По щучьему велению, по Тьмы дозволению

35 Казнь

В назначенный день всё было готово, и ко дворцу волнами хлынул больше голодный, нежели праздничный люд. Но постепенно настроения наладились, весёлый гомон и музыка разметали тёмное уныние. Силы жизни и весны, а с ними смех и радость захлестнули столицу.

Скоморохи на разный лад развлекали простой люд. Большой популярностью пользовались качели в виде солнечного колеса. Девицы прыгали на скакухах. Молодцы неподалёку мерились силой в кулачных боях.

Вокруг крепостных стен выстроилась целая рать лоточников. Одни разливали напитки, сладкие и хмельные, холодные и горячие — на любой вкус. Другие раздавали калачи, баранки, бублики, сладкую выпечку в форме птичек и кроликов. Блины — символ солнца, круглые пироги с мясом, с потрохами, с яйцом и с горохом разобрали раньше всех.

Сколоченных столов на всех не хватало. Набравшие снеди гости устраивались прямо на земле. Они раскидывали на брусчатке покрывала и набитые соломой тюки. Очень скоро пространство перед дворцовыми стенами превратилось в сплошной обжорный ряд.

Внутри стен, на площади перед самим царским теремом накрыли столы для почётных гостей. Прибыли кривхайнские князья и некоторые иноземцы. В центре был образован круг, где выступали знаменитые певцы, плясуны и даже акробаты.

Как и обещал Индрик, они с Ивашем оказались в числе почётных артистов. Их встретили приветливо, сытно накормили, напоили вместе с другими выступающими. Людей было много, но угощений и работы хватило на всех.

В сумерках повсюду расцвели костры. Среди артистов появились ярко наряженные огнедышащие фокусники. Взвились в небо языки пламени. Под общий смех и улюлюканье на площадь выкатили повозку с приделанным к ней огромным чучелом.

Когда сдёрнули тряпицу, прикрывавшую по поры лик чудища, и дети, и взрослые подались в стороны. Пронеслись испуганные вздохи, кто вскрикнул. Ужасен был лик косматого чучела, олицетворяющего зиму, беду и зло, которым нынешним вечером предстояло сгореть в ярком пламени.

Под соломенными волосами белел череп козы, в стороны торчали острые рога, сама тьма глядела через пустые глазницы. Старое дырявое тряпьё служило чучелу платьем, ну а юбка была составлена из хвороста и поленьев.

Каждый желающий мог подойти к повозке и бросить в неё кусок тряпицы, что-то небольшое, связанное с горем, болезнью, смертью. Тут же выстроилась длинная очередь.

Инальт именно в этот момент подоспел в столицу. После волчьей тропы, по которой он бежал без продыху, мутило так, будто он много дней брёл без сна. Но всё это казалось сейчас недостойными внимания пустяками.

Глядя на чучело, Инальт невольно вспомнил лик богинки. Дрожь пробежала по телу, но память подсказала: он победил. Ох, славно горела избушка ведьмы. Пусть так же славно сгорит и зимнее чудище!

Не дожидаясь ритуала, он снова ступил на сумеречную тропу, чтобы беспрепятственно пройти в царский дворец. Где-то там, среди гостей, со своей тинутурильской свитой его уже ждала любимая Витария.

Тем временем царевна Витария вышла с тайной тропы и оказалась в своей опочивальне. Сердце её сжалось от тоски. Комната показалась пустой и тесной, точно клетка. Сколько горьких мыслей было передумано у этого оконца, сколько слёз выплакано в подушку!

Царевна огляделась. Всё было ей противно. Нет, не сможет она больше жить здесь. Не вынесет она прежнего быта.

Однако, достав из сундука свои наряды, Витария не сдержала улыбки. Как дивно сияли каменья и жемчуга, всеми цветами переливались шёлковые ленты. Девушка выбрала самое праздничное одеяние из ярко-алого с рыжими всполохами атласа — цвет в цвет к её огненным кудрям.

Царевна тщательно расчесала волосы, но не стала заплетать кос, лишь надела на чело золотой венец с сапфирами и рубинами. Одеваться без служанок было не просто, но Несмеяна справилась: и не такие испытания проходила.

Она вздохнула, подумав про лютую стужу, метели и шторм в Красном моря. Она вспомнила слова Владычицы морской. Только бы та оказалась права…

Витария расправила складки сарафана, по подолу которого рассыпались цветы и птицы, поправила длинные, до самого пола рукава. Взгляд её упал на тень, притаившуюся в углу. Чёрная кошка отделилась от тени и скользнула к ногам девушки.

На этот раз Витария не испугалась. Она опустилась на колени, с нежностью протянула ладони к жуткой чёрной кошечке. Как бы ей хотелось приласкать это создание, но пальцы свело от боли.

«Как твоя сестра не обрела настоящую жизнь, застряв между ней и гибелью, так твоя матушка не обрела истинное успокоение… — вспомнила царевна слова морской ведьмы. — Непереносимо сильное горе погубило твою родительницу. И вместо того, чтобы умереть, она стала демоном боли — лярвой…»

— Я знаю, кто ты, — с трепетом проговорила Витария. — Знаю, что ты всегда была рядом со мной… Пусть и не всегда это приносило нам радость, — она перевела дух. — Знай же и ты, что я прощаю тебе все мои слёзы… Прощаю за то, что ты сама не смогла перенести горя и ушла из жизни человеческой… Я рада, что, несмотря ни на что, ты всё же не покинула меня, матушка…

В этот миг тень дрогнула, выросла и обрела лик женщины. Чёрный силуэт склонился над царевной, чёрные руки обняли её. Витария, хотя и ощутила боль, неведомым образом смогла вынести её. На короткое время ей почудилось, что она чувствует тепло, видит свет души матери.

Обе поднялись с колен, взглянули друг на друга. Витария прижала руку к сердцу. Чёрная длань потянулась к ней, но, зная, какую муку причиняет, опала.

— Матушка, — прошептала царевна. — Мамочка, я полюбила мужчину. Ты видела его в темнице, — она улыбнулась сквозь слёзы. — И до того он погнался за тобой с мечом. Ты прости, он хотел защитить меня… Мы не знали…

Тень кивнула, блеснули искорки глаз. Словно улыбка пробежала по полотну мрака.

— Знаешь, мамочка, мы с ним поженились… Всё было тайно, в храме Элемы… — продолжила Витария и обмерла, увидев, что чёрная тень указала на её живот. — Нет… — нахмурилась царевна. — Мы были с ним вместе лишь единожды. И я боюсь, что вовсе не могу иметь детей, — она помедлила, прежде чем признаться. — Понимаешь, чтобы спастись от колдовства щуки, я заключила договор с самой Ледяницей…

Витария умолкла, вспомнив свой сон и ребёнка на руках, прислушалась к себе.

— Всё хорошо, милый… — шептала она в том сне. — Я с тобой… Мама рядом. Ничего, что воет ветер за окном и метёт вьюга… Не бойся… Папа твой вернётся из похода. Ты вырастешь сильным и смелым, как он… Ничего, что век мой будет короче положенного… что отдала я часть своей жизни духам зимы. Зато ты будешь жить долго и счастливо. Даже когда я покину тебя, всегда буду петь тебе колыбельные вместе с ветром и вьюгой…

— Неужели вместе с Инальтом мы смогли побороть колдовство зимы? — всхлипнула царевна.

Тень явственно кивнула в ответ.

— Ты говоришь, что я ношу ребёнка? — Витария не сдержала слёз. — Мамочка… Какое счастье… Но… и как страшно! — призналась она. — Как думаешь, я сумею стать хорошей матерью?

И снова тень кивнула дочери.

Витария должна была собираться на пир, устроенный щукой. И всё же она нашла время, чтобы поговорить с вновь обретённой матерью. Царевна коротко поведала той обо всём, что случилось. Она рассказала о колдуне Емеле, о ранней зиме и о волшебной весне, о том, как встретила чародейку Велису и её сыновей, как преодолела шторм и говорила с морской ведьмой.

Пересказала она и слова Владычицы моря.

— Ты поможешь мне, матушка? — наконец спросила Витария. — Так уж вышло, что я узнала вашу с отцом тайну… Я знаю о твоей беде и о горе другой женщины… — царевна опустила ресницы. — Как думаешь, если отец попросит у вас обеих прощения, ты… хотя бы ты сможешь его простить? Довольно мы все настрадались. Только так мы можем развеять тёмное колдовство и обрести будущее.

— Но тогда мне придётся оставить тебя, — внезапно услышала Витария мысленный ответ. — Мы больше не сможем видеться и беседовать…

— Матушка, родная, я хочу, чтобы ты оставила меня, — твёрдо кивнула девушка. — Я хочу, чтобы ты обрела новую жизнь… Настоящую жизнь! «Все мы возродимся рано или поздно, как солнышко умирает по осени и возрождается на Солнцеворот. Пока есть смерть, будет и жизнь», — вспомнила она слова чародейки Велисы. — Я буду страшно тосковать, но ты навсегда останешься в моём сердце, — царевна протянула медальон с портретом царицы. — Ты всегда была и будешь рядом со мной, с моими детьми, с их внуками… Обещаю тебе.

— Конечно же, я помогу тебе, моя милая, — ответила тень царицы.

Лучия знала о традициях, но запретила возводить соломенное чучело пред царским теремом. Пусть простолюдины устраивают свои дикие огненные игрища, а с неё хватало и пыла жаровен. Музыка и болтовня гостей, собравшихся за богатым столом, оглушала щуку. Однако сердце её возбуждённо стучало, предчувствуя скорое представление.

Били барабаны, заливались гусли, свирели. Но по мановению руки царевны вся музыка стихла. Величественная Лучия, одетая в сияющий изумрудами наряд и венец, поднялась с трона. Она оглядела собравшихся, прислушалась к шепоткам, ухмыльнулась.

— Хорошо ли вы поели, повеселились, гости дорогие? — изрекла она отнюдь не дружелюбным голосом; в её зелёных глазах, будто чародейский огонь, зловеще отразилось пламя от костров. — Знайте же, что неспроста я позвала вас всех на пир. Страшная тайна тяготит мою душу и всё наше царство… — Она откинула за спину тяжёлые чёрные косы, повысила голос: — И сегодня я намерена положить ей конец, раскрыть правду!

Гости негромко загудели: кто испуганно, кто с сомнением, кто с интересом. Стража, охранявшая вход на пир, внезапно подалась в стороны. Увидев вошедшую, все сидящие за столами, включая старого царя, поднялись. Одни принялись кланяться, другие всплеснули руками.

— Доченька… — проронил царь одними губами.

— Несмеяна… — презрительно прошептала Лучия, сжав кулаки.

— Здравствуй, отец! — громко с достоинством произнесла царевна Витария. — Здравствуй и ты, сестра!

«Сестра…» — пронеслось среди гостей, и вновь воцарилось молчание. Напряжение, повисшее в воздухе, было столь сильно, что, казалось, опасно даже громко вздохнуть, не то что слово молвить.

Гневно взирала на рыжекудрую старшую сестру её соперница. Но лицо Витарии хранило спокойствие. Медленно и чинно следом за ней вошли и встали за спиной тинутурильцы. Был среди них и Инальт. Витария не увидела любимого, но ощутила его присутствие, улыбнулась.

— Что же ты умолкла, сестра? — спросила она. — Ты хотела раскрыть правду пред всеми. Давай же продолжим! Но для начала отпусти отца нашего! Пусть его ум будет ясен, когда он услышит твои речи! А иначе зачем это всё нужно?

— Правда твоя… — ядовито улыбнулась щука.

Она незаметно повела рукой. В этот миг музыкант с заплетённой в косы бородкой ударил по струнам домры. Его пальцы быстро заскользили, высекая негромкую мелодичную трель.

Царь, всё ещё стоя, вздрогнул, схватился за грудь. Его руки нащупали что-то под кафтаном. Словно мучимый нестерпимым зудом, он быстро расстегнул одежду и сорвал с груди мешочек, бросил его на скатерть.

Верёвки, более не сдерживающие жуткое содержимое, ослабли. На стол, а со стола на пол перед всеми покатились два человеческих глаза… Все ахнули.

— Ты же помнишь эти глаза, отец? — скривила красивые губы речная ведьма, оборачиваясь к царю. — Он помнит, а теперь пусть знают все! Перед вами то, что осталось от моей матери! От той, которая любила вашего царя до самой смерти! В любви к которой он так рьяно клялся! Глядите же все, смотри, отец, на глаза, без которых ты не мог жить!

Царь качнулся и осел назад в золочёное кресло. Лицо его совершенно слилось по цвету с белой бородой, руки дрожали.

— Да, ты принёс много горя, отец, — продолжила за сестрой Витария, в голосе её сквозила не острая сталь, а мягкий прохладный шёлк. — Горя, которого не пережили наши матушки… Но ты должен знать, что обе они ещё здесь. Обе они не обрели покоя…

Музыкант вновь ударил по струнам. Пряная, горькая мелодия взвилась в воздух. Вместе с ней истаяли лежащие на полу глазные яблоки, а с того места взметнулась тень. Она поднялась и закружилась, танцуя под музыку.

Постепенно она обретала насыщенность, цвет и, о чудо, человеческие черты. Вскоре перед обомлевшими зрителями предстала невероятной красоты женщина в белом одеянии жрицы. Её чёрные, как вороново крыло, волосы длинными волнами ниспадали на спину. Зелёные глаза мерцали, точно она была живая.

Руки танцовщицы взмывали к небесам, будто в немой молитве. Каждое её ломаное резкое движение повествовало о страсти, долгом пути и перенесённой муке. Голова то в отчаянье опадала на грудь, то поднималась, открывая лицо южанки. Глаза с надеждой устремились ввысь.

Через некоторое время мелодия сделалась спокойнее, нежнее. Движения танцовщицы обрели плавность. Её взгляд упал на царя, губ коснулась ласковая улыбка.

— Лучия, — прошептал царь. — Любимая моя Лучиюшка…

— Мама… — слабо обронила речная оборотница, глядя на женщину широко распахнутыми глазами.

Она оттолкнула в сторону сидящих на пути, выбежала в круг и замерла.

В этот момент из-за спины Витарии отделилась вторая тень. Женщина, как две капли воды похожая на царевну — и рыжими кудрями, и нежными чертами лица — присоединилась к танцовщице. Та шагнула назад, уступая место.

Теперь историю о любви и боли рассказывала сгубившая себя царица. Страсть и гордость ткали рисунок её танца. Неумолимая тоска и обида пронзали каждый изгиб.

Ещё один музыкант провёл пальцами по струнам своей домны. Будто повинуясь молчаливому согласию, его поддержали остальные артисты. Ударили барабаны, запели свирели, застонали гусли.

Они играли. А две женщины, одна прекраснее другой, танцевали под музыку.

Разлетались в стороны чёрные пряди и рыжие кудри. Плескались подолы белой и чёрной юбок. Глаза обеих сияли жизнью. Но грация и лёгкость движений не принадлежали земным созданиям. Это был дивный завораживающий танец бесплотных духов.

Продолжая кружиться, женщины разошлись в стороны. Они обошли кругом раз и другой, вернулись в центр и остановились, глядя друг на друга. Остановилась и музыка. Повисла торжественная тишина, не было слышно ни звука.

Все догадывались, что между духами происходит разговор. Но лишь Витария знала, о чём они беседуют. И сердце её замирало от волнения.

Всё должно получиться, как и обещала Владычица моря! Не может настоящая мать желать зла своему ребёнку! Больше мести отцу должно жаждать любящее сердце… счастья для дочери.

Инальт Богат шагнул к царевне и положил руку ей на плечо. Князь приблизился вплотную к супруге, давая понять, что он здесь, рядом. Он с ней. И они вместе. Витария глубоко вздохнула. От ощущения родного тепла волнение постепенно таяло, а уверенность возрастала.

Закончив беседу, духи матерей обернулись к царю и младшей царевне. Последняя было распахнула уста, чтобы сказать что-то, но отец опередил её. Царь тяжело вышел из-за стола, поравнялся с колдуньей. И затем он упал на колени перед ними, низко склонил голову.

— Простите меня… — вымолвил владыка Кривхайна. — Простите за всё то горе, которое я причинил вам и нашим детям… — Он поднял глаза на женщин. — Клянусь, я любил вас обеих… Любил как умел. Ежели хотите, покарайте меня. Я признаю вину…

— Простите его! — вдруг сорвалось с губ Витарии. — Молю, дайте ему возможность всё исправить! Ведь не только мы жили в горе, но из-за нас, дочерей царя, пострадал весь народ… И только батюшка может всё исправить. Теперь, когда он свободен от вины и тёмного колдовства, я уверена, он будет лучшим правителем!

— Не смейте прощать его! — крикнула щука. — Горе, которое он причинил, не искупить ничем, кроме смерти…

— … Иногда смерть — это не кара, но дар освобождения, а вот жизнь… — прозвучал голос черноволосой жрицы. Она обернулась к дочери, сделала шаг навстречу. — Я так хотела, чтобы ты жила… Но жизнь, которую я подарила тебе, стала наказанием. Прошу, прости меня, любимая… — Лучия протянула руки к девушке. — Прими же от меня новый дар — твоё имя… Я носила его в уме, но так и не успела произнести.

— Нет, не смей, — прошептала та, припав к матери. — Даже не думай прощать их… Прощать меня… — Слёзы покатились по её белым щекам. — Нет, нет мне прощения… Я так жаждала мести… Я стольких погубила…

— Я люблю тебя, милая, — ответила Лучия. — Боги простят всех, кто просит об этом… А живые постепенно исправят содеянное… Обрети же покой. Пусть твоя боль уйдёт вместе со мною… Моя девочка, моя самая красивая, самая умная, самая добрая Милавушка…

Чёрное небо над площадью залилось светом, за стенами раздались радостные возгласы, крики. Это горожане подожгли чучело зимы. Свершилась казнь, закончилось владычество холода и мрака!

Быстро вспыхнула солома! Конечно, вместе с ней не сгореть всем бедам и горестям человечества. Но многие сердца хотя бы на время обрели свет надежды, а с ней и силы, чтобы одолеть беду.

Словно бы ярче стал и огонь в жаровнях, освещавших царскую площадь. Свершилось великое колдовство: прощение одолело обиду! Духи женщин стали бледнеть. В последний раз Витария протянула руку к матери.

«Я люблю тебя, — прошептали её губы. — До встречи в новой жизни!»

— Я люблю тебя, доченька, — отозвалось в её мыслях. — Будь счастлива… Столько, сколько это возможно.

Емеля не стал даже носа казать во дворец. Ещё в поместье Богатов он понял, что перестало работать щучье колдовство, что замысел речной ведьмы потерпел крах. И был бы он счастлив поскорее вернуться в свою деревню, в новый дом с печкой, к трудным, но нехитрым обязанностям. Да неясное предчувствие повело его долгой дорогой вдоль реки.

Это было только его желание, порыв. Колдунья не звала его, просто сидела на берегу. Холодные тёмные воды катились вдаль. Река изгибалась и вилась змеёй, стремясь слиться с морем. «Лучия» глядела на неё, точно заворожённая.

В глазах девушки не было больше надменного холода, лишь глубокая печаль. И, несмотря на все её хитрости и обман, на злобу и высокомерие, в сердце Емели всколыхнулось сильное чувство. Где-то там за ядовитой обидой, за страстью и грубой похотью он ощутил прежнюю нежность.

— Лучия, — прошептал Емеля и сердито сжал кулаки. — Я так зол на тебя! Но я… боялся, что больше не увижу тебя. — Он приблизился и, заметив, что девушка вся дрожит, не раздумывая снял свой кафтан и накинул на её плечи. — Ты что же это… Тебе холодно? Значит, ты…

— … Я человек, — прошептала ведьма, подняв на парня глаза, блеснули слёзы. — Человек без силы, без власти. Я осталась без семьи, без старых друзей речных… Таково благословение моей матери. Это её дар. И имя моё — Милава…

— Лучиюшка или Милавушка, человек ты или ведьма речная, мне не важно, — улыбнулся Емеля. — Говорил же я тебе, что ты одна мне только и нужна. Не горюй… Идём со мной. Идём, милая… к нашей реченьке и бережку, к нашему дому. И обещаю, я сделаю всё, чтобы ты улыбалась.

Был той весной пир на весь мир. Гуляли и веселились много дней и ночей. Неспроста, ведь пало с царства тёмное проклятие горя. А царевна Витария вышла замуж по любви за молодого князя Богата. И так светла была улыбка на её устах, что никому и в голову не пришло бы назвать её Несмеяной.

Был тот союз в радость каждому живому существу. Все спешили веселиться и одаривать возлюбленных подарками. Солнце и южные ветра принесли ласковое тепло. А царь-батюшка — своё благословение. С тяжёлым сердцем, но он согласился с выбором Витарии оставить дворец и жить в княжестве Богатов.

Явились на праздник все друзья и знакомые молодожёнов. Заглянула Велиса со своими двенадцатью сыновьями. Прибыли тинутурильский ярл и принц альвов. Держась за руки, пришли ведьмак Андрэс и его подруга Лита.

Знаменитый музыкант Индрик играл на том празднике. А люди и альвы, лесовики и оборотни, нарядившись в человечий облик, пели и плясали. Они пили и ели от души, не жалея прошлого, не думая о будущем.

Впрочем, будущее тоже принесло добро. Боги подарили Кривхайну урожайное лето и мягкую зиму. По осени царевна Витария родила сильного и здорового сына, которому суждено было сменить деда на престоле.

Правил царь долго и справедливо. Любил его народ, уважали князья и соседи. А сам владыка уважал их да больше жизни любил свою прекрасную златовласую супругу и детей. Скажем по секрету, что была она девой войны, дочерью ярла.