Патруль

Глава 7 Служба и формальности

Моя первая ночь в новом теле, в другом времени, с девушкой в объятиях прошла незаметно, есть всё-таки что-то в подпитых искательницах приключений. Одно было неясно: зачем говорить, что нужно показать новое бельё, если его всё равно придётся снимать? И что за фетиш к наручникам? Это как минимум негигиенично: вчера ты в них такой буйного полубомжа заковываешь, а завтра она такая просит тебя её пристегнуть.

В середине ночи, когда Дашка завела эту песню снова, в комнату вошёл Лёха. Стоя в темноте дверного проёма, он сонным голосом произнёс:

— Как старший по званию, приказываю! Отставить заковывать людей! А руководствоваться только законом о полиции!

— Ой, — выдохнула Даша, прячась под одеялом, она совсем забыла, что мы снимаем квартиру на двоих.

— Есть отставить заковывать, — улыбнулся я, смотря на уходящего в туалет соседа.

— Кляп попробуйте. Хоть я посплю, — пробурчал Лёха на обратном пути.

— Кляп не хочу, — прошептала Дарья, оставаясь под общим одеялом с головой, — Тебя хочу.

Утро. Оно никогда не бывает кстати, ещё Шекспир заметил это, проклиная жаворонков.

Лёха первым сорвался с кровати и, почесываясь, побрел в туалет и к раковинам. Вскоре оттуда донесся звук бегущей воды и бульканье. Я последовал за ним, пока Дарья, закутавшись в одеяло, стесненно пробиралась на кухню, стараясь не встречаться ни с кем глазами.

Я заглянул в туалет, видя, как в тесной душевой Лёха чистит зубы. Взяв свободную щётку и тюбик, я вернулся в кухню-коридор. Но тут в душевой что-то зажужжало, и я заинтересованно заглянул туда: оказалось, это Лёха полировал своё и так чистое от растительности лицо электробритвой — без проводов. Ещё одно чудо цивилизации! Щетины у него, кстати, не было — не то что у меня; я коснулся своего лица и понял, что мне тоже надо бриться.

— Лёх, я твоей воспользуюсь? — спросил я.

— Ничего себе, ты начал спрашивать⁈ — удивился тот. — А если я откажу, то ты всё равно ею побреешься, да?

— Братух, мне объективно нужнее, — указал я на своё лицо.

— Бомжара, свою надо иметь! — насупился сосед и сунул мне в руки бритву.

Понятненько, значит, тема с детским видом его раздражает. Не буду его этим подкалывать. Память Славы Кузьнецова тут же выдала современное слово-аналог: молодёжь сказала бы — не «раздражает», а «тригерит», ну или «бесит».

А за моей спиной Дарья уже щёлкнула чайником. И даже успела натянуть на себя чёрное кружевное бельё, которое ночью слетело с неё как ненужный атрибут для счастливых людей. Это еще в армии я слышал, что счастливые не только не наблюдают часов, но и не надевают трусов.

Они поздоровались с Лёхой коротким «привет» и продолжили собираться.

Домашний офицер натянул на себя синюю рубашку и брюки, и теперь, закинув пакетик чёрного чая в кружку кипятка, словно ослик ИА, проделывал с ним процедуру «входит и выходит», плюс он разложил на столе две плитки таблеток, которые тоже, видимо, ожидали чая. Если я правильно понимаю этот дом, мы не завтракаем.

— Это что? — поинтересовался я, натягивая бело-красную тельняшку.

— Милдронат и фенотропил, — равнодушно ответил Лёха. — Врач прописал. Чтобы после бессонных ночей с суетологами лучше восстанавливаться. Слава Богу, ты сегодня на смене, хоть высплюсь.

Дарья, тем временем, вызывала такси.

— Леша, тебя подбросить? — спросила она, глядя в телефон.

Тот фыркнул, застегивая китель:

— С задержанными, которые наручники требуют по ночам, на такси не езжу. У меня служебный автобус.

— Автобус до РОВД? — уточнил я.

— Ага, пешкарус, — хмыкнул Лёха и вставил свои ноги в туфли, натягивая фуражку, застёгивая китель.

Дарья залилась румянцем и ничего не ответила на пасс про наручники. Я подошел, приобнял ее за плечи, слегка прижимая девушку к своей пятнистой форме.

— Ничего страшного, — тихо сказал я. — Всё хорошо.

Мы вышли вместе. У подъезда уже ждало такси.

Сев внутри, мой взгляд упал на адрес в ее телефоне. Маршрут строился далеко, через весь город.

— Ты… домой? — уточнил я.

— Да, — просто ответила она.

И я понял. Она живёт где-то за Академгородком, память Славы делилась со мной картинками той местности. Далекой от нашего шумного центра. Где гордо базируются обособленно стоящие от всего мира дорогие особняки, разделённые высокими заборами, какие не могут сниться не то что сержантам, но и полковникам.

Машина тронулась, унося меня из района с общагами вперёд в рабочий день, а Дарью, видимо, в сон на суперудобных кроватях в домик её семьи. Кто они, чем занимаются? Думал я, пытаясь вспомнить, вернее, спросить у тела, в котором я очутился, и единственное, что понял, так это то, что её отец имеет свою пивную фабрику.

Такси подвезло меня к неброскому трёхэтажному зданию из белого кирпича и высадило. Дарья, перед тем как захлопнулась дверь, потянулась ко мне и чмокнула в щёку.

— Ещё увидимся, — бросила она, и машина рванула прочь, оставив меня у знакомых по памяти Славы тыльных ворот со шлакбаумом и КПП.

Я прошёл сквозь вахту, просто махнув рукой, меня тут знали лично, а вот парня после меня остановили и спросили документы, оказалось, что он стажёр и поэтому смена его не знает. Территория вокруг кипела жизнью, какой-то своей, ментовской муравьиной. У входа кучковались сотрудники в такой же, как у меня, пятнистой форме, кто-то курил, кто-то просто стоял, болтая о чём-то своём. Я, кивая и бросая короткие «Здарова», пробирался сквозь эту толчею. Память услужливо подсказывала имена и звания: «Привет, Санёк», «Доброе утро, Дим», «Как дела, Жень?».

Внутри здание оказалось таким же непарадным, как и снаружи. Длинные коридоры, выкрашенные масляной краской, пахнущие пылью, слабым запахом сигарет и остывшей едой из столовой комнаты. По стенам висели бесконечные доски объявлений, поздравления с днём рождения, какие-то графики, портреты командного состава. Из полуоткрытых дверей доносились обрывки разговоров, звонки телефонов, клацанье клавиатур.

Моей целью был кабинет роты. Дверь была приоткрыта. Я вошёл без стука.

Тут был секретарь роты, девушка Елена в звании сержанта за компьютером, и командир взвода прапорщик Мухаматдиев. Он стоял у окна с кружкой кофе, и его осанка, даже в такой, казалось бы, расслабленной позе, выдавала строевую выправку. Сухощавый, жилистый, не высокий, с резкими, скуластыми чертами лица и тёмными, пронзительными глазами, он смотрел на меня бесстрастным, изучающим взглядом. Прапорщик «старой закалки», временно исполнявший обязанности комвзвода в ожидании офицерских погон, казался воплощением служебной педантичности и требовательности. Он был тем, кто не кричал, но чьи тихие, точные замечания били не в бровь, а в глаз.

— Здравия желаю, — поздоровался я со всеми, а Мухаматдиеву пожал руку. Его рукопожатие было сухим и твёрдым, как и он сам.

— О, Слава. — Он кивнул, его лицо не дрогнуло. — Завтра после смены, у тебя до занятий аттестация на оружие. Так что базу подучи на смене, — произнёс он немного хрипловатой речью.

— Есть, повторить базу, — кивнул я.

— Всё, дуй в оружейку. Развод скоро, — произнёс он, поворачиваясь к окну.

— Здравствуйте, — произнесли сзади меня.

И это заставило Ратмира Мухаматдиева повернуться. В роту вошёл тот самый стажёр, которого остановили на КПП.

— И тебе не хворать, — произнёс комвзвода.

— Мне сказали сегодня прибыть, — произнёс он.

— Ты кто? — уточнил Ратмир.

— Стажёр полиции Виктор Бахматский.

— А почему не в учебке?

— Сказали, что мест нет, на следующий набор пойду, — ответил стажёр.

— Понял. Покажи документы, — произнёс Ратмир и, взяв корочку у Бахматского, прочитав там всё, что он хотел прочесть, сообщил: — Бардак, конечно. Так ты иди с Кузнецовым спецсредства получать, а я пока в журнал дежурному тебя впишу.

— Слава, — протянул я руку стажёру.

Парень, сгибаясь в дверном проёме, как молодая поросль, сделал шаг вперёд. Витя был высоким и до неуклюжести долговязым, с угловатыми движениями, будто его конечности жили своей отдельной жизнью. Его лицо с острыми скулами, выступающим подбородком и крупным носом напоминало неотёсанный, но выразительный эскиз.

— Витя, — глуховато отозвался он, и его костлявая ладонь с силой сжала мою в коротком, сухом рукопожатии.

Я шёл в оружейку, а Витя следовал за мной.

— Давно служишь? — спросил он.

— Пять лет уже как, — ответил я.

— Погоди, а что ты еще младший сержант? Тут звания, что не меняются? — удивился он.

— Почему? Каждый год меняются, я просто просто прапорщиком пришёл, — выдал я, а зачем спрашивать, когда по погонам всё и так видно.

— А-а-а-а, шутишь? — догадался Бахматский.

— Шучу, да, — кивнул я.

На самом деле, только сейчас я ощутил последствия бессонной ночи. Чуток штормило, чуток, клонило в сон, но всё это было ничтожно по сравнению с тем, как чувствовал себя старший сержант Лаечко.

Сидя на кожзамовской поверхности чёрных диванов в холле, напротив темнеющего прямоугольника бронированного стекла дежурной части, он казался изваянием. На стеклянном столе рядом стояла полупустая пол-литровая бутылка воды, а он сам, развалившись, откинул голову, словно в ожидании неведомого.

— Иди, получай спецсредства, — произнёс я Вите, указывая на оружейную комнату. Дверь в которую была как раз рядом с дверью в дежурную часть.

А сам подошел к старшему сержанту.

— Здорово, Саша, как сам? — осведомился я.

Александр медленно опустил взгляд с потолка, пронзая меня.

— Да херово! — выдохнул он.

— А чего, как я понимаю, на паре бутылок пива вчера ничего не закончилось? — пытался я разрядить обстановку.

— Да, блин, все только началось. Я потом в «Абсент» поехал, — его голос дрожал от усталости. — Там склеил каких-то двух теток лет тридцати. И с ними, короче, тусили до утра. Я теперь песни восьмидесятых могу наизусть петь. Антипохмелин выпил, даст бог взводный и ротный с дежурным не почувствуют, а на смене за пару часов приду в себя. А ты как?

— Да ничего, — ответил я. — Вчера сразу домой отправился без приключений, короче.

— А память, как твоя? — Саша вернулся к более личным вопросам. — Восстановилась?

— Да, восстановилась, — я старался говорить уверенно. — Есть кое-какие провалы, но я думаю, что все нормально будет. Покажусь гражданскому врачу завтра. Может, витаминки какие-нибудь выпишет.

— Отлично. А то же я начал за тебя переживать, — произнес Лаечко.

Он уже был вооружен: рядом на диване лежал АКС-74У, а бронежилет, словно развешанный на импровизированной вешалке, был нанизан на резиновую палку, которая, в свою очередь, держала и лямочку шлема.

— Иди вооружаться тогда, — благословил меня махом руки Лаечко.

Сказано — сделано. И я направлялся в оружейную комнату, где в данный момент находился какой-то сержант.

Увидев меня, он протянул руку для рукопожатия. Вероятно, это был старший другой группы задержания, так как он получал АКС-74У, патроны к нему и пистолет Макарова с двумя магазинами, дубинку, бронежилет, наручники и шлем.

Собственно, такой же комплект был и у моего старшего. После того как он забрал всё необходимое и вышел, неся комплект на резиновой палке как на вешалке, я вошёл в оружейную комнату. Заглянув в окно, я произнёс:

— Доброго утра. Младший сержант полиции Кузнецов. Получаю броню, палку, газ, наручники свои, каску.

На меня через окно посмотрел, наклонившись, целый капитан.

— Ага, привет. Так, сейчас всё выдам, — сказал он.

Далее он начал передавать мне экипировку. Первым был шлем. Пластиковый и даже не кевларовый, вероятно, не рассчитанный на защиту от пуль или осколков. Затем мне передали длинную прямую палку, судя по изгибам и помятостям, давненько уже бывшую в употреблении. А когда очередь дошла до газа, дежурный взял белый баллон, встряхнул его, удостоверившись в наличии содержимого, и передал мне. Он хотел взять еще наручники, но вспомнил, что они у меня свои. Следом мне в окно просунули бронежилет. Черный и не шибко тяжёлый, килограмма 3–4, с кобурой и отсеком для рации, наручников и дополнительных магазинов для АК. Последним шла рация, тоже чёрная с двумя барашками для громкости и переключения каналов.

Я насадил броню на палку, как и все тут, рацию вставил в нагрудный карман брони и, поблагодарив капитана в окно, вышел. К этому времени у оружейной уже стояла очередь из трёх сотрудников, с которыми я тоже поздоровался. Подойдя к Лаечко, я положил бронежилет рядом с его.

— Не-не, братуха, не сюда! Там Дима пишет, что он уже подъехал. Сегодня на 305-м работаем. Отнести мою и свою броню в патруль, будь другом.

Я улыбнулся. Это напоминало начало неуставных отношений. Или продолжение вчерашней попойки. Однако начинать свою службу с посыла товарища, с которым вчера начинал квасить, было уже совсем не по-мужски.

— Товарищ старший сержант, только из уважения к твоему сегодняшнему состоянию, — сказал я улыбаясь.

— Да, да, — ответил он, продолжая «умирать» на диване, — Сочтёмся.

Я взял два комплекта брони, свою и его, и направился на улицу. По пути, по узкому коридору мимо двери роты, я встретил майора, которого я видел сегодня на стенах этого же коридора; предположительно, это был начальник нашего отдела. ФИО которого я еще не выучил, значит, поможет устав.

— Здравия желаю, товарищ майор, — произнёс я, давая дорогу, на секунду прижимаясь с бронёй к стене.

— Доброго дня, — кивнул он и пошёл дальше.

А я вышел на улицу и осмотрел собравшиеся машины: 305-й, 306-й, 307-й, 310-й — экипажи нашего района стояли в ряд. В 305-м сидел водитель, память Славы Кузнецова поделилась со мной воспоминанием, это был сержант Дмитрий Черепанов. Кивая встречным сотрудникам, я подошёл к «Ладушке» и попытался открыть левую заднюю дверь.

— Ты что, Слав, эта дверь заблокирована. Открывай правую, — произнёс Дима, смотря на меня, словно я с луны упал.

Я обошёл машину, открыл правую заднюю дверь и положил спецсредства внутрь.

«Левая дверь заблокирована, — подумал я. — Вероятно, чтобы подозреваемые не смогли убежать».

Кнопки отпирания замка не было. Зато было отверстие под неё, но сам штырь находился глубоко и был без пластиковой накладки.

— Что, старший опять плохо себя чувствует? — спросил Дима.

— Ну, видать, да, — кивнул я, садясь на заднее сидение.

— Похоже, вчера снова выпивал. Эх, поймают его за задницу. Повесят орден с закруткой на спине, — произнёс Дима. Его бронежилет, кстати, уже ютился возле окна. Теперь же на сидениях у левой заблокированной двери лежало всего по три.

Тем временем экипажи начали строиться у машин. Мы с Димой тоже вышли и встали рядом с экипажем. Бойцы, поправляя форменную одежду, походили на стаю усталых хищников. Лаечко прибыл в числе последних, встав впереди; как и все старшие, он старался не дышать на офицеров. Появился и лейтенант Потапов, наш комроты, энергичной походкой направился к центру площадки. Он был молод, лет тридцати, подтянут. Его тёмные волосы были коротко стрижены, лицо с прямым носом и оценивающим взглядом. Но в уголках его губ таилась едва заметная улыбка, будто он был в курсе чего-то, чего не знали остальные.

Кто-то скомандовал:

— Смирно!

Рядом с ротным, чуть в стороне, встал прапорщик Мухаматдиев, его каменная физиономия являла разительный контраст с живыми чертами Потапова.

— Вольно, — начал Потапов, и строй нехотя расслабился. — Информация за прошедшие сутки. Зарегистрировано шесть заявлений и сообщений о преступлениях, по горячим следам раскрыто два. В районе Торгового центра «Лето» по-прежнему орудует группа карманников, ЧОП не справляется, есть фото с камер, получите ориентировку.

Мухаматдиев раздал на каждый экипаж листок А4 с фото, старшие групп посмотрели и передали его по цепочке назад. Дошла фотка и до меня: двое парней во всём чёрном, фото не самое художественное, радует только, что ребята работают под камерами, видимо, романтики в стиле джентльменов удачи: украл — выпил — в тюрьму.

— Со двора по улице Яковлева, 115, был угнан «Рено Логан», госномер… — ротный продолжал зачитывать происшествия со сводки, а мы все это записали в служебные книжки.

Послышался шелест перелистываемых страниц. Пока мы строчили, Потапов обменялся короткой репликой с Мухаматдиевым, который что-то ему тихо проговорил, кивнув в сторону нашего экипажа. Комроты скользнул взглядом по нашему «Ладе», но ничего не сказал.

— Пароль на сутки Волчанск, ответ Вологда. Теперь по юридической части, — Потапов перевёл взгляд на строевую записку в своей руке. — Сержант Петров, когда применяется физическая сила?

— Применяется регламентирующих службу законов, — произнёс Петров, румяный парень из 306-го экипажа.

— Точно не от балды, когда тебе показалось, что тебе угрожают, пакетом? — переспросил Мухаматдиев.

— Никак нет, товарищ прапорщик, — ответил тот, пряча глаза. По строю прошёлся смешок, видимо, были прецеденты.

— Как статья регламентирующая звучит? — пытал бойца Потапов.

— Сотрудник имеет право лично или в составе подразделения (группы) применять физическую силу, в том числе боевые приемы борьбы, если несиловые способы не обеспечивают выполнения возложенных на полицию обязанностей, в следующих случаях: для пресечения преступлений и административных правонарушений; для доставления в служебное помещение территориального органа или подразделения полиции, в помещение муниципального органа, в иное служебное помещение лиц, совершивших преступления и административные правонарушения, и задержания этих лиц;

— Достаточно. Лаечко, продолжай! — произнёс ротный.

— Для преодоления противодействия законным требованиям сотрудника полиции. Сотрудник полиции имеет право применять физическую силу во всех случаях, когда настоящим Федеральным законом разрешено применение специальных средств или огнестрельного оружия. — скрипя и вальяжно выдавил наш старший.

Потапов кивнул и задал ещё пару вопросов другим бойцам — о применении спецсредств и оружия. Ответы были краткими и, судя по всему, верными. Меня эта чаша сегодня не коснулась, видимо, берегут для завтрашней аттестации на оружие.

А когда весь формализм был исчерпан, вышел дежурный, тот самый капитан, который нас вооружил, и зачитал приказ:

— Смирно! Приказываю, заступить на службу, соблюдая законность, вести охрану жизни, здоровья и имущества граждан. По постам и маршрутам!

После этих слов ротный и дежурный удалились в здание отдела. Но мы так и остались стоять, потому как взводный Мухаматдиев жестом остановил наш порыв разойтись, произнеся:

— Вольно.

Он подошёл к строю почти вплотную:

— Парни, и еще: ночью, когда едете по городу, останавливайте и проверяйте всех. Ночью по городу ходят очень интересные люди. А ты, Лаечко, вместе с Кузнецовым идите-ка за мной в обеденную комнату, поговорим кое о чём.