Однажды полководец сказал мастеру:
— Вам должно быть стыдно! От вас никому нет пользы, потому что вы низкого роста.
— Это верно, — ответил мастер. — В этом мире не все соответствует нашим желаниям. Если бы я мог отрубить вашу голову и привязать ее к своим ногам, я стал бы выше. Но, к сожалению, этого нельзя сделать.
Через три дня пути они вступили в так называемые «ничейные» земли между западными границами империи и Равнинами Таврогов. Последние располагались между территорией Брондств по всему восточному побережью Моря Богов вплоть до болот, защищающих с севера владения Гнорициута.
Название это появилось почти сотню лет назад после неудачной попытки войск императора Уэнтейра, отца нынешнего Уидора, поработить этот дикий народ, являющийся дальней родней сахаларов. Когда император понял, что не добьётся своего, он подписал с вождём таврогов Каниссом договор о «вечном мире», который худо-бедно соблюдался с тех пор обеими сторонами.
Вообще-то договор этот держался лишь на том, что имперская конница, а тем более тяжёлая пехота, основная ударная сила Империи, не могла угнаться на поле за быстрым, словно ветер, противником, который, к тому же, довольно метко стрелял из луков.
Тавроги в свою очередь, несмотря на отвагу и достаточно большую численность, практически не обладали сколько-нибудь значимым количеством оружия и не умели штурмовать хорошо укреплённые рвы и валы, наподобие протянувшейся с востока на запад «Зелёной Линии» Кайса. Территории таврогов не представляли для империи никакого интереса, и поэтому Зеленая Линия имела единственную цель не пропустить орды дикарей на земли Кайса.
Владения таврогов представляли собой холмистые равнины, покрытые, несмотря на осень, толстым ковром зелени. Они казались пустынными, но зоркий глаз орка приметил в высокой траве следы. Он спешился и на коленях прополз по следу, вглядываясь и внюхиваясь.
— Недавно здесь прошёл большой отряд всадников, около трёхсот, направлявшийся на север, — орк вернулся в седло.
— Тавроги… в «ничейных» землях… — Торкел, окинул взглядом горизонт. Ему доводилось видеть таврогов в детстве, и с тех пор память хранила образ звероподобных, разукрашенных татуировками силачей даже во время еды не сходивших со своих коней.
— Ой, тавроги! Как хочется их увидеть! Мы же посмотрим на них, правда? — захлопала в ладошки Луола.
— Обязательно посмотрим, красавица! — рыцарь подмигнул ей и повернулся к товарищам. — Надеюсь, что нам не придется встретиться с ними. Но если уж придется — знайте, что пощады никому из нас не будет. Увидел — убил, не убил — умер сам! Айслин, будем надеяться, что твой огонь напугает их. Хотя говорят, что даже десяток сахаларов бегут, увидев одного таврога.
— А на кого они похожи? На Саурчика или на Айслинчика? — продолжала щебетать Луола.
Она так и продолжала называть их придуманными ею же именами и друзья не перечили ей.
Впервые за длительное время они встретили и общались с ребенком, и встреча эта была им в радость. Загрубевшие в скитаниях и боях они постепенно начали оттаивать и позволяли девчонке теребить их за уши, ковыряться в поклаже и задавать бесчисленные вопросы. В ушах начинало звенеть от ее голоска, и Торкел начинал беспокоиться за то, что за этим шумом они прослушают приближение врага.
Но вокруг было тихо, и степь была видна на многие мили вокруг.
Торкел оглянулся на Лару. В отличие от своей дочери она ехала молча, как настоящий воин. Она уверенно сидела в седле коня купленного в Ирдане, и Торкел еще раз убедился, что Аин было в кого пойти и статью и красотой.
Вообще-то им было гораздо удобнее двигаться по южным отрогам гор, направляясь к Сиенту, но Лара не пожелала остаться в Ирдане, решив переехать поближе к столице в Айфриг, где у нее была какая-то родня. А Торкел по одному ему известным причинам решил сопроводить ее до границы Империи. Для этого чтобы сократить путь, он решил пересечь территории Равнин, клином, выдающимся между Синими Горами и Брондствами.
Решено было дойти до пограничных постов на Зеленой Линии и уговорить их переправить мать и дочь в Айфриг. Уговорить — значило попросту заплатить достаточно, чтобы командир снарядил обоз и провожатых. Денег у них было достаточно даже до того, как, расправившись с Лагрэфом, Айслин и Сауруг наведались в Лиссандрию. Вернувшись, они наперебой рассказывали ему о найденной им сокровищнице, но он только отмахивался от них, занятый своими потаенными мыслями.
Уже в Ирдане Айслин посетил гостивших там же сиентских купцов и продал им часть найденного в сокровищнице. Он едва дотащил свой барыш до постоялого двора, где его ждал Торкел.
Рыцарь, недолго думая, взял мешок с золотом, добавил в него свой кошель и повесил на спину Айслину. Айслин с лица, которого еще не исчезла радостная улыбка, охнул и согнулся под его тяжестью.
— Все это понесешь сам! — твердо сказал Торкел. — Раз так золото любишь — будешь сам его таскать!
— Я же просто так, — оправдывался Айслин. — Интересно было, сколько дадут за находки.
— Где мы его оставим? — поучающим тоном Сауруг поддержал Торкела. — Дома то у нас нет. Мы и так задержались, а тут еще тащи такую тяжесть. Коней бы хоть пожалел. Не на прогулку все-таки едем.
— Понял я, понял, — мрачный Айслин сел на лавку и опустил голову.
Впрочем, золото оказалось нелишним и Торкел, отделив свою долю, половину ее передал Окристу с пожеланиями потратить его на благое дело. Окрист долго разглядывавший увесистый мешочек, молча обнял Торкела и тут же погнал писаря с лицом растолстевшей крысы за старейшиной коттеронской общины. Торкел наградил напоследок писаря суровым взглядом и не успели они с Окристом выпить третью поминальную чашу, как в дверь постучали. Глава коттеронцев — оружейников сверкнул из-под развесистых бровей на столбики золотых монет на столе и тут же развернул перед ними телячьи выделанные кожи с рисунками новых образцов оружия. Торкел помог советом и уже к пятой кружке Ирдан обзавелся сотней многострельных арбалетов, оригинальным дискобоем и «ведьминой метлой». Торкел только хмыкнул, когда представил «метлу» в действии, сметающую и штурмующих и их лестницы. Коттеронец все выкладывал и выкладывал новые образцы, и денег почти не оставалось, но тут, насмерть перепугав Менода, в управу ввалились обеспокоенные Айслин с Сауругом и после первой же кружки сообразившие, что к чему, ни слова не говоря, потянулись к кошелям. Сияющих столбиков на столе прибавилось, и к полуночи Ирдан стал, пожалуй, самым оснащенным городом в Империи, исключая понятное дело столицу. Кроме того, было решено надстроить стены и создать долговременный запас продовольствия. Уже ночью были вызваны мастеровые и купцы, очень недовольные, что их оторвали от сна. Раздраженно ворча и ругаясь, они опрокидывали кружку, сопя, выслушивали, недоверчиво разглядывали золотые кружочки, и тут же расчищая стол, требовали дать им бумагу и стило. Измученный Менод сновал по кабинету, таская то одно, то другое. Комната была полна народу, все ругались и спорили — работа кипела, все были при деле, и только в углу на двух табуретах спал разомлевший и еще не оправившийся от раны Сауруг. Под утро Торкел решил, что свой вклад в общее дело он сделал и погнал компанию домой. Айслин давший к тому времени несколько довольно дельных предложения уходить не хотел, но Торкел напомнил ему о предстоящей дороге.
Позже было решено поделиться золотом и со спасенными женщинами, и момент преподнесения им кучи золота вмиг сделавшего их очень богатыми людьми был настолько приятен, что даже Торкел растаял. Сауруг расцелованный в обе щеки, застенчиво пробормотал, что теперь в жизни не будет мыть лицо, храня след поцелуев, на что Айслин язвительно заметил, что клятвы излишни — он и так никогда не моется.
Отдохнув и запасшись продуктами, они тронулись в путь на рассвете третьего дня пребывания в Ирдане. Провожать их вышло множество народу во главе с Окристом, но без Менода. Как говорят, писарь слег в больницу с сильнейшим нервным потрясением.
Они в последний раз взглянули друг на друга, и маленький отряд двинулся на восток от гор, по кажущейся бескрайней зелёной степи.
Путешествие с женщинами оказалось очень непривычным, долгим и утомительным. В свое время Торкел не без содрогания глядел, как головорез и хладнокровный рубака Трэз после посещения Южанки начинал вспоминать какие-то желтые цветы и какое-то «дивно поющее утро». Сейчас же после непрерывного щебетания Луолы, многочисленных привалов и быстрых и сытных обедов, которыми их потчевала Лара, он стал осознавать, что начинает меняться. Раньше он гнал бы отряд от рассвета до заката, а может быть и ночью. Теперь же были обязательные ночевки — «потому что ночью молодые люди должны выспаться». Обеды были еще полбедой, но ведь были еще и ужины и даже завтраки. «Молодые люди должны хорошо питаться», — говорила Лара и накладывала им еды в чисто вымытые котелки. Торкел подозрительно глянул на заметно округлившегося орка. Неделя жестоких боев в поселке лесорубов неожиданно пошла ему на пользу.
«Месяц такой жизни и нас можно будет катать по полю как шары», — уныло подумал Торкел и едва не выругался.
Ругаться было запрещено! Даже Айслин с Сауругом от нечего делать постоянно обменивающиеся придуманными ими ругательствами теперь обращались друг к другу, словно женоподобные вельможи при дворе Маллена.
Они перевалили через очередную гряду низких холмов.
Конь Торкела шёл впереди, потому рыцарь и заметил опасность первым.
От холмов, на одном из которых они стояли, на добрых пятьдесят полётов стрелы тянулась абсолютно плоская равнина без единого кустика. Их и не могло быть, так как каждой осенью, дождавшись нужного ветра, имперцы поджигали степь.
Дальше пролегала та самая знаменитая «Зелёная Линия», но прорваться к ней сейчас было невозможно.
Равнина кишела таврогами — их собралось здесь сотен восемь, а то и все десять. Они поливали земляные валы дождём стрел, но имперцы отвечали им мене густым, но более действенным огнем арбалетов.
Командир защитников Линии, видно, вывел в поле отряд конников в безнадёжной попытке рассеять врагов и прекратить губительный поток стрел, медленно, но верно уменьшавший количество имперских пехотинцев. Торкел видел, как над схватившимися отрядами какое-то время еще реял штандарт конного отряда с изображённым на нём единорогом, но людей оказалось слишком мало — и знамя вскоре попирали сотни копыт торжествующих нападавших.
— Теперь всё. Конец им! — уверенно сказал Торкел и зарядил арбалет.
— Сейчас тавроги прорвутся к тропам и довершат своё дело.
И, словно услышав эти слова, тавроги рванулись на тропы, откуда совсем недавно выезжала тяжелая конница Кайса. Навстречу им понеслись редкие залпы арбалетных болтов. Часть атакующих на полном скаку рухнула под копыта коней, зелень степи окрасилась красным, но конная лава только наращивала скорость, не считаясь с потерями. Торкел знал, что по поверьям таврогов воин, погибший на полном скаку, после смерти превращается в святого и попадает в прекрасный мир, где его ждут пиры и наложницы. Он знал, что разогнавшуюся лаву таврогов не остановить ничем.
Казалось, ещё мгновение — и всё.
Но тут навстречу лавине врага выступило новое существо. Вернее, не существо, а рукотворный механизм.
Айслин изумленно охнул, Торкел удивленно поднял брови, а орк длинно и бессвязно выругался, несмотря на запрет.
Гигантская удлинённая деревянная коробка — повозка, с навешанными со всех сторон стальными пластинами; десять широких колёс, призванных выдержать по всему видно внушительный вес сооружения…
… по бокам, спереди и сзади темнели бойницы, непрестанно изрыгавшие стрелы. На огороженном щитами плоском верху коробки — еще арбалетчики и метатели дротиков.
Вырвавшиеся вперёд тавроги попытались повернуть назад, чтобы не погибнуть под колёсами боевого механизма, но задние ряды смешались, не успев вовремя перестроиться, и атакующий порядок смешался, началась неразбериха, переходящая в панику.
Этим немедленно воспользовались засевшие за частоколом пехотинцы. Они взбирались на земляные валы и раз за разом разряжали свои арбалеты и луки в обезумевших от ярости врагов, скучившихся перед укреплением, и тучи гибельных стрел прореживали их ряды.
Пока тавроги безуспешно пытались собраться в лаву и вновь атаковать земляные валы, неуклюжее механическое чудовище развернулось и довершило разгром…
Все было кончено. Оставшиеся в живых всадники беспорядочной толпой отступили.
— Теперь нам пора, — сказал Торкел и, не скрываясь, поехал напрямик к Линии по покрытому мертвыми телами полю.