По прозвищу Святой. Книга вторая

Глава тринадцатая

Двести пятьдесят шагов — это около ста двадцати метров. Футбольное поле максимальных размеров.

— Стоя? — спросил Николаев.

— Что, далековато будет?

— Мало-мало далековато, — Николаев, как успел заметить Максим, прекрасно и чисто говорил по-русски, но тут специально сымитировал акцент. — Якут не жалуется, якут беспокоится.

— За меня, что ли?

Николаев молча улыбнулся.

— А ты нахал, Николаев.

— Мало-мало нахал.

— Стоя.

Одновременно подняли винтовки и почти одновременно выстрелили (Максим опередил красноармейца на долю секунды).

Две банки слетели с веток.

Первый промах совершили оба на трёхстах шагах, хотя стреляли уже лёжа, — помешал внезапно поднявшийся ветер. Но со второго выстрела попали.

— Хватит, — сказал Максим, поднимаясь. — Ничья. Отлично стреляешь, рядовой. Назначаю тебя снайпером.

— Вы тоже хорошо стреляете, товарищ лейтенант. Даже очень хорошо. После войны приезжайте ко мне в Якутию. На охоту пойдём, белку в глаз бить будем.

— Спасибо, Николаев. Жаль, я не охочусь. Но предложение приехать в гости принимаю охотно. Осталось победить и выжить. Ну что, показать, как стрелять от бедра?

— Покажите, товарищ лейтенант! — зашумели бойцы.

— Да!

— На такое и патронов не жалко!

— Тогда несите банки.

Для начала мишени расставили снова в тридцати шагах.

— Мы — разведка, — сказал Максим. — Не обычная пехота. А теперь ещё и диверсанты. Наша задача — быстро и эффективно действовать в тылу врага. Совершенно другие условия боя. Это не в окопе в обороне сидеть и не по полю в атаку бежать. И даже не драться в рукопашной. Здесь ситуации могут возникать самые неожиданные. И в этих ситуациях главное — что? Рядовой Николаев.

— Главное — не целиться, — ответил якут. — Бить по направлению ствола.

— Молодец, что запомнил, но это потом. Главное — быстро принимать решения, быстро реагировать. Реакция нужна, мгновенная. Кто хочет проверить свою реакцию? Это просто, стрелять пока не надо.

— Я, — вызвался Найдёнов.

— Наклонись вперёд, вот так, — Максим показал. — Я отпущу спичечный коробок из-за твоей головы, чуть выше уровня уха. Ты не будешь знать, какого именно и когда я это сделаю. Твоя задача — поймать коробок. Любой рукой. Готов?

— Готов, — сообщил сержант, наклоняясь вперёд и упирая руки в колени.

Красноармейцы сгрудились вокруг, с живым интересом наблюдая за происходящим. Это не было похоже на те занятия по боевой и политической подготовке, к которым они привыкли. А уж про строевую и говорить нечего.

Максим, держа спичечный коробок двумя пальцами, бесшумно поднёс его к правому уху сержанта и отпустил.

Коробок упал на землю. Рука пролетела сверху.

— Ещё раз! — потребовал Найдёнов. — Не сосредоточился.

Теперь Максим отпустил коробок возле левого уха, и снова Найдёнов не успел.

Только с четвёртой попытки ему удалось даже не поймать коробок, а только сбить его в воздухе.

— Разрешите мне попробовать? — попросил Николаев.

— Все попробуют. Становись.

Николаев не намного опередил сержанта, поймав коробок с третьего раза. Но лучше всех оказался маленький Прокопчик. Он поймал уже со второго, а затем ещё три раза подряд.

Лица бойцов, до этого уставшие и осунувшиеся, раскраснелись. Глаза азартно блестели. Каждый из них словно сбросил годков семь-восемь и снова превратился в мальчишку, который больше всего на свете хочет переиграть товарищей, быть лучшим, самым быстрым, ловким и точным. Собственно, они и были мальчишками. Мальчишками, которые научились убивать. Солдатами Великой Отечественной войны.

— Пока хватит, — сказал Максим, убирая коробок. — В располаге ещё потренируемся.

Красноармейцы удивлённо переглянулись.

— В расположении, — пояснил Максим. — Так короче. Продолжим…

Максим объяснил, что стрельба от бедра или живота хороша в том случае, когда нет времени вскидывать оружие на уровень глаз.

— Враг внезапно появился в двадцати метрах. Из-за кустов, дерева, угла — неважно. В ваших руках винтовка, автомат или пистолет. В руках, не за плечами или в кобуре. Патрон — в стволе. Желательно, — Максим взял винтовку, передёрнул затвор и выстрелил от живота.

— Бам! — неоднократно продырявленная банка слетела с палки.

— Пистолет, конечно, в этом случае удобнее, потому что не такой громоздкий. Но с винтовкой или автоматом тоже можно управиться. Сержант Найдёнов!

— Я!

— Встань вон там и подбрось банку. Повыше.

Найдёнов размахнулся снизу, бросил банку.

Максим выхватил из открытой кобуры пистолет, выстрелил от бедра и попал.

— Здорово, — сказал Найдёнов. — Мы так никогда не научимся.

— Научитесь, — пообещал Максим. — Может, не так, но близко.

— Обрез, — задумчиво произнёс Гринько. — Обрез хорош при такой стрельбе. Мне дядька рассказывал, он в Гражданскую воевал у Котовского.

— Нет, — покачал головой Максим. — В обрезе есть свои преимущества, но нам он не подходит. Слишком громкий и на самом деле неточный. Охотничий обрез из гладкоствольного ружья может быть весьма эффективен в ближнем бою, но винтовочный… Нет, — повторил он. — Продолжим. Допустим, вы крадётесь по лесу или внутри пустого здания, или по улице, неважно, и знаете или думаете, что враг может быть совсем рядом. Как нужно держать оружие? Рядовой Гринько.

— Наготове.

— Правильно. Но как именно наготове?

— Приклад плотно прижат к плечу, — Гринько взял «маузер». — Вот так. Винтовка или автомат — продолжение тела. Если услышал подозрительный шум или увидел что-то, то поворачиваешься вот так, — Гринько продемонстрировал вполне профессиональное движение. — Всем телом, вместе с оружием. С пистолетом нас не учили, но, думаю, принцип должен быть тот же самый.

— Правильно, — сказал Максим. — Молодцы. Всё, хватит на сегодня. Возвращаемся.

— В располагу? — спросил Найдёнов.

— В располагу, — подтвердил Максим. — Занятия не окончены. За мной бегом марш!

После обеда Максим нашёл командира отдельного сапёрного батальона капитана Батманова, представился и попросил провести с его бойцами короткое, но интенсивное занятие по сапёрной подготовке.

— Как ты себе это представляешь, лейтенант? — насмешливо осведомился капитан. — За два часа научить обычную пехоту сапёрному делу? Это невозможно.

— Кое-что они умеют. Например, пользоваться тротиловыми шашками и подрывать железнодорожные пути. Но я был бы очень благодарен, если бы ваши люди — те, кто поопытнее, научили их ставить растяжки. Я бы и сам научил, да времени нет совершенно.

— Диверсию, что ли, задумал? — осведомился капитан.

— Простите, товарищ капитан, не имею права разглашать. Так научите? Времени мало, понимаю, но пусть хоть общее представление получат.

— Хорошо, веди своих орлов, — согласился капитан. — Сколько их?

— Пятеро.

— Приемлемо. Отдам их моему старшине из первой роты, Стеценко. Большой специалист, и полено научит. С тебя поллитра, лейтенант.

— Договорились, товарищ капитан. Спасибо вам большое.

— Пока не за что.

Командир дивизии вернулся из штаба армии после обеда и тут же вызвал к себе разведчиков. О чём им сообщил на вид медлительный, но на самом деле всегда и всюду успевающий ординарец Васильева рядовой Степанов.

— Товарищ генерал-майор, лейтенант Латышев по вашему приказанию явился! — вскинул ладонь к виску Егор.

— Товарищ генерал-майор, младший лейтенант Свят по вашему приказания явился! — доложил Максим вслед за командиром.

— Орлы, — констатировал Васильев. — Ты, Латышев, можешь вертеть в петлицах дырочку для третьего кубаря. Поздравляю, товарищ старший лейтенант.

— Служу Советскому Союзу! — вытянулся Латышев.

— Вольно. А ты, младший лейтенант, извини, повысить тебя в звании не в моей власти. Разве что переведёшься к нам в пехоту.

— Я подумаю, товарищ генерал-майор.

— Подумай, подумай. Так, чего я вас позвал. Ты, младший лейтенант, оказался прав. Принято единственно верное решение -прорываться к своим. Но, так как ситуация постоянно меняется, нужны дополнительные разведданные. И не только они. Наша дивизия пойдёт в авангарде, поэтому примет на себя основной удар немцев, когда они поймут, что происходит. Нас усилят, командарм обещал подкрепление, но, сами понимаете, в наших условиях на особые пироги со сметаной рассчитывать нечего. Так что позаботиться о себе надо самим. Как и всегда, впрочем. В связи с этим слушайте приказ. Силами разведроты в течение ближайшей ночи и завтрашнего дня разведать обстановку в направлении на Гадяч, — он показал на карте, — на глубину тридцать километров. Вернуться и доложить. Начало выдвижения дивизии назначено на шестнадцатое сентября. Сегодня, напомню, у нас четырнадцатое. Всё ясно?

— Так точно, — ответил Латышев. — Разведать обстановку в направлении на Гадяч. Глубина — тридцать километров. Вернуться и доложить.

— Разрешите одно предложение, товарищ генерал-майор? — подал голос Максим.

— Всё-таки ты неисправим, младший лейтенант, — недовольно буркнул Васильев. — Нет, не возьму я тебя к себе в пехоту. Продолжай бить врага в небе.

— Так разрешите?

— Чёрт с тобой, давай.

— По нашим разведданным, вот здесь, южнее посёлка Ромодан, — Максим показал на карте, — расположен немецкий полевой аэродром. Восемьдесят восьмые «юнкерсы». Бомбардировщики.

— Да, помню, вы докладывали.

— Можно предположить, что, когда дивизия пойдёт на прорыв, эти «юнкерсы» в стороне неостанутся. В самом Ромодане стоит семьдесят шестая дивизия вермахта. Скорее всего, она ударит нам во фланг. Но сначала по нам пройдутся бомбёры. Быстро и безжалостно. Что такое двадцать километров? Для «восемдесят восьмого» три минуты лёта. Я правильно понимаю, что наш триста девяносто третий зенитно-артиллерийский дивизион вряд ли сможет отразить атаку даже десятка «юнкерсов»? Можно, конечно, рассчитывать на обещанное усиление, но я бы не стал.

— Кончай тянуть кота за хвост, младший лейтенант, — недовольно сказал Васильев. — Все всё давно поняли. Какое у тебя предложение?

— Ударить по аэродрому. Сегодня ночью.

— Какими силами? Сам говоришь, что аэродром прикрывает семьдесят шестая дивизия немцев. Нас размажут.

— Силами моего разведывательно-диверсионного взвода, товарищ генерал-майор. Это пять человек. Если считать шофёра — шестеро. Со мной — семеро.

Немецкую форму отстирали и заштопали женщины из медсанбатовского хозвзвода. Латышев по просьбе Максима отдал им форму с самого утра, как только разведчики прибыли в расположение дивизии, и теперь в распоряжении Максима имелось четырнадцать комплектов относительно чистой и целой формы солдат вермахта, включая одну офицерскую. Плюс сапоги, ремни, патронташи и прочая амуниция.

— Повезло вам, — сказала Маша — крепкая грудастая бабёнка лет сорока с двумя сержантскими треугольниками в петлицах, — окидывая Максима заинтересованным взглядом.

— Погода без дождя? — догадался Максим. — Или время свободное у вас было?

— И то, и другое, — сказал Маша. — Кстати, о свободном времени. Как у вас с ним, товарищ лейтенант? А то приходите вечерком, посидим. У меня и кое-что покрепче чая найдётся, — она откровенно улыбнулась.- Вон та землянка, видите? Под двойной берёзой? Я там одна живу.

Максим отдал за работу чудом сбережённую им трёхсотграммовую плитку лётного шоколада и не чувствовал себя чем-то обязанным.

— Не могу, — сказал он и улыбнулся своей самой обаятельной и чуть виноватой улыбкой. — Честно не могу, Маша. Служба. Но за форму тебе и всем остальным девчонкам громадное спасибо от всего моего геройского подразделения.

— Нужно мне ваше спасибо, — фыркнула сержант. — Ладно, было бы предложено. Бывай, лейтенант. Даст бог, увидимся.

Она развернулась и ушла, демонстративно покачивая бёдрами.

Максим вздохнул и подумал, что ещё не поздно её догнать и… Нет, нельзя. Никак нельзя. Война не всё спишет. Где-то там, на Житомирщине, его ждёт девушка Люда. Изменить ей — значит, предать.

— Жди меня, и я вернусь, — прошептал он одними губами.

Интересно, великое стихотворение Константина Симонова уже написано?

— Нет, — ответил КИР. — Симонов напишет его примерно через месяц. По радио прочитает впервые девятого декабря сорок первого года. А первая публикация случится в «Правде» четырнадцатого января уже сорок второго года. Так что не советую тебе читать его вслух.

— Ну что ты, — ответил Максим. — Я и не собирался.

Для операции Максим вытребовал трофейный «опель» вместе с шофёром — тем самым красноармейцем из Куйбышева. Звали красноармейца Захар Чурсин, и солдатом он оказался надёжным, расторопным и умелым.

— Всё нормалёк будет, товарищ лейтенант, — заверил он Максима. — Доедем куда надо и вернёмся. «Опель» — хорошая машина, надёжная. Главное, её пулями сильно не дырявить.

— Не будем дырявить, — пообещал Максим. — Твоя задача, Захар, сидеть за рулём и быть готовым в любой момент завестись и рвануть на всём газу, куда скажу.

— Вроде как быть на стрёме? — ухмыльнулся рядовой.

— В точку, — подтвердил Максим. — Сумеешь?

— Не подведу, товарищ лейтенант, — посерьёзнел Чурсин. — Можете не сомневаться.

Перед выездом Максим собрал бойцов во взводной палатке. Горела керосиновая лампа, освещая лица красноармейцев скудным светом. Но снаружи было ещё темнее — небо обложили облака, дул холодный ветер.

— Как самочувствие, товарищи красноармейцы? — поинтересовался Максим.

— Нормально, товарищ лейтенант, — ответил за всех сержант Найдёнов.

— Выспались? Не голодны?

— Насчёт первого не скажу, ещё минут сто двадцать дать храпака я бы лично не отказался. Со вторым всё нормально, поужинали. Даже чаю попили.

— Хорошо. Тогда слушайте боевую задачу. Скрытно проникнуть на территорию немецкого аэродрома, расположенного южнее населённого пункта Ромодан и взорвать там всё, что только можно. В первую очередь склады с ГСМ и вооружением и самолёты. Кто умеет снимать часовых? Бесшумно. То есть, я имею в виду, кто это делал хотя бы раз?

Якут Николаев поднял руку.

— Рядовой Николаев, — кивнул Максим. — Кто-нибудь ещё?

Больше рук неподнялось.

— Хорошо. Тогда план действий таков. Подъезжаем, маскируем машину. Рядовой Чурсин, наш водитель, ждёт в кабине. Ждёт, что бы ни случилось. Никуда не выходит, даже поссать. Курить, разумеется, тоже нельзя. Никому. Покурите перед выездом — и всё, до конца дела ни затяжки. Это понятно?

— Так точно, понятно, товарищ лейтенант, — сказал Найдёнов.

— Дальше. Подходим к аэродрому с юга. А подъезжаем с севера, по просёлочным. Вот так, — он показал на карте. — Сначала на восток, потом, за железной дорогой, которую мы взорвали, на юг. Если по прямой, то около двадцати километров от нас. Но по прямой не получится. Значит, считай, километров тридцать-сорок. Если нарвёмся на патруль, все молчат, говорю я. Не вздумайте даже слово по-немецки вякнуть. Понятно?

— Понятно, товарищ лейтенант, — сказал маленький Прокопчик. — Будем молчать, как рыбы.

— Как шесть рыб, — сказал Максим. — Говорящая рыба у нас только одна. Это я. Но я надеюсь, что с патрулями нам повезёт. Немцы не любят просёлочных, а уж ночью — и подавно. То, что мы вчера нарвались на их разведку — большое везение. Кстати, часть этой разведки мы и сыграем, если что. Это, чтобы вы знали. Их лейтенанта, которого я убил, по документам звали Манфред Канн. Теперь его форма и документы у меня. Так что, в случае чего, я — лейтенант Манфред Канн. А вы — все, что осталось от первого взвода, третьей роты разведбататьона семьдесят шестой пехотной дивизии. Это на всякий случай. Идём дальше. Скрытно подбираемся к аэродрому и производим разведку. Далее мы с Иваном, — он посмотрел на Николаева, и якут едва заметно кивнул. — Мы с Иваном, — повторил Максим снимаем часовых. А вы вслед за нами минируете всё, что можно. Тротиловыми шашками, потому что мин у нас нет. Рядовой Герсамия в это время держит под пулемётным прицелом вход в казарму лётного состава. Вряд ли там казарма, конечно. В лучшем случае бараки или палатки. По команде поджигаем все бикфордовы шнуры, какие есть, и отходим. В бой не ввязываемся. Только в самом крайнем случае. Муса, — обратился он к Герсамия, — к тебе это особо относится с твоей горячей грузинской кровью. Стреляешь только в том случае, если нас обнаружат раньше времени и начнётся тревога. Всё ясно?

— Так точно, ясно, товарищ лейтенант, — ответил пулемётчик. — Почему все думают, что мы, грузины, вспыльчивые? Ничего не вспыльчивые. Нормальные. Только когда надо, тогда вспыльчивые, да.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Максим. — Ещё раз. Наша задача — взорвать как можно больше всего, навести шухер и быстро уйти. Живыми. Вопросы есть? — Максим оглядел красноармейцев, уже переодетых в немецкую форму.

Вопросов не было.

— Тогда по коням.