Первый Инженер Император. Новые рубежи – ІІІ

Глава 3

— До завтра, барон, — кивнул мне Иван, прежде чем скрыться в дверях господского дома.

— И вам, — ответил я, провожая его взглядом и остальных людей, растворявшихся в тенях вечернего двора.

Я посидел еще немного у затухающего костра, глядя на тлеющие угли. Мысли текли неторопливо, упорядочиваясь после насыщенного дня. Разговор с царем, его предложение, предстоящая разведка, Маргарита и, конечно же, Руническое Ядро.

Чертежи Скворцова, лежавшие сейчас в моей комнате, будоражили воображение инженера. Ощущение прикосновения к чему-то великому, к тайне, способной изменить мир, не отпускало.

Поднявшись, я тоже направился в дом. Проходя мимо комнат, я слышал тихие разговоры, где-то звякнула посуда, кто-то негромко смеялся. Поместье оживало. Люди обживали его, наполняли звуками, запахами, самой жизнью. Это было… правильно. И это стоило того, чтобы рисковать.

В своей комнате-кабинете я зажег еще пару свечей на столе. Их пламя затрепетало, бросая на стены причудливые тени. Сел за стол, снова разложил свитки Скворцова. Рядом лег мой собственный пергамент, пока что полностью чистый.

Вот он — чертеж мага. Плоское изображение невероятно сложного объекта. Я стал просто водить угольком по пергаменту, набрасывая все мысли и виды, какие только приходили в голову. Это был наброски, попытка придать ему объем, разложить на составляющие с точки зрения механики.

Я достал из кармана Сердце Руны. Положил его на стол рядом с чертежами. Легкая, едва ощутимая вибрация, знакомый резонанс… Словно ключ, ищущий свой замок.

— Что же с тобой делать? — спросил я вслух, постукивая пальцем по столку.

Взгляд снова и снова возвращался к изображению на свитке Скворцова. И теперь, сравнивая его с тем, что подсказывал мой инженерный опыт и интуиция, усиленная внутренней руной, я видел его иначе. Не статичные слои, не монолитные оболочки. Нет.

Структура напоминала сложный кристаллический многогранник, возможно, икосаэдр или додекаэдр, вписанный в другие, более сложные геометрические формы. Но главное — он был сегментирован.

Подобно хитроумной головоломке, вроде кубика Рубика из моей прошлой жизни, только неизмеримо сложнее. Множество граней — квадратных, треугольных, пятиугольных — составляли единое целое, но явно были задуманы как отдельные, возможно, подвижные элементы.

Мозг заработал, анализируя. Зачем такая сложность? Зачем подвижные сегменты? Ответ напрашивался сам собой: для управления энергией. Статичная структура могла бы лишь проводить или блокировать поток, но не регулировать его. Подвижные сегменты — это совершенно иное.

Я представил, как эти грани, эти блоки, скользят, поворачиваются вокруг невидимых осей. Возможно, не механически, а под воздействием магического поля, управляемого волей того, кто контактирует с Ядром. Они меняют свое положение, и вместе с этим меняется конфигурация рун на их поверхности. Вернее меняется смысл, который образуется при перестановке сегментов.

Руны. Они были ключом, это я уже усвоил. Но не просто ключом, открывающим поток, а, скорее, элементами сложнейшей цепи. Как полупроводники, конденсаторы, резисторы.

Поворот сегмента — и одна руна сближается с другой, образуя новую связь, новый контур. Изменяется путь энергии, ее… свойства?

Может ли быть так, что комбинация определенных рун не просто пропускает энергию, а изменяет ее? Модулирует? Придает ей определенные качества — разрушительные, созидательные, защитные? Это объяснило бы невероятную сложность устройства и огромное количество символов. Это была бы не просто батарейка, а универсальный магический процессор, способный генерировать эффекты невиданной силы и разнообразия.

Я снова взялся за уголек. Мои пальцы летали по пергаменту, пытаясь зафиксировать эту новую концепцию. Не слои, а вращающиеся секции. Не просто каналы, а управляемые энергетические шины. Центральная полость для Сердца Руны — не просто контейнер, а активная зона, возможно, с системой эмиттеров, инициирующих и направляющих первичный поток.

Оси вращения сегментов… Они должны быть не случайными, а строго определенными, чтобы обеспечить все возможные комбинации рун. Какая геометрия это позволяет? Сферическая? Цилиндрическая? Или что-то более экзотическое, основанное на законах магии, а не классической механики?

А управление? Как оператор может контролировать вращение десятков, если не сотен, этих сегментов? Ручное управление исключено — слишком медленно и неточно. Ментальное? Та самая прямая связь через внутреннюю руну? Возможно. Создать ментальный интерфейс, где силой мысли можно было бы выбирать нужную комбинацию рун, задавать параметры потока… Это казалось почти невозможным, но после всего, что я пережил, слово «невозможно» теряло свой прежний вес.

Я чертил оси, шарниры (магические, разумеется), схемы замыкания рунических цепей. Пытался представить потоки энергии, вихри силы внутри этой сложной структуры. Голова гудела от напряжения, но азарт исследователя гнал вперед. Это была задача поинтереснее любой, с которой я сталкивался в своей прошлой жизни. Вызов моему интеллекту, моим знаниям, моей новой связи с магией.

Я чувствовал, как камень на столе слабо пульсирует в такт моим мыслям, словно одобряя направление поиска. Или это просто игра воображения? Сложно сказать. Но связь между мной, внутренней руной и этим Сердцем Руны определенно существовала. Я был ключом, а оно — замком. Или наоборот?

Усталость снова начала брать свое. Мысли путались, линии на пергаменте расплывались. Я откинулся на спинку стула, потер уставшие глаза. Работа была далека от завершения, но я чувствовал, что нащупал верное направление. Динамическая, управляемая структура — вот каким должно быть Руническое Ядро. Не просто источник силы, а инструмент тонкой настройки энергии мира.

Я усмехнулся, глядя на идейные наработки рунных магов и на тот концепт, который получался у меня. Как в старой шутке: ладно, списывай, но чтоб было не один в один. Да, идеи действительно были похожи, но мои чертежи подкреплялись именно знаниями принципов механики, которые я пытался натянуть на магию, как сову на глобус.

Хех, даже интересно, что из этого получится.

Тяжесть навалилась внезапно. Веки слиплись, голова стала чугунной. Я зевнул так, что едва не вывихнул челюсть. Посмотрел на исчерченный пергамент — хаос линий, формул, символов. Но в этом хаосе уже проглядывала структура, логика, решение. Я улыбнулся. Хороший день. Продуктивный.

Я не заметил, как за окном окончательно стемнело, как в комнате стало прохладно. Не заметил, как свечи на столе догорели почти до основания, отбрасывая на стены пляшущие, искаженные тени, похожие на древние руны. Я просто чертил, считал, думал… пока рука сама собой не замерла над пергаментом, а голова не опустилась на стол, прижавшись щекой к шершавой поверхности.

Сон сморил меня мгновенно, как после удара обухом по голове. Последней мыслью было что-то о необходимости демпфирующих вставок из материала с отрицательным коэффициентом магического расширения для гашения резонансных колебаний в ядре…

…Теплое прикосновение к плечу. Мягкое, настойчивое. Тихий голос рядом, вырывающий из вязкой темноты сна:

— Саша… Проснись…

Я с трудом разлепил веки. Тело затекло, особенно шея и плечо, на котором я, видимо, и спал, привалившись к столу. В комнате царил полумрак, лишь тусклый свет луны пробивался сквозь щели в ставнях, рисуя на полу серебристые полосы. Голова была тяжелой, гудела от недосыпа и перенапряжения. Перед глазами все еще стояли чертежи, формулы, руны. Вспомнились годы обучения в институте, пары теоретических основ электротехники, которые я терпеть не мог.

Чертовы контурные токи, я уж надеялся, что никогда с вами больше не встречусь! А оно вот как вышло…ну, не совсем токи, но что-то похожее. Энергия одним словом.

Передо мной стояла Маргарита. На ней была все та же простая ночная сорочка, волосы растрепаны после сна, но глаза… В них не было ни страха, ни тревоги, как прошлой ночью. Лишь спокойствие, легкое смущение и какая-то мягкая решимость. Она вернулась от Скворцова — их разговор, видимо, затянулся. Интересно, о чем они беседовали так долго? Узнала ли она что-то новое о своем Даре? Или о чем-то ином?

— Ты заснул за работой, — сказала она тихо, ее голос звучал мелодично в ночной тишине. На ее губах играла легкая улыбка. — Я вернулась от мэтра, а ты тут… как памятник инженеру. Уже далеко за полночь.

— Увлекся, — пробормотал я, пытаясь сесть ровнее и разминая затекшую шею. Голова была как чугунный котелок. — Заработался. Много идей…

— Я вижу, — она снова скользнула взглядом по исчерченному пергаменту, но на этот раз без прежнего непонимания. В ее взгляде появилось что-то новое — уважение? Интерес?

— Но тебе нужно отдохнуть по-настоящему. Завтра сложный день. И тебе, и твоим людям.

Она не стала спрашивать разрешения, не стала ждать приглашения. Просто подошла к кровати, откинула одеяло и посмотрела на меня выжидательно, с легким румянцем на щеках, который был едва заметен в лунном свете. Жест был недвусмысленным. Она пришла не из страха, не за утешением. Она пришла ко мне. Целенаправленно.

Я медленно поднялся из-за стола, подошел к кровати. Она не отводила взгляда, и в ее зеленых глазах, казавшихся в полумраке почти черными, я видел не только ответное притяжение, но и доверие. Она доверяла мне. После всего. И это доверие стоило больше, чем все сокровища мира.

Я лег рядом. Она тут же подвинулась ближе, устраиваясь у меня под боком, положив голову мне на плечо. Ее волосы снова окутали меня своим тонким ароматом. Я обнял ее, чувствуя хрупкость ее тела и одновременно — ту внутреннюю силу, которая помогла ей выжить и не сломаться.

— Спи, Саша, — прошептала она, устраиваясь удобнее. — Завтра будет новый день.

И я уснул. Снова почти мгновенно. Но на этот раз сон был другим. Глубоким, спокойным, но наполненным не пустотой, а ощущением тепла, защищенности и правильности происходящего.

Рассвет встретил меня бодрящей прохладой и пением ранних пташек за окном. Я проснулся выспавшийся и на удивление полный сил, словно и не было бессонной ночи за чертежами. Маргариты рядом не было — лишь легкая вмятина на подушке и кудрявый рыжий волос на подушке напоминали о ночной гостье. Ушла тихо, не потревожив. Мудро. Оставляя каждому свое личное пространство перед новым днем.

Я быстро оделся. Походная одежда — прочные штаны, удобная куртка из голубоватой ткани, высокие сапоги. Два моих одноручных самострела, проверенные и заряженные, легли на пояс по бокам, привычно оттягивая его своей тяжестью.

Легкие, компактные — идеальное оружие для ближнего боя и неожиданных стычек в лесу или тесных руинах. Я проверил механизм натяжения, щелкнул предохранителем. Все в порядке. Болты — дюжина коротких, остро заточенных жал — лежали в специальных подсумках тут же, на поясе. Удобно, быстро, эффективно.

Нож в ножнах на голенище — как последний аргумент. Рюкзак с самым необходимым был собран еще вчера: фляга, кремень, огниво, веревка, сухари. Сердце Руны я оставил в своей комнате, заперев в небольшой личный сундучок под кроватью. Мне его подарили крестьяне по возвращению. Мелочь, а приятно! Подумал еще немного, вытащил и положил обратно в карман.

Во дворе уже кипела жизнь. Хламники — Иван, Руслан, Олег и Миша — заканчивали последние приготовления. Лошади были оседланы, в седельные сумки уложено немного припасов — воды и еды на день пути. Лица мужчин были серьезны, сосредоточены. Никакой вчерашней расслабленности — впереди была работа, опасная работа. Разведка территории, кишащей тварями, которые уже успели показать свой нрав.

Я подошел к ним, кивнув в знак приветствия.

— Все готовы? — вопрос был риторическим.

— Готовы, барон, — кивнул Иван, протягивая мне поводья моей лошади. Его взгляд был спокоен, но в глубине глаз читалась привычная настороженность опытного воина.

Я вскочил в седло одним легким движением — тело уже привыкло к этому, не было прежней неловкости. Остальные последовали моему примеру.

— Порядок движения, — сказал я, беря на себя командование. — Иван, ты первый, задаешь темп, я за тобой, Олег следом и Руслан замыкает. Максимальная тишина и внимание. Наша цель — поле. Наблюдаем, фиксируем, не ввязываемся. Ясно?

— Как божий день! — почти хором ответили хламники. Их готовность и дисциплина никуда не делись. Мне даже казалось, что после возвращения и отдыха они стали еще увереннее в своих силах. Или это так сказывался факт, что мы вернули вторую часть их отряда, что подстегивало двигаться дальше, а не унывать, убиваясь по прошлому.

Я оглянулся на поместье. Оно почти пробудилось предрассветной дымке. Где-то прокричал козодой. Скоро начнется новый день, полный труда и забот. Михалыч уже наверняка разжигал горн, женщины готовили завтрак, Скворцов медитировал или изучал свои свитки. А у нас — своя работа. Опасная, но необходимая.

— Вперед, — тихо скомандовал я и тронул лошадь.

Пять всадников бесшумно выскользнули за ворота Хмарского, растворяясь в утреннем тумане, направляясь на запад, навстречу неизвестности, лютокрысам и, возможно, легендарным солнечным яблокам.

Мы двигались на запад, туда, где по словам Василя и старых карт Ивана, раскинулись заброшенные поля, ставшие вотчиной лютокрыс. Настроение в отряде было сосредоточенным, молчаливым. Никто не шутил, не переговаривался. Каждый был погружен в свои мысли, но при этом внимательно осматривался по сторонам, держа руку наготове у оружия. Опыт последних недель научил нас всех — опасность в этих землях могла подстерегать где угодно и когда угодно.

Я ехал вторым, следуя за Кречетом. Мозг работал в привычном аналитическом режиме. Оценивал местность: перелески сменялись небольшими полянами, поросшими высокой, жухлой травой, то тут, то там виднелись следы старых, заброшенных дорог, почти полностью поглощенных лесом. Иногда попадались руины — одинокие каменные остовы домов или хозяйственных построек, напоминавшие о том, что когда-то и здесь кипела жизнь.

Примерно через час езды воздух начал меняться. Сначала едва уловимо, потом все отчетливее стал ощущаться неприятный запах. Густой, тяжелый, смесь кисловатой вони немытой псины, аммиака и чего-то затхлого, животного. Словно мы приближались к огромной, неубранной псарне.

— Чуете? — тихо спросил Иван, поравнявшись со мной. Его ноздри раздувались, глаза внимательно осматривали заросли по обе стороны от тропы.

— Еще как, — прикрыл я нос воротом. — Похоже, мы близко.

— Да, — кивнул Кречет. — Еще с полкилометра, и нужно будет спешиваться. Лошадей оставим вон в том овражке, — он указал на густые заросли ольхи и ивняка чуть в стороне от тропы. — Там их не учуют, если ветер не переменится.

Так и сделали. Оставив лошадей привязанными к деревьям в низине, где их скрывала густая растительность, мы двинулись пешком. Шли осторожно, стараясь ступать как можно тише, прячась за стволами деревьев, используя складки местности для укрытия. Запах усиливался, становился почти невыносимым. К нему примешивался еще и какой-то сладковатый, тошнотворный душок разложения. Видимо, крысы тащили свою добычу к логову.

Наконец, лес расступился. Мы вышли на край огромного, заросшего бурьяном поля. Оно простиралось перед нами до самого края леса, насколько хватало глаз — бурое, неухоженное, с редкими чахлыми деревцами и кустарниками. Площадь его действительно была огромной, навскидку, гектар пять, не меньше. Местами земля была изрыта, виднелись свежие кучи выброшенной почвы.

И вот они — норы. Огромные, чернеющие дыры в земле, разбросанные по всему полю. Некоторые были небольшими, другие же зияли провалами, в которые легко мог бы войти не только медведь, но и, наверное, наша повозка целиком. От этих нор несло особенно сильной вонью.

Мы залегли за невысоким земляным валом, поросшим жесткой травой, который отделял лес от поля. Отсюда открывался хороший обзор.

— Матерь божья… — прошептал Олег, глядя на поле. — Сколько же их тут…

Их действительно было много. Десятки лютокрыс бродили по полю. Здоровенные твари, серые, серо-бурые и коричневые, с клочковатой шерстью, длинными голыми хвостами, волочащимися по земле. Они передвигались неуклюже, вразвалку, но чувствовалось, что при необходимости они способны на стремительный бросок. Некоторые что-то грызли, другие просто сидели, осматриваясь.

Время от времени одна из крыс поднималась на задние лапы, вытягивалась, как суслик, и замирала, принюхиваясь и водя уродливой мордой из стороны в сторону. Их черные глазки-бусинки безразлично скользили по пространству.

— Здоровые, — тихо сказал Руслан, не сводя глаз с одной особенно крупной особи, копошившейся у входа в нору неподалеку от нас. Она была размером с матерого волка, если не больше.

— И чем они тут питаются? — задумчиво произнес я, наблюдая за их поведением. — Явно не кореньями. Поле заброшено, никакой дичи тут, кроме них самих, похоже, и нет. Земледелием они точно не промышляют.

— Таскают из леса, — так же тихо ответил Иван. — Охотятся. Поодиночке или стаями — не знаю. Видел следы — и оленей рвут, и кабанов, не брезгуют ничем. Твари умные и очень опасные. Говорят, у них тут своя… королева есть. Или король. Огромная тварь, прародительница всего этого выводка. Живет в самой глубокой норе.

Я присмотрелся к норам. Четыре самых больших располагались примерно по сторонам света, как я и предполагал, анализируя местность издалека. Они явно были главными входами в их подземное царство. Сколько там уровней, какие ходы — представить было невозможно. Целый подземный город, построенный мутировавшими грызунами. Удивительно и жутко одновременно.

Внезапно за нашими спинами, совсем рядом, раздался громкий треск сухой ветки. Мы все как один замерли, а затем медленно, как в замедленной съемке, обернулись. Кровь застыла в жилах.

В нескольких шагах от нас, у самой кромки леса, из которого мы только что вышли, стояла лютокрыса. Крупная, матёрая, она держала в зубах окровавленную тушу молодой косули, которая была почти такой же величины, как и сама крыса. Видимо, возвращалась с охоты и наткнулась на нас совершенно случайно.

Наступила гробовая тишина. Мы смотрели на крысу. Крыса смотрела на нас. Она стояла неподвижно, лишь ее длинные, жесткие усы подергивались, улавливая наши запахи. В ее черных глазах не было ни страха, ни агрессии — лишь холодное, животное любопытство и, возможно, оценка. Она явно решала, стоит ли связываться с пятью странными двуногими существами ради своей добычи или лучше убраться восвояси.

Я слышал только стук собственного сердца и тяжелое дыхание Ивана рядом. Мозг лихорадочно просчитывал варианты. Бежать? Поздно, она быстрее. Кричать, отпугивать? Рискованно, может привлечь остальных. Атаковать? Тоже риск, но… если она сейчас взвизгнет, поднимет тревогу…

Решение пришло само. Инстинкт, отточенный последними неделями выживания. Нельзя дать ей позвать подмогу. Нужно действовать. Быстро. Решительно.

Я резко вскинул руку с зажатым в ней самострелом. Целиться было некогда. Выстрел! Короткий, хлесткий звук нарушения тишины.

Болт со свистом пронзил воздух. Я метил в голову, в глаз, но сказалось и расстояние — метров пятнадцать, не меньше, и то, что тварь оказалась на редкость проворной. Дернувшись в сторону, зверюга успела сберечь жизненно важный орган и болт угодил твари в грудину, чуть ниже шеи.

Лютокрыса взвизгнула — пронзительно, что заложило уши. Визг боли и ярости эхом прокатился над полем. Она выронила косулю, забилась на месте, пытаясь вырвать болт из раны зубами и передними лапами, но лишь глубже вогнала его.

И тут же поле ответило. Десятки крысиных морд повернулись в нашу сторону. Раздался ответный, многоголосый визг, полный угрозы.

— Убить ее! Быстро! — скомандовал Иван, уже вскидывая свою Бьянку.

Мы вчетвером бросились на раненую тварь. Я выхватил второй самострел. Руслан и Олег — свои арбалеты. Миша вытащил короткий меч. Несколько выстрелов почти в упор — и крыса затихла, распластавшись на земле у наших ног.

Но радоваться было некогда. Со стороны поля к нам уже неслись другие лютокрысы. Ближайшие были уже метрах в пятидесяти. А из самой большой норы, той, что была прямо напротив нас, показалась ОНА.

Огромная. Размером с небольшого медведя. С седой, клочковатой шерстью на загривке, шрамами, пересекающими морду, и красными, злобными глазами, горевшими ненавистью. Она выползла из норы, поднялась на задние лапы, возвышаясь над остальными, и издала оглушительный рев, от которого задрожала земля. За ней из темноты норы показалось еще с десяток обычных лютокрыс, готовых ринуться в бой по приказу своей королевы.

— Твою мать… — выдохнул Руслан, опуская арбалет и глядя на приближающуюся лавину серых тел и скалящихся пастей. — Кажется, разведка закончилась.

— И начинается бой, — подхватил я, перезарядив самострелы.