Месяц, прошедший после нашей с Элизабет свадьбы, был похож на один бесконечный, гудящий день, проведённый в аду. Моим домом стала не роскошная спальня во дворце, а пыльная конторка с видом на горы ржавого металла. Моей музыкой — не придворные лютнисты, а рёв паровых молотов. Моим парфюмом не дорогие одеколоны, а едкая смесь запахов ружейного масла, раскалённой стали и угольной пыли. Дворцовые интриги, казалось, затихли, затаились, переваривая казнь Рихтера и мой новый статус. Аристократия боялась и ненавидела меня, но пока молчала, выжидая. И это затишье я использовал с максимальной эффективностью.
И вот сегодня наступил день приёмки. День, ради которого всё это затевалось.
На длинных деревянных столах, установленных прямо посреди главного сборочного цеха, лежали они. Триста идеальных, смертоносных сестёр-близнецов. Первая серийная партия моих новых винтовок, модель «Штольценбург-2». Улучшенная версия того, что мы на коленке клепали в Каменном Щите. Стандартизированные детали, взаимозаменяемые части, ложе из промасленного ореха, идеально подогнанное под плечо, и стальной ствол, воронёный до глубокой, матовой черноты.
Я брал в руки каждую. Не как барон, проверяющий работу подданных. А как инженер, принимающий своё детище, и как солдат, проверяющий оружие, от которого будет зависеть его жизнь. Мои пальцы, загрубевшие от работы с металлом, привычно скользили по гладкому дереву, проверяли каждый винт, каждый шов. Я вскидывал винтовку к плечу, ловя в прорезь прицела далёкую балку под потолком цеха. Идеальный баланс. Затем самое главное. Щелчок. Сухой, чёткий, механический щелчок взводимого затвора. Ещё один, спуск курка. Эта музыка была для меня слаще любых симфоний. Она была песней порядка, точности и неминуемой смерти для тех, кто встанет на её пути.
— Идеально, — произнесла Брунгильда, скрестив на груди свои мускулистые руки. Она, как и я, была вся в саже и масле, и в её глазах горел огонь творца, довольного своей работой. — Допуски в пределах нормы, сталь закалена по всем правилам. Ни одна не даст осечки. Клянусь бородой моего отца.
— Я знаю, — кивнул я, не отрываясь от осмотра последней винтовки. — Потому что мы делали их вместе.
Закончив проверку, я отдал приказ. Через полчаса на плацу перед мануфактурой, на утоптанной, посыпанной шлаком земле, выстроился мой новый отряд. Мой личный аргумент в любом споре. Моё будущее.
«Железные Ястребы».
Я вышел из цеха и остановился перед ними. Стоял молча, давая им рассмотреть меня. Это был самый странный, самый нелепый и самый многообещающий строй, который я когда-либо видел. В центре сотня людей, ветераны Каменного Щита, закалённые, обветренные мужики, чьи глаза смотрели на меня с полным, абсолютным доверием. Справа от них три сотни орков из отряда Урсулы. Огромные, зеленокожие, они с трудом держали равнение, переминаясь с ноги на ногу и с любопытством разглядывая винтовки в руках людей. В их глазах плескалось неприкрытое предвкушение хорошей драки.
А слева, особняком, стоял самый удивительный элемент этого строя десяток гномов. Добровольцы из команды Брунгильды. Коренастые, бородатые, они держались с угрюмым достоинством, всем своим видом показывая, что они здесь не из-за солдатской муштры, а из чисто профессионального интереса. Их соблазнила не слава и не деньги. Их соблазнила возможность первыми поработать с новой, совершенной технологией, которую они сами помогали создавать. Я видел, как их взгляды то и дело скользят по винтовкам, оценивая качество сборки и баланс.
Люди, орки, гномы. В одном строю. Пару месяцев назад они готовы были перегрызть друг другу глотки из-за сломанной заготовки. Сейчас они стояли плечом к плечу, объединённые не приказом герцога, не древними клятвами и не кровным родством. Их объединяла сталь, которую я дал им в руки.
Я смотрел на эти разношёрстные, полные сдерживаемой энергии лица и впервые в полной мере осознал, что я создаю. Это было не просто элитное подразделение. Это была модель будущего, прототип нового общества, где твоё место определяется не цветом кожи или длиной ушей, а тем, что ты умеешь делать. Винтовке в руках человека было абсолютно плевать, что рядом с ней стоит орк. Паровому молоту было безразлично, кто закладывает под него заготовку гном или человек. Технология была великим уравнителем. Безжалостным, эффективным, лишённым предрассудков.
И глядя на них, я понял, что моя «Кузница» уже начала перековывать не только сталь. Она начала перековывать души. Медленно, со скрипом, с ненавистью и недоверием, но процесс пошёл. И эти воины были его первым, самым важным результатом.
Ночью «Кузница» затихала, превращаясь из ревущего ада в царство остывающего металла и теней. Но для меня работа не заканчивалась. Пока мои бойцы спали, я сидел в своей конторке при свете единственной масляной лампы, склонившись над чертежами. Не оружия, а логистики. Схемы движения вагонеток, графики подвоза угля, расчёты производительности… Война, это не только грохот битвы, это в первую очередь скрип перьев и шелест карт.
Лёгкий сквозняк, пахнувший ночной прохладой и влажной землёй, заставил меня поднять голову. Дверь была закрыта, окно тоже. Но она уже была здесь. Лира стояла в самом тёмном углу комнаты, прислонившись к стене так, что её тёмный плащ почти сливался с тенями. Лишь серебристые волосы и два лисьих ушка, улавливающих каждый шорох, выдавали её присутствие.
— Подарок для твоих новых игрушек, барон, — прошептала она, беззвучно отделившись от стены и подойдя к столу. Её движения были плавными, как у кошки, ступающей по бархату. — Толстый, жирный караван. Тёмные эльфы перебрасывают припасы и свежее пополнение к гарнизону у Пепельного брода. Оружие, провизия, примерно полтысячи воинов, разумеется, магическая поддержка. Идут по старой лесной дороге, но собираются пересечь реку у Чёрного Ручья. Думают, что на открытой местности их никто не ждёт.
Она положила на стол небольшой листок пергамента. На нём было всего несколько строк: маршрут, примерное время прохождения ключевой точки и состав охраны.
Мой взгляд зацепился за название, Чёрный Ручей. Я тут же развернул на столе большую карту местности. Память услужливо подсказала нужный квадрат. Вот она, река, делающая крутой изгиб. Лес подходит к ней с одной стороны, а с другой открытая, холмистая равнина. Идеально.
— Они выйдут из леса и будут пересекать реку здесь, — мой палец лёг на излучину. — Открытое пространство. Они будут чувствовать себя в безопасности после лесных чащоб.
— Считают, что опасность таится только в тени. — кивнула Лира, с любопытством наблюдая за мной.
Я начал чертить прямо на карте, и слова сами собой складывались в приказ.
— Мы не будем ждать их в лесу. Мы ударим здесь, на открытом месте. Мои «Ястребы» займут замаскированные позиции на этом берегу, используя складки местности. Урсула и её орки за этим холмом, вне зоны видимости. Когда головной дозор пересечёт реку и убедится, что всё чисто, основная колонна начнёт выходить из леса.
Лира молчала, но её лисьи глаза горели азартом.
— Как только основная часть каравана окажется на открытом пространстве, мои стрелки открывают огонь по охранению. Цель простая, посеять хаос. Одновременно специальная команда, вот отсюда, закидывает выход из леса горшками с зажигательной смесью. Мы отрежем им путь к отступлению и изолируем арьергард. А когда авангард, уже переправившийся, развернётся, чтобы помочь своим, на них с холма ударит Урсула.
Я отложил карандаш и поднял голову. В дверях моей конторки уже стояли те, кого я вызвал гонцом ещё до прихода Лиры. Урсула, чьё лицо было маской хищного предвкушения. И пара командиров из старой гвардии герцога, приставленных ко мне для «координации». Генерал Кросс, пожилой, седоусый вояка, чья грудь была увешана наградами за давно минувшие битвы, смотрел на мою исчерченную карту с откровенным недоумением.
— Барон, — пробасил он, поглаживая эфес меча. — Вы собираетесь атаковать на открытой местности? Это же самоубийство! Их маги превратят ваших стрелков в пепел за минуту!
— Потому что их маги будут заняты, генерал, — холодно ответил я. — Они будут пытаться спастись от трёхсот пуль, летящих в них одновременно. А когда они попытаются сотворить что-то серьёзное, их встретят орки. Война, это не рыцарский турнир, пора бы уже привыкнуть. И моя задача сделать так, чтобы в итоговом уравнении на нашей стороне были нули в графе «потери».
Генерал нахмурился, явно не удовлетворённый ответом. Для него война была делом храбрости и чести, а не каких-то там «уравнений». Он видел на карте не тактическую схему, а набор непонятных линий и стрелок.
Но когда я повернулся к своим «Ястребам», которых собрал для инструктажа, я увидел совсем другую реакцию. Люди, орки и даже гномы, стоявшие в полумраке цеха, не выглядели сбитыми с толку. Они смотрели на карту, и в их глазах я видел не непонимание, а холодную, сосредоточенную концентрацию. Они впитывали каждое слово. Они были готовы к войне нового типа, где победу приносит не ярость, а расчёт. И я знал, что они не подведут.
Воздух у излучины Чёрного Ручья был неподвижен и чист. Я лежал в неглубокой, наскоро вырытой ячейке, замаскированной дёрном и ветками, и холодный металл моей винтовки казался продолжением моих рук. Впереди, в сотне метров, лениво несла свои тёмные воды река. За ней стеной стоял густой лес. Тишину нарушало лишь сонное журчание воды и редкий крик какой-то птицы. Идеальные условия для нашей работы.
Рядом со мной, в таких же укрытиях, замерли мои «Ястребы». За невысоким, пологим холмом, своего часа ждали три сотни орков Урсулы.
Наконец, из леса показался головной дозор тёмных эльфов. Три десятка воинов в лёгкой броне. Они не спешили, тщательно, методично обшарили сначала свой берег, затем, перейдя реку вброд, начали прочёсывать наш. Они заглядывали за каждый валун, прощупывали копьями каждый куст. Напряжение нарастало. Я чувствовал, как один из молодых бойцов рядом со мной затаил дыхание. Я лежал неподвижно, слившись с землёй, моё сердце билось ровно и спокойно. Целых полчаса они катались туда-сюда буквально в тридцати от наших позиций. Наконец, их старший подал сигнал, что всё в порядке.
Из леса медленно начала выползать основная колонна. Повозки, охрана, маги в своих балахонах. Они выходили на открытое пространство, расслабленные после долгого пути по лесу, уверенные в своей безопасности.
Я ждал, нервы были натянуты, как струна, но в душе царил холодный, звенящий покой. Это была моя стихия, не политика, не интриги. Я следил, как голова колонны достигает центра равнины. Пора.
Я поднёс к губам простой охотничий манок и издал короткую, резкую трель, похожую на крик ястреба.
И мир взорвался.
Слитный, оглушительный залп сотен винтовок ударил по центру каравана. Одновременно с этим с фланга полетели глиняные горшки. Они разбились у кромки леса, и стена огня мгновенно отсекла арьергард от основных сил.
Эффект был чудовищным. Охранение, попавшее под перекрёстный огонь, просто смело. Тела рвало на куски, повозки разлетались в щепки. Выжившие в панике метались по полю, не понимая, откуда пришла смерть.
Авангард, уже перешедший реку, развернулся, чтобы помочь. И в этот момент из-за холма донёсся низкий, утробный, полный первобытной ярости боевой клич.
— ВПЕРЁД! ЗА КРОВЬ И СТАЛЬ!
Это была Урсула. Словно лавина из зелёной плоти и тёмного железа, её орки вырвались из-за холма. Они неслись на врага, и земля дрожала под их ногами. Но это были уже не те орки, что раньше. На них были новые доспехи, выкованные в моей Кузнице, нагрудники и шлемы из закалённой стали, лёгкие и прочные.
Маги авангарда, опомнившись, начали плести заклинания. Тёмные сгустки энергии полетели в сторону орков. Я увидел, как несколько из них врезались в щиты первых рядов. Щиты, сделанные из простого дерева, разлетелись в щепки, но орки за ними лишь пошатнулись. Их новая броня выдержала удар, покрывшись сетью трещин и вмятин, но спасла жизни своих владельцев.
А в следующую секунду орки уже были среди них. Началась резня. Новое оружие, короткие, тяжёлые фальшионы и боевые топоры из гномьей стали, легко прорубало эльфийскую броню. Урсула, работая двумя топорами, превратилась в смертоносный вихрь, оставляя за собой гору изуродованных тел.
Вся операция заняла не больше пятнадцати минут. Когда я дал сигнал к прекращению огня, на равнине воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском догорающей заставы и довольным урчанием орков.
Я спустился вниз, картина была жуткой. Поле было усеяно телами, воздух был густым от запаха крови, гари и озона от эльфийской магии.
— Потери? — спросил я у подбежавшего командира-человека.
— Двое убитых, десяток раненых у орков, барон. Броня… она работает!
Я кивнул. Не ноль, но близко к тому, уравнение сошлось.
Ко мне, перешагивая через трупы, подошла Урсула. Её доспехи были покрыты вмятинами от заклятий, но она сама сияла.
— Вот это битва, человече! — пророкотала она. — Они били магией, а мы стояли! Мы стояли!
— Это победа, Урсула, — спокойно ответил я, глядя на результаты нашей работы. — Победа, добытая сталью и расчётом. Привыкай, так мы и будем воевать.
Обратный путь в Вольфенбург был полной противоположностью нашему скорбному исходу из Каменного Щита. Тогда мы были похожи на похоронную процессию. Сейчас мы возвращались триумфаторами. За нами тянулся караван, гружённый вражеским добром.
Но самый ценный трофей ехал под усиленной охраной. Четверо связанных офицеров тёмных эльфов, включая одного боевого мага. Они были для меня важнее всего золота мира. Они были источником информации.
Я лично сидел в одной из повозок, игнорируя тряску, и, разложив на коленях захваченные эльфийские карты, сверял их с нашими. Это был рентгеновский снимок вражеской логистики.
Когда мы въезжали в те же самые ворота Вольфенбурга, нас встретила ошеломлённая тишина. Горожане и солдаты смотрели на нас во все глаза. Они видели наш почти идеальный строй. Они видели колонну трофейных телег. Они видели пленных эльфов. И они не могли поверить своим глазам.
Старый сержант городской стражи подошёл к моей лошади, его лицо было маской недоумения.
— Барон… Потери?..
— Двое убитых, — ровно ответил я.
Его челюсть отвисла. Он посмотрел на моих бойцов, на их побитые, но целые доспехи, на спокойные, уверенные лица. А потом на пленных офицеров и горы трофеев. И я увидел, как в его глазах недоумение сменяется чем-то другим. Зависть, смешанная с восхищением. Они смотрели на моих воинов как на вестников новой, непонятной и пугающей эры войны.
Новость о нашей победе разнеслась по городу со скоростью лесного пожара. К вечеру об этом шептались в каждой таверне. Меня больше не называли «герцогским инженером». Появилось новое прозвище, брошенное кем-то из солдат и подхваченное сотнями голосов: «Железный Барон». Командир, который приносит не просто победы, а невозможные победы.
Вечером, стоя у окна своей конторки, я физически чувствовал, как невидимые весы власти в столице медленно, но неумолимо начали склоняться в мою сторону. Я становился силой, самостоятельной, эффективной и опасной.
И это означало, что мои настоящие враги, те, что сидят не в тёмных лесах, а в мягких кожаных креслах, теперь будут ненавидеть меня ещё сильнее. И их удары будут куда более изощрёнными, чем атака эльфийского каравана. Затишье кончилось.