Пепел Черных Роз. Книга 2

СМЕРТОНОСЦЫ

Ближе к полудню, когда имперские силы уже перегруппировались и замерли в ожидании, на горизонте показалась армия неприятеля. Торкелу и Сауругу, занявшим свои позиции в боевых порядках, было не привыкать к таким ситуациям, а вот Айслина, также как и новобранцев, призванных Империей не далее как два месяца назад, ожидание близкой битвы поразило до глубины души. Огромная масса таврогов подобно живому существу ворочалась на горизонте, переливалась, выпуская щупальца отдельных потоков всадников. Армия таврогов, в которой пока с трудом пока можно было различить отдельных всадников, выглядела беспорядочной толпой, и казалось, в ней не было никакого порядка. Но Торкел знал, что сейчас там надрываются от криков и завываний страшные шаманы Коней, приводя в исступление и экстаз себя и полуголых воинов, мчащихся вокруг них по кругу, чтобы разогреться перед стремительным броском в объятия смерти.

Несмотря на ветерок и закрывшие небо тучи, у Торкела на лбу проступили бисеринки пота. Нет, он не боялся, но представил вдруг, как эта масса переваливает через их порядки, и рвется к сердцу незащищенной Империи, оставляя за собой вырезанные деревни и сожженные города. Будь рядом с ним сотня его товарищей, закованных в черную броню, то мало кто из таврогов вернулся бы к родовым шатрам…

Орден…

Уже почти забытая боль вновь ожила, и раскаленной стрелой ранило душу.

Трэз, Клест, Катберт и Наин… Вождь…

Он зарычал от злости, чем немало напугал стоявшего неподалеку латника, одного из тех добровольцев, которые согласились на самоубийственную попытку пробиться в стан врага и уничтожить вождя таврогов.

Торкел скептическим взглядом окинул ряды вверенного ему воинства, составлявшего штурмовую группу. Задача им поставлена совершенно невыполнимая, поскольку придется пешими добираться до далеких холмов, оставаясь в неведении, что их там ждет.

У одного из новобранцев шлем был великоват и постоянно сползал на лоб, закрывая глаза. Другой, так и вообще был с непокрытой головой.

Торкел вздохнул.

Командиры отрядов под разными предлогами не пустили своих людей в ударную группу, ссылаясь на недостаток личного состава, и поэтому решено было формировать ее из добровольцев резерва.

Торкелу по душе пришлись лишь трое бывших гвардейцев, прибывших на Линию после излечения в госпитале. Выглядели они потрепанными, но вполне дееспособными. Их он поставил рядом с собой во главе атакующего клина.

Остальным отводилась роль прикрытия с флангов и добивания раненных таврогов.

Еще раз, осмотрев команду, Торкел решительно погнал всех обменять тяжелые квадратные щиты пехотинцев на маленькие конные.

В предстоящем деле очень многое будет решать скорость передвижения, а со щитами пехоты долго не побегаешь.

Он лично проверил, как держат принесенные щиты каждый из его отряда, и показал, способ приспособить для боя второй меч, если его держать в той же руке, что и щит.

Вообще-то командование штурмовым отрядом было поручено не ему, но назначенный на эту должность Граббер, признав в Торкеле одного из героев Этарона, тут же безоговорочно сложил свои полномочия, заявив, что командовать рыцарем не будет, и если уж и пойдет в бой, так только под его командованием.

Хортис говорят, рассвирепел, когда узнал об этом, пообещав наказать непослушного сотника, но потом забыл об инциденте за заботами о предстоящем сражении.

Граббер в ответ на обещание расправы, только пожал плечами и заявил, что уж лучше быть наказанным, но живым, после чего послушно занял свое место в клине справа от Торкела.

Армия врага поражала одним своим количеством. Совсем недавно Арисс сказал, что на них будут нападать пять тысяч, но сейчас, когда вся эта армада предстала перед глазами — их казалось гораздо больше.

Если бы тавроги знали правила боя, можно было бы предположить, что атаку они хотят начать психологическим подавлением противника и уничтожением его морального духа, ведь, наверняка, многих новобранцев приведёт в смятение уже сам вид этакого количества врагов.

Тавроги застыли на какой-то миг — кто знает, зачем они это сделали, но миг этот очень многим показался вечностью, а затем сорвались с места, словно спущенная с тетивы стрела и понеслись, сбиваясь в атакующую лаву. Примитивная тактика прямого удара в их исполнении была в данном случае вполне оправданна колоссальным численным превосходством. Как ни хороши были арбалеты и луки империи, их было слишком мало, чтобы успеть нанести весомый урон, за то короткое время, необходимое таврогам, чтобы пересечь границу дальнобойности и приблизится к частоколу.

Торкел тут же мысленно прикинул — стрелков на этом участке сотни три, Хортис не рискнул собрать все силы на этом участке и, в общем то, правильно сделал. Кто его знает, сколько еще отрядов таврогов и не попытаются ли они прорваться на другом участке Линии.

Каждый из стрелков успеет сделать по три — четыре неприцельных выстрела и даже если каждая стрела найдет свою цель, все равно у таврогов на момент приближения к частоколу останется более трех тысяч. Теперь затея со смертоносцами не представлялась ему чересчур глупой. Вчера, демонстративно не прислушиваясь к разговору Айслина с Гораспом, он все же уловил фразу «рассредоточение сил противника» и теперь понял правоту хромого механика. Тавроги не рискнут оставить в тылу бронированные повозки, а, занявшись ими, неизбежно утратят скорость и ослабят давление на укрепления Линии. Теперь оставалось надеяться, что смертогосцы выйдут в поле вовремя.

Как только армия неприятеля вошла в пределы досягаемости имперских лучников, на таврогов обрушился вихрь стрел. Но людикони, что в переводе и означало самоназвание «тавроги», презрев опасность и переступая через своих же мёртвых родичей, неудержимо рвались к имперским порядкам. И вот уже передовые отряды их с наскоку попытались взобраться на оборонительные валы. И тогда в дело вступили копейщики. Построившись клиньями, закованные в сталь воины впились в тёмную массу неприятеля, как раскалённый нож, вскрывающий гноящуюся рану — но враги дрались с таким ожесточением, что поразили и бывалых бойцов — впервые тавроги проявили такую неистовость.

Боевой клич таврогов гремел в воздухе, приводя в ярость людей, отвечавших им рёвом и ругательствами. Он, подобно отвратительной гиене, чей леденящий смех вкрадывается в сердца людей, заставляя их выпускать из рук оружие и корчиться от страха, терзал сердца защитников вала. Всё новые и новые детёныши таврогской гиены выползали на поле боя, вступая в схватку с имперским орлом.

Имперцы бились с яростью обречённых, зная, что нельзя допускать врага в глубь страны, где уже мало кто сможет оказать им организованное сопротивление.

Боевой клич, казалось, приутих — но это была всего лишь иллюзия. На самом деле в бой вступали всё новые и новые воины, и лязг оружия вкупе с криками боли и ярости, и стонами умирающих пересилил этот ненавистный и неприятный для людского уха зов к уничтожению.

Свой решающий ход сделала, наконец, Империя, и на поле медленно выехали, словно осознавая своё величие и силу, два смертоносца — этот плод фантазии Человека — первого из всех живых существ назвавшего войну «искусством» и уже много столетий оттачивающего свое умение убивать. И превратившего его в гимн смерти — песню воров и наёмных убийц, могучих воинов и великих полководцев, тиранов и чёрных колдунов…

Приводимые в движение несколькими десятками людей, механизмы выдвинулись вперёд, прокладывая кровавые просеки в лесу таврогов и приводя тех в бессильное бешенство, давя колёсами и губя стрелами. Воодушевлённые подмогой, защитники с удвоенной яростью набросились на таврогов, давя их и оттесняя от частокола. А Кони, подобно безумным и, не считаясь с опасностью, продолжали сражаться, хотя ряды их уже прогнулись под натиском. Как и предполагал Торкел тавроги разделились и отвлеклись на повозки. Смертоносцы продвигались все дальше по прямой, ряды таврогов у частокола сильно поредели в результате обстрела и вот наконец-таки, они отхлынули от Линии, полностью переключившись на механизмы Гораспа.

Степная гиена вздрогнула и затрепетала, ибо имперский орёл впился ей в глотку, разрывая ее своими стальными когтями. Казалось, удача улыбнулась людям — но, увы, улыбка эта оказалась гримасой судьбы и при более внимательном взгляде превратилась в хищный оскал смерти, приготовившейся собрать обильный урожай.

Ход таврогов оказался столь же неожиданным, сколь и действенным. Смертоносцы успешно врезавшиеся в гущу вражеских полчищ, вдруг оказались словно бы в пустоте — тавроги расступились, и вокруг них началась какая-то непонятная возня.

— Что это там? — прищурился Хортис, глядя на своих любимцев с расстояния, безопасного как от атакующих, так и для его репутации. Битва принимала оборот, о котором он даже не подозревал, и это его злило.

Тавроги приближались к смертоносцам, и тут же бросались в сторону, сбивая прицелы стрелкам.

— Что они, Хорг их всех задери, делают? — злился командующий имперскими силами, — если не хотят сражаться, что толку даром скакать туда — сюда?!

Ему казалось нечестным и непорядочным со стороны таврогов настолько изменить свою обычную тактику навала, что подвергнуть опасности неудачи использование нового оружия.

Оказалось, что тавроги дефилировали не просто так.

Торкел похолодел — какой дурак приказал смертоносцам так сильно удаляться от вала. Теперь тихоходные повозки были вне досягаемости стрелков Линии и, следовательно, в полной власти таврогов.

Он пригляделся.

Стены машин облепили странные существа. Оказалось, что за спинами таврогов есть пассажиры — этакие маленькие тощие человечки с непропорционально длинными когтистыми руками и ногами и круглыми глазами, лишенными ресниц, сейчас горящими от ненависти. Проносясь мимо бортов повозок, Кони высаживали свой десант, и карлики с изумительной скоростью неслись к механизмам почти на четвереньках, опираясь на землю всеми четырьмя конечностями. Издали они были похожи на стадо обезьян, которых Торкел видел на юге Фелмона.

Ловко цепляясь за стены повозок своими когтистыми пальцами, они с удивительной быстротой взбирались вверх.

Первым их заметил Айслин. Стоящий на открытой площадке одного из «Смертоносцев» он длинно и злобно выругался и прицелился. Атаковать странных существ оказалось куда как нелегко. Из бойниц их, скорее всего не видели, а с открытой площадки, где находился маг, стрелять было почти невозможно, так как стрельбе мешал край крытой крыши, оставляющий карликов в мертвой зоне. Он не мог и не хотел применять сейчас Огневиков, поскольку ни тавроги, ни странные уродцы не скапливались, а тратить свое оружие на одиночек он не мог себе позволить. Он не успевал прицелиться в этих маленьких юрких существ. Внешне они весьма походили на гоблинов и, скорее всего и были одним из их племен.

Торкел описал Грабберу нового противника и тот понятливо кивнул головой.

— Есть такие, около Сухого Леса проживают. Название сейчас не вспомню, но точно — дружат с таврогами, торгуют с ними чем-то.

— Откуда знаешь? — поразился Торкел. Сухой Лес — область неисследованная и недостижимая.

— Инструкцию недавно раздали по гвардейским частям… перед самой войной — «Наиболее вероятные враги Империи».

Маленькие твари тем временем докарабкались до бойниц. При себе у каждого из них оказался мешочки с какой-то дрянью. Скалясь и вереща, они побросали их содержимое внутрь механизмов, ловко уворачиваясь от пытающихся поразить их мечами людей. Смесь эта не столько вредила людям, сколько возгораясь, испускала тягучий и дурнопахнущий дым, от которого слезились глаза, и начинался безудержный кашель. Внутренности смертоносцев наполнил огонь и дым. Запасы воды, на которые уповал Крогс, оказались исчерпаны в считанные мгновения, но дым настолько ослепил людей, что им так и не удалось погасить очаги огня.

Вскоре уже обе машины чадили свинцово-серым дымом и смертоносцы, практически выведенные из строя, не только перестали косить врагов, но, обездвиженные, сами стали лёгкой добычей.

Атака боевых машин привела к тому, что на правом и центральном направлении тавроги были оттеснены и увязли, а левый фланг был относительно свободен для маневра, и враг не замедлил воспользоваться моментом. Видно все-таки в голове вожака Таврогов были зачатки стратегии. Кони, ужасающим по силе ударом раскидали и смяли защищающихся копейщиков и взобрались на валы. Казалось, ничто не сможет остановить их и через мгновения они доберутся до ставки командующего, как вдруг…

В бой вступили орки. Размахивая ятаганами — мечами с зазубренными, изогнутыми и даже раздвоенными клинками, они вихрем налетели на противника, подобные демонам, вызванным из преисподней могущественным заклинателем. В первом ряду находился Сауруг — рядом с Гаттракком — предводителем отряда. Воины Пустошей, горящие жаждой битвы, выпустили свою ярость на врага, и теперь ловили сладостные моменты боя, как тонкий знаток смакует редкое, дорогое вино.

Будто зелёная река влилась в темную массу врага, и сразу дала о себе знать — тавроги отступили — но ненадолго. Вновь раздался свистящий, режущий слух клич, и орды Коней с новыми силами понеслись в атаку. Вот уже и орки, скалясь и огрызаясь, дрогнули, и начали пятиться.

Айслин уложил из лука уже восьмерых, но положение становилось критическим — карликам дым, похоже, ничуть не мешал, и они атаковали с удивительной сноровкой, компенсируя физическую слабость скоростью и острыми когтями.

Вскоре они добрались до гребцов, душимых кашлем и практически ослепших. Не надо было быть гениальным полководцем, чтобы понять, что людей сейчас перебьют, а смертоносец рухнет под ударами таврогов.

— Все ко мне! — закричал немолодой одноглазый воин с множеством мелких шрамов на лице, — По команде все наружу! Мы прорываемся!

Айслин взглянул на командира и с надеждой произнес:

— В лагерь? Мы направляемся в лагерь?!

Командир вздрогнул, будто ему дали пощечину. В следующее мгновение он схватил своими руками мага за грудки и, стиснув, прорычал тому в лицо:

— Я участвовал в Войне Трёх Королевств и еще в дюжине войн помельче, щенок, и никогда, запомни, никогда не бежал с поля боя. Посмотри вокруг, посмотри на людей, которые сражаются с тобой бок о бок, это новобранцы! За этой Линией в дне пути их деревни и города, их родители, их жёны и дети. И ты предлагаешь им отступать?!

Мы имперские воины!

Наш Император возложил на нас огромную ответственность, — далее слова предназначались уже всем, — тем самым он показал, что доверяет нам.

Так запомните, что лучше погибнуть в бою, чем выжить и всю жизнь держать это в себе!

Последние его слова уже перекрыл рёв слушавших его бойцов:

— Там сражаются поданные Империи, наши союзники — орки, поможем им!!!

Солдаты спрыгнули с боевого механизма и вскоре из дымовой завесы, окружившей смертоносец, взламывая порядки врага, показался отливающий сталью клин, на левом фланге которого, стиснув зубы и размахивая длинным мечом, шёл Айслин.

Смертоносец издал жуткий скрежет и развалился на куски.

А в это самое время экипаж второго смертоносца, задыхаясь от дыма и кашля, из последних сил отбивался от атак.

Торкел приказал своему отряду, до сих пор не принимавшему участие в сражении перебраться через частокол. Он уже не верил в то, что атака на ставку таврогов приведет хоть к какому-то результату, поскольку атакующие их порядки будут следовать намеченному плану, даже лишившись своего вождя и тылов.

В это время оставшийся невредимым смертоносец вдруг начал движение и пошел к холмам ставки, оставляя за собой шлейф черного дыма.

Торкел прорычал приказ, и клин штурмового отряда начал свое выдвижение и путь его лежал по кровавой тропе еще живого смертоносца. По дороге им попалась толпа уродцев Сухого Леса, стоящих к ним спиной и возбужденно верещащих при виде содеянного ими.

Торкел, рыча от ярости, размахивал мечом, отправляя за Серые Стены радостно приплясывающих карликов целыми дюжинами. Но тут подоспели тавроги и вскоре он и еще полтора десятка оставшихся в живых бойцов оказались прижаты к бортам вновь и уже навсегда остановившейся повозки. Чёрный Рыцарь глянул в бойницу.

Гиена вновь ожила, а орёл исходил кровью, изливающейся на землю каплями дождя.

Растерявшийся Хортис уже успел выпустить свой последний резерв — две сотни латников, и люди, согласные на смерть, дрались яростно, уступая врагу в численности, но не в отваге.

А вдалеке, словно смеясь над отвагой храбрецов, трепетал на ветру флаг Келерисса, сына вождя Канисса.

Торкела обуяла ярость, ещё более дикая, чем прежде, но теперь она оказалась направлена на одно-единственное существо — вождя Келерисса.

Он выломал часть обшивки наполненного дымом механизма и глянул внутрь.

— Все живые ко мне! — рявкнул Торкел, призывая экипаж смертоносца.

— Атакуем Келерисса!

Дальше начался настоящий ад.

Их тут же окружили со всех сторон — яростные, злобные и уже почуявшие аромат победы тавроги представляли сейчас собой гораздо большую опасность, чем в начале боя за Зелёную Линию.

Они нападали с таким исступлением, что даже просто держать оборону оказалось нелегко, а уж продвигаться вперёд пришлось, отвоёвывая каждую пядь земли.

Люди понесли немалые потери, таврогов также полегло неисчислимо, но благодаря численному перевесу они могли смело разменять пятерых на одного врага и при этом выйти победителями. Имперский орёл давно уже не находился в такой опасности, и конское копыто никогда еще не заносилось так высоко над его головой.

Торкелу казалось, прошла уже целая вечность с тех пор, как начался бой. Почти все его товарищи по оружию погибли, и лишь горстка всё ещё прикрывали спину, хотя и они уже истекали кровью. Вот упал ещё один — но бунчук Келерисса уже совсем близко. Вот раздался откуда-то сбоку похожий на лошадиное ржание смех таврога — видно, завалили ещё одного. Значит, остались совсем мало. А до цели еще так далеко.

Торкел собрал весь остаток сил. Он вспомнил, как их учили в Цитадели преодолевать различные препятствия, как делали из простых смертных мощные и могучие механизмы…

С диким рёвом, от которого тавроги замерли, вспомнив свои первобытные инстинкты спасения от хищников, Торкел совершил гигантский прыжок, подпрыгнув столь высоко, что при желании его можно было бы увидеть с любой точки поля битвы. Он приземлился среди опешивших таврогов, меч и секира описали немыслимые по своей траектории сверкающие круги, и в фонтанах крови, брызжущих из рассеченных тел, единым махом преодолел практически всё остававшееся расстояние и оказался перед самым флагом.

На бегу срубив окаменевших от неожиданности таврогов — охранников, рыцарь обернулся — и сразу встретился взглядом с головой и сердцем таврогова войска.

Келерисс всегда отличался чрезмерным властолюбием. Он презирал императора и ненавидел его за то, что род их в своё время положил конец захватническим планам его отца, тогдашнего вождя таврогов, Канисса. Канисс не забыл этого и завещал сыну никогда не верить имперцам и при первой же возможности уничтожать их всех. Старому вождю не представилось подобного случая — империя всегда была достаточно сильна, и даже непрекращающиеся стычки с Малленом не ослабили её.

В этих условиях вторжение из Разлома оказалось лишь на руку таврогам. Сын покойного вождя, Келерисс, понял, что это и есть та самая возможность, о которой говорил ему отец.

А потому, когда к нему явился Странный Человек и сообщил, что император с большей частью войска покинул своё государство и сейчас наиболее благоприятный момент для атаки, вождь сразу принялся за дело.

Незнакомец, коего он посчитал тайным посланцем святого Маллена, подсказал ему путь ведения борьбы — и вскоре огромная армия уже готовилась выйти в поход.

Таинственный незнакомец исчез так же внезапно, как и появился — но таврогов это уже не волновало — буря началась.

Бой шёл довольно удачно — имперцы уже выдыхались, и вождь не сомневался, что его окончательная победа — вопрос лишь времени. Нелепые повозки имперцев, которые он сначала принял за живые существа, были повержены, и теперь осталось только взять Линию. Дальше Империя с ее богатствами и нежными девами.

Он усмехался, думая о том, что сделает с подданными врага, как вдруг чудовищный рёв отвлёк его от сладостных мыслей.

Нахмурившись, Келерисс схватился за огромную дубину, вырезанную из ствола лиственницы, и утыканную шипами и лезвиями, но тут, прямо перед ним оказался воин с окровавленным по самую рукоять мечом в руках.

Торкел встретился взглядом с противником.

Таврог сжимал в мускулистой руке дубину, что раскрошила бы любые двери с одного удара, да и сам был в полтора раза крупнее всех остальных собратьев.

Закованный в доспехи, он при всём желании не смог бы оказаться быстрым и проворным, но зато явно обладал немалой силой, сокрушая врагов подобно тому, как таран ломает ворота — медленно, но неотвратимо.

Келерисс на миг вспомнил о нанятых им охранникам, но тут же припомнил, что сам же их и отослал на подмогу атакующим.

Широкое, испещренное татуировками лицо Таврога исказилось яростью, и глаза засверкали от гнева.

— Имперец! — прошипел он и радостно оскалился, — Готовься к смерти!

Торкел лишь хищно улыбнулся в ответ — он не станет разговаривать с мертвецом!

Келерисс, воздев оружие, шагнул к врагу.

Рыцарь отскочил и полоснул таврога мечом — но сталь лишь дзинькнула, скользнув по плотному металлу доспехов.

Торкел парировал удары, краем глаза наблюдая за тем, чтобы с тыла не подобрался кто-нибудь еще. Ему приходилось крутиться из-за этого во все стороны, но отчасти ему помогал сам Келерисс — широкие круги его страшной палицы, проносясь над головой Торкела, заставляли таврогов держаться на дистанции. К тому же подоспели остатки штурмового отряда и отвлекли на себя охрану ставки.

Бой вступил в завершающую стадию и разгорался с новой силой. Противники отдавали последние силы, здраво рассудив, что за Серыми Стенами они им не понадобятся. Неподалёку от кострища, на котором тавроги сжигали пленных, неожиданно оказавшийся здесь Крогс бился с каким-то воином — но человеком! Те из команды уничтоженного смертоносца, кто ещё не погиб, вели отчаянную схватку с таврогами, пытаясь отвлечь на себя их внимание и пробиться к Торкелу. Как оказалось Крогс, заметив удачный прорыв Торкела и взяв командование на себя, вывел конницу в поле, чтобы сковать действия атакующих, а сам с наспех сколоченной группой пошел на поддержку прорыва.

Торкелу тем временем приходилось не сладко. Вождь оказался далеко не слабым противником — даже свой вес он умудрялся превращать в силу. Рыцарю казалось теперь, что он сражается с огромной ветряной мельницей. Торкел уворачивался от ударов огромной дубиной — парировать их было опасно — и сам наносил ответные, пока безуспешные и это длилось уже довольно много времени. Наконец, Келерисс начал проявлять признаки усталости.

Улучив момент, Торкел сделал ложный выпад, присел под просвистевшей палицей, и ткнул мечом в раскрывшуюся подмышечную область.

Таврог застыл с воздетой над головой дубиной, и Торкел, глядя ему в глаза, погрузил меч в его тело — и в тот же миг со стороны раздался вскрик.

Рыцарь мгновенно обернулся, потеряв интерес к вождю таврогов.

Что-то знакомое почудилось ему в воине, поразившем Граббера в бедро. Граббер неуклюже взмахнул руками и, споткнувшись, упал на спину.

— Аин!?

Наёмница, которую он уже давно не видел, но никогда не забывал с момента первой встречи в таверне, вздрогнула и обернулась.

На лице её промелькнула растерянность, но её быстро сменила решимость, и девушка, покрепче сжав ноэры, повернулась к новому противнику.

— Что ж, вот и снова встретились, Чёрный Рыцарь?!

Она выставила левую руку вперед, поднимая правый ноэр, и Торкел, зная уже, что сейчас последует веером закрученная атака, ушел вправо, заставляя Демона менять стойку, а значит терять время и инициативу.

Лицо Торкела горестно исказилось, и он вступил в схватку с той, с кем меньше всего желал.

А тем временем массивное тело Келерисса, какое-то время стоявшее чисто по инерции, обмякло, и рухнуло наземь. Над полем битвы пронесся горестный вопль, и таврогами сразу же овладела паника. Узнав о смерти своего вождя, они утратили боевой дух, смешались и побежали. Теперь имперцам не стоило особого труда разбить врага и обратить остатки его огромного воинства в беспорядочное, хаотичное бегство.

Битва заканчивалась — но как минимум для двоих из участников она продолжалась.

— Рада тебя видеть… Торкел, — язвительно поприветствовала Аин, нанося сразу два удара с разных сторон.

— Я тоже, — парировал рыцарь. — Все-таки запомнила мое имя?!! Не ожидал увидеть тебя здесь.

— В жизни много неожиданностей, не так ли? — рассмеялась наёмница, вновь пытаясь нанести удар, но, нарвавшись на контратаку, и вовремя уйдя в оборону.

— Да уж, — нахмурился Торкел.

Бой затягивал их, и разговор затухал, уступая место спору оружия.

Торкел поначалу считал, что справится без особого труда, но жестоко ошибся. Аин оказалась на редкость хорошей воительницей, и бой обещал затянуться. Люди уже теснили таврогов и добрались почти до самого тела мёртвого их вождя, а Торкел всё ещё не смог одержать верх.

— Кто тебя обучал? — процедил он.

— Лучшие, — последовал ответ, и Аин нанесла удар. Противник не успел его полностью парировать — и получил лёгкую царапину, уже третью по счету. Он терялся в догадках — кто, кто же смог так обучить Аин, что она смогла несколько раз прорваться сквозь его защиту.

Но всё же победить ей не удалось. Несмотря на великолепную технику, она допустила ошибку — всего лишь одну, но и этого оказалось достаточно — меч Торкела оказался приставлен к её горлу.

Аин смотрела в глаза победителю, ожидая конца.

— Что ты медлишь? — процедила она, — наслаждаешься триумфом? Давай, убей меня!

Торкел молча посмотрел ей в глаза.

— Ну, что ты молчишь?

— Твоя мать очень по тебе соскучилась, — разлепил губы Торкел. — Да и Луола часто тебя вспоминает.

Наёмница побледнела, в её лице промелькнуло что-то совершенно несвойственное жестокому бойцу, сражающемуся за того, кто больше заплатит, и она на миг превратилась в совершенно другого человека.

— Т-ты их… видел? — голос предательски дрогнул, — Где?

— Они были здесь. Совсем недавно. И просили передать, что дома тебя простили и ждут. Нет, не бойся, они уехали прежде, чем твои эти… твари… напали. Я отправил их в Айфриг.

Аин ещё больше побледнела.

— Я уверен, что пожалею об этом, но… Уходи Аин — Виола… — помолчав, произнес Торкел, вглядываясь в ее глаза.

Она лишь коротко кивнула и отступила, не сводя глаз с воина.

— Моих людей, если они мертвы, оставишь на этом холме — я сама позабочусь о них! — выкрикнула она напоследок, но голос ее был отнюдь не грозен и горделив, как ей того хотелось.

— Я скучал по тебе, — чуть слышно прошептал Торкел но, несмотря на окружающий их грохот битвы, она услышала его. Лицо ее на миг изменилось, а в следующее мгновение она исчезла за шатром.

А между тем к нему подошел, ковыляя Граббер, израненный, но живой и опирающийся на свой меч, как на клюку.

— Кто это? Ты её знаешь? Почему ты отпустил ее? Она чуть меня не прикончила.

Торкел метнул на него взгляд из-под бровей.

— Да так… встречались раньше.

— Почему все-таки?

— Закрой рот, Граббер, и прикуси язык. Я сделал то, что хотел, и не советую тебе трепаться об этом!

Граббер посмотрел ему в глаза и положил руку на плечо.

— Ты спас мне жизнь… я твой должник…

Торкел лишь устало кивнул, глядя куда-то вдаль.

А тем временем люди гнали рассеявшихся и потерявших веру в победу таврогов, добивая и торжествуя. Бывшее совсем недавно столь огромным и грозным войско, теперь более походило на табун диких коней, преследуемых охотниками. Они, казалось, даже не пытались сопротивляться — столь потрясли их внезапная смерть вождя и утекшая сквозь пальцы победа.

Но Торкела это уже совершенно не волновало. Глядя на него, можно было подумать, что этот он находится где-то очень далеко. Впрочем, так оно и обстояло — все мысли Чёрного рыцаря теперь заняла одна обманчиво хрупкая на вид, но незримо могучая фигура — Аин. Он терялся в догадках — что могла она иметь общего с таврогами, что привлекло её сюда, какие обещания и уговоры, да и кому под силу оказалось всё это?..

Эти и многие другие вопросы роились в голове воина, подобно осиному рою — но он не мог найти ни одного удовлетворительного ответа. И самое главное, что его сейчас волновало — это куда она делась? Ведь никто как оказалось, не видел ее. Правда, один из бойцов видел кого-то, более похожего на человека верхом на лошади, чем на таврога, но можно ли доверять ему, если он и сам в этом не уверен.

Подобные мысли окончательно испортили настроение Торкела, и он, полный мрачных мыслей и дурных предчувствий, направился обратно, не видя необходимости в добивании убегающих таврогов — имперцы и без того практически добили их.

Настала ночь. В отличие от предыдущей, она была лишена тревоги и должна была, наконец, дать возможность оставшимся в живых умиротворение и сон. Но в стане защитников Зелёной Линии никто и не думал об отдыхе. Наоборот, здесь царила такая суматоха, что создавалось впечатление, будто люди готовятся к ещё одному натиску таврогов. Однако дело обстояло как раз наоборот. Все противники, кто выжил и оказался пленён, немедленно были отправлены под усиленной охраной в столицу — «для допроса Верховным Советом, исполняющим обязанности Его Высочества Императора на время отсутствия оного», судя по официальной версии. Хотя кто и как будет допрашивать конелюдей — оставалось неясным. Скорее всего, им была уготована гибель на Арене, и Хортис отправился лично преподнести их в дар Баркату, собирающемуся возродить древнюю традицию.

Однако злые языки, то есть практически все защитники Линии, говорили, что этот глупейший предлог с допросами придумал сам Хортис — для того лишь, чтобы убраться на время подальше отсюда и представить события в наиболее выгодном для себя свете. Это он умел — и таким образом он вполне мог рассчитывать заслужить похвалу Барката и, возможно, повышение по служебной лестнице.

Самые же злейшие языки (в лице Крогса и других сотников) считали, что Хортис, помимо этого, преследует и ещё одну цель, а именно избежать встречи с Торкелом. Во время нее ему, имперскому командующему, пришлось бы не только поблагодарить его, но и признать свою ошибку — ведь смертоносцы не оправдали его доверия. Торкел, правда, был теперь совершенно другого мнения и сам вынужден был признать, что смертоносцы изменили ход сражения и немало содействовали его успешному завершению. О чем он и сообщил сразу же просиявшему от радости Гораспу.

Что же касается самих этих махин, то они, а точнее, их обгоревшие остатки, пролежали на поле битвы почти всю ночь после побоища, пока, следуя последнему распоряжению Хортиса, их не разобрали и не сожгли. И единственным, кто кроме их создателя Гораспа, сожалел об этих механизмах, оказался Айслин — он с нескрываемым огорчением следил, как воины довольно-таки небрежно разбирают и сваливают в кучу то, что осталось от чудо — оружия, а под конец, когда огромные чадящие кучи превратились в пепел, вздохнул: «Эх, а ведь идея была неплоха!»

Пользуясь отсутствием командира и пребывая в прекрасном расположении духа, бойцы решили, как следует отметить свою победу. Командиры решили, что на этом своеобразном пиру непременно должны присутствовать все участники битвы, а потому Торкелу, Айслину и Сауругу, несмотря на все отговорки, пришлось-таки задержаться здесь.

Орк кивал и вливал в себя кружку за кружкой имперское вино. Единственным человеком, кто не радовался и сидел, насупившись, был Торкел. Он словно выпал из общего веселья и предавался своим мрачным мыслям, на которые так и не сумел найти ответа. В конце концов, это закончилось тем, что он напился — да так, что проспал сутки. Крогс не мог понять, что же гнетёт его товарища, но все попытки что-либо разузнать, натыкались на стену глухого молчания, и, в конце концов, сотник отказался понять рыцаря, и оставил того в покое.

Айслин и орк также решили отоспаться. Выставленная по их просьбе стража надежно охраняла и их и их кошели, а потому впервые за время своего знакомства они могли спать, не тревожась и не дежуря по очереди.

Сауруг храпел так, что разбудил бы и покойника не первой свежести.

Ему снился бой.

Он стоял на круглой поляне, огороженной столпившимися вокруг сородичами, а напротив, оскалившись и показывая сломанный клык, стоял Гникс с ножом в руке — давний враг и вечный соперник. Сауруг вновь переживал тот день своей молодости, когда, в ответ на оскорбление, вызвал Гникса на бой, и победа над ним стала первой победой в его жизни.

Старейшины даже возвели вскоре после этого Сауруга в ряды Охотников, и он долгое время довольно неплохо справлялся с этой ролью.

И, точно как и в тот день, Сауруг прокричал:

«Давай, иди и возьми меня, если сможешь!», — но внезапно лицо противника приняло сосредоточенное выражение. Гникс совершенно открыто подошёл к Сауругу и, тряся за плечо, не своим, но очень знакомым голосом сказал:

— Вставай, пора идти.

Фигура Гникса поплыла, подёрнулась туманом и превратилась в Айслина, настойчиво тормошившего товарища.

— Давай, давай, пошевеливайся, а не то застрянем ещё неизвестно сколько.

Орк заворочался и поднялся, зевая во весь рот.

— Торкел проснулся? — поинтересовался он в промежутках между приступами зевоты.

— Да. Торкел уже ждет.

Орк хмыкнул и, всё ещё зевая, поплёлся за ним

— Торкел, — неожиданно серьёзно спросил Сауруг, — Что с тобой?

Рыцарь удивлённо глянул на орка.

— Ты это о чём?

— Как о чём? Имперцы победили, и ты сыграл в этом не последнюю роль, но, тем не менее, со стороны кажется, что тебя больше устроило бы поражение? Ну вот, ты опять нахмурился.

— Не замыкайся в себе, — вступил в разговор маг, — мы же твои друзья, неужели ты нам не доверяешь? Мы же хотим тебе помочь. Твоя беда — наша беда!

— Твой кошелек — наш кошелек! — неожиданно встрял с неуместной шуткой все еще зевающий орк, но Айслин ткнул его кулаком в бок.

Рыцарь молчал, словно раздумывая, а потом вымолвил лишь одно слово:

— Аин…

Орк с магом недоуменно переглянулись.

— Кто?