Пергамент под угольком шуршал мягко, почти интимно, в тишине моего скромного кабинета. За окном едва-едва занимался рассвет, окрашивая небо над Хмарским в бледно-розовые, почти прозрачные тона.
Ночи становились все прохладнее, и даже сквозь щели в новых, плотно пригнанных оконных рамах, что так любезно были восстановлены моими крестьянами и ремонтной бригадой, которую мне прислал Долгоруков, просачивался утренний холодок, заставляя порой ежиться и плотнее кутаться в старый, но теплый шерстяной плед, найденный в одной из комнат.
Я склонился над столом, сосредоточенно выводя последнюю линию на чертеже. Водяное колесо. Простая, но гениальная в своей простоте конструкция, которая должна была стать первым шагом к энергетической независимости Хмарского. А возможно, и всего Великого Новгорода, если после празднества мне удастся как можно быстрее уговорить царей на поход и на возведения первого аванпоста, где мы начнем выгребать все, до чего дотянутся руки.
Мысль о реке, о ее неукротимой силе, которую можно было бы обуздать и направить на благо, не отпускала меня с того самого первого урока со Скворцовым. Мельница — да, это очевидно. Своя мука, свой хлеб — основа основ для любого поселения. Но я видел дальше. Генератор. Пусть примитивный, собранный из того, что найдется в руинах и того что удастся выковать мне вместе с Михалычем. Но он даст электричество. А электричество — это свет, это работа станков, это… это прогресс.
Хотя, будем реалистами, для начала — просто мельница. Пока нет ни достаточного количества меди для проводов, ни понимания, как и где хранить выработанную энергию (аккумуляторы из моего времени здесь пока что научная фантастика), ни, откровенно говоря, устройств, которые это электричество будут потреблять в Хмарском. Не запитывать же им коптильню, в самом-то деле.
Но план должен быть. И он был. Сначала — мельница, надежная, рабочая, способная обеспечить мукой не только Хмарское, но и, возможно, часть Новгорода. Это — экономическая база. Затем, когда наладится поставка ресурсов с Севера (а я был уверен, что с Романовичем мы договоримся и этот вопрос решим), можно будет подумать и о генераторе, и о линии электропередач до города. Маленькие шаги к большой цели.
Я отложил уголек, расправил плечи, разминая затекшую спину. Чертеж был готов. Детальный, с расчетом всех узлов, размеров лопастей, передаточных механизмов. Я учел и силу течения реки, и возможные паводки, и даже тип древесины, который лучше всего подойдет для изготовления колеса и вала. Годы инженерной практики не прошли даром — даже в этих условиях, без привычных инструментов и справочников, мозг работал четко, выдавая оптимальные решения.
По привычке, выработанной за десятилетия работы в НИИ, я взял уголек и в правом нижнем углу чертежа аккуратно вывел дату и свою подпись — «А. И. Кулибин». Секунду посмотрел на ровные, почти каллиграфические буквы, и губы сами собой растянулись в усмешке.
— Старые привычки остаются даже сквозь столетия, — пробормотал я сам себе под нос, качая головой. — И это, пожалуй, неплохо. Порядок и дисциплина еще никому не вредили.
Хех, Кулибин… а свою-то фамилию совсем уж позабыл. Хотя, казалось бы, а как такое возможно? Но со старой жизнью канула и старая фамилия.
Убрав чертеж в тубус к остальным своим наработкам, я поднялся из-за стола. Пора было начинать новый день. А он обещал быть насыщенным. Урок магии со Скворцовым, работа в кузнице, решение текущих хозяйственных вопросов… И, конечно, нужно было поговорить с хламниками, проконтролировать их переезд в дом.
Я вышел во двор. Утренний воздух был свеж и бодрящ. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев, заливая поместье светом. Жизнь кипела. Крестьяне уже разошлись по своим делам: кто-то нес воду от колодца, кто-то колол дрова, женщины разводили огонь под полевой кухней, откуда уже доносился аппетитный запах готовящейся каши. Даже спасенные хламники, те, кто уже мог передвигаться, не сидели без дела — помогали, чем могли, вливаясь в общий трудовой ритм.
Скворцов ждал меня у реки, на нашем обычном месте. Маг стоял, опираясь на посох, и спокойно созерцал течение воды. Его фигура в простой серой мантии казалась неотъемлемой частью этого умиротворенного пейзажа.
— Доброго утра, мэтр, — поприветствовал я его, подходя ближе. — Не заставил себя ждать?
— И тебе доброго, барон, — он обернулся, его синие глаза внимательно осмотрели меня. — Нет, ты как раз вовремя. Солнце только начинает набирать силу, энергия мира пробуждается. Идеальное время для практики. Ну что, готов снова бросить вызов стихиям?
Я усмехнулся. «Бросить вызов стихиям» — это, конечно, сильно сказано для моих скромных попыток поднять водяной шарик. Но азарт исследователя уже проснулся.
— Готов, мэтр. Более чем.
Мы снова вошли в воду. На этот раз ледяной холод уже не казался таким шокирующим. Тело привыкло, или, может, разум научился его игнорировать, сосредотачиваясь на более важных вещах.
— Помнишь ощущения? — спросил Скворцов. — Поток. Руна. Воля.
Я кивнул, закрывая глаза. Образ сияющей руны-волны легко возник перед внутренним взором. Я сосредоточился на дыхании, стараясь поймать ту едва уловимую вибрацию энергии, что текла вместе с рекой. Вот она… Знакомое легкое покалывание, щекочущее ощущение, поднимающееся от ступней. Я зацепился за него, позволил ему наполнить себя.
Воля. Спокойная, сосредоточенная. Я вытянул руку ладонью вверх, представляя, как вода медленно поднимается, формируя шар. На этот раз я не торопился, не форсировал события. Я просто… хотел. Не приказывал, а именно хотел, чтобы это произошло. И вода снова послушалась.
Она поднималась медленнее, чем в прошлый раз, но увереннее. Я чувствовал, как она отрывается от основной массы, как моя воля удерживает ее, придает ей форму. Шар. Он был уже не таким корявым, его поверхность почти не дрожала. Он висел над моей ладонью, прозрачный, почти идеальный, переливаясь в лучах утреннего солнца.
— Держи, — тихо сказал Скворцов. — Постарайся удержать его как можно дольше. Почувствуй его вес, его плотность. Управляй им.
Я сосредоточился. Шар слегка покачивался, но не падал. Я чувствовал его — не физический вес, нет, а скорее, энергетическую массу, которую я удерживал своей волей. Усталость начала подступать, но я стиснул зубы, продолжая концентрироваться. Минута. Две. Шар начал терять форму, его края оплывали. Еще немного…
С тихим плеском вода вернулась в реку. Я тяжело вздохнул. Рука дрожала, мышцы гудели, но на этот раз я устоял на ногах. И чувство удовлетворения было куда сильнее, чем в прошлый раз.
— Очень хорошо, Александр, — голос Скворцова был полон одобрения. — Очень хорошо. Ты быстро учишься. Твоя связь с внутренней руной дает тебе огромное преимущество. Ты не просто используешь руны как ключи, ты… ты сам становишься частью потока. Если будешь продолжать в том же духе, то очень скоро сможешь перейти к более сложным заклинаниям.
Его слова были лучшей похвалой. Я кивнул, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло, несмотря на холодную воду.
По возвращении в поместье я, как и планировал, направился в кузницу. Михалыч уже вовсю трудился, выполняя очередной заказ для города. Запах раскаленного металла, угля и тяжелого машинного масла, которое притащили из Новгорода и теперь смазывали все движущиеся части механизмов, приятно ударил в нос. Эта атмосфера была мне родной, понятной.
— Ну что, юный маг, освоил водную стихию? — спросил кузнец, не отрываясь от работы. Он ловко орудовал молотом, придавая раскаленной заготовке нужную форму. Искры летели во все стороны, освещая его сосредоточенное, покрытое копотью лицо.
— Почти, Андрей Михайлович, почти, — усмехнулся я, снимая мокрую куртку и закатывая рукава рубахи. — Кое-какие успехи есть. Но до покорения океанов еще далеко. Чем помочь?
— Да вот, подсоби с этими скобами, — Михалыч кивнул на стопку толстых металлических полос. — Нужно их согнуть под прямым углом, да отверстия просверлить. Руки у меня уже не те, чтобы такую толщину гнуть, как раньше. А ты у нас парень молодой, сильный.
Я взялся за работу. Металл поддавался неохотно, но моя возросшая сила и знание рычагов делали свое дело. Мы работали молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Стук молота, шипение раскаленного металла в воде, скрип тисков — эти звуки были для меня музыкой.
Здесь, в кузнице, я чувствовал себя на своем месте. Инженер, творец, создающий из бесформенного металла полезные вещи. И не важно, для чего они — для простого плуга или для сложного магического артефакта. Принцип один — познание, расчет, воплощение.
Когда солнце перевалило за полдень, мы закончили с основной частью заказа. Я снял пропотевшую, перепачканную сажей рубаху и перекинул ее через плечо. Обтер лицо и грудь мокрой тряпкой, чувствуя, как приятно холодит кожу вода. Мышцы приятно ныли от нагрузки.
— Пойду, проведаю наших постояльцев, — сказал я Михалычу, направляясь к выходу. — Узнаю, как там у них дела с переездом.
— Валяй, — крякнул кузнец, снова склоняясь над горном. — А я тут пока… еще кое-что подправлю.
— Не переусердствуй, бать.
— Ага, — отмахнулся Михалыч.
Вот же упрямец старый. Я покачал головой и вышел во двор, щурясь от яркого солнца. С голым торсом, в одних штанах и сапогах, я шел по вычищенному двору, чувствуя на себе взгляды. Крестьянки, занимавшиеся своими делами, нет-нет да и бросали на меня любопытные, а порой и откровенно оценивающие взгляды. Мужей бы своих постыдились, что ли.
Я старался не обращать на это внимания, но не мог не отметить, что их реакция была… иной, чем раньше. Не было прежнего страха или подобострастия. Скорее — интерес, смешанный с уважением.
Проходя мимо одного из отремонтированных окон первого этажа, я мельком увидел свое отражение. И замер.
Черт возьми… Я действительно изменился. Не только внутренне, но и внешне. Куда делся тот худощавый, слегка сутулый интеллигент из двадцать первого века, большую часть жизни проводивший за чертежами и расчетами? Передо мной в мутноватом стекле отражался другой человек.
Тело обрело рельефную, сухую мускулатуру. Не перекачанный бодибилдер из спортзала, нет. Скорее, жилистый, поджарый, как говорится в народе, парень, чья сила была не в объеме, а в упругости и выносливости. Отчетливо проступали кубики пресса, косые мышцы живота создавали четкий V-образный силуэт, плечи стали шире, на руках прорисовывались вены и сухожилия.
Даже осанка изменилась — спина выпрямилась, плечи развернулись. Я не прилагал к этому никаких специальных усилий, это произошло само собой — результат постоянной физической работы, тренировок со Скворцовым, пережитых стрессов и, возможно, той самой внутренней силы, что пробудилась во мне.
Я усмехнулся своему отражению. А ведь я даже не замечал этих перемен, полностью поглощенный делами и планами. Приятное открытие. Очень приятное.
Полевой лагерь хламников, вернее, то, что от него осталось, выглядел сиротливо. Потухший костер, несколько брошенных на землю спальных мешков, пара пустых котлов. Самих хламников я нашел неподалеку, у сараев, где они, видимо, решили временно разместить своих ослабевших товарищей и Митю.
Иван, Руслан и Олег сидели на перевернутых ящиках, что-то обсуждая. Увидев меня, они поднялись.
— Приветствую, барон, — кивнул Кречет. Его лицо было серьезным, но уже без прежней тревоги. — Как раз собирались тебя искать.
— Что-то случилось? — я подошел ближе.
— Да нет, все спокойно, — ответил Иван. — Митька… он снова в себя пришел. Поел немного, даже поговорить пытался. Слабый еще, конечно, но… держится. Сказал, что голова уже не так болит. Твое яблоко, барон, и отвары Иши, видать, и вправду чудеса творят.
Я кивнул, чувствуя облегчение. Значит, солнечные яблоки действительно работают. И мои планы по их культивации обретают еще больший смысл.
— Я рад это слышать, Иван. Очень рад. А как остальные?
— Тоже потихоньку. Спят в основном, сил набираются. Иша от них не отходит. Говорит, через пару дней уже на ноги встанут, если все пойдет хорошо.
Мы подошли к сараю. Дверь была приоткрыта, оттуда доносился тихий шепот Иши и слабое покашливание. Я заглянул внутрь. На импровизированных лежанках из сена и старых одеял лежали спасенные. Уже не такие бледные, порозовевшие, но все еще со слегка осунувшимися лицами.
Иша сидела возле Митьки и о чем-то с ним негромко переговаривалась.
Увидев нас, Митя попытался приподняться, но Иван тут же мягко уложил его обратно.
— Лежи, лежи, герой, — проворчал он почти по-отечески. — Куда тебе сейчас вскакивать?
— Мне… мне правда лучше, барон, — слабым голосом произнес Митя, глядя на меня. В его глазах читалась благодарность и проблеск прежней, видимо, свойственной ему, жизнерадостности. — Не хочу быть обузой. Хочу… хочу как можно быстрее встать на ноги и помогать. Ивану… и вам… в поместье. Жизнь у нас такая была… что-либо движешься, либо сразу в помиральную яму. Так что… привык двигаться. Не могу просто так лежать.
— Будет тебе, — добродушно осек его Иван, но в его голосе слышалась гордость за брата. — Ты на ногах едва стоишь. Трясешься, как лист осиновый на ветру. Отлеживайся.
— Ну, не перегибай тоже, Иван, — вмешался я, присаживаясь на край лежанки рядом с Митей. — Чем скорее он встанет на ноги и начнет потихоньку разминать мышцы после такого длительного заточения, тем лучше. Сам знать должен. Лежачий камень мхом обрастает. Но и без фанатизма, конечно. Потихоньку, шаг за шагом.
Митя благодарно улыбнулся.
— Вот! И я о том же!
Я повернулся к Ивану и остальным хламникам, которые столпились у входа в сарай.
— А теперь, друзья мои, насчет вашего дальнейшего пребывания здесь, — начал я официальным, но дружелюбным тоном. — Я в последний раз предупреждаю. Осень на дворе, ночи холодные, дожди скоро зарядят. Ваши палатки — это, конечно, романтично, но непрактично и, откровенно говоря, глупо, когда в доме полно свободных, отремонтированных комнат. Так что, будьте добры, до завтрашнего вечера свернуть свой бивак и полноценно заселиться в дом. Это не обсуждается.
Хламники переглянулись, на их лицах появилось что-то вроде смущения.
— Да мы как-то… привыкли, барон, — пробормотал Руслан. — Чтобы не стеснять…
— Никого вы не стесняете, — отрезал я. — Вы теперь — часть Хмарского. И жить должны по-человечески. Тем более, что работы впереди непочатый край. Все здоровые мужчины, кто уже может работать, — я обвел взглядом Олега, Мишу и тех, кто уже пришел в себя после плена, — с завтрашнего дня присоединяются к моим крестьянам. Будем вместе восстанавливать те домики, что у сада. Готовить их к зиме. А также — лес валить, дрова заготавливать, территорию расчищать. Дел хватит на всех. То же самое касается и моих людей. Никто без дела сидеть не будет.
— Да ясен-красен, Саш, — кивнул Иван, его лицо снова стало серьезным. — Займемся. Мы не привыкли нахлебниками быть.
— Да я и не сомневаюсь, Вань, — улыбнулся я. — Но в дом чтоб перебрались. Что я с вами об этом уже который раз, пятый, наверное, обсуждаю? Чтобы до завтрашнего вечера! — я выразительно посмотрел на каждого из них. — Это приказ барона.
Иван усмехнулся и протянул мне руку.
— Будет исполнено, Ваше Благородие.
Я крепко пожал его ладонь.
— Вот и славно. Ну, все, тогда хорошего вам вечера. Отдыхайте.
— И вам доброй ночи, барон! — донесся до меня вразнобой гомон со всех сторон.
Я вышел из помещения, чтобы дать им возможность обсудить переезд и распределить комнаты, как вдруг за спиной раздался тихий, но настойчивый женский голос:
— Барон… Александр… можно вас на пару слов?
Я обернулся. У входа в сарай, чуть в стороне от остальных, стояла Иша. Я удивленно приподнял брови, явно не ожидая ее услышать.
— Что-то случилось? Кому-то плохо?
— Н-нет… — замялась она. — Можем пройтись?