— Да ничё, требуют, чтобы мы этого парня догнали. Там 158-ая возбуждена. Плюс отпечатков на черепе — буран. Эти дебилы его лакировали и, похоже, как подсвечник использовали. Следак требует, чтобы мы его в РОВД доставили для сверки пальцев с теми, что на черепе. А там, может, это какая-то секта, и они против русских ценностей. У нас же сатанизм теперь к эстетизму приравнён. Вряд ли они экстремисты, конечно. Но нормальный человек черепа из анатомки красть не будет, — заключил Лаечко.
— А шокером бить коллегу будет, если он попросит? — подколол Лаечку Дима.
— А ты откуда про шокер знаешь? — спросил я Диму.
— Саня мне сам сказал, мол, что у тебя из-за вчерашнего провалы в памяти, чтобы я не удивлялся. Вот я не удивляюсь ничему. Ни тому, что он тебя шокером ударил, ни тому, что ты мультифору и файл не знаешь, и сатанистам в меде не удивлюсь тоже, — проговорил Дима, поворачивая ключ в замке зажигания.
Машина тронулась, и вот уже мы ехали обратно на Московский тракт.
А тем временем Саша принялся мечтать вслух:
— Сейчас студента повяжем и на обед. А то пашем как не в себя.
— Обед это да, обед — это хорошо, — подтвердил Дима.
Подъехав к общаге, мы с Сашей вышли и направились к коменданту, которую нашли точно там же, где и оставили, в комнате с компьютером, на экране которого был какой-то карточный пасьянс.
— Ну что, ещё что-то вам показать? — спросила она, видя нас с порога.
— Нет, спасибо. Я почти женат. Да и обед скоро, — ответил Лаечко, — Вы лучше скажите, вот как зовут вот этого классного парня и где он живёт?
Она сделала вид, что не расслышала первую часть его реплики, и уставилась в его телефон.
— Это Виталий Владимиров, на седьмом этаже живёт, кличка Шекспир. А вам это зачем?
— Есть версия, что это он из общаги на улицу ворованные из анатомки черепа выкидывает. Уже даже есть уголовное дело. Так в какой комнате он проживает?
— 705-тая комната, — произнесла комендант немного растерянно, а потом добавила, — А я знала, что эти его игры и хеви-метал до добра не доведут. От саксофона до ножа, как говорится, один шаг!
— А почему Шекспир? — спросил я.
— Откуда ж я знаю, может, волосы длинные, потому что, а может, наркоман, как все творческие люди! Да было бы там творчество, ему Бог талант дал на гитаре играть, а он свой хеви рубит! У них там сейчас сходка, кстати. Сразу всех накроете!
— Чья сходка? Металлистов? — спросил Лаечко.
— Да мне что металлисты, что нигилисты, один чёрт. Поднимитесь и сами всё увидите!
Мы со старшим группы пошли по общажной лестнице на седьмой этаж. В узком коридоре, заставленном тумбочками и парой велосипедов, стояли двое. Рыцарь без шлема, но в железных доспехах, чеканенные латы которого отливали при свете люминесцентных ламп стальным блеском. На его плечах лежали стальные наплечи с шипами, а в руке он держал двуручный меч, опущенный остриём к линолеуму. Молодое лицо с тонкой шеей и коротко стриженной бородой с удивлением посмотрело на нас. Рядом с ним стояла дама в длинном голубом платье с расшитыми серебряными нитями рукавами и высоким поясом. На её шее висело серебряное колье с синим камнем, а волосы были убраны в сложную причёску, переплетённую лентами того же цвета.
— Здравствуйте, сударь и сударыня, — обратился к ним Лаечко, импровизируя, — А где тут Виталия Владимирова можно найти?
— Мы не знаем, — отвечает рыцарь, — Мы сами тут в первый раз.
— Попаданцы, наверное? — спросил Лаечко и тут же задал ещё один вопрос: — А вы почему так одеты?
— А у нас игра ролевая, «Замок на семи холмах», — ответила девушка.
— Что за игра? — не понял я.
— Ролевая, — произнёс рыцарь, но яснее не стало.
Про карты я знал, про шахматы знал, даже про кости знал, про спортивные игры тоже знал, а вот про ролевые — нет.
— Век у вас какой? — спросил у «игроков» Лаечко.
— У нас 2000 год от образования Альянса Трёх морей. Королевство Перекат, — без запинки произнесла дама.
— Ясно, — буркнул старший сержант, — Старший у вас тут кто?
— Это как посмотреть, — заявил рыцарь, — Вот я — рыцарь Серебряной лиги, а вот она — чародейка Золотой.
— Стой! Альтернативно одарённые, сейчас привлеку вас за попытку взрыва мозга сотруднику Росгвардии при исполнении. У всего вашего мероприятия старший кто?
— А, так это Мастер! Он старший.
— Фамилия как у мастера? — спросил на выдохе Лаечко.
— Мы не знаем, сэром Элриком зовут, — выдал рыцарь.
— Я пердолле, бобр курва, — покачал головой старший сержант, почему-то перейдя на нерусский язык.
И мы пошли мимо, на этаж, а там творилось страшное… Попутно, кстати, я потрогал лезвие рыцарского меча — тупое и холодное, скорее всего это не квалифицировать как оружие, но если шибануть таким, мало не покажется, но не в узких коридорах общежития, поэтому пусть носит свой двуруч, тут он бесполезен.
А по коридору, пахнущему краской и новым линолеумом, медленно прохаживались знатные дамы в бархатных платьях с шуршащими подолами. Мужчины в выцветших мантиях, изображая стариков, шаркали по полу, опираясь на посохи. Лица у всех были покрыты густым гримом — кто бледной белизной, кто фантастическими узорами. У каждого на поясе висело подобие холодного оружия: деревянные мечи, бутафорские кинжалы, один перец даже носил на плече огромный топор, но вроде как лёгкий и похоже из пенопласта. Лаечко машинально поправил автомат на груди.
Все ходили, перешептывались, разыгрывали сцены, и никто не замечал нас, словно нас и не было.
И Саше это надоело, и он свистнул. Резкий, пронзительный звук заставил всех вздрогнуть. В мгновение десятки глаз уставились на него.
— Старший ко мне! Остальные построиться вдоль левой стены коридора! Дважды повторять не буду!
И хаос стал упорядочиваться. Шелестя одеждами, участники потянулись к стене, сбивчиво, но послушно.
А к Лаечко подошёл высокий мордатый парень, одетый как монах из фильмов о мушкетёрах — в тёмное грубое одеяние с капюшоном, откинутым на спину. На груди у «монаха» красовался самодельный бейджик: «Мастер игры — сэр Элрик».
— И чем мы тут занимаемся, сэр Элрик? Я — старший сержант Лаечко, гвардии его величества императора Путина «ясно солнышко».
— Да, вижу я, что вы не по игре одеты, — произнёс Элрик, и я заметил, что зубы у этого парня были под стать средневековью, спереди несколько отсутствовало. — Мы ведём ролевую игру, комендант в курсе. Всё законно: не пьём, не употребляем, не шумим даже.
— Виталий Владимиров среди них есть? — спросил я.
— Не могу знать, — пожал плечами сэр Элрик.
— Шекспир, — произнёс Саша на вздохе.
— А… Шекспир⁈ — громко удивился оборачиваясь Элрик. Наверное, слишком громко, потому что стоявший у стены маг в синем халате и синей же треугольной шляпе рванул в проход, побежав в другой корпус.
Но и моя реакция меня не подвела, и я в тот же миг бросился за ним следом.
А беглец, подобно испуганному кролику, пулей вылетел в лестничный пролёт соседнего отсека. Его длинный халат развевался за ним, а треугольная шляпа была потеряна пару этажей назад. А он всё бежал, не разбирая дороги, расталкивая попадавшихся на пути студентов. Одна девушка с подносом и уставленным кружками, с визгом отпрыгнула в сторону, и чай брызнул во все стороны, словно фейерверк.
Я не стал объезжать эту лужу, а перепрыгнул через неё, едва не задев плечом парня в очках, который прижался к стене, испуганно округлив глаза. Маг, оглянувшись и видя, что я почти настигаю его, припустил ещё быстрее, снося на своём пути мусорный пакет. Пластиковые бутылки и обёртки разлетелись под ногами, но я уже был совсем рядом.
Цифры этажей проносились мимо меня, словно я падал. А он бежал к выходу, к стеклянным дверям, ведущим из общежития. Надо сказать, бегал он хорошо. И вот удача, его на мгновение занесло в проходную, он попытался юркнуть в сторону, но я был уже там. И со всего размаху я врезался в его спину, прижав его к стене до хруста костей и стона. Одним движением я заломил ему руку за спину, а другой рукой уже достал наручники. Чёрный металл щёлкнул вокруг его запястий.
— Мой друг, Горацио, вам крышка, — выдохнул я ему в ухо.
— Я ничего не сделал!
— Ничего не делающие не бегут!
И в голове мелькнула фраза из памяти Славы Кузнецова: «Ну что же ты, что же, потупила взор? Сдавайся, ведьма, ночной дозор!» Видать, очередной местный фольклор всплыл.
Сопроводив Шекспира к машине, я усадил его на заднее сиденье. Дима, стоявший у открытой двери, окинул нашего пленника оценивающим взглядом.
— А где Лаечко? — спросил он.
Вместо ответа я взял тангенту.
— 705-й, 305-му.
Из динамика почти сразу донесся голос Саши:
— Да?
— Чёрный маг повержен и сидит в экипаже на костёр инквизиции.
— Понял. Ждите, сейчас спущусь, — послышалась лёгкая усмешка в его голосе.
— В чём меня обвиняют? — вдруг заговорил Шекспир.
— В магии вне Хогвартса, — нашёл что ответить Дима.
— Скажите, что это всё пранк, а⁉ Я ничего не сделал.
— Череп с анатомки ты зачем крал? — спросил его я.
— Я не крал.
— Смотри, вы его с балкона выкинули аккурат на кучу с песком. Мало того, кость она пористая и на ней отпечатков не остаётся, но вы и тут постарались и покрыли его лаком. Не удивлюсь, что в соцсети всё уже выложили. Какой у тебя ник в Фотограмме? — принялся общаться с задержанным Дима.
— Не скажу, — обидчиво отвернулся волшебник.
— Щас прошарю тебя, интернет он, знаешь ли, всё помнит и знает, — с этими словами Дима достал свой сотовый и стал вбивать в поисковую строку имя, фамилию мага и его кличку, хотя память Славы Кузнецова мне подсказывала, что это называется ник или нейм-ник. А потом наш водитель вбил ещё и город Златоводск через решётку, СибГМУ тоже через решётку и вдохнув воздух слишком быстро даже издал хрюкающий звук от радости.
— Смотри-ка, — протянул Дима, поворачивая к нам экран телефона. — Вся жизнь Шекспира, как на ладони. Вот он пьёт спиртягу с черепом, устроившись в общежитии, будто с лучшим другом. Вот он на концерте каких-то обрыганов, в самой гуще металлической толпы, прижимает его к себе, словно талисман. А вот уже целая фотосессия с его группой — все в чёрном, лица суровые, а наш «Гамлет» — на первом плане, с Ёриком в руках, будто держит не череп, а путеводную звезду. Данко — херов.
Мы стали листать дальше. Следующий кадр — как они говорят пранк: спящая девушка в постели, а рядом — тот самый череп, аккуратно уложенный на подушку. И они все дружно радуются постучав в дверь, снимают в щелочку испуг и ужас проснувшейся девушки. И конечно — целая серия ролевых игр. То череп восседает на столе в окружении свечей, словно участник какого-то тёмного ритуала, то лежит на карте, утыканной фигурками, будто главный стратег в битве за неведомые земли. И везде — наш маг, то склонившийся над ним с серьёзным лицом, то поднявший его вверх, будто демонстрируя победу.
Особенно выделялись полуоккультные съёмки: череп, облепленный наполовину сгоревшими свечами, находился в центре круга, нарисованного мелом на полу. Воск стекал по его гладкой поверхности, застывая причудливыми наплывами. А вокруг — силуэты в капюшонах, лица скрыты тенями. Видно, что подходили к делу с душой.
Тем временем в машину вернулся Лаечко, принеся с собой и остроконечную шляпу чародея и мы вместе принялись изучать этот визуальный дневник.
— Похоже, следующая ролевая игра у них будет с погружением на Колыму, — усмехнулся Лаечко, комментируя фото.
— Ага, на родину нашего страха, — саркастически улыбнулся Дима, снова кого-то цитируя.
— Это всё дип-фейк, — упрямо пробормотал маг.
— Кроме твоих отпечатков на черепе, — выдохнул я. — У тебя есть время, чтобы чистосердечно во всём раскаяться. Хотя, с таким послужным списком в рай тебя уже не возьмут.
— Я не верующий.
— Зря, — выдохнул я. — Не зря же всё совпало так, разом?
— Ничего не совпало, — маг упрямо смотрел в напольный коврик авто. — Просто Лиза испугалась и череп выкинула. Так бы вы его никогда не нашли. Несмотря на то, что он везде в сети три месяца был.
— Может, у тебя ещё части тел где-то понапрятаны? — спросил его Лаечко.
— 51-ая, — выдал маг.
— Что пятьдесят первая? — спросил его я.
— Статья Конституции, — дополнил Шекспир.
— Перевожу с магического на джон-сноуский, — широко улыбаясь, начал старший, — Говорит, что имеет право не свидетельствовать против себя.
— А опера сейчас жуликов ещё пытают? — спросил я у экипажа, решив, что кто такие джон-сноу я узнаю сам.
— Не, с шестнадцатого века перестали, — ответил мне Лаечко. — Сейчас в почёте аргументированное давление доказательных фактов, а не резиновая палка в презервативе.
— Фу, мерзость. Давайте не перед обедом! — взмолился Дима, начиная движение в сторону РОВД.
У РОВД было много машин и Дима остановился на проезжей части, А мы с Лаечко пошли внутрь. Дежурный у входа, увидев наши боевые лица и «гостя» спросил:
— Откуда Гендальфа ведёте?
— Там три месяца назад кража была, вот по ней подозреваемый. — произнёс старший, — Опера уже ждут.
— Как вы его взяли? У него что мана закончилась? — усмехнулся старший сержант, помощник дежурного.
— Я со вчерашнего дня под зельями антимагическими. — отшутился Лаечко.
Шекспира сдали в дежурную часть, написав рапорт в двух экземплярах «о доставлении» получив на него роспись и дату. Не успели мы закончить с ним, как за волшебником спустились опера. Поблагодарив нас, посетовав что если бы не мы, то на «череп» только к вечеру бы успели, а так, большую — полезную работу сделали.
Выйдя из РОВД Лаечко достал телефон.
Я наблюдал, как он коротко и ясно доложил подробности работы: что задержанный доставлен, пометки на бумагах взяты. Далее следовала пауза и кивок. И вернувшись в машину он взялся за рацию.
— Казанка — 305-му?
— Жалуйся. — было ему ответом. Не по правилам радио эфира, но дежурные тоже люди.
— Можно на обед?
— Убывайте! Время 14.40. Приятного аппетита! — ответил дежурный, в его голосе слышалась лёгкость.
В этом полицейском, а по сути всё ещё ментовском мире, не было армейской квадратности вроде «можно Машку за ляшку, а у нас разрешите». Люди служили, словно работали — носили погоны, но вели себя по-граждански, и это подкупало, позволяя работать с душой, а не в рамках.
Меня завезли на обед прямо к магазину у дома, где я ещё вчера покупал Лёхе Иванову пиво. Машина плавно остановилась у тротуара.
— В 15.30 будь на связи, — произнёс Лаечко.
Я кивнув посмотрел на свой мобильный, который показывал 14.25, дежурный добавил нам 15 минут, чтобы мы успели поесть как люди. И зайдя в магазин, я на мгновение застыл, думая что именно составит мне мой обеденный рацион.
Полки ломились от изобилия, немыслимого в 1995 году. Пакетированные салаты в вакуумной упаковке, суши-сеты, готовые блюда в контейнерах — всё это можно было просто разогреть в микроволновке, стоявшей тут же. Я взял курицу-гриль с гречкой и банку какого-то нового, незнакомого мне энергетика. У кассы заметил стойку с вейпами — электронные сигареты, о которых в моё время и не слышали. Очередная дрянь, чтобы травить людей, теперь еще и электрическая. Пока ждал очередь на кассе, наблюдал, как девушка передо мной расплачивается телефоном, просто поднеся его к терминалу. Безналичный расчёт? В мои годы о таком можно было только в фантастических романах прочесть.
Расплатившись и прибыв в квартиру, которая сейчас очевидно пустовала, я воспользовался микроволновой печью, а вспомнив, что у нас нет телевизора, сел за Лёхин компьютер, включив его и открыв браузер, быстренько вбил строку: «Новости России с 1995 года по сегодняшний день, коротко!»
Я щёлкнул мышью, и на экране поплыла лента истории, словно живая память страны, которую я пропустил. И, погрузившись в текст, я впитывал строки. Как после моей гибели страна жила дальше. Как наступил конец 90-х. Как рухнувшие надежды сменились медленным, мучительным выздоровлением. Люди, которых я когда-то знал, наверное, стояли в очередях уже не за дефицитом, а за первыми сотовыми телефонами — кирпичами «Нокии».
Нулевые читались, словно фантастический роман. Цифровизация, взрыв интернета. Россия, которую я оставил с «Калашниковым» в руках, теперь спорила о кибербезопасности и создавала свои соцсети. Санкции, напряжённость… Я видел лица новых политиков — они были моложе меня.
Далее был гиперзвук, беспилотники по всему миру, снова войны в бывших Советских республиках и родная страна, которая вовремя везде вмешивалась. Сберегшая всех своих соседей от оранжевых переворотов. Трагедия, случившаяся в Чечне, более не повторилась. Хотя коллективный Запад делал всё, чтобы полыхнуло, и слава Богу, и спецслужбам, что не полыхнуло.
Далее была пандемия. «Спутник V». Выход из ВОЗ. Я пытался представить масштаб, но в голове всплывали лишь палатки с вакциной и запах спирта.
Сейчас же везде преобладал искусственный интеллект, цифровые паспорта, частные клиники, единые базы и государственные услуги. Всё это плавно вплеталось в мою законсервированную память с «сухпаями», рыком БТРов и хрустом печенья «Юбилейное» в казармах и ПВД.
Я откинулся от монитора. Гречка с курицей в микроволновке внезапно показалась самым реальным, что было у меня в этом мире. Последняя нить. Всё, что произошло после декабря 94-го, было уже историей, написанной кем-то другим. Я был призраком, читающим собственную эпитафию на могиле целой эпохи.
— 705, 305-му! — вдруг выдала рация…