По прозвищу Святой. Книга вторая

Глава четвертая

«На И-16 всё просто, — голос Николая Свята словно зазвучал в голове Максима. — Смотри. Опускаешь элероны, разгоняешься до ста пятидесяти-ста шестидесяти — за скоростью по приборам следишь — тянешь ручку на себя и — хоп! — ты уже в воздухе. Угол подъёма — шестьдесят градусов. Как скорость до двухсот семидесяти дошла, — по приборам смотришь! — так ручку от себя плавно и переходишь в горизонталь. Ну, или уходишь в разворот. С креном пятнадцать-двадцать градусов в нужную сторону. Понял? Просто всё. Садиться тоже. Снижаешься по глиссаде, выпускаешь элероны аккуратненько, гасишь скорость и садишься. Разберёшься, если на учебных летал. Суть одна и та же».

Да, летал. Только давно и мало. Сорок часов налёта. В рамках лётной подготовки, обязательной во времена Максима для всех космонавтов. Даже сугубо гражданских специальностей. На свидетельство пилота-любителя сдал — и молодец. Пересаживайся на экспериментальный нуль-звездолёт, хе-хе. Который и забросит тебя на сто пятьдесят четыре года назад. В самое пекло Великой Отечественной.

Ну, Господи помоги. И ты, КИР, тоже.

— Я с тобой, — сказал КИР. — Не бойся. Только учти, что на «ишачке» летать не так уж и просто, как тебе Николай Свят рассказывал. По моим данным машина весьма нервная, чуть не так и — в штопор. Правда, и выходит из штопора легко. Ручка управления чувствительная, элероны легко ходят, поэтому и маневренная. Садиться на ней тоже аккуратно надо. Самое главное — высоту чувствовать. Прижимай её к самой земле и ниже ста пятидесяти в час не сбрасывай. В полуметре от земли выравнивай и садись. В полуметре, не в двух-трёх метрах или выше!

— Да, Свят упоминал, что особенности есть.

— Упоминал… — проворчал КИР (Максим заметил, что чем дольше они с КИРом находились в столь тесном, во всех смыслах, взаимодействии, тем больше КИР напоминал человека). — Упоминаний мало. Вдолбить надо было, как Отче наш.

— Когда? — резонно заметил Максим. — Умер Коля, не успел. — Да и что толку вдалбливать? Память у меня такая, что второй раз повторять не надо. Рефлексы тоже на месте, сам знаешь. Вот практики — да, мало. Ничего, в воздухе разберёмся.

Вчера, ещё до обеда, Максим познакомился со своим механиком — юным девятнадцатилетним младшим сержантом по имени Владлен Сорокин и осмотрел самолёт.

— Владлен — от Владимир Ленин, — пояснил КИР, в наше время имя забытое. А когда-то было распространено. Как и Вилен — Владимир Ильич Ленин.

Вихрастый, похожий на мальчишку механик, поначалу довольно ревниво следил за действиями Максима, но после того, как новый лётчик похвалил истребитель и задал парочку вполне профессиональный вопросов, слегка оттаял.

— Машина в полном порядке, товарищ младший лейтенант, — кашлянул солидно. — Вы на каких типах летали?

— На пятом, — соврал Максим.

— Понятно. Это двадцать четвёртый. С движком М-63, — в голосе юноши слышалась гордость. — Тысяча сто лошадок между прочим, не кот начихал.

— Редкая птичка, — заметил Максим, который успел изучить вопрос.

— У нас в полку две такие машины. На одной комполка летает, майор Коробков, — теперь голос паренькабыл полон уважения. — А вторая, значит, теперь ваша будет. Раньше шесть таких машин у нас было, осталось две, вот. Только, разрешите заметить, тесновато вам в кабине будет. Уж больно вы… — механик осёкся.

— Здоровый? — улыбнулся Максим.

— Ну да. Плечи — вон какие.

— Лётчик должен быть физически сильным, — наставительно заметил Максим. — И выносливым. Что до тесноты, то это вопрос привычки. Главное, чтобы голова на шее хорошо крутилась, и пальца ручку держали и на гашетку вовремя жали. А на этой кто летал? — спросил он и добавил, заметив, как посмурнело лицо механика. — Извини, что спрашиваю, но хотелось бы знать, чья машина мне досталась.

— Младший лейтенант Максимов, — сказал юный Владлен Сорокин. — Убило его. Налёт был на аэродром. Бомбой убило. Он как раз к самолёту бежал… — механик умолк, достал пачку папирос, закурил нервно.

— Извини, — ещё раз сказал Максим и подумал, что ничего случайного в этой жизни не бывает. Везде знаки. Младший лейтенант Максимов. А его зовут Максим. Вот и думай. Хотя чего здесь думать, драться надо.

Затем он получил место в землянке (оказался в ней один, второе место пустовало, и он не стал спрашивать, почему), пообедал ипознакомился с командиром второй эскадрильи, куда его определили.

Капитан Сергей Тимаков — красивый черноволосый парень, чем-то похожий на пока ещё не существующего французского актёра Алена Делона, был краток.

— Оспаривать приказ комполка я не стану, — сказал он. — Хотя признаюсь, что на его месте отправил бы тебя в тыл к особистам. На всякий случай.

Максим промолчал. Из разговоров он уже знал, что случилось с полковым особистом. Погиб тогда же, когда и младший лейтенант Максимов, — неделю назад, во время внезапного и, увы, успешного налёта немецкой авиации на аэродром. Слишком успешного. Тогда личный состав полка изрядно поредел, много народу погибло, многие были ранены и отправлены в тыл по госпиталям.

— Однако повторю, приказ есть приказ. К тому же, скрывать не стану, лётчики мне вот так нужны, — он провёл ладонью по горлу. — Позарез. Пять самолётов в эскадрилье осталось. Полтора звена. Твой — шестой. Значит, будешь в моём звене, лично за тобой прослежу. Всё ясно?

— Так точно, товарищ капитан. Ясно-понятно.

— Что это ещё за «ясно-понятно»? — недовольно осведомился капитан.

— Ясно-понятно, что лично проследите. Буду иметь это в виду. Разрешите идти?

— Иди. И помни, умников никто не любит.

Можно подумать, дураков любят, усмехнулся про себя Максим, развернулся через левое плечо и вышел из бревенчатого здания штаба полка, где происходил разговор. Проходя мимо зелёной палатки, на которую был нашит белый круг с красным крестом, вспомнил, что надо показаться врачу.

Подошёл. Полог палатки был откинут.

— Можно войти? — звучно осведомился Максим, постучав по опорному шесту.

— Входи, коль не боишься, — ответили ему.

Максим вошёл.

За чисто выскобленным дощатым столом сидел человек в белом халате и белой же шапочке и пил чай из тонкой фарфоровой чашки. На тарелке перед ним лежали колотые куски сахара. Рядом с тарелкой — пачка папирос «Казбек». За спиной — медицинский шкаф. Сбоку — топчан, застеленный белой простыней.

Человек был похож на актёра Евгения Евстигнеева из древнего, но любимого телефильма «Собачье сердце». Усы, бородка, круглые очки. Но главное — взгляд. Внимательный и чуть насмешливый.

— Младший лейтенант Николай Свят, — представился Максим и, разглядев одну «шпалу» в петлицах, продолжил. — Прибыл на медосмотр. Здравия желаю, товарищ военврач третьего ранга.

— Здравствуй, здравствуй, — сказал доктор. — Меня Евгений Сергеевич зовут.

Надо же, успел подумать Максим. Актёра Евстигнеева тоже Евгением звали.

— Евгений Сергеевич Сергеев, — продолжил доктор. — Проходи, садись. Чаю хочешь?

— Нет, спасибо.

Максим сел на табурет у стола. Улыбнулся врачу.

— Ишь какой, — сказал врач. — Молодой, сильный, зубастый, настроение хорошее. Это ты немецкий самолёт угнал?

— Не угнал, захватил.

— Орёл. Истребитель?

— Транспортник, — сказал он и добавил, заметив ироничный взгляд доктора. — В смысле, захватил транспортник. А так-то да, истребитель.

— Ну, давай посмотрим тебя, истребитель. Раздевайся до пояса.

Медосмотр прошёл быстро. Давление, рефлексы, лёгкие и сердце, зрение — всё ожидаемо было в норме. Полнейшей.

— К полётам допускаю, — вынес вердикт доктор. — Редко встретишь такого здорового человека. Даже среди лётчиков. Спортом занимаешься?

— Так точно.

— Оставь ты уже это своё «так точно», — поморщился доктор. — Мы не на плацу.

— Занимаюсь, Евгений Сергеевич. Точнее, занимался. Сейчас не до спорта.

— Вот так-то лучше.

— Каким?

Максим занимался многими видами спорта, включая боевое самбо и рукопашный бой, но вот чем занимался Николай Свят и занимался ли вообще…

— Гиревым, — наудачу сказал Максим. — Ну и гимнастикой немного. Турник, там, брусья.

— Вижу, не куришь, лёгкие чистые.

— Не курю, — подтвердил Максим.

— Молодец. И не начинай.

— Постараюсь.

— Значит, жалоб нет?

Максим задумался. Был соблазн пожаловаться на частичную потерю памяти после контузии, но он решил этого не делать. Пожалуется — точно к полётам не допустят. Отправят в тыл, а там начнутся серьёзные проверки. Оно ему надо? Нет уж. Чем позже всё это начнётся, тем лучше. Пока ему везёт, а там поглядим.

— Нет жалоб, — подтвердил он. — Готов бить врага.

— Орёл, — ещё раз с удовольствием сказал доктор и отпустил Максима.

Это было вчера.

А сегодня он сидел в кабине истребителя И-16 и готовился к боевому вылету.

— Товарищи лётчики, — обратился к ним комполка, давая предполётное задание. — Не секрет, что наши пятая, двадцать шестая, тридцать седьмая и тридцать восьмая армии находятся в трудном, положении. С севера давит Гудериан, с юга — Клейст. Есть сведения, что первая танковая группа фон Клейста при поддержке авиации и других соединений намерена не сегодня-завтра форсировать Днепр в районе Кременчуга. От нас это далековато и вообще не наша зона ответственности. Однако, по данным нашей воздушной разведки, на усиление Клейсту прямо сейчас по правому берегу Днепра движется большая немецкая колонна. Вот здесь, за Черкассами, по рокаде, — он показал на карте. — Примерно сто двадцать километров от нас. Танки, мотопехота, артиллерия. Наша задача — атаковать колонну всеми имеющимися силами и средствами и остановить её продвижение. Почему мы, а не бомбёры? Потому что кроме нас некому. Я лечу вместе с вами. Вопросы есть?

Вопросов не было. Какие уж тут вопросы, когда в эскадрильях осталось по пять-шесть самолётов, и в других полках дивизии положение ничем не лучше. Да и в других дивизиях тоже. Любых. Армии сгорают, не то что дивизии…

Зелёная ракета!

Ну, с Богом.

Максим прибавил газу, и самолёт начал разбег.

Сто десять… сто двадцать…сто сорок…

Уже можно взлетать, но лучше добрать.

Сто пятьдесят… Сто шестьдесят….

Пора.

Ручку на себя.

Отрыв.

Есть, машина в воздухе.

На полутора тысячах метров Максим выровнял истребитель и перешёл в горизонтальный полёт. Завертел головой, осматриваясь. Пока всё нормально. Впереди и по бокам — товарищи. Он насчитал девять самолётов, но знал что ещё двенадцать позади, вне зоны обзора. Всего — двадцать одна машина. Четыре неполные эскадрильи. Одна, дежурная, осталась на земле.

Они летели на юго-запад. Время от времени внизу и справа в просветах между облаками поблёскивал Днепр.

Через пятнадцать минут после набора высоты, ведущий, комэск Тимаков, изменил курс и взял южнее. Вскоре перелетели Днепр и пошли на снижение.

Это была уже оккупированная территория, и Максим удвоил внимание. Впрочем, пока воздух был чист.

Вот она, дорога внизу. Одна она здесь такая вдоль Днепра, не ошибёшься. По дороге ползёт колонна. Та самая, судя по всему. Танки, грузовики с пехотой, артиллерийские орудия, прицепленные к грузовикам и лошадиным упряжкам. Хорошо дождь накануне прошёл, пыль прибил, всё видно отлично.

Особенно с его зрением в двести процентов.

Там, у товарища военврача Евгения Сергеевича Сергеева, при проверке зрения по стандартной таблице Сивцева он уверенно перечислил буквы в десятой строчке сверху, а на одиннадцатой начал сбиваться.

— Сто процентов, — удовлетворённо констатировал врач. — Даже, пожалуй, сто пять. Более чем достаточно.

Максим легко мог назвать все буквы в оставшихся двух рядах — одиннадцатом и двенадцатом, но не стал этого делать. Здесь не партизанский отряд — армия, лишнее внимание к его персоне ни к чему.

«Делай как я» покачал крыльями ведущий и резко пошёл на снижение. Максим взял ручку от себя и нырнул за ним.

Пока летели, Максим успел просмотреть книгу А. Медниса «Тактика штурмовой авиации», которую в недрах своей необъятной памяти отыскал КИР.

Книга была выпущена Воениздатом НКО СССР в тысяча девятьсот тридцать шестом году и содержала массу полезных сведений. Так, к примеру, Максим успел узнать, что механизированные колонны лучше всего штурмовать с головы, «против движения, с целью остановить головные машины и сократить дистанции между машинами и длину всей колонны». Сама же колонна представляет собой 'длинную, но узкую (шириною примерно 50–100 м) цель. Поначалу Максим удивился, почему ширина сто метров — это узко. Но теперь, при заходе на цель, понял. Точнее, осознал. Об этом же говорилось и в книге.

Машины и прочая техника при виде атакующих самолётов противника останавливается, дабы не столкнуться, люди выпрыгивают из кузовов и рассыпаются в стороны.

Вот тебе и сто метров. Ну, или меньше. В зависимости от скорости атаки.

Пятнадцать секунд на боевой разворот.

Снижение до пятидесяти метров и атака.

Максим и сам не заметил, как азарт боя захватил его полностью.

Одно дело лететь себе спокойненько выше облаков над своей территорией, глотать книгу по тактике штурмовки и радоваться какой ты, оказывается, классный пилот, и совсем другое — штурмовать вражескую механизированную колонну.

Максим никогда не был виртулоидом — человеком, всё свободное время проводящим в виртуальной реальности (в основном, игровой или эротической). Таких было избыточно много в западном мире. В Советском Союзе 2.0 к ним относились с жалостливым недоумением, а то и с откровенным презрением. Это считалось, и не без оснований, разновидностью наркомании. Были даже специализированные лечебницы, куда заигравшийся виртулоид мог обратиться за помощью. Тем не менее, вирт-играм [1], как и практически все молодые и не только люди, Максим был не чужд.

Однако ни одна самая продвинутая вирт-игра не могла сравниться по ощущениям с настоящим воздушным боем. Как и ни один, самый продвинутый вирт-тренажёр не мог полностью заменить настоящий полёт. Воздушный или космический.

Дело тут было не в качестве имитации, а в психологии. Психически здоровый человек всегда понимал, где он находится — в реальности или вирте, и соответственно реагировал. А вот виртулоид путал их легко и с удовольствием, отдавая предпочтение второму. Почему? Так ведь ощущения практически те же, а трудностей и ответственности ноль. Погиб в бою? Ерунда, возродишься уже через секунду. Не устроила грудастая красотка? Через секунду в твоих объятиях окажется другая. И так далее.

Нет уж, в реальности бой — это бой, враг — это враг, а смерть — это смерть. Настоящие, без дураков. Значит, и чувства, которые ты испытываешь, тоже настоящие. Злость и кураж, ненависть к врагу и радость победы — всё настоящее. Высшей пробы. Черпай полной чашей и пей. И не жалуйся, что много, потому что жизни много не бывает. То же с любовью и сексом. Ищи настоящие, вирт для слабаков и извращенцев.

Максим видел, как с плоскостей ведущего сорвались два РС-82 [2] и, оставляя за собой дымный след, врезались в гущу противника.

Выждав секунду, Максим выстрелил своими двумя ракетами. Проследил, как те попали куда надо, и выстрелил ещё раз.

И ещё, точно по залёгшей рядом с грузовиками пехотой.

Теперь вверх за ведущим, в левый разворот, снова вниз и пройтись по колонне из пулемётов.

Но уже и ракет хватило.

На развороте было хорошо видно, как горят на дороге подбитые грузовики, бронетранспортёры и даже пара-тройка танков, которым «эрэсы» умудрились попасть в двигатели.

Десятки трупов и раненых.

Разбегающиеся в панике от дороги немцы.

Двадцать один «ишачок». Сто двадцать шесть реактивных снарядов, выпущенных по колонне чуть ли не в упор, с бреющего.

Восхитительный результат. Душа поёт.

Сейчас добавим пулемётным огнём, и совсем хорошо будет.

Но добавить не удалось.

«Ишачки» разворачивались вправо, в сторону Днепра. И только завершив разворот наполовину, Максим увидел, как с юга, со стороны солнца, намного выше советских истребителей блеснули плоскости. Секунда, другая, третья, и вот уже стали видны десятки «мессеров», идущих в атаку. Тридцать по меньшей мере. Тридцать против двадцать одного. И у этих тридцать преимущество в скорости, высоте и вооружении. Да и опыте, чего уж там.

Как же плохо без радио, успел подумать Максим.

А дальше думать стало некогда.

[1] Игра в виртуальной реальности.

[2] Реактивный снаряд калибра 82 мм. Применялся советскими истребителями и штурмовиками по наземным и воздушным целям.