По щучьему велению, по Тьмы дозволению

01 Речная оборотница

Гремели боевые песни и ржали кони. Верным был шаг, ровным строй.

Позади остались родные дома и горы поверженных врагов. Дружинники не пощадили никого. Рубили головы, секли, давили, топтали. Кони, люди — все, как один, богатыри. Воины в сверкающих кольчугах, при мечах, щитах и копьях.

Двигались войска на восток, к столице Речи. И солнце нового дня огнём отражалось в их глазах.

Немало людей удалось собрать могучему предводителю восстания Емельяну Филину. Поднялся народ, чтобы сбросить оковы царской власти. Довольно с них было удушающего рабства, краж земельных. Пока крепка в руках силушка, нужно брать свою судьбу…

— … Емельян! Ты где там? Наруби дров. Емельяшка, принеси воды! — от бабьего крика все его видения разметало, как туман — ветром.

— Да что ж вы дуры такие, — сонно пробубнил Емеля. — Вот пристали… Доброму человеку покоя не даёте.

Он и не думал подниматься с нагретого места, даже глаз не открыл. Только перевернулся на другой бок и плотнее укутался в покрывало.

— Сколько можно на печи валяться? — голос невестки приблизился.

— Богатырь Ѝлияс тридцать лет и три года лежал на печи, — ответил Емельян. — У меня ещё есть годков десять…

— Так через десять лет тебя никакие волхвы, никакие чудодеи на ноги не поднимут, лентяй ты эдакий, — подхватила вторая невестка.

— Я важные мысли думаю, — объяснил Емеля. — О бедах народа нашего, о процветании царства.

— И что же именно ты думаешь? — игриво поинтересовалась младшая невестка.

Её звонкий голос заставил Емелю окончательно проснуться. Он откинул с себя тряпьё, точно богатырь — плащ, ловко соскочил с печи.

— Думаю, что довольно терпеть произвол царя! — с горящим взором воскликнул он и сжал кулаки. — Пора брать власть в свои рученьки!

— Начни-ка ты с этого, — рассмеялась невестка, сунув ему ведро для воды. — Иначе уже сегодня «народ» твой с голоду помрёт без чаёв да компотов.

— Без чаёв — это, пожалуй, не годится, — сообразил Емеля, погладив себя по животу свободной рукой. — Что там братья мои, уже новых вкусностей привезли с базара?

— Не вернулись ещё, столица далеко, торг — дело сложное, — проворчала старшая невестка. — Но куда тебе понять, думай о народе да чаи заморские гоняй.

— Ну до чего ж вы злые, — фыркнул Емеля. — Глядите, так и состаритесь раньше срока.

— А тебе, лентяю такому, даже старухи вовек не видать, — рассердилась старшая невестка, сильно потолстевшая незадолго до родов.

— Это мы ещё потолкуем! — важно сообщил Емеля, оглядев младшую невестку с ног до головы голодным взором. — Вот увидите, сама царевна станет женою моей!

С этими словами он подхватил второе ведёрко и, как был босой да лохматый, направился к колодцу.

— Чтоб к приходу моему каша с маслом была! — донеслось до невесток.

— Ой, важный какой. И впрямь царь, — огрызнулась старшая невестка. — Пусто-Меля.

— Вот мы смеёмся, а что если он и впрямь задумал на царевне жениться? — младшая проводила юношу любопытствующим взглядом.

Хоть и был их деверь лежебокой, но боги наградили его красивым лицом и стройным телом. Сероглазый, с плечами широкими и кудрями цвета спелой пшеницы, нравился он многим девушкам в их селенье. Шептались, что парень не раз этим пользовался, а вот замуж звать никого не торопился.

— Да думка у него одна, — отмахнулась старшая. — Как себя не трудить и на свете послаще пожить.

Последние летние дни подарили Северным королевствам необычайный зной. Полдень стоял в разгаре, на улице было пусто.

Любой пастух, пахарь и охотник знал, что в это время нельзя работать, а нужно держаться в тени. Так повелось не только затем, чтобы уберечь голову от солнца.

В самую жару выходят на охоту полудницы — дневная нечисть. Теней они не любили, силушку солнце им дарило, луга да поля, открытые дневному светилу.

Заворожат, очаруют, обманут, а затем убьют на месте или уведут на свои солнечные тропы, хороводы водить. Но да какое дело до этого нашему бунтарю?

Пока Емеля шёл к деревенскому колодцу, совсем измучила его жара. И потому, плюнув на просьбу невесток, направился он за околицу, к речке. Подумаешь, принесёт речной водицы, а не колодезной. С запахом рыбы, так же веселее!

У водоёма парень наполнил вёдра. Недолго думая, сорвал с себя рубаху, стянул штаны и с разбегу плюхнулся в воду. Окунулся разок, другой, довольно фыркнул, тряхнул кудрями. Солнечные лучи игриво блеснули на влажной коже, на мускулистых плечах.

Ох, хороша проточная водица, чиста, свежа и прохладна. Ох, хорош молодец Емеля.

Вдруг что-то скользнуло вдоль его ног, пощекотало ниже спины. Не то хвост рыбий, не то руки девчонки озорной. Другой бы испугался, что русалку встретил, утопленницу, а Емеля только рассмеялся громко. Вспыхнул внутри него интерес и не только…

В тот же миг невдалеке раздался плеск. В зарослях камышей зашелестело, среди стеблей мелькнул тонкий девичий стан. Емеля протёр глаза, пригляделся.

Нет, не показалось. Стоит красавица, улыбается ему. Лишь волосами да травами едва прикрыта. Груди сочные, а губы алые — не как про хилых утопленниц рассказывали. Да не появлялись мавки в разгар дня! А если так, разве не хватит молодому удальцу собственного жара, чтобы вновь забилось сердце потухшее?

Кожа у девицы была чистая и белая, как жемчуг, волосы синевой отливали, а глаза точно омуты тёмные. Сразу видно, не из крестьянок, которых пальцем не тронь — тут же под венец вести нужно.

Недолго думая, Емеля поплыл было навстречу. А девица раз — и за травы шагнула. В догонялки поиграть решила, заманивает. Парень рассмеялся. В ответ услышал нежный смех.

— Ты, красавица, ежели пошалить желаешь, сама плыви сюда, — ласково обратился Емеля к незнакомке. — Я по тверди земной хожу, а по илу бегать не приучен.

Сказал так и попятился ближе к берегу, широко улыбаясь. Незнакомка ушла под воду. Но видит Емеля: по поверхности волны пошли, — приближается дева речная. Она всё ближе, а парень пятится. Вот уже вода ему по пояс, присел, чтобы не выдать себя.

Вынырнула незнакомка рядом с Емелей, обвила руками его плечи, прижалась бёдрами. Тот так и охнул: красива, слов нет. Пламя желания усилилось в нём. Схватил он деву в охапку, стиснул в сильных руках тонкое прохладное тело и как выскочит из воды.

Дева не ожидала такого. Она взвизгнула, стройными ножками задёргала, кулачками ударила по спине парня. Но как только оказались оба полностью на воздухе, вдруг обратилась она рыбиной скользкой, щукой зубастой!

Емеля поначалу опешил, но не растерялся — не любовь, так рыбалка! Взял он да и бросил щуку в одно из вёдер с водой речной. Забилась рыбина в посудине, зубами заклацала, ударила сильным хвостом по стенкам. Но ведро было тяжёлое, не опрокинуть.

— Вот так забава вышла, — Емеля упёр руки в бока, уставился на свою добычу. — Что же мне делать теперь с тобой? На уху такую красавицу жалко пускать…

— Отпусти меня на волю, добрый молодец, — вдруг раздался ответ.

— Да ты говорящая! — воскликнул Емеля. — Э, погодь! А может, по деревням ездить с тобой станем? Чудом потешать народ, кун серебряных, а, может, даже золотых заработаем!

— Смилуйся! — взмолилась щука.

— Вот уж нет, — покачал головой Емеля. — Я долго ждал этакого чуда! Всю жизнь, можно сказать! Обмозговать нужно, как тебя использовать… А может, я с твоей помощью и царя Крѝвхайна с престола подвину…

Умолкла речная волчица, перестала биться в ведре, будто задумалась.

— Могу послужить тебе я в этом, — наконец раздался ответ. — Но только если отпустишь меня…

— Чего ты так быстро сменила гнев на милость? — насторожился Емеля.

Он присел рядом, любуясь своей добычей. Что дева, что рыбина была дивная. Чешуя переливается, как камни самоцветные, в глазах изумрудная тьма. Была б человеком — совсем пропал бы в этих глаза Емеля.

— Счёты у нас с владыками Кривхайна старые, — в это время молвил девичий голос.

— Поймал тебя, что ли, царь, как я? — усмехнулся парень, почесав затылок.

— То старая история, да не моя, — голос стал грустным. — Но знать ты должен одно: отомстить я хочу владыке. Коли поможешь мне и проявишь милость, буду я выполнять любые твои желания.

— Тоже мне — сложный выбор, — рассмеялся Емеля. — Согласен я без раздумий! Только штаны натяну. А ты говори, что надо делать?

— Вспомни мою волю любыми словами и назови своё желание.

— Добро! А как же имя твоё, красавица? Я Емельян, — подумав, Емеля добавил с важностью: — Емельян Филин.

— Можешь называть меня Лучия, — щука вильнула хвостом. — И есть у меня ещё одна просьба, Емельян Филин.

— Ну? — заинтересовался парень. — Говори, раз начала!

— Как попадёшь в стольный град да к царю в палаты, устрой нам с ним свидание, — продолжила щука.

— Тут надо подумать, — Емеля сощурил глаза, изобразив глубокомысленный вид. — Заклинание только своё не забудь сообщить, а там уж сделаю.

— Слушай же… — вымолвила щука. — Верно и чётко представь своё желание да произнеси: «Что захочу, то по воле щуки получу! Велю, чтобы…»

Емеля тут же проверил волшебные слова на деле.

— … Велю, чтобы вёдра сами к реке направились! — приказал он тоном самого владыки Кривхайна.

Оказавшись у реки, рыба вновь обратилась прекрасной девой. Она игриво улыбнулась, плеснула ножками по воде. Длинными волосами прикрыла вожделенное и продолжила, строго глядя на Емелю:

— Только помни, что чары мои вблизи воды действуют. Чем дальше от неё, тем они слабее. В глуши лесной да у гор высоких другие силы властвуют.

— Стольный град Речи как раз на реке и стоит, — припомнил Емеля, садясь рядом с Лучией.

Та под его пристальным взором не опустила ресниц, не отвернулась, как обычно делали соседки. Оборотница не испугалась близости парня и своей наготы. Напротив, Лучия ответила ему лёгкой улыбкой, от которой у Емели затрепетало всё внутри.

— Ты умён, — похвалила она. — Столица и правда на реке стоит. И всё же своими силами мне до царя не дотянуться. Ты нужен. Но не спеши колдовством кидаться. Знай меру.

— Всё понял, всё сделаю, — кивнул Емеля, заглядывая в тёмно-болотные глаза девы, отводя за спину её иссиня-чёрные волосы. — Но за свидание с царём я с тебя всё же доплату возьму…

— А это мы ещё посмотрим, — негромко рассмеялась речная оборотница, — кто с кого доплату больше взыщет…

Она нежно провела рукой по непослушным кудрям Емели, сжала их в тонких пальцах, притянула его лицо к себе. Да не подарив поцелуя алых уст, опустила его голову ниже.

Емеля с покорностью последовал женскому велению, отдался её власти. Он жадно припал губами к яхонтовым соскам, что от его прикосновений стали твёрже самоцветов. Коснулся языком драгоценных каменьев.

— Какая ты холодная, обогреть тебя надо… — шептал Емеля, целуя нежные изгибы, скользя ладонями по прохладной коже.

Он оглаживал пышные груди, упругие бёдра. Лучия вздыхала и стонала. Песня её наслаждения была совсем как у обычной женщины. Она придавала уверенности, укрепляла мужскую волю.

Емеля стиснул тонкое податливое тело, прижав к песчаному берегу, пронзил. Стон сорвался с его губ. Холодная, как речная водица, оборотница внутри оказалась плотной и жаркой.

— Ты такой горячий, — отвечала она, изгибаясь под ним. — Словно полдень летний… Точно пожар лесной… Обогрей меня скорее, охлади себя, выплесни пыл…

Пожар вспыхнул и утопил в волнах долгого сладострастия. Туман неги окутал обоих.

— Смилуйся, — сладко простонал парень, ища губы оборотницы.

— Это и есть моя милость, — вымолвила Лучия, отвернувшись. — Мой поцелуй стоил бы тебе жизни…