Глава 22

Тревожный красный свет, словно пульсирующее сердце зверя, заливал герметичное помещение зловещими, пляшущими отблесками. Он искажал черты лиц моих спутников, превращая их в застывшие маски ужаса, недоумения и какой-то первобытной настороженности.

Я видел, как расширились зрачки Ивана, как напряглись желваки на скулах Игната, как Борис Рыжебородый непроизвольно сжал рукоять своего топора так, что побелели костяшки пальцев.

Что за «Хранитель»? Кого или что он должен хранить в этом забытом Богом и людьми подземелье? Этот матовый, непроницаемый куб в центре комнаты? Или, может быть, весь этот давно сгнивший, но все еще хранящий какие-то тайны, комплекс?

И, главное — от кого хранить? От нас? Мысли метались в голове, пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение происходящему, но инстинкт самосохранения, отточенный до остроты свежезаточенного клинка за последние, насыщенные событиями месяцы, уже вопил об опасности, о необходимости немедленно действовать, готовиться к худшему.

Я невольно сделал шаг назад, почти не осознавая этого движения. Рука сама собой, легла на рукоять одного из моих верных самострелов, висевших на поясе. Холодный металл приятно лег в ладонь, придавая толику уверенности в этой совершенно иррациональной ситуации.

Тишина, нарушаемая лишь нашим прерывистым дыханием и гулким стуком собственных сердец, давила на уши, становилась почти невыносимой.

И он не заставил себя долго ждать. Ожидание, впрочем, и не было долгим, но показалось вечностью.

Из еще одной темной, до этого момента совершенно незамеченной нами ниши в противоположной стене, с протяжным почти воющим скрежетом, начало медленно выдвигаться нечто.

Сначала из мрака показалась широкая, приземистая платформа на массивных, видавших лучшие времена гусеничных траках. Въевшаяся ржавчина и какие-то мерзкие, засохшие ошметки, похожие на зеленовато-бурую плесень или лишайник, покрывали их толстым, почти непробиваемым слоем.

Затем, над этой подвижной основой начало подниматься туловище. Неуклюжее, почти комично-коробчатое, оно было собрано, казалось, из самых разномастных металлических пластин. Часть из них была сильно помята, словно их долго и усердно пинали ногами или били чем-то тяжелым. Другие — покрыты глубокими, рваными царапинами, будто от когтей какого-то гигантского, доисторического зверя.

Не рукеров ли или их близких родичей, что могли обитать тут некоторое время назад?

Это был робот. Да, несомненно, робот. Дрожащий всем своим металлическим естеством, трясущийся, словно страдающий от вековой, неизлечимой лихорадки, он медленно, но с какой-то пугающей целеустремленностью, выезжал из своей пыльной коморки.

Две неуклюжие, но невероятно мощные на вид руки-манипулятора, больше похожие на гигантские клешни для захвата тяжелых грузов, подергивались в мелких, нервных конвульсиях. Чуть повыше, видимо, там, где находился сервопривод, запитанный невесть чем, изредка вырывались голубоватые искры.

А на самой вершине этого механического монстра Франкенштейна располагалась его «голова» — массивный, прямоугольный блок, лишенный каких-либо человеческих черт.

И в следующий миг два оптических сенсора на этом блоке, до этого темные и безжизненные, вспыхнули красными светодиодами.

— НАРУШИТЕЛИ, — раздался новый металлический голос. Он был близок к человеческому, но полностью лишенный эмоциональной окраски. Плоско. Сухо. Констатация факта. — АКТИВИРОВАНА ДИРЕКТИВА НОМЕР ОДИН. ЗАЩИЩАТЬ ПРОТОТИП ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.

Прототип… Ага, значит, этот матовый, непроницаемый куб в центре комнаты — это не просто какой-то контейнер или декоративный элемент. Это что-то действительно важное. Что-то, ради чего древние создатели этого бункера сочли необходимым поставить такого… уборщика на гусеницах? Или это все-таки боевая машина, просто сильно потрепанная временем и отсутствием должного технического обслуживания?

— Это что за херня⁈ — изумленно выдохнул Борис Рыжебородый. Я разделял его вопрос.

— Иисусья тряпка… — протянул Иван почти шепотом, его лицо, обычно выражающее лишь суровую решимость, заметно побледнело, но в глазах уже загорался знакомый мне боевой огонь.

— Это робот, — констатировал я очевидное, мой голос, к моему собственному удивлению, прозвучал на удивление спокойно и ровно, хотя сердце в груди гулко стучало, отбивая учащенный ритмю

Мозг инженера включился в работу на полную мощность, лихорадочно анализируя увиденное, пытаясь найти слабые места, просчитать возможные варианты действий.

В моем двадцать первом веке, такие «хранители», такие автономные боевые роботы, были скорее предметом научно-фантастических романов или ранними, невероятно неуклюжими и дорогими прототипами, пылившимися в секретных лабораториях военных ведомств.

Аккумуляторы у них, насколько я помнил, садились за считанные часы интенсивной работы, искусственный интеллект находился на уровне говорящего тостера с манией величия, а координация движений оставляла желать много, много лучшего, часто приводя к комичным, а порой и трагичным последствиям для самих создателей.

Но этот… этот был совершенно другим. Он двигался, пусть и с видимым усилием, с каким-то старческим, механическим артритом, он говорил, пусть и монотонным, лишенным эмоций голосом, и он, черт возьми, явно был запрограммирован на защиту этого самого «прототипа» до последней капли машинного масла.

Видимо, за те почти пять столетий, что я в криокапсуле, мои коллеги, или те гении, кто пришел им на смену, все же смогли добиться определенного, и весьма значительного, прогресса в области робототехники и искусственного интеллекта.

Жаль только, что этот самый прогресс сейчас был направлен не на созидание, а на наше неминуемое уничтожение.

Я сразу, почти инстинктивно, отметил несколько критически важных деталей, которые могли бы сыграть нам на руку в предстоящей, и явно неравной, схватке. Робот, несомненно, был старым, древним, как кости мамонта.

Толстые слои коррозии, многочисленные глубокие вмятины и борозды от когтей; он был изношен, поврежден, возможно, даже серьезно. Не все его системы, я был почти уверен, работали исправно.


И еще — он искрил. Очень сильно искрил. В нескольких местах на его корпусе, особенно в районе левого плечевого привода и на одной из гусениц, которая при движении издавала особенно противный, скрежещущий звук, то и дело проскакивали синие электрические разряды. Короткое замыкание? Поврежденная от времени или внешнего воздействия изоляция? Это были явные потенциальные уязвимые точки. Места, куда следовало бить в первую очередь.

— НАРУШИТЕЛИ, — монотонно, но с какой-то новой, зловещей ноткой в голосе, повторил робот, его красные оптические сенсоры, не мигая, сфокусировались на нашей небольшой, замершей в ожидании группе. — ВЫ БУДЕТЕ ЛИКВИДИРОВАНЫ.

— Поднять щиты! — крикнул я, делая еще один шаг назад и выхватывая оба своих верных самострела. Адреналин ударил в кровь с новой силой, обостряя восприятие до предела, заставляя каждый нерв звенеть, как натянутая струна. Бой предстоял не из легких, это было очевидно. Возможно, даже смертельный.

Было совершенно неясно, чем именно вооружен этот механический страж. Имеются ли у него какие-то встроенные турели, скрытые под бронепластинами? Может быть, какое-то энергетическое или лучевое оружие, о котором я читал в старых фантастических романах? Или он полагается исключительно на грубую физическую силу своих массивных манипуляторов? Секундное, почти невыносимое ожидание, казавшееся вечностью…

И он двинулся. Гусеницы взревели с новой силой, поднимая с бетонного пола тучи вековой пыли, которая тут же заполнила помещение, забиваясь в нос, в глаза, вызывая приступы кашля.

Робот, на удивление резво и проворно для своих внушительных габаритов рванул прямо на нас, размахивая своими руками-манипуляторами, словно обезумевший, механический жнец, вышедший на кровавую жатву.

Один из воинов Игната, совсем еще безусый, но явно храбрый парень, не дожидаясь команды сотника, с яростным криком кинулся наперерез железяке. Он высоко, почти по-театральному, занес над головой свой боевой топор, лезвие которого тускло блеснуло в красном, пульсирующем свете аварийного освещения.

Мне показалось, что он намеревался одним сокрушительным ударом переполовинить Хранителя надвое и завершить его мучительное существование.

Но робот, как оказалось, был не так прост и предсказуем. Его красный, лишенный всяких эмоций оптический сенсор мгновенно сфокусировался на атакующем.

Один из его манипуляторов, тот, что не так сильно искрил и казался более исправным, метнулся вперед с невероятной, почти молниеносной скоростью и точностью, перехватив лезвие топора в каких-то жалких сантиметрах от своей массивной, кубической «головы».

Раздался оглушительный лязг металла, скрежет, и сноп ярких искр, словно от фейерверка, осыпал ближайших воинов.

На лице молодого солдата, еще секунду назад выражавшем лишь яростную решимость, теперь отразилось чистое, неподдельное, почти детское изумление. Он явно не ожидал, что его мощный, отработанный до автоматизма удар, способный, без сомнения, разрубить пополам толстое бревно или проломить вражеский щит, будет так легко, почти играючи, остановлен.

Он попытался вырвать свой топор из стальной хватки, напрягая все мышцы, но манипулятор робота сжимал его с поистине мертвой, нечеловеческой хваткой.

— Я ЖЕ СКАЗАЛ, НАРУШИТЕЛЬ. ТЫ БУДЕШЬ УН… Н-Н-Н-Н-Н-Н-Н-ИЧТОЖЕН.

А в следующий, почти неуловимый для человеческого глаза, миг я услышал глухое «бух» и тут же последовавшее за ним короткое, прерывистое, полное невыносимой боли «кха!».

Второй манипулятор робота, тот, что искрил сильнее и казался более поврежденным, но от этого не менее опасным, нанес сокрушительный удар воину прямо в незащищенный живот. Удар был такой невероятной силы, что парня буквально подбросило в воздух, словно тряпичную куклу.

Он отлетел на несколько метров, с глухим стуком врезался спиной в холодную бетонную стену и мешком сполз на грязный пол, оставшись лежать без движения, его широко раскрытые глаза непонимающе смотрели в красный, пульсирующий потолок.

Твою мать! Мы… нет, я. Только я. Никто из местных никогда в своей жизни роботов не видал, я был уверен. Откуда им знать про такое чудо техники? Именно, что неоткуда. Только я один недооценил этот первобытный тостер. Хренов робот-пылесос.

Бой завязался мгновенно, без всяких прелюдий и тактических маневров. Робот, отбросив в сторону ставший бесполезным топор павшего воина, с ревом и скрежетом ворвался в наши поредевшие ряды, размахивая своими смертоносными клешнями с безжалостной эффективностью.

Воины, прикрываясь щитами, отчаянно пытались сдержать его безумный натиск, нанося ответные удары мечами, топорами и копьями. Но их оружие, такое эффективное против плоти и крови, лишь со скрежетом и визгом скользило по т ржавой, броне Хранителя, оставляя на ней лишь неглубокие, почти косметические царапины.

Хранитель двигался с лишенной всякой логики и эмоций эффективностью. Он, казалось, совершенно не обращал внимания на те редкие удары, которые все же достигали его корпуса, но не причиняли ему существенного вреда, и методично, одного за другим, разбрасывал наших солдат в разные стороны, словно кегли в боулинге.

Вот один из воинов Бориса Рыжебородого, здоровенный детина с русой бородой, отлетел в сторону, сбитый с ног мощным, почти невидимым ударом манипулятора, его щит раскололся надвое. Вот другой, из отряда Игната, пытаясь поднырнуть под размашистую руку робота, получил сокрушительный удар по спине и тут же рухнул навзничь. Оставалось надеяться, что позвоночник цел.

Это была не битва, не равный поединок. Это было методичное, хладнокровное избиение. Мы были похожи на стайку неопытных, испуганных муравьев, пытающихся остановить несущийся на них каток. Шансов, казалось, не было никаких.

Нужно что-то делать! И делать немедленно, иначе нам всем здесь крышка! Он слишком силен для лобовой, примитивной атаки! Нужно найти его слабое, уязвимое место! Те искрящие, поврежденные участки на его броне… он явно их инстинктивно бережет! Значит, это и есть его Ахиллесова пята!

— Отвлекайте его! Бейте по площадям, максимально на себя! Не давайте ему возможности сосредоточиться на одной цели! — крикнул я, мой голос сорвался от напряжения, пытаясь перекрыть оглушительный лязг металла, рев гусениц и отчаянные крики раненых. — Он инстинктивно бережет свои поврежденные сектора! Цельтесь туда! Бейте по ногам, по гусеницам, пытайтесь заклинить его проклятые манипуляторы!

Я видел, как робот, словно в подтверждение моих слов, то и дело неуклюже разворачивался на своих гусеницах так, чтобы его сильно искрящий левый плечевой привод, прикрытым массивным корпусом. Или инстинктивно прикрывал его одним из своих еще работающих манипуляторов, когда кто-то из наших воинов, рискуя жизнью, пытался нанести удар именно в ту, наиболее уязвимую, как мне казалось, область.

Он, черт бы его побрал, явно провел какую-то внутреннюю самодиагностику и четко, до миллиметра, осознавал свои слабые, поврежденные места. Будь проклят этот искусственный интеллект!

Хламники, услышав мою команду, тут же, без лишних слов, перестроились, их действия стали более скоординированными.

Руслан, выпустив короткую, прицельную очередь из своего верного Чо-Ко-Ну в сенсоры робота, начал быстро, как мог для своих габаритов, маневрировать, используя остатки какого-то оборудования в качестве укрытия, стараясь зайти роботу с левого, наиболее поврежденного, бока.

Олег, прикрываясь своим щитом с выдвижным шипом, старался отвлекать многозадачное ведро с болтами, взяв на себя правый манипулятор. Он нападал на железяку, затем делал ложные выпады, стараясь действовать максимально непредсказуемо, но чертов робот либо не велся, либо каждый раз угадывал. А может попросту хаотично размахивал манипулятором в ответ.

Иван же, перезарядив свою верную Бьянку, которая в его руках выглядела не просто арбалетом, а настоящим осадным орудием, с ледяным спокойствием на лице выцеливал тот самый искрящий, поврежденный плечевой привод левого манипулятора.

— Держись, проклятая железяка! — прорычал он сквозь стиснутые зубы и, выждав какое-то, только ему понятное, мгновение, выстрелил.

Тяжелый, почти пушечный болт, специально изготовленный для Бьянки, с утробным, раздирающим воздух воем, врезался точно в намеченную цель. Раздался оглушительный сноп ярких, ослепляющих искр, громкий, почти оглушающий треск, и левый, наиболее поврежденный, манипулятор робота, дернувшись несколько раз в конвульсиях, безвольно повис вдоль его корпуса, продолжая отчаянно дергаться и извергать из разорванных шлангов целые потоки черного масла.

— Есть! — торжествующе, почти триумфально, взревел Иван, его лицо озарила дикая, первобытная улыбка победителя. — Выкуси, Хренитель!

Робот на какое-то время замер, словно не понимая, что произошло. Я был полностью уверен, что в данный момент внутри его железной черепной коробки проходит самый настоящий анализ критического повреждения.

Масло пульсировало из шланга, контакты искрили. Скорее всего его гидравлика протянет еще немного, после чего каждый подвижный элемент начнет деревенеть.

Его красные оптические сенсоры яростно вспыхнули. Он издал какой-то новый, совершенно непередаваемый звук, полный невыразимой механической ярости и боли, и, развернувшись на своих гусеницах с неожиданной для его габаритов скоростью, полностью игнорируя остальных, ринулся прямо на Ивана.

Вот он, тот самый шанс! Единственный! Он отвлекся! Он потерял контроль! Сейчас или никогда!

Я рванулся вперед, почти не осознавая своих действий, подчиняясь лишь какому-то внутреннему, почти звериному инстинкту. Используя то секундное, драгоценное замешательство робота, пока он перестраивал свои приоритеты и выбирал новую цель. Моя задача сейчас — искрящий в груди сервопривод. Со спины я видел небольшое отверстие в сочленениях, куда нужно было ударить и тогда — победа.

Я бежал, отчаянно пригнувшись к самому полу, стараясь оставаться как можно ниже, вне зоны досягаемости его уцелевшей, смертоносной руки. Он заметил меня, конечно же, заметил, в самый последний, критический момент. Попытался неуклюже развернуться, перехватить, но было уже слишком поздно. Я уже был рядом, почти у самого его металлического, пахнущего озоном и горелым маслом, корпуса.

Поднырнув под его все еще работающий манипулятор, который со свистом пронесся буквально в сантиметрах над моей головой, едва не снеся ее, я оказался у самого его «тела». Запах раскаленного металла, перегретой смазки и озона, смешанный с вонью горелой изоляции, ударил в нос с такой силой, что на мгновение перехватило дыхание.

Но меня это не волновало. Критическая точка маячила перед глазами.

Я выхватил заголенный нож, словно опытный ассасин из тех видеоигр, что были популярны в мое время и со всего размаху вогнал его аккурат в сервопривод.

Это не было его сердцем, но должно было точно остановить. Нарушив центр всех датчиков обратной связи — мы лишим его подвижности. А значит — победим.

Лезвие моего ножа со скрежетом, от которого заломило зубы, вошло в податливый, незащищенный металл, перерубая на своем пути какие-то провода, разрывая шланги, из которых тут же хлынула горячая, дымящаяся жидкость.

Если бы мы были в игре, то я сто процентов увидел бы сейчас перед глазами огромную красную надпись «КРИТ!». Но ничего такого не было.

Зато был сноп ярких искр. Ослепляющий, как вспышка молнии. Меня с невероятной, почти нечеловеческой силой отбросило назад. В глазах на мгновение потемнело, все вокруг завертелось, а тело пронзила острая, обжигающая боль — мощнейший электрический разряд прошел сквозь меня, от кончиков пальцев до самых пяток, заставив сократиться каждую чертову мышцу.

Я саданулся спиной и затылком о стену, мир перед глазами поплыл и потемнел. Слышали когда-нибудь выражение «звезды вспыхнули перед глазами»? В тот день я полностью ощутил и познал смысл этой фразы.

Эти звезды не просто вспыхнули перед глазами. Они полыхнули сверхновой.

— Получилось, — донесся до меня чей-то голос. Буду честен, находясь в контуженном состоянии, я не мог разобрать, кто говорил.

— Он точно сдох? — спросил второй голос.

— Я не уверен.

— Проверьте раненых, — включился голос одного из сотников. — Погодите… а где барон?

— Барон!!!

Хех, вспомнили наконец-то. Раздолбаи мои. Учить вас еще и учить.

— Саша!!! — услышал я голос Маргариты, который прозвучал буквально в моей голове.

Ого, вот это фокусы. А ты еще здесь отку…

Загрузка...