Патруль

Глава 9 Жулик

Ручка снова дёрнулась, и я наконец сообразил, что к чему. Она опускалась вниз, а створка при этом дёргалась внутрь квартиры. Так не бывает — все железные двери, которые я видел, открывались наружу, чтобы злоумышленникам было сложнее их выбить. Здесь же всё было наоборот.

И я решил играть на опережение: резко опустил ручку вниз и рванул её на себя. Дверь поддалась, но туго, словно её что-то держало изнутри. Я упёрся ногой в косяк, перехватил ручку обеими руками и вытянул её всей силой Славиного тела.

— Ох, ё! — раздался изнутри приглушённый возглас, и в проём на пузо повалился кто-то большой.

Это был здоровенный мужик, от которого разило перегаром, как от целого пивного ларька. Лицо красное, опухшее, майка на животе заляпана чем-то тёмным. Он тяжело рухнул в коридор, едва не накрыв меня своим весом.

Мозг выдал единственную логичную версию: преступник. Я тут же навалился на него сверху, прижимая коленом к липкому от грязи полу.

— Стоять! Полиция! — скомандовал я, пытаясь схватить его за руку.

— О-т пусти, я нал-оги плачу! — заорал мужик сиплым пьяным басом и дёрнулся, едва не сбросив меня. — Это мой дом!

— Вам вменяется проникновение в жилище граждан! — проговорил я.

Он выкрикивал это с такой уверенностью, что на секунду я и правда усомнился. Но нет — квартира была поставлена на охрану, хозяев нет, а этот тип тут сидел и, видать, ждал, пока мы уйдём. Я изловчился, цепляясь за его скользкую от пота руку, и попытался завернуть её за спину. Но тело Славы Кузнецова, мягко говоря, не было готово к борьбе с таким тяжеловесом. Мужик рычал и хрипел, пытаясь перекатиться на меня. С третьей попытки, уже на грани того, что он вот-вот меня опрокинет, мне удалось заломить ему обе руки за спину и с щелчком застегнуть наручники.

— Сука, руки онемели! Я тебя посажу! Ты больше работать не будешь! — не унимался «хозяин», лёжа лицом в пол.

Я встал, отдышался и поднял рацию.

— 305-й, 705-му. Приём.

В эфире послышалось шипение.

— Слушаю, — это был Дима.

— У меня тут жулик из квартиры вывалился. Поднимись.

Почти сразу в разговор врезался дежурный:

— 705-й — «Казанке». Какой ещё жулик?

— В охраняемой квартире сидел и ждал, пока оцепление будет снято, — доложил я, глядя на своё пленное «сокровище», которое теперь лишь хрипло материлось уже в пол.

— Жди, — коротко бросила «Казанка».

Минуты через две снизу послышались тяжёлые шаги. На площадку поднялись Дима и, к моему удивлению, знатно отдохнувший и хмурый Лаечко. Они остановились и несколько секунд молча разглядывали картину: я, запыхавшийся, и огромный мужик в наручниках, лежащий в проходе и вяло ругающийся матом, что-то про мусорской беспредел.

— Ну ты даёшь, Славка. Кого поймал! Уважаемый⁈ — произнёс он, наклоняясь к жулику. — Документы у тебя есть? Фамилия, имя, отчество, год рождения?

— А с-сука! — прохрипел задержанный.

— Японец, что ли? — не понял Лаечко. — Что-то ты на самурая не похож, на борца сумо — возможно. Документы спрашиваю, есть какие-нибудь?

— Дома в сейфе! — выдал лежащий. — Это моя квартира!

— Дома в сейфе пистолет, мы тебя к нему не пустим без дежурного. А если это твоя квартира, то почему с ночи не открывал⁈ Экипаж уже часов 12 к тебе в квартиру долбится, а дежурный на сотовый звонит⁈

— Я не слышал. Спал. Ослабьте наручники, руки онемели!

— Может, правда хозорган? — предположил Дима.

— Дежурный приедет — разберётся. Слава его уже в наручники заковал, теперь нужно всё по букве закона проводить. Слав, физическая сила была применена после того, как задержанный не внял законным требованиям сотрудника полиции?

— Естественно, — произнёс я.

— В рапорте так и укажешь: хватался за форменную одежду, угрожал увольнением.

— Как ты узнал, что он угрожал увольнением? — не понял я.

— А ты, когда нас вызывал, он в радиоэфире уже себе много чего наговорил, весь район слышал.

— Пацаны, это правда моя квартира, — выдал задержанный снизу. — Дайте встать, холодно на бетоне.

— Попробуешь бежать — к тебе снова будет применена физическая сила и боевые приёмы борьбы. Как понял? — спросил у него Лаечко.

— Понял, — прокряхтел задержанный.

— Подними его, — обратился ко мне Лаечко.

И с трудом задержанный был поднят. А для себя я решил, что надо спортом заниматься. Лучше борьбой, чтобы такие эксцессы мне не доставляли больше проблем.

Не прошло и десяти минут, как в подъезде раздались новые шаги — быстрые и спешащие. На площадку поднялись дежурный, капитан Мельников, и наш командир взвода Мухаматдиев. Последний одним взглядом окинул ситуацию: мы втроём, и рослый мужик в наручниках, понуро стоящий у стены.

— Докладывай! — спросил дежурный, обращаясь к старшему.

И Лаечко, поведал, что третий, то есть я, дежурил у двери, услышал возню, дёрнул ручку на себя, оттуда вывалился данный гражданин, а так как в квартиру неоднократно стучались, было решено, что данный товарищ — преступник.

— Капитан, да я жуву тут, у меня документы в сейфе, — взвыл задержанный, и в голосе его уже было меньше хмельной удали, а больше трезвеющего ужаса. — Я хозяин! Олег Викторович Ибрагимов! Документы в сейфе, в углу за ширмой! Убедитесь сами!

— А почему дверь не открывали?

— Спал. А когда решил выйти, этот мне чуть руку не сломал.

— Вот вам вводная, товарищ задержанный. Вы вовсе не Ибрагимов, а его друг, вчера бухали вместе и на фоне спора про израильско-палестинский конфликт вы его придушили и, возможно, допив содержимое стола в одиночестве, решили, что надо составить себе алиби. Сдали квартиру на сигнализацию. Наблюдая, как действуют сотрудники Росгвардии, планировали тихо уйти с места преступления. И вот, выбрав момент, покинули квартиру и были задержаны. А Олег Ибрагимов внутри мёртвый лежит.

— Да я и есть Олег! Вы зайдите, посмотрите, и документы в сейфе!

— Всё бы ничего, но там у вас может прятаться вооружённый подельник, ожидающий такого момента, — проговорил капитан, а задержанный звучно выдохнул, опуская голову вниз. — Что мы сейчас и проверим. Потому-то вас и заковали в наручники.

— Старший сержант, к досмотру объекта приступить! — скомандовал он уже Лаечко.

— Есть, — кивнул тот и, сняв АК с плеча, снял его с предохранителя и дослал патрон в патронник. — Дим, со мной вторым номером, Слав — на рации, карауль задержанного.

Водитель кивнул, извлекая ПМ и приводя его в боевую готовность: сняв с предохранителя и передёрнув затвор, направил оружие вниз.

Я не видел, что там происходило, но двойка — Саша и Дима — двинулись в квартиру.

— У меня ковры! — проскулил задержанный.

— А у нас работа, — пожал плечами прапорщик Мухаматдиев.

А изнутри доносилось на два голоса: «Чисто!», «Держу!», «Справа!», «Чисто!», «Ещё одна комната!», «Дверь!», «Работает полиция, если кто есть — выходите!», «На три-четыре!», «Держу!», «Слева!», «Чисто!».

Наконец в рации раздался голос Лаечко:

— 711, 705-му.

— Слушаю, — ответил рядом со мной стоящий командир взвода.

— Объект чист.

— Принято, — ответил Ратмир и обратился уже к нам всем: — Ну, теперь пойдёмте смотреть документы в сейфе.

— Я от вас откажусь вообще, вы мне везде тут натоптали! И счёт вам через суд выпишу!

— Не велика потеря. Вас полсуток охраняет целый боевой экипаж. Вы думаете, нам заняться в районе нечем? А по поводу суда — сначала «неповиновение» отобьёте с 15 сутками отсидки. А уже потом наши юристы вашим расскажут, почему наши действия были правомерны, — произнёс Мельников.

Мы вошли внутрь. Первое, что ударило в нос — тяжёлый микс, где застоявшийся спиртовой перегар и вонь сигаретного перегара боролись со сладковатым душком парфюма, которым кто-то явно пытался забить всё остальное. Воздух был спёртый, им было трудно дышать. И больше всего хотелось открыть окна, которые были почему-то закрыты.

И вся эта вонь царила в, без преувеличения, богато обставленной трёхкомнатной квартире. В гостиной стояла массивная стенка из тёмного дерева, огромная плазма на стене, а в центре — кожаный угловой диван, на котором, судя по вмятинам, недавно отдыхала целая рота. Но главным, парадоксальным украшением интерьера были белые ковры. Или то, что от них осталось. Они устилали пол во всех комнатах, и теперь больше напоминали полотно боевых действий. Повсюду были видны тёмные засохшие пятна — то ли от вина, то ли от чего-то покрепче. В нескольких местах валялись окурки, притоптанные в белоснежный ворс. Кто-то прошелся по ним в грязной обуви, оставив серые разводы. На одном, прямо перед диваном, красовалось большое малиновое пятно, будто кто-то опрокинул сюда пол-литра портвейна.

В столовой на стеклянном столе стояли окаменевшие от времени остатки пиршества: пластиковые тарелки с засохшими закусками, пустые бутылки из-под виски, водки и газировок. Одна из бутылок лежала на боку, и из неё вытекла лужица, образовав на белом ковре липкое пятно.

Проходя мимо спальни, я мельком увидел огромную кровать с мятым бельём и навороченный компьютерный стол. Везде царил тот же хаос: дорогие вещи, явно купленные со вкусом, и следы жуткого, разгульного образа жизни, въевшиеся в эту роскошь, как те пятна в белоснежный ворс. Это было похоже на дорогой гроб, внутри которого накануне бушевал бунт мебели из сказки про Мойдодыра.

— Ковры говорите⁈ — уточнил Мухаматдиев.

— Чистые были! До вашего вторжения, — выдал задержанный.

Мухаматдиев кивнул Лаечко. В углу зала, и правда, была ширма, а за ней — небольшой сейф серого цвета.

— Код? — коротко спросил Лаечко, повернувшись к задержанному.

— Сорок-пятнадцать-ноль, — быстро проговорил тот.

Лаечко набрал комбинацию. Щёлкнул замок. Внутри, на бархатной подложке, лежал паспорт. Старший сержант достал его, щёлкая страницами. Все замерли.

— Ибрагимов Олег Викторович, — вслух зачитал Лаечко. — Прописка: улица Киевская, дом 12, квартира 37.

Он поднял глаза, сравнивая фото в паспорте с лицом мужчины. Лицо было опухшим, но черты — те же. Я и сам увидел сходство.

— Фото совпадает, — констатировал Мухаматдиев, заглянув через плечо. Его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах читалось раздражение. — Старший сержант, оформляй «снятие».

— Папка в машине, давай её сюда, — произнёс мне Лаечко.

— Принято, — кивнул я и отправился вниз, понятное дело, зачем еще человек без оружия в команде. Мол, дорастаешь до старшего, будут за тебя броню и документы таскать. Благо силы и задора от молодости дофига, слетать вниз-вверх по лестнице — плёвое дело.

Я ринулся вниз по подъездной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Тело Славы, несмотря на свою неповоротливость в борьбе с тем буйволом, в таких спринтах чувствовало себя неплохо — сказывалась молодость и, видимо, привычка бегать по вызовам.

Подскочив к экипажу, я потянул ручку двери старшего. И та не открылась. Но в этот самый момент раздался короткий, отрывистый писк, и все замки авто щёлкнули, приподнялись ручки. Дверь подалась.

Я застыл на секунду, ошарашенный. Не успел я даже подумать. Это ещё что за магия? Я огляделся. На балконе четвёртого этажа стоял Дима, с небрежным видом прицеливаясь в мою сторону брелоком сигнализации. Он явно видел мою незадачливую борьбу с дверью и теперь наслаждался моментом. Дружеский подкол — засчитан.

«Удалённое закрытие и открытие — технолоджия, блин», — мелькнула у меня мысль, пока я, уже не теряя времени, распахивал дверь и наклонялся к сиденью. Папка с документами лежала на месте, аккуратная, серая. Я схватил её и, хлопнув дверью, рванул обратно к подъезду.

И снова технологическое чудо. Едва я сделал пару шагов, как за спиной раздался тот же писк, а затем мягкий, но уверенный звук захлопывающихся замков. Я на ходу обернулся. Машина стояла, словно бронированный жук, снова герметично закрытая и, я не сомневался, поставленная на «охрану» тем же невидимым повелением с брелока в руках у Димы. Никаких лишних движений, архи удобно — подумал я. И, вбежав в подъезд, я быстро поднялся на этаж, влетая в квартиру, протянул папку Лаечко. Тот, не глядя на меня, принял её и тут же начал заполнять бланк.

— Ну что, Олег Викторович, — обратился Мухаматдиев к задержанному, чьё лицо постепенно приобретало осмысленное и несчастное выражение. — Теперь давайте о «неповиновении» и оскорблении сотрудников. Вы реально хотите пройтись по всем кругам этого ада?

Ибрагимов безнадёжно махнул рукой, бряцая наручниками.

— Всё, — он протянул Лаечко листок и ручку Ибрагимову. — Распишитесь.

Тот, всё ещё в наручниках, беспомощно посмотрел на свои закованные руки. Мухаматдиев мотнул головой в мою сторону.

— Отстегни.

Я щёлкнул ключом, наручники расстегнулись, и я убрал их в подсумок. Ибрагимов, потирая запястья, с опаской взял ручку и, не глядя, накарябал свою фамилию.

— Парни, давайте по постам и маршрутам, — командир взвода обратился к Лаечко, — С Богом, в район.

— А 19.3 КоАП РФ? — не понял тот.

— Успеете.

Лаечко кивнул, собирая бумаги. Мы втроём вышли из квартиры, оставив Олега Викторовича Ибрагимова наедине с дежурным и взводным. Мы молча спустились вниз. Лестница, которую я ещё несколько минут назад летел как ошпаренный, всё ещё воняла, и я, кажется, понял почему: кого-то стошнило прямо в цветок, стоящий на пролёте между третьим и вторым этажом. Не исключено, что ту же тварь, что побывала в моих браслетах. Адреналин схлынул, оставив после себя приятную уверенность. Что я всё делаю правильно. Послужу пока в ОВО, а потом, может, в ОМОН переведусь, а оттуда снова в СОБР, только вот образование нужно, хотя бы техническое, а у Славы Кузнецова с этим беда… Ничего, поправим и физику, и образование.

Дима щёлкнул брелком, и «Ладушка» послушно пискнула, открывая замки. Мы сели в салон: Дима за руль, я на место третьего возле горы бронежилетов и касок, а пришедший в себя Лаечко спереди, кладя папку с бумагами в бардачок, а АКС-74У — в полку двери. Двигатель заурчал, и мы тронулись, открывая окна, впуская в салон свежесть рабочего летнего дня.

А когда мы вырулили со двора, Лаечко, глядя в зеркало заднего вида, произнёс негромко, но весомо:

— Ну что, Славка. Поздравляю с первым задержанием. По-взрослому. Не каждый день такого буйвола голыми руками берут.

Я кивнул, чувствуя странную смесь гордости и опустошения.

— Служу России, — выдохнул я.

— Жаль, материала по 19.3 из этого не получится, — продолжил старший.

— А почему? — оживился Дима, перестраиваясь на главную дорогу.

— Ратмир только что в «Вотсап» написал, — ответил Лаечко, доставая телефон. — Говорит, будет просто акт. Объяснил коротко: по АППГ у нас уже достаточно 19.3 на этот месяц. Больше сделаем — в следующем году больше надо будет. Замкнутый круг.

— АППГ? И что, если мы сейчас кого-то ещё поймаем, это нам же потом боком выйдет? — уточнил я.

Лаечко усмехнулся, но без веселья, а как-то устало.

— Ага. Аналогичный Период Прошлого Года. Священная корова нашей отчётности. Если коротко и на пальцах, то: если в том году в августе-месяце мы оформили, скажем, пять краж, то в этом должны оформить не меньше пяти. Будет меньше — дрюкнут. Будет больше — не похвалят, а в следующем году нужно будет снова бить рекорды АППГ.

Он на секунду задумался, формулируя мысль, глядя на проплывающие мимо дома.

— И всем пофиг, что в этом месяце реально не было пяти краж. Но циферку потребует. Рожай. Ездить с операми, договариваться, чтоб в сводку включили лишнюю палочку. Этим взводный обычно и занимается, говорит, сколько палок надо и по каким статьям КоАП РФ. А наше дело — поймать. Его дело — командира — провести материал, чтобы цифры прошли за нами. И всем нам в следующей году эти цифры подтверждать или бить рекорды.

В салоне повисло молчание. Дима лишь покачал головой, сдержанно хмыкнув. А я смотрел в окно на Кировский район, на людей, спешащих по своим делам. И этот город, яркий, чистый, почти что Питер.

— Понятно, — наконец сказал я.

— Не вдумывайся сильно, надо просто работать свою работу, думает за нас командир, — философски заключил Лаечко, откидываясь на сиденье. — Привыкнешь.

— 305 — «Казанке»⁈ — проговорила рация голосом помощника дежурного.

— Слушаю, — взял тангенту Лаечко.

— Что там по квартире и жулику?

— Нет никакого жулика, хозорган это, составлен акт.

— А что не докладываешь, что в районе⁈

— Докладываю! Выдвинулся в район патрулирования, — произнёс Лаечко, улыбаясь.

— Для тебя снова есть работа…

— Внимателен, — проговорил старший, готовясь слушать следующее поручение…