Патруль

Глава 16 Искушение и долг

Её босая нога шагнула в душевую, отодвигая клеёнку, отделяющую нас. Полотенца у неё в руках не было, а из одежды — только блестящий пирсинг в пупке. Ира шагнула ко мне и приблизилась настолько близко, что я мог касаться её без участия рук.

Она смотрела мне в глаза, так как была чуть ниже. Пальцы её свободной руки легли мне на трапецию и проскользили по грудной, прессу, касаясь меня внизу живота и беря меня в захват за мой мужской «хвост».

«Как поменялись времена», — почему-то подумалось мне. Всё стало настолько проще, или это вино руководит её поступками?

Но как насчёт меня? Что руководит мной, и что есть я, и какие цели я преследую?

— Нравлюсь? — зачем-то спросила она мне на ухо, и её голос прозвучал глуховато, будто из-под воды.

Пар от горячей воды густел в воздухе, наполняя лёгкие влажным жаром. Ира на мгновение закрыла глаза, её покачнуло, и она инстинктивно упёрлась свободной ладонью мне в грудь, чтобы не потерять равновесие. Её пальцы скользили по моей мокрой коже уже без прежней уверенности — теперь это было скорее усилие уставшего человека, а не соблазнительная ласка. Капли воды, стекавшие с её ресниц, были похожи на слёзы, но на самом деле это был просто конденсат, смешавшийся с оставшимся после её работы макияжем. Видимо, алкоголь, до этого приглушённый танцем и адреналином, поднялся изнутри в её светлую голову и поглотил сознание девушки густым туманом, размягчив мышцы и сделав Иру ватной. Её тело стало тяжёлым и податливым и подалось назад, падая, но я подхватил её, беря на руки.

— Очень, — произнёс я и понёс сквозь всю квартиру, толкнув ногой дверь в спальню.

Комната была почти пустой и тонула в полумраке. Глубокий синий цвет стен поглощал свет от единственного настенного бра с тёплым желтоватым свечением. Всё убранство составлял низкий каркас кровати с огромным светлым матрасом, похожий на тот самый подиум в зале, только приземистый и мягкий. Рядом на полу лежала стопка книг вперемешку с глянцевыми журналами, а на тумбочке из неотшлифованного дерева стояла одинокая кружка. Пахло здесь иначе, чем в гостиной, просто чистотой свежего постельного белья.

Я аккуратно положил её на огромную светлую кровать.

Она изящно выгнулась в спине и, закрыв глаза, засопела, получая то самое, чего она по-настоящему хотела, а именно — спокойный сон. Верхняя книга в стопке макулатуры была, как ни странно, «Лолита» Набокова. Какую же дрянь она читает, и скорее всего не от хорошей жизни пошла в танцовщицы на пилоне.

«Ну что ж, — подумал я, — не рация, так случай. А пользоваться беспомощностью девушки — ниже моих принципов и правил».

И, накрыв сопящую во сне стриптизёршу одеялом, я отправился в зал.

Взяв из сковородки наггетсу, я положил её в рот и, пойдя в ванную, вытерся тем самым серым полотенцем. Одевшись, я подошёл ко входной двери, приоткрыл её и посмотрел на замок — старая добрая самозащёлкивающаяся дверь. Что ж, это всё упрощает. Взяв ручку и вытащив свёрнутый вчетверо листок А4, лежащий в служебной книжке (видимо, для изучения объектов), я написал на нём:

'Спасибо за ужин и за душ. Уложил тебя спать и пошёл дальше работать. Будешь в настроении — звони.

Контрастный Слава (и мой номер телефона)'.

Этот листок я прикрепил к зеркалу в коридоре. Доев наггетсы и допив сок, я отнёс сковородку на кухню, на которую, видимо, денег у Иры не хватило — это была обычная постсоветская кухня без изысков, правда с новой микроволновкой, холодильником и каким-то ящиком, в котором стояла посуда.

«Посудамоющая машина? — Шикарно! Надо будет ко мне в секционку такую завести, или вообще снять свою квартиру. Чё, это и правда, я мешаю Лёхе Иванову спать через ночь от смены к смене». На кухонном столе, кстати, стояла прилично так початая вторая бутылка вина, что многое объясняло.

Интересно, сколько сейчас стоит жильё своё купить? На этой мысли память Славы Кузнецова одарила меня болью, даже не цифрами, а моральной болью… И странным, новым для меня словом — «ипотека». Несмотря на то что развитый капитализм в России был несказанно лучше моих девяностых, квартиры в этом времени, как в СССР, больше не давали.

«Прорвёмся», — вздохнул я и, взяв бронежилет с каской и палкой, вставил в его разгрузку рацию, вышел из квартиры номер девять на Фёдора Лыткина, 2, щёлкнув самозакрывающейся дверью

— 305, 307-му, — произнёс я в рацию.

— Слушаю, — ответил Дима.

— Адрес базирования своего напомни?

— Усова, 29.

— Сейчас буду.

Такси в пределах района стоило 200 рублей, и, конечно же, таксист слегка офигел, когда я бухнулся на заднее сиденье авто, предварительно положив туда разгрузку.

— Доброго утра, — поздоровался он, широко улыбаясь.

— Доброго. На Усова, 29, со стороны дороги.

— Вы самый мой странный клиент за сегодня, — улыбнулся водитель смотря на мой бронежилет и каску на палке и начал движение.

— Жизнь такая, — пожал я плечами.

Вернее, конечно же, это не жизнь, а личный выбор. Я бы мог и дальше батониться в том мегаудобном кресле, ожидая, пока про меня вспомнят. Но оставаться в квартире у спящей девушки в первый день знакомства — это для меня слишком. Захочет — вспомнит всё, как в фильме со Шварценеггером, позвОнит.

Кстати, память Славы мне почему-то подсказывала, что правильно — «позвонИт», даже зачитывало какой-то стишок: «В слове звОнит много вОни».

Меньше десяти минут по пустым дорогам — и вот я уже выходил из такси, неся с собой броню и каску.

У спящего трёхэтажного жёлтого дома стоял экипаж, со стороны окон у проезжей части, где листал свой смартфон экипированный сержант Дмитрий. И я, подойдя к нему, постучал в окно, от чего он вздрогнул.

— Фу, думал, проверяющий! — выдал он.

— Это всего лишь я. Что, старший на охране объекта?

— Да, всё так. А ты что приехал? — спросил он.

— А чё там стоять? Работать надо.

— Лаечко полсмены не работал, дай ему поработать тоже, — произнёс Дима. — Сам вон сядь, переведи дух.

— Да не, мне ещё законы и приказы с ТТХ учить к завтрому.

— Уже к сегодняму, — также как и я исказил слово Дима. — Ну, смотри сам. А что за запах от тебя?

— Что за запах? — не понял я.

— Ну, не могу понять, какие-то фрукты.

— А это? Это вонючка в такси такая была, вот и пропах.

— Ну, понял. Удачи тогда. Второй подъезд. — пожелал мне водитель.

И я, надев броню и каску, отправился в подъезд выручать Лаечку.

Подъезд встретил меня затхлым, спёртым воздухом, пахнущим старым деревом и едва уловимым кисловатым духом гниющей где-то мокрой тряпки. Лестничная клетка была типично советской — неширокая, с низким потолком, выкрашенная когда-то в голубой цвет, теперь облупившейся и покрытой паутиной теней.

Я ступал на ступени, истёртые до бетонной основы по краям, что вели меня наверх, и они еле слышно хрустели песком под моим весом. Перила были холодными; я коснулся их для ловкого разворота между лестницами, пытаясь использовать центробежную силу, ту самую, что использовала Ира, но рождённый вбегать в кишлаки в бронежилете танцевать не может. На стенах же, под слоем старой побелки, проступали контуры наскальных рисунков первых людей, живших тут. Сейчас же, в шесть утра, дом напоминал тот, в котором должны поселиться на одну ночь люди в фильме ужасов.

И на ступеньке между вторым и третьим этажом сидел Лаечко. Он был экипирован как для штурма — в бронежилете и каске, но поза его была устало-созерцательной. Автомат АКС-74У стоял прислонённым к стене, стволом в потолок, а сам он, откинувшись спиной на прохладную стену, курил, глядя в маленькое подъездное оконце, за которым виднелся кусочек светлеющего неба, благословляемого лучами восходящего солнца. Дым сигареты медленно поднимался вверх коптя и без того жёлтый потолок.

Он сидел неподвижно, как часть этого подъезда, словно вечный страж на посту, затерянный в самом сердце спящего города.

— Ты как тут? — спросил он у меня.

— С тебя двести рублей. На такси приехал, чтобы тебя поменять, — выдал я.

— Тогда что так долго? — хитро нахмурился он, словно что-то знал о моих приключениях.

— Жаба давила, решал — ехать или идти, — пошутил я.

— Тут идти полчаса, по ночному району в броне — такое себе приключение, — произнёс он.

— Ну вот я и выбрал такси. Ну что, давай, «пост принял», — выдохнул я.

— Пост сдал, — скрипя коленями, встал Лаечко. — Я тут накурил тебе. Если эта вредная бабка ещё раз выглянет, скажи ей, что тут так и было.

— Понял, — улыбнулся я.

— 305-й, Казанке? — прозвучала рация, и Дима ответил:

— Слушаю тебя.

— По Усова, 29, отзвонился хозорган, просит попробовать сдать на охрану ещё раз. У него внутри объёмники, наблюдайте.

Взгляд Лаечко поднялся на моргающую контрольную лампочку; она вдруг погасла и загорелась ровным светом.

— Зашибись, — произнёс старший и отдельно в рацию: — 305-й, 307-му, контрольная горит.

И Дима продублировал информацию отделу, так как носимые рации не всегда добивали до базы.

— На пульте объект. Снимайтесь и дуйте на ужин, — выдал дежурный.

— Ужин под утро — это хорошо, — проговорил Лаечко. — Можно на маршрут не вернуться или вернуться формально.

— До заступления следующей смены ещё три часа, всё может перемениться, — покачал головой я.

И мы спустились вниз, сев в машину, поехали, единогласно решив, что ужинать будем в отделе. По пути Дима свернул с маршрута.

— А мы куда? — спросил я.

— В «Ленту», — буркнул он. — В отделе жрать нечего, раньше можно было в холодильник что-то положить, но сейчас завелась «крыса» какая-то, которая нет-нет, да и подъедает еду.

Магазин «Лента» в шесть утра — это было что-то. Огромное здание жёлто-синего цвета с логотипом подсолнуха на крыше и крупными буквами названия. Пустынная парковка размером с футбольное поле, залитая белым светом фонарей, хоть уже и светало. Наш служебный автомобиль приткнулся рядом с одиноко стоящим киоском «Фейерверки».

— Странно, — сказал я, вылезая из машины. — Весь магазин под крышей, а этот пиротехнический киоск снаружи торчит. Логики, конечно, ноль.

Лаечко, зевнув, пояснил:

— А была у них логика, да вся вышла. Года три назад один дебил прямо в магазине стойку с этой самой пиротехникой поджёг.

— О, это легенда! — Дима, запирая машину, хрипло хохотнул. — Полыхало знатно. Не то что отдела — магазина не стало. Мы потом тут год целый ездили, охраняли, пока восстановительные работы шли. Товары забором обнесли, так к ним всё время кто-то норовил подобраться. То местные алкаши, то студенты. Кого мы тут только не ловили, план по 158-ой перевыполнили на год вперёд.

Мы неспешно шли в магазин, и главный шок ждал меня внутри. Я застыл на пороге, разглядывая ряд банкоматов, встроенных прямо в стену между тележками и аппаратом с кофе. И все разные, раньше надо было банк искать, а теперь можно расчитываться и налом, и картой, и переводом, и даже… Память Славы Кузнецова поделилась со мной еще одним новшеством цифровой эры — QR-код. Само слово несло частично негативную коннотацию, ибо всех задолбили им в местную пандемию 2019-того года.

А Дима лишь фыркнул, проговорив: — Не зависай.

И, взяв корзинки, мы пошли охотиться, как охотится современный человек, меж джунглей из стеллажей с товарами, предстояло выбрать самое нужное, что бы хотелось съесть в этом приме пищи, назвать ужином утреннюю еду у меня мысль не поворачивалась. Но у меня было всё проще, я уже поел у Иры. От одного воспоминания об своём новом знакомстве у меня пробежали мурашки. Лично я считаю, что стриптизёрши тоже должны быть в этом мире, пластика танца и изящество движений особенно от красивой девушки бесценно.

Кроме того, кто бы не хотел переспать со стриптизёршей? 99 % мужчин ответят утвердительно, ну, конечно же, те, с кем рядом не сидит вовремя этого вопроса жена. Жёны — это вообще святое, именно потому на стриптизёршах стараются не жениться. Хотя лично я не считаю это чем-то плохим, если между людьми возникла так называемая любовь. Опять же для тех, кто любит бахвальство в обществе, ночь с танцовщицей — это успех, а вот о прошлом той же жены-танцовщицы такой персонаж предпочтёт умолчать.

Про себя я мог поставить внутреннюю галочку, что ночь со стриптизёршей я провёл, рассказывать об этом я, конечно же, никому не буду. Она всё-таки девушка, пускай и маленько запутавшаяся.

И, взяв какой-то бутерброд с курицей и энергетик без сахара, я удивил всех, ребята-то набрали и салаты, и первое, и второе. А я лишь отшутился, что на голодный желудок мозг работает лучше, мне же еще к экзамену на оружие готовиться.

А самое удивительное отражение этой эпохи ждало меня у касс. Бесконечные выходы с пустующими кассами стояли закрытые. Однако была и небольшая очередь в место со множественными столбиками с экранами и столами, где тоже не было продавцов, все просто подходили, зависали у табло, сканировали товар и клали в пакеты, и контролировала всё это одна единственная женщина. Освобождаясь, столбик выдавал над собой зелёный световой сигнал, а стоило подойти к нему и ткнуть на экран, лампочка гасла. Иногда лампа загоралась красным, и женщина подходила, и делала какие-то манипуляции с устройством бескассирной продажи и снова возвращалась на свой стульчик, который был у самого выхода из зоны. Охраняемой всего одним охранником.

Дошла и моя очередь, я подошёл к столбу со столиком и первым делом начал читать указатели на нём, куда положить товар, куда положить отсканированный, всё казалось интуитивным и простым, тем более у меня всего два товара.

Однако, как оказалось, товар сканируется не любой стороной, а той стороной, на которой штрихкод, а энергетик вообще нужно сканировать с крышки, где наклеена маленькая наклейка с QR-кодом. Тут я, конечно, не сразу сообразил, но у меня получилось, и терминал выдал мне надпись: «Дождитесь кассира для подтверждения вашего возраста».

О, как! Система заботится, чтобы сладкая газировка с кофеином не попала в руки несовершеннолетнему. И память Славы тут же выдала парадокс: в этом времени возраст полового согласия наступает с 16 лет, а не как в 90-тых с 18-ти, то есть дети могут вовсю познать секс по обоюдному согласию с шестнадцати, а курить и пить им можно с 18-ти, тогда как получить оружие они могут с 21-го. Я был в шоке, там в 18 лет то, ничего в голове не наблюдается, а в шестнадцать и подавно… А тем временем кассир подошла и, отсканировав свою карточку, сделала возможным мне оплатить товар. И, найдя своё любимое «оплатить картой», я оплатил.

Мы сели в машину и поехали, оставив за спиной ярко освещённую «Ленту» и тёмный силуэт пиротехнического киоска — немой памятник человеческой глупости.

Заехав во двор отдела, через КПП, где постовой, кивнув Диме, поднял шлакбаум, он припарковался у бетонной стены, и мы пошли в отдел через чёрный ход — парадный в такое время был на замке.

В комнате для обедов пахло вчерашней гречкой и свежеразогретым супом. Ребята расселись за столом, достали покупки, зашуршали вскрывая упаковку. Я же отщипнул кусок от бутерброда и выпил глоток энергетика — есть не хотелось, мысли были о другом. И я поднялся.

— А ты куда? — с набитым ртом спросил Дима.

— В хол, нормативку поучить, — ответил я кладя надкушенный бутер в холодильник.

Холл дежурной части тонул в зябком полумраке. Тусклый свет падал только от бра над мягкими чёрными диванами, стоящими вдоль стены. Я уже было направился в угол, но остановился как вкопанный.

Прямо напротив входа, на высокой тумбочке, где обычно лежали старые газеты, стоял в полной боевой выкладке стажёр Бахматский. Бронежилет, каска, а в руках — две резиновые палки. Стоял по стойке «смирно», уставившись в стену, и напоминал черепашку-ниндя.

Я не удержался и фыркнул:

— Это тебя что, за сон на той квартире?

Бахматский, не двигаясь и не меняя позы, тихо, но чётко проговорил:

— Да. Сказали, что теперь это мой пост. До скончания веков.

Он на секунду перевёл на меня взгляд, полный отчаяния, и так же быстро вернул его на прежнее место.

— И сказали, чтоб я ни с кем не разговаривал. А то заражу своей тупостью, и он тоже будет стоять.

— Понял, — кивнул я.

Обернувшись на зеркальное стекло дежурки, за которым угадывались силуэты, и, отойдя от прокажённого, плюхнулся на прохладный кожзам дивана. Открыл методичку. Статьи «О полиции» и «О Росгвардии» пошли повторяться одна за другой, дублируя друг друга с небольшим смещением в пунктах, словно кто-то, переписывал законы не точь в точь, чтобы вышло иначе, но по сути — одно и то же. Я уткнулся в текст, стараясь не смотреть на застывшего часового с двумя палками.

Интересно будут ли каверзные вопросы на экзамене и хватит ли у меня эрудиции и опыта чтобы разгадать их замысел правильно? Казалось бы у меня опыта, как у дурака махорки, но время-то другое…