По прозвищу Святой. Книга вторая

Глава двадцать вторая

— Я арестован? — спросил Максим, выпрямившись. Он понимал, как выглядит со стороны — в грязном окровавленном и рваном обмундировании, небритый, уставший.

— Пока нет, — улыбнулся одними губами капитан государственной госбезопасности. — Но таков порядок. В меня уже пытался стрелять один из окруженцев, когда ему не понравились мои вопросы. Так что положите оружие, пожалуйста. Вон на тот столик в углу.

— Как скажете, — Максим положил на столик автомат и «вальтер», вытащив его из кобуры.

— Трофейные? — осведомился капитан.

— Как видите.

— Присаживайтесь, — капитан кивнул на простой деревянный стул с прямой спинкой по другую сторону стола.

Максим сел.

Капитан взял чистый лист бумаги, перьевую ручку, обмакнул её в чернильницу и написал сверху: «Протокол допроса подозреваемого».

Максим хотел спросить, почему это он подозреваемый, но передумал. С точки зрения капитана он действительно был подозреваемым. Что ж, поиграем в эту игру до конца.

Начался допрос.

— Фамилия, имя, отчество?

— Свят Николай Иванович.

Капитан записал.

— Год рождения?

— Двадцатый, — ответил Максим. Он не знал, дату рождения Николая Свята, в комсомольском билете её не стояло, только год, но для себя решил, что не помнит. Как и многого другого. Трудное беспризорное детство и две контузии, считай, подряд. Он многое забыл. И с этим органам придётся считаться. Если захотят. Могут и не захотеть. Но тут уж как повезёт, никакой другой легенды он предложить не может.

Тем временем капитан продолжал спрашивать и записывать.

— Место рождения?

Вот оно, начинается.

— Не помню.

— Как это? — рука капитана с пером замерла.

— Я и родителей своих практически не помню, — сказал Максим. — Умерли от голода, когда мне пять лет было. Сначала дед с бабкой взяли к себе, потом они тоже умерли. Беспризорничал, пока в трудовую коммуну имени Дзержинского не попал. Там из меня, можно сказать, человека сделали.

— Понятно, — капитан написал «не помнит». — Социальное положение?

— Из крестьян.

— Происхождение и занятия родителей?

— Крестьяне.

— Судимости у вас были?

— Не успел, хотя был близок к этому. Говорю же, коммуна спасла от кривой дорожки.

— Родственники репрессированные имеются?

— Круглый сирота.

Вопросы продолжались. Максим отвечал, что помнил из жизни Николая Ивановича Свята. Мол, после окончания учёбы и работы в коммуне имени Дзержинского, поступил в Чугуевское военное авиационное училище лётчиков (ЧВАУЛ). Было это летом тридцать восьмого года. Отучился три года на лётчика-истребителя, а сразу после выпуска началась война.

— В каком полку воевали?

— Двести пятьдесят четвёртый истребительный полк в составе тридцать шестой истребительной авиадивизии ПВО.

— Командир полка?

— Майор Петров Пётр Михайлович. Герой Советского Союза.

— Как оказались в окружении?

— Был сбит над территорией, занятой противником.

— Конкретней. Когда и где.

Максим рассказал о воздушном бое младшего лейтенанта Николая Свята тринадцатого августа в районе села Лугины Житомирской области. О том, как раненый посадил подбитый «ишачок» на лес. Как вышел на партизан. Как бил ОУНовцев и немцев в партизанском отряде. Как попал в плен в бессознательном состоянии после взрыва в лугинском лесу.

Старался говорить кратко, только по делу, но всё равно капитан исписывал уже третий лист бумаги.

Рассказал про угон самолёта Ju52 с немецкими штабными офицерами на борту и о том, как приземлился на полевом аэродроме двенадцатого истребительного полка шестьдесят четвёртой авиадивизии.

В этом месте капитан поднял голову и внимательно посмотрел на Максима.

— Так это вы были? — спросил. — Слышал об этой истории краем уха.

— Я, — ответил Максим.

— То есть, вы хотите сказать, что в одиночку, ещё не придя в себя после контузии, смогли захватить транспортный немецкий самолёт с вооружённой охраной.

— Что значит, хочу сказать? — пожал плечами Максим. — Именно это я и говорю.

Глаза капитана сузились, Максим почувствовал, как тот напрягся.

— Откуда вы знаете немецкий? — резко и отрывисто спросил капитан.

— Учил в коммуне и потом в училище. У меня вообще способности к языкам.

— Не врать мне! — заорал капитан и грохнул кулаком по столу. Затем выхватил пистолет, вскочил с места, обогнул стол и приставил ствол ко лбу Максима.

— Vorname, Nachname, Rang⁈ — выкрикнул он. — Wo bist Du zur Schule gegangen? [1]

Максим даже не стал переходить в сверхрежим. Одним быстрым и плавным движением убрал голову с линии выстрела, одновременно занёс правую руку за руку капитана с пистолетом, создав упор, а левой вывернул ТТ из его пальцев.

Мгновение, и вот уже пистолет нацелен в голову капитана.

— Не надо так со мной, товарищ капитан, — произнёс Максим, поднимаясь со стула. — Я человек нервный, дважды контуженный, могу и не сдержаться. Допрашивать — допрашивайте, это ваша работа, а вот оружие на меня наставлять не надо.

— Верни пистолет, — побледнев сказал капитан. — Верни пистолет, лейтенант. Поверь, так будет лучше для тебя же.

Максим раздумывал. Капитан был явно из тех, кто хочет выслужиться. Отсюда и дешёвая попытка разоблачить в нём немецкого агента. Хотя, конечно, с его точки зрения она не была дешёвой. Будь он, Максим, и впрямь немецким агентом, при этом не слишком хорошо подготовленным, мог бы и выдать себя.

Но вот вопрос, — что теперь делать?

Вырубить капитана и уйти?

Нет. Куда он пойдёт? В медсанбат дивизии, жаловаться Михееву на дурака-капитана, начальника Особого отдела третьей кавалерийской дивизии? К комдиву? Михеев ранен и только что, как и он, вышел из окружения. У него никакой власти, пока не пройдёт проверку. А комдиву Малееву младший лейтенант Николай Свят вообще никто. За подобную выходку генерал-майор его, пожалуй, немедленно арестует и будет прав. Это армия, сынок, не может какой-то младший лейтенант хвост поднимать на целого капитана государственной безопасности. За это наказывают.

Так что же, не нужно было этого делать?

Неважно. Он уже это сделал. Продемонстрировал своё превосходство. Значит, нужно демонстрировать его дальше.

Максим резко поднялся со стула.

Капитан отшатнулся, наткнулся на стол.

— Слушай меня внимательно, капитан, — сказал Максим, глядя прямо в глаза особисту и приставив пистолет к его лбу. — Я уже говорил, что в одиночку захватил Ju52. А перед этим один убил шестерых украинских полицаев и спас от смерти двенадцать евреев, включая женщин и детей. И это не самые значительные эпизоды моей богатой биографии. Ты что же думал? Что я, бывший беспризорник, без двух минут уголовник, а ныне боевой красный командир Николай Свят, прошедший такое, что тебе и не снилось, испугаюсь какого-то капитана госбезопасности, который, судя по всему, и пороха не нюхал? Ошибаешься. И ошибаешься очень сильно. Так сильно, что это может стоить тебе карьеры, разжалования и отправки на фронт простым рядовым. Если не веришь, могу объяснить в двух словах. Я лично спас начальника Особого отдела Юго-Западного фронта комиссара государственной безопасности третьего ранга Анатолия Николаевича Михеева и вместе с ним командующего пятой армией Михаила Ивановича Потапова. Сейчас им оказывают медицинскую помощь и, думаю, с ними всё будет в порядке. Или ты полагаешь, что Михеев и Потапов после окружения попадут в опалу и даже будут арестованы? Если так, то глубоко ошибаешься. Впрочем, я уже это говорил. Короче, капитан. Мы можем поступить по-хорошему и по-плохому. В первом случае я возвращаю тебе пистолет, мы делаем вид, что ничего не произошло, и ты продолжаешь свою работу. А именно — подтверждаешь мою личность и возвращаешь в полк. Когда я говорю полк, я имею в виду двенадцатый истребительный, в котором очень успешно воевал, пока меня не сбили второй раз. Я лётчик, и хочу бить врага в небе. Больше скажу. За оперативную помощь в этом вопросе, справедливый и законный подход к делу обещаю при случае замолвить за тебя словечко перед Михеевым, когда он выздоровеет и снова войдёт в силу. Тебе всё понятно, капитан?

— А по-плохому? — спросил капитан.

— По-плохому я тебя просто убью, — ответил Максим. — Скажу, что ты накинулся на меня с пистолетом, завязалась драка, случайный выстрел и — всё. Конец пришёл товарищу капитану госбезопасности Дондышу Борису Михайловичу. Погиб при выполнении служебных обязанностей, проявив при этом исключительную дурость и самонадеянность.

— Тебе это не сойдёт с рук, — сказал капитан.

А он упрям, подумал Максим. Не отнять. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Нет, всё-таки плохо. В гибкости — сила. Особенно она важна для сотрудника госбезопасности.

— Конечно, нет, — сказал Максим. — Скорее всего, меня будут судить. А на суде выплывут все мои героические дела и выступят свидетели. Тот же Михеев. И Герой Советского Союза, командир двенадцатого истребительного полка майор Коробков Павел Терентьевич. А также командир сорок второй стрелковой дивизии генерал-майор Васильев Илья Васильевич, под чьим началом я воевал, когда мы выходили из окружения. И много кто ещё. Знаешь, чем кончится? В самом аховом случае меня разжалуют и отправят в штрафбат — смывать преступление кровью. Ни первого, ни второго я не боюсь. Смою, верну звание, снова буду летать и бить врага. А погибну — что ж, значит, такова судьба. Зато погибну, как герой. За свою страну и весь наш советский народ. А вот ради чего ты сдохнешь, капитан, я не знаю. Ради сомнительной выслуги?

Максим не обладал даром гипноза. А вот даром убеждения — да.

Всё-таки прав был старина Аль Капоне, подумал он. Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом. Хотя, скорее всего ничего подобного Аль Капоне не говорил. Чтобы выдумать такую фразу, нужно быть творческим человеком, художником слова. Аль Капоне же был гангстером. То бишь обычным бандитом. Но какая разница? Мифы истории мы любим не меньше, чем её факты. А иногда и больше.

— Твоя взяла, — произнёс, наконец, капитан Дондыш. Всё это время он не отводил взгляд от пистолета, который сидел в руке Максима как влитой и не дрогнул ни на миллиметр. — Выбираем первый вариант. Ты отдаешь мне пистолет, и мы всё забываем.

— Правильный выбор, — сказал Максим. — Не сомневался в вас, товарищ капитан.

Он опустил пистолет, шагнул к столику, на котором лежало его оружие и сунул в кобуру «вальтер». После этого поставил ТТ на предохранитель и протянул капитану.

— Забыл сказать. Хороший вариант предусматривает возврат оружия мне. А то мало ли.

Капитан криво усмехнулся, осмотрел пистолет и тоже сунул в кобуру. Вернулся за стол, сел. Максим сел на своё место.

— Продолжим, — сказал Дондыш, как ни в чём ни бывало. — Мы остановились на том, как вы угнали немецкий транспортный самолёт Ju 52. Расскажите об это подробнее. И ещё. Что такое штрафбаты?

Упс, прокол, подумал Максим.

— КИР, — мысленно позвал он. — Когда создали штрафбаты?

— В конце июля сорок второго года, — ответил его неизменный и точный советчик. — После появления знаменитого приказа № 227 «Ни шагу назад!».

— Понял, спасибо.

— Это я только что придумал, товарищ капитан государственной безопасности, — сказал он, уверенно и весело глядя в водянистые глаза Дондыша. — Согласитесь, что расстреливать трусов и прочих оступившихся военнослужащих перед строем — не слишком хорошая практика. Лучше отправлять их в специальные подразделения, чтобы смывали вину кровью. Так что дарю идею, авось пригодится.

— Хм, — сказал Дондыш и задумчиво почесал кончик носа. — Запомню, спасибо.

Потом подумал и добавил:

— Странный вы всё-таки человек, товарищ младший лейтенант Свят. Очень странный.

Заночевал Максим тут же, в штабе дивизии. Ему выделили свободную койку в комнате, где спали трое красных командиров из оперативного отдела штаба дивизии: старший лейтенант, капитан и майор.

— Займёте койку начальника, — улыбнулся по этому поводу майор-оперативник. — Подполковника Саломатина. Он в городе ночует. Цените.

— Ценю, — улыбнулся в ответ Максим. — А скажите, товарищ майор, пожрать здесь раздобыть ничего нельзя? А то допросить-то меня допросили, а вот покормить забыли. Или я слишком наглею?

— Нормально, лейтенант, — сказал майор. — Мы всё понимаем. Ну-ка, товарищи командиры, — обратился он к сослуживцам, — соберём на стол, что бог послал. Окажем кавалерийское гостеприимство.

Бог послал товарищам кавалеристам буханку чёрного ржаного хлеба, шмат сала, две луковицы и три банки мясных консервов. Майор кивнул старшему лейтенанту, и тот поставил на стол флягу и четыре гранёных стакана.

Разлили водку.

— Ну что, за победу, — коротко сказал майор.

Сдвинули кружки, выпили, закусили.

Оперативники ели мало, они успели поужинать, а вот Максим наворачивал вовсю. Только сейчас он понял, как проголодался. Сказывалось ещё и то, что при выходе из окружения с едой был большой напряг. Кабанье мясо, конечно, помогло, но его всё равно не хватило.

Разлили по второй.

Майор поднялся.

— За здоровье товарища Сталина, — провозгласил он торжественно.

Максим вспомнил партизанский отряд, Нечипоренко и Сердюка, как сидели в командирской землянке и пили трофейный коньяк. Неожиданно, до сердечной судороги, захотелось увидеть Людмилу. «Господи, — мысленно попросил он, — сделай так, чтобы была жива и здорова».

— Организатора и вдохновителя всех наших побед, — добавил Максим, поднимаясь.

Командиры одобрительно покосились на него.

Сдвинули кружки, выпили, закусили.

Третий тост Максим по лётной традиции предложил за погибших товарищей.

Выпили, не чокаясь.

Максим, убрав в себя, как минимум, половину буханки хлеба, луковицу и полторы банки консервов, ощутил, что наелся. Относительно, конечно, он бы мог ещё, но первый волчий голод утолил, по телу разлилось благодатное тепло и какое-то умиротворение. Эх, ещё бы в баню сходить, подумал он, и совсем хорошо.

Закурили. Предложили Максиму.

— Спасибо, пожалуй, откажусь, — сказал он, выказывая сожаление. — Эдак и снова привыкнуть недолго.

— Снова? — спросил майор. — Бросил, что ли?

— Бросил, — подтвердил Максим.

Только сейчас ему пришла в голову мысль, что Николай Свят, за кого он себя выдаёт, наверняка курил. Это нужно было как-то объяснить.

— Давно? — спросил любознательный майор.

— Могу точную дату назвать. Тринадцатого августа сего года.

— О как. Интересно, что за причина? Или это секрет?

— Никакого секрета, — ответил Максим. — Богу пообещал.

Майор закашлялся, подавившись дымом. Капитан и лейтенант недоумённо переглянулись.

— Как это — богу? — спросил майор.

— Так, Богу, — подтвердил Максим. — Меня три «мессера» зажали. Да так, что ни вздохнуть, ни пёрнуть, извиняюсь за выражение. Думаю, ну всё, вот она и смертушка моя пришла. А помирать-то неохота.

— Кому ж охота, — подтвердил капитан.

— Вот. Вспомнил, что я крещёная душа, мне бабка с дедом об этом рассказывали, родители-то мои рано померли, я их и не помню почти… — Максим сделал вид, что задумался, вспоминая.

Остальные молчали, с интересом ожидая продолжения.

— Потом и дед с бабкой умерли, беспризорничал, в коммуну имени Дзержинского попал. Там школу закончил и в комсомол вступил. Потом лётное, война… Вот в том бою и вспомнил о Боге. Взмолился ему. Господи, попросил, спаси и сохрани мою жизнь! А я за это курить брошу. Обещаю, Господи.

Максим умолк.

— И? — первым не выдержал лейтенант.

— Ну что. Сбил одного фашиста. Он на хвост мне сел, я резко сбросил скорость, он надо мной проскочил, и теперь уже я ему в хвост влепил из всех четырёх пулемётов, — Максим, как это принято у лётчиков, изображал ладонями воздушный бой. Кавалеристы зачарованно следили за его руками.

— Он загорелся, пошёл к земле, но тут меня второй прижал, — продолжал он. — Я хотел уйти «мёртвой петлёй», но там, в верхней точке уже поджидал третий. Он меня и срезал. Машина свалилась в штопор, выпрыгнуть с парашютом я не успевал, да и не хотел.

— Боялся, что в воздухе расстреляют? — догадался майор.

— Ага, — кивнул Максим. — Кое-кто из немецких пилотов это практикует, увы. Не все. Но есть такие, есть.

— Суки, — прокомментировал капитан.

— Конченые, — подтвердил Максим. — Короче, уже над самым лесом мне удалось выйти из штопора. Посадил самолёт на деревья. Как выжил, — не могу сказать. По всем признакам должен был разбиться насмерть. Но — выжил. Только в ногу ранило. Но так, терпимо. Зашил рану, перевязал и ушёл к партизанам. Теперь, вот, с вами сижу, — закончил он. — Как тут было не бросить курить?

— Да уж, — сказал майор, покачав головой. — Давши слово держись, а не давши крепись. Молодец, что сказать.

— Да ещё кому слово, — сказал капитан. — Я, честно сказать, и сам молился, когда два месяца назад в конную атаку на пулемёты ходил. Тогда, к слову, половину эскадрона и потерял, а потом меня в штаб перевели. Да вы знаете.

— Знаем, — сказал майор и разлил по кружкам остатки водки.

— На войне атеистов не бывает, — сказал лейтенант. — Не помню, где слышал.

— Похоже, что так, — сказал майор.

— Вот и тост, — усмехнулся Максим.

— За бога, что ли? — поднял брови майор.

— За нас, — сказал Максим. — Будем жить!

Они сдвинули кружки и выпили.

[1] Имя, фамилия, звание⁈ Где ты проходил обучение? (нем

.)