голову. — Мы с сынами сильнее!

— А как же это твои отпрыски? — Вита распахнула глаза. — Даже старцы? Но ты так молода!

— Благодарю, — развеселилась женщина. — У людей свои лета, у нас — свои… — Велиса погладила себя по животу. — Скоро вот жду двенадцатого сына…

— Твои дети так непохожи друг на друга, — изумилась Вита.

— У них у всех разные отцы, — объяснила Велиса. — Со старшими мы встречаемся лишь раз в год. В остальное время они путешествуют по миру, как волхвы, помогают живым созданиям, растениям, животным, людям…

— Двенадцать мужчин, — посчитала Вита одними губами, не забыв о ещё нерождённом. — Как двенадцать месяцев в годовом колесе.

Велиса рассмеялась, но смолчала.

— А что будет, когда ты родишь тринадцатого сына? — вслух продолжила размышлять царевна.

— Тогда самый старший сын уйдет во тьму…

— И тебя это не печалит?

— Почему это должно меня печалить? На каждом твоём вздохе и выдохе что-то рождается, что-то умирает… Нельзя же вечно быть старыми! Все мы возродимся рано или поздно, как солнышко умирает по осени и возрождается на Солнцеворот. Пока есть смерть, будет и жизнь — они взаимосвязаны. Страшнее и печальнее, когда кто-то умирает не до конца… Или не до конца рождается.

Вита тряхнула головой, размышляя о сказанном. Велиса по-хозяйски разлила напиток и, надломив один из пирогов, кивнула гостье:

— Угощайся, пока горячие.

Раздался пленительный запах лесных ягод: малины, земляники, черники. Но Вита почему-то отпрянула.

— Можно ли мне вкушать пищу духов, если я ещё жива? — прошептала она. — Вдруг я съем кусочек и навсегда останусь с вами…

— Духи пирогами не питаются, — со знанием дела заявила хозяйка.

— Кто же ещё может жить в глухом лесу, без дворцов, домов и даже без шалашей? — поинтересовалась царевна. — Вы носите такие наряды, готовите пироги незнамо где!

— Пироги нам передала моя добрая подруга Кѐйя Пу̀ни, — улыбнулась Велиса. — Мы все — лишь путники, которые бродят по миру в поисках новых знаний и несут собранную мудрость народам. Мы предсказатели, чародеи, звездочёты, целители, травники, волхвы. Сейчас мы направляемся в Амир на праздник Зимнего Солнцеворота. Но вьюга застала нас врасплох. Когда путаются осень и зима, на наших тайных тропах становится небезопасно…

Вита сглотнула слюну и приняла угощение. В конце концов, она уже отпила травяного отвара. Да и слова хозяйки звучали убедительно. А пироги выглядели и пахли так, что голова кружилась. Впрочем, вкус оказался и вовсе неописуемым. Ни на одном царском пиру Витария не пробовала столь дивной выпечки!

— Ну-ка, милые, — тем временем обратилась Велиса к юношам, — разгоните сумрак, сыграйте нам что-нибудь весёлое, потешьте гостью нашу Снегурочку!

— И то верно! — согласился один из них — такой же рыжеволосый и веснушчатый, как Вита.

Он установил на коленях гусли. Второй золотоволосый парень взялся за домру, нежно провёл пальцами по струнам. Заиграла музыка, а на поляне и впрямь стало светлее, словно днём.

Третий юноша подбежал к Велисе, протянул ей руки. Женщина скинула свою шубку и вышла в круг. В одном летнем сарафане, зелёном, как молодая трава, смеясь и подпрыгивая, она закружилась по поляне вместе со своим сыном.

Вита так и ахнула. Там, где стопы женщины касались оледенелой земли, корка таяла. Почва жадно впитывала воду и рождала на свет лесные травы. Завитки папоротников тянулись к свету, распускались белыми цветами подснежники и кислица, желтый птичий лук и сиреневая ветреница.

А вот и земляника зацвела! Зазеленели на веточках ягодки. Набухли — и вмиг бока их налились сладко-алым. Вита прикрыла рот ладошкой. Красная земляника посреди зимы! Травы и цветы!

— Вставай-вставай, Снегурка! — черноволосый и синеглазый юноша оставил Велису и подбежал к Вите. — Снимай свою шубку! Пошли танцевать!

— Да я же… — Вита вздрогнула и вся сжалась. — Не надо, я не могу, я…

Но наглый весёлый парень и не думал слушаться. Он сорвал с головы царевны платок, расстегнул её меха, бросил одежду на траву.

— Такую красоту нельзя прятать, — прошептал он, приблизившись так, что Вита ощутила его пахнущее травами дыхание, тепло и запах молодого тела. Он ласково провёл ладонью по её волосам и, обернувшись к братьям, воскликнул: — Глядите, а Снегурка-то наша — сама дева-пламя! Косы огненные!

— Косы?.. — воскликнула Вита, видя, что на плечи ей ниспадают любимые-родные гладко причёсанные, туго заплетённые рыжие косы! — Как же это может быть?

Юноша только рассмеялся. Он взял царевну за руки и вытянул в хоровод. Велиса танцевала уже не одна. Все, даже трое старцев, не жалея летних цветов, дружно топали и плясали, взявшись за руки. И музыкой им служили их ладные зычные красивые голоса.

Витария влилась в танец, засмеялась, зажмурилась от счастья. Никогда в жизни она не ощущала такого единства — с людьми ли, нелюдьми, не важно, кем были эти чародеи. Она ощущала себя частью семьи, любимой и любящей.

Вот бы так было всегда! А почему бы и нет? Почему она только раньше не участвовала в плясках на царском празднике? Ну ничего! Она вернётся, победит щуку и устроит такой пир на весь мир! Она пригласит во дворец Велису и всех её сыновей!

А может… Может, она пригласит их на свою свадьбу с Богатом? Ах, как бы это было чудесно!

Витария танцевала, а мысли её уже обретали видимость. Яркий, словно ягоды земляники, сарафан невесты разлетался в кружении, пышный венок из живых цветов украшал волосы. Любимый Инальт с ритуальной медвежьей шкурой на плечах держал её за руку, горячо прижимал к себе и целовал в румяные щеки.

Царевна смеялась, веселилась от души и не думала, что может быть иначе.