Патруль

Глава 14 Картонка

— 305-тый, Казанке, — вызвали нас.

— Проехать посмотреть? — догадался Лаечко.

— Только аккуратно. И позвони мне сейчас, — распорядился дежурный ОВО.

— Да? — произнёс Лаечко, когда набрал дежурного, поставив телефон на громкую связь.

— Сейчас проедешь, действуй как на тревожной кнопке. Третий у тебя без оружия, оставь его на рации, сам с водителем вверх, — инструктировал нас капитан Мельников.

— Да он уснул там просто, зумеры совсем службу нести не могут, — попытался сбросить градус тревоги наш старший.

— Я тебе говорю, действуй как по нажатию тревожной кнопки. Туда Гусев выдвинулся.

Повисло секундное молчание.

— Понял, — вздохнул Лаечко и повесил трубку.

— Что там? — спросил у него Дима.

— Гусев… — проговорил старший, словно это всё объясняло. — Экипаж, слушай мою команду: экипироваться. Во время прибытия Слава на рации, мы с тобой, Дима, прикрывая друг друга, заходим в подъезд.

— Как работаем? — уточнил Дима.

— Как на учениях… — прозвенел металл в голосе Лаечко.

Подъезжая к объекту, я подал Лаечко каску и броню. Потом тот дождался сигнала от водителя и, придержав руль на прямой дороге, дал Диме экипироваться тоже. Последним оделся я.

Двор квартиры на Лыткина, 2, встретил нас заставленными машинами, и это вызывало у меня контраст с 90-тыми, когда дворы были пустынны и машины хранили в гаражах, опасаясь краж и бытовых хулиганств с имуществом. Кто бы ни был нынешний президент, пока что я видел от его управления страной только плюсы. Машины иностранные повсюду — это означает, что люди стали жить лучше. С другой стороны, гаражей нигде нет, кроме стационарных, хотя они и не нужны особо, ведь у всех сигнализации.

— Управленческой машины не видно, — выдохнул Дима.

— Это ещё ничего не значит. Ставь полубоком, блокируй проезд. Ты первым номером идёшь в подъезд, я вторым, расстояние десять метров.

— Мои какие действия? — спросил я.

— Быть на рации, делать вид, что прячешься за машиной, держать связь со мной и с отделом.

Сказано — сделано. Наша машина встала полубоком, проехав в арочку, так чтобы я видел и арку, и подъезд. И, выйдя из салона, я встал на место старшего, взяв тангенту рации, вытащив её из машины. Подъезд располагался совсем близко к нам. Юридически перед нами было два разных адреса, но советские строители построили так, что казалось, что это один дом изогнулся зигзагом.

Старший и водитель высыпали из авто. Водитель тут же побежал к стене дома и встал под окнами, а Лаечко быстро отошёл в сторону детской площадки, присев за машинами. У обоих оружие было приведено в состояние боевой готовности.

— 305-тый, Казанке? Где доклад о прибытии, вижу, что по геолокации вы на месте⁈ — прокричала рация.

— Казанка, триста пятому? На место прибыли, заняли позицию, разрешите досмотр места? — произнёс я.

— Я за этим вас туда и послал. Карточка объекта: Лыткина, 2, первый подъезд, четвёртый этаж, квартира 9. Сразу после арки, к дому прилегает торцом другой дом, стоящий углом по улице Нахимова. Окна выходят во двор.

— Принял, — ответил я.

Лаечко, пригнувшись за припаркованной иномаркой, резко высунул голову и, едва заметно махнув рукой в сторону подъезда, дал сигнал водителю. Дима, будто пружина, сорвался с места и в два прыжка достиг подъездной двери. Сам Лаечко тут же занял импровизированную огневую позицию за машиной, вскинув АКС-74У и словно целясь в закрытую дверь. Его поза была собранной и готовой к немедленным действиям.

Вся эта странная суета разворачивалась на фоне яркой, хотя и потрёпанной детской площадки. Прямо напротив, на вытоптанном газоне, стоял белый бетонный слонёнок — явно чья-то самоделка, с наивно прорисованными глазами и одним отбитым бивнем. Рядом скрипели старые качели, под радужным грибком копошились в песочнице малыши, а по разноцветным горкам и лабиринтам из дерева носилась ватага детей постарше. Вскоре они остановились и с любопытством наблюдали за необычными телодвижениями взрослых дядь в пятнистой форме.

И вот, показывая Лаечко пальцы 3−2–1, Дима, прижавшись спиной к стене, набрал на панели домофона номер. Раздался короткий гудок.

— Слушаю? — прозвучал из динамика женский голос.

— Откройте, это курьер, я к соседям выше, у них домофон не работает, — бойко, почти раздражённо ответил Дима.

Дверь громко пискнула. Дима, не открывая её на себя полностью, резко дёрнул ручку, оставаясь за бетонным косяком.

И в этот миг Лаечко крикнул, и в его голосе было столько торжествующей ярости, что дети на площадке замерли:

— Не с места, буду стрелять! Офицер, ко мне! Остальные на месте!

А я увидел, как в проёме распахнутой двери возникла высокая и крепкая фигура целого майора. Его прямоугольное лицо выражало холодную уверенность. А за его спиной стояли двое гражданских. Один из них был в бронежилете и каске Росгвардии — тот самый стажёр Бахматский, оставленный тут экипажем десятки.

Майор неспешной, уверенной походкой направился к Лаечко. Его лицо оставалось непроницаемым хотя в него и целились из АК.

— Представьтесь, — холодно потребовал он, останавливаясь в паре шагов от старшего.

— Старший сержант полиции Лаечко, — а ствол автомата продолжал удерживать в готовом к стрельбе положении. — Хотя лично вас знаю, товарищ майор… Прошу предъявить служебное удостоверение и озвучить цель вашего визита.

Уголок губы майора дрогнул в подобии улыбки. Он неспешно достал из внутреннего кармана ксиву в чёрной обложке и раскрыл её в нескольких метрах от Лаечко.

— Майор полиции Гусев. Цель — проверка несения службы на охраняемых объектах.

— Назовите пароль?

— Волчанск, — выдохнул Гусев. — Ответ?

— Вологда, — произнёс Лаечко.

Затем старший повернул голову в мою сторону, произнеся:

— 305-тый, 307-му. Свяжись с «Казанкой».

— Принято, — отозвался я, хотя стоял буквально в двух метрах от них.

Я поднёс тангенту к губам.

— «Казанка», 305-тому, приём.

— 305-й, слушаю тебя, — почти сразу ответил дежурный.

— На объекте Лыткина, 2 находится проверяющий.

— Понял. Есть замечания? — послышался в ответ спокойный голос Мельникова.

Я перевёл взгляд на Лаечко.

— Старший, «Казанка» спрашивает, есть ли замечания? — спросил я его.

— Хорош играться в радиопереговоры! — повысил голос майор, обращаясь ко мне. — Отвечай, что замечаний по вашей конкретно службе нет и давайте журнал! А дежурного я вашего сейчас в бледный вид сам приведу!

Я посмотрел на Лаечко. Тот, не меняя выражения лица, коротко кивнул, опуская автомат, поставив его на предохранитель.

— «Казанка», замечаний по нам нет, — дублировал я в рацию.

— Принято, — откликнулся дежурный.

Майор Гусев хмыкнул. Его взгляд скользнул по Лаечко, потом по Диме, замершему у подъезда, и наконец остановился на мне.

— Слаженно работаете. Молодцы. Продолжайте нести службу, — сдавленно произнёс он. — И кретину этому кофе купите, чтоб не спал на посту!

— А что с ним? — уточнил Лаечко, смотря на стажёра, и подал проверяющему журнал.

— К нему проверяющий из управления поднимается, а он спит, носом в стенку уткнулся и спит на картонке, еще же даже не ночь! — майор повернулся к стажёру. — Еще раз увижу, я тебе свисток в нижнее отверстие вставлю, чтоб не спалось!

После проверяющий что-то написал в нашем журнале и, закрыв, передал обратно Лаечко. Тот второй в гражданке оказался его водителем и поспешил к машине, которую как раз мы заблокировали. Дима перепарковался и Майор отъехал от объекта, даже не смотря на нас.

— Что теперь будет? — подал голос стажёр не отходя от входной двери в подъезд.

— Ну, в отдел тебе уже нельзя, — задумчиво произнёс старший. — Газ есть?

— Есть. — выдал Бахматский.

— Предлагаю тебе из него и застрелиться. Поехали, парни, — выдал Лаечко и повалился на сидение авто.

— Да всё нормально будет, — махнул рукой Дима стажёру. — Ты главное больше не засыпай, а то и правда свисток с зад вставят.

Отъезжая, старший доложил по рации, что снимается с адреса, и спросил у Димы:

— Ты зачем ему сказал, что всё нормально? Его же завтра распнут, и Мухаматдиева, и Мельникова, и всех с десятки, хотя они не причём тут.

— Чтоб в СОЧ не бросился, а то будем дурака искать по району. Его и спецсредства, — парировал Дима.

— Точно. Прости, Слав, но я вынужден доложить, — вспомнил что-то Лаечко.

— За что «прости»? — не понял я.

— Сейчас я позвоню Мухаматдиеву, и он этого долбача снимет, и тебя на его место поставит. Но если не доложу, завтра нас всех тоже дрюкнут.

— Ну, не всех, а только тебя, — улыбнулся Дима.

— Э! Мы экипаж машины боевой! А прикрывать очко товарища — важная часть работы! Или вы хотите, чтобы я на следующую смену ехал и свистел снизу? Потому как Мухаматдиев и Потапов мне в зад тоже вставят то, что Гусев хотел Бахматскому.

— Ну тогда я не еду никуда, — вздохнул Дима.

— А я, походу, броню не снимаю? — догадался я.

— Вы ж мои гении! — саркастически похвалил нас Лаечко. — Включить на громкую, сейчас командир будет матом ругаться?

— В пень его маты, еще сутки работать! — запротестовал Дима.

— Ну тогда слушайте, — и старший набрал командира на громкой.

Монолог на услышанное взводным звучал примерно так, если всю нецензурщину заменить цензурщиной с блинами и завуалированными медицинскими диагнозами:

— Кто, блин, уснул? Как, блин, уснул? Я, блин, худею! Он чё, блин, умалишённый? Стойте, блин, там! Я, блин, щас буду! Третьего вместо этого имбецила выставляй! Конечно, в броне! Дебил, с-сука, капец, блин.

Не прошло и десяти минут, как Мухаматдиев подъехал. Его «десятка» чётко припарковалась рядом, и он вышел собранный и тяжёлый, как и его настроение. Лицо выражало суровую, профессиональную досаду. Видимо прапорщик, как и положено прапорщикам перематерился вовремя пути сюда.

Его взгляд скользнул по нам, и он кивнул Лаечко — мол, я в курсе, вы молодцы. Потом его глаза нашли меня.

— Боец, ко мне, — его голос был твёрдым. — Объект теперь твой. Заступай как только я вернусь. Постойшь, пока не сменим.

Он шёл к домофону, набрав случайную квартиру.

— Кто там? — раздался голос.

— Росгвардия. Откройте, — сказал он, и в его тоне была такая уверенность, что дверь тут же открыли.

Через минуту он вернулся, ведя за собой стажёра Бахматского. Тот шёл, потупив взгляд. Взводный усадил его в свою машину, закрыл дверь.

Подойдя к Лаечко, Мухаматдиев протянул руку.

— Журнал.

И получив бортовую книгу, он нашёл запись Гусева. Увидев что «замечаний нет», он едва заметно кивнул, будто поставил мысленную галочку. Закрыв журнал, вернул его Лаечко.

— Пацаны, — сказал он, и в его голосе впервые появилась усталость. — Пока в районе будьте. Десятка встала. Если так пойдёт и дальше, мне самому за снятиями ездить придётся.

— Чё со стажёром будешь делать? — уточнил у взводного Лаечко.

— На пост засуну до скончания веков. До следующего косяка. Надо еще завтрашний день пережить. Потапов шкуру спустит за эту Белоснежку, чтоб его семь гномов поцелуями будили!

А я пошёл наверх. Четвертый этаж. Девятая квартира. Всё, что я про неё знал, так это то, что окна её выходят во двор. Поднявшись, я заметил картонку — ту самую, на которой, как я предполагал, дремал стажер полиции Бахматский.

«Не повезло парню», — мелькнула у меня мысль.

Хотя, с другой стороны, быть поставленным на пост и тут же устроиться на картонке для сна, это не про везение, это про идиотизм. Майор Гусев, пожалуй, был прав в своей оценке, как и Мухаматдиев. На срочной службе за подобную оплошность били без жалости ногами — ведь один спящий часовой мог обернуться катастрофой.

В Чечне, например, местные головорезы могли без труда перерезать целую роту, обойдя спящих постовых. Пробуждение которых в такой ситуации сопровождалось осознанием всей тяжести ими содеянного, и даже самое суровое наказание блекло перед произошедшим. Даже если спящего потом расстрелять (чего не было) без суда и следствия, роту это уже не вернёт.

Здесь же ставки были ниже — всего лишь собственность. Что такого может находиться в этой квартире, представляющее особую ценность? Ничего. Ведь, если задуматься, нет ничего дороже человеческой жизни. Но зачем тогда ты приходишь сюда служить? Ради сна на картонке за деньги, словно бомж?

С этими размышлениями я добрался до квартиры и устремил взгляд на мигающую лампочку над дверью с номером девять.

«Вот с тобой, видимо, и предстоит мне провести ближайшее время», — подумал я.

Прошёл час, другой, третий, наступила ночь. Я перемещался по лестнице, совершая упражнения для ног, чтобы избежать затекания. Под бронежилетом ощущался жар, а под каской было ещё жарче. В какой-то момент я снял шлем и закрепил его на груди бронежилета, зацепив за выступающую часть рации. Примерно в три часа ночи снизу послышался стук. Звук приближался, и я распознал в нём стук женских каблуков.

Я надел каску и стал ждать. В этом здании мог подниматься кто угодно. Но это была она. Высокая, светлоглазая девушка. На ней было обтягивающее светлое платье, доходящее до щиколоток, без единой складки. Сумочка висела на плече. Глаза и губы были ярко подведены, волосы аккуратно уложены. Она поднялась. Увидев меня, произнесла:

— Ой.

Её взгляд переместился с меня на лампочку. Лампочка моргала.

— Снялось, да? — спросила она.

— Ну да, — ответил я.

— И давно охраняете?

— Прилично так, — проговорил я.

Она выдохнула и сделала ещё несколько шагов вверх. Достав ключи, открыла дверь. Извлекла маленький ключ, напоминающий ложечку: пластиковый предмет с круглым металлическим основанием. Приложила его к чему-то. Раздался писк, и контрольная лампочка погасла.

— Можно ваш паспорт? Чтобы я убедился, что вы… это вы, — произнёс я.

Она кивнула и полезла в сумочку. А я обратил внимание, насколько она спортивно сложена. Её руки были изящны, но лишены жира. Она была стройна, как человек, который очень плотно занимается спортом. В памяти Вячеслава Кузнецова таких называли «фитоняшками». Девушка, покопавшись в сумочке, достала сначала сотовый телефон.

— Ну да, разрядился, — выдохнула она. — А вы, наверное, звонили, да?

— Наверное, звонили, — пожал я плечами.

Затем она достала паспорт. Паспорт перешёл в мои руки. Я открыл его и посмотрел на фотографию. На ФИО: Скороходова Ирина Ростиславовна, 23 года от роду и проживающая по адресу Лыткина, 2, квартира 9.

Вернув ей паспорт, я сказал:

— Доброго вечера.

Хотя на дворе была уже ночь. И, зажав кнопку на рации, вызвал экипаж.

Да. Я знал, что пару часов назад экипаж уехал на другой объект, но протокол службы есть протокол.

— Говори, — прозвучал голос Димы.

— У меня хозорган пришёл, проверил паспорт, прописка соответствует.

— Рад за тебя, — как-то грустно произнёс Дима.

Тут же раздался звонок на мой сотовый. Я поднял трубку и услышал в динамике голос Димы, уже без шума, на весь подъезд: — Короче, мы тут застряли, ждём хозоргана, за тобой проехать не можем. Лаечка злой стоит, охраняет. Я внизу встаю, караулю окна.

— Понял, — выдохнул я. — Мои какие действия?

— Какие действия? На ужин тебя отпустить не можем, так как сами не ужинаем, экипажи ужинают вместе. До нас ты не добежишь, мы в конце улицы Усова. Поэтому жди, мы подъедем, как только освободимся.

— Понял, — ответил я, и снял каску.

«Да, — подумал я, — похоже, сегодня без ужина».

Уже четвёртый час ночи. В эфире проходила какая-то незначительная суета. Пару раз диктовали ориентировки, суетил ППС, вызывая куда-то кинолога, кого-то проверял пеший патруль. Такой тоже есть?..

Я, облокотившись спиной на перила, созерцал потолок. Печально взглянул на картонку стажёра полиции Бахматского, но тут же отогнал глупые мысли. Лучше спать стоя, ведь перила, упирающиеся в заднюю пластину бронежилета, служили точкой опоры и, расставив ноги пошире, я закрыл глаза.

И тут открылась дверь с номером 9. На пороге появилась она. На ней был сине-зелёный пушистый халат и такие же тапочки. Причёски уже не было, волосы были мокрые. Она смотрела на меня внимательным, изучающим взглядом.

— А вы сейчас тоже что-то охраняете? — спросила она, из её дома повеяло чем-то жареным, а от сказанных слов, каким-то сладким алкоголем.