Паровая кровь

Глава 16

Победа.

Слово-пустышка. Глухое, как удар по треснувшему колоколу. Оно висело в воздухе, пропитанном едкой вонью горелого хитина и густым, медным запахом крови, чужой и своей. Победа, пахла скотобойней.

Я оторвал сведённые судорогой пальцы от гашеток «Жнеца». Машина молчала, лишь тихонько шипела, остывая, и подрагивала, словно уставший после долгого бега зверь. Вокруг, на вымощенной камнем площади, царил адский натюрморт: горы изуродованных эльфийских тел вперемешку с чёрными, разорванными тушами тварей. Масло, которым ратлинги залили площадь, догорало в нескольких местах, отбрасывая на эту картину жуткие, пляшущие блики.

— Надеюсь, вы рады нас видеть, дорогой барон? — голос Лиры, вкрадчивый и полный неприкрытого ехидства, вырвал меня из ступора. — А то мы, знаете ли, немного волновались, что опоздаем к самому интересному.

Я медленно повернул голову. Она стояла в паре шагов, изящная и смертоносная, как отравленный клинок. Ни пылинки на её чёрном костюме, лишь пара капель чужой крови на щеке, похожих на причудливую родинку. За спиной её кицуне и отряд Кайры молча растворялись в тенях, занимая позиции.

— Рад, Лира, — мой голос прозвучал как скрип несмазанной телеги. — Ещё минут пять, и твоё ехидство пришлось бы адресовать моему остывающему трупу.

Она усмехнулась, её лисьи глаза насмешливо блеснули.

— Ну что вы, барон. Я бы нашла способ донести до вас свои соболезнования и в загробном мире. У нас, кицуне, для этого есть особые ритуалы. Очень… интимные.

Я только мотнул головой, сил на словесный пинг-понг не было. Мой взгляд скользнул по тому, что осталось от моего отряда. Поредевшие ряды «Ястребов», которые, шатаясь, помогали раненым. Гномы, мрачно осматривающие изувеченные тела своих сородичей. И Урсула… она стояла на коленях возле одного из своих павших орков и молча, без слёз, закрывала ему глаза. Из тридцати её воинов, бросившихся в последнюю атаку, на ногах стояло не больше десяти.

— Котёл цел, — пробормотала рядом Брунгильда. Я даже не заметил, как она подошла. Её лицо было в копоти и крови из рассечённой брови, но глаза горели холодным, деловым огнём. — Давление сбросили штатно. Но два патрубка под замену, и подающий лоток снова повело от перегрева.

— Принято, — кивнул я. — Урсула, потери?

Орка медленно поднялась. Её лицо было каменным.

— Двадцать два в живых. И почти все ранены. Мы своё отвоевали, инженер.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, слова сочувствия, благодарности, приказ… Но все слова застряли в горле. Потому что в этот момент из пролома в главных воротах, из тёмных туннелей Кхарн-Дума, начал вытекать поток.

Ратлинги. Сначала это был тихий, нерешительный ручеёк. Несколько воинов с разбитыми щитами, старейшина, которого я видел у ворот. А потом их становилось всё больше. Десятки, сотни. Они выходили из боковых ходов, спускались по верёвкам с верхних ярусов, выползали из нор, о которых я и не подозревал. Вскоре вся площадь, не занятая трупами, заполнилась ими. Молчаливая, серая масса, состоящая из стариков с морщинистыми, как печёное яблоко, лицами, женщин, прижимающих к себе чумазых, испуганных детей, и молодых воинов, многие из которых были ранены.

И все они смотрели на меня. Тысячи пар огромных, чёрных, мокрых от слёз глаз. По спине пробежал холодок, совсем не героический. Липкий, неприятный. Я чувствовал себя самозванцем, актёром на чужой сцене, которому внезапно начали аплодировать за роль, которую он не играл. Я не спаситель. Я просто мужик с большим, очень громким пулемётом, который пришёл сюда решать свою собственную тактическую задачу.

Старый ратлинг, тот самый старейшина, снова вышел вперёд. Он уже не падал на колени. Он шёл медленно, с каким-то новым, обретённым достоинством. Его взгляд был прикован ко мне, но он смотрел не на меня, а как будто сквозь меня, на что-то большее.

— Железный Барон, — его голос, до этого дребезжащий, обрёл силу и зазвучал на всю площадь, усиленный гулкой акустикой пещеры. — В день, когда надежда умерла, ты принёс нам огонь с небес. В час, когда наши стены пали, ты стал нашей стеной. Именем всех кланов Кхарн-Дума, именем всех павших и всех выживших, мы благодарим тебя.

Я молчал. Что, чёрт возьми, я должен был на это ответить? «Всегда пожалуйста»? «Не стоит благодарности, это моя работа»? Любое слово прозвучало бы фальшиво и глупо.

И тогда они начали подходить.

Первым подошёл старый, одноглазый ратлинг, судя по всему, шахтёр, его руки были покрыты мозолями, а плечи ссутулены от многолетней работы под землёй. Он молча положил к моим ногам кусок породы. Не просто камень, в его серой массе, как застывшие молнии, горели ярко-голубые жилы той самой руды. Я знал, чего стоит такой кусок. Это была не просто дань уважения. Это был кусок их души, их единственного сокровища.

Следом за ним подошла женщина с ребёнком на руках. Она положила рядом с камнем маленький, потёртый кожаный мешочек. Из него выкатилось несколько идеально огранённых, тускло поблёскивающих в свете догорающего масла, самоцветов.

А потом дары потекли рекой. Редкие минералы, светящиеся в темноте. Причудливые окаменелости, найденные в самых глубоких шахтах. Древние, покрытые патиной механизмы, шестерни из неизвестного мне, лёгкого и прочного металла, я узнал в них детали какого-то сложного подъёмника. Один из воинов снял с себя фамильный амулет и положил его на растущую гору. Другой свой единственный уцелевший арбалет, инкрустированный серебром. Они несли всё, лучшее, что у них было. Самое ценное, что им удалось спасти из своего разрушенного мира.

Я стоял посреди этого потока поклонения и чувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Это было хуже любой битвы. Там, в бою, всё просто: вот враг, вот цель, вот оружие. А здесь… здесь не было врагов. Здесь была только тяжесть тысяч чужих жизней, которую они добровольно взваливали мне на плечи.

— Они не просто благодарят тебя, — тихо сказала Лира, её голос утратил свою обычную насмешливость. — Они присягают тебе. По их древним законам, дар, принесённый спасителю, это клятва верности. Они отдают тебе не свои сокровища. Они отдают тебе себя.

И в этот момент я всё понял. Я смотрел на эту гору даров, на эти тысячи полных надежды глаз, и ледяная ясность ударила мне в голову, отрезвляя лучше любого нашатыря. Это ключевой момент. Момент, который определит всё моё будущее здесь. Я могу отказаться, отмахнуться, сказать, что я просто делал свою работу, и навсегда остаться наёмным инженером на службе у герцога, винтиком в чужой машине.

Или я могу принять.

Принять эту ответственность, эту власть, эту ношу. Принять судьбу целого народа, который смотрит на меня, как на своего единственного бога из машины. И перестать быть просто инженером Родионовым. Стать кем-то большим.

Я медленно, очень медленно, наклонился и поднял с земли тот самый кусок голубой руды. Он был тяжёлым и холодным, и казалось, тихонько вибрировал в моей руке. Я поднял его над головой, чтобы видели все.

Площадь взорвалась единым, оглушительным криком облегчения, надежды и фанатичной, безоговорочной преданности. Я не чувствовал радости. Только холод в солнечном сплетении и тяжесть этого камня в руке. Тяжесть целого мира.

Нужно было брать это под контроль. Прямо сейчас. Эмоции — хреновый строительный материал. Они хороши для штурма, но для долгой, нудной работы по восстановлению цивилизации нужен бетон прагматизма. Я поднял свободную руку. Не резко, а медленно, властно. И, как ни странно, это сработало. Крик не стих мгновенно, но начал спадать, переходя в гул, а затем в напряжённое, выжидательное молчание. Тысячи глаз были прикованы ко мне.

Старейшина Кирр, который всё это время стоял рядом, поймал мой взгляд. В его старых, мудрых глазах читалось понимание. Он сделал шаг вперёд, и его голос, уже без надрыва, но полный веса, прорезал тишину.

— Народ Кхарн-Дума! Вы принесли дары. Вы отдали последнее, что у вас было. Вы отдали свою верность. Теперь слушайте слово того, кто принял её!

Я сделал шаг вперёд, выходя из-за спин моих потрёпанных воинов. Я не стал взбираться на гору трупов или импровизированную трибуну. Я просто встал перед ними, на одном уровне.

— Я принял ваши дары, — мой голос прозвучал ровно, без пафоса. Я говорил не как король, а как бригадир на утренней планёрке. — И я принимаю вашу клятву. Но давайте начистоту. Я не бог и не спаситель. И я предлагаю вам не чудо, а контракт.

По толпе прошёл недоумённый шёпот. Контракт? Они ждали пророчеств, а получили юридический термин.

— Вы даёте мне свою верность, свои руки и свои знания этих пещер, — продолжил я, чеканя каждое слово. — Взамен я даю вам своё оружие, свои технологии и свою защиту. Я не обещаю вам лёгкой жизни. Я обещаю вам будущее, за которое придётся драться. Будущее, в котором ваших детей не будут жрать твари в тёмных туннелях.

Я обвёл взглядом их лица, измождённые, грязные, но полные нового, осмысленного внимания.

— С этого дня всё меняется. Больше нет беженцев Кхарн-Дума. Есть подданные баронства фон Штольценбург. С этого дня эти пещеры, эти туннели и этот город не просто ваш дом. Это территория моего феода. Моя земля. И я буду защищать свою землю и своих людей до последнего патрона и до последнего удара сердца.

Пауза. Гнетущая, звенящая. А потом я поднял кусок руды выше.

— Ваша руда станет нашей сталью. Ваши туннели нашими дорогами. Ваши воины моими солдатами. Вместе мы превратим это подземелье не в могилу, а в крепость. В нашу общую Кузницу, которая перекуёт эту войну. Вы со мной?

Это был взрыв, сознательный, яростный, полный решимости рёв людей, которым только что дали не просто надежду, а цель. Они больше не были жертвами. Они стали частью чего-то большего.

Мой феод, до этого существовавший лишь на пергаменте в пыльном архиве герцога, обрёл плоть, кровь и территорию. Пусть и под землёй, в вечной темноте. Я больше не был просто «герцогским инженером», прикомандированным к армии. Я стал феодалом. Правителем. Со своей землёй, со своим народом и со своей собственной, личной армией, которая присягнула не герцогу, а лично мне.

И я прекрасно понимал, что этот рёв одобрения, звучащий сейчас внизу, наверху, в Вольфенбурге, будет услышан как грохот государственного переворота.

Мы отошли в одну из боковых, менее разрушенных зал, оставив ратлингов разбираться с последствиями боя и праздновать своё обретённое будущее. Атмосфера мгновенно сменилась с пафосно-торжественной на деловую и напряжённую.

— Подданные баронства фон Штольценбург, — медленно, смакуя каждое слово, протянула Лира. Она прислонилась к стене, скрестив руки на груди, и её лисьи глаза насмешливо поблёскивали. — Звучит… Весомо. Особенно если учесть, что это «баронство» до сего дня состояло из пары деревень, которые ты в глаза не видел, и клочка бумаги с герцогской печатью.

— Теперь у него есть ещё и самая большая крысиная нора в мире, — проворчала Брунгильда. Она уже разложила на уцелевшем каменном столе инструменты и с сосредоточенным видом ковырялась в повреждённом клапане от «Жнеца». — И, что куда важнее, доступ к неразработанным жилам вот этой дряни. — Она кивнула на кусок руды, который я поставил на стол. — Если тут её столько, сколько я думаю, мы можем переходить на новую марку стали в промышленных масштабах. Это меняет если не всё, то очень многое. Новая сталь держит удар Пожирателей и неплохо противостоит магическим атакам, не всем, разумеется. Но и боевых магов высокого ранга, что готовы стоять в строю тоже не шибко много, они те ещё ссыкуны, любят прятаться за спинами охраны.

— С точки зрения тактики это тоже меняет всё, — вставила Урсула. Она оторвала от своего доспеха погнутый наплечник и с лязгом бросила его на пол. — У нас теперь есть крепость, почти неприступная, чёрт подери, база в глубоком тылу врага. И рекруты, эти крысята дрались, как черти. Дать им нормальное оружие и немного выучки, и из них получатся отличные стрелковые отряды для подземной войны.

Они все были правы, каждая со своей колокольни. Брунгильда видела ресурсы и производство. Урсула плацдарм и штыки. Но только Лира видела всю картину целиком.

— Вы все мыслите категориями войны с эльфами, — тихо сказала она, и её голос заставил их замолчать. — А наш дорогой барон только что, не моргнув глазом, объявил войну ещё и герцогу.

Брунгильда подняла на неё глаза от своего клапана.

— Не мели чепухи, лиса. Он просто принял вассальную клятву от спасённого народа. Это его право, как феодала.

— Право? — Лира тихо рассмеялась. — Девочка моя, ты хоть представляешь, что сейчас начнётся в Вольфенбурге, когда туда дойдёт эта весть? «Выскочка-инженер, которому мы из милости дали титул, создаёт под землёй собственное королевство!» Он подчинил себе целую расу! Он строит свою армию! Аристократы, которые и так его ненавидят, взвоют так, что в ушах заложит. Они потребуют у герцога объявить тебя предателем и изменником.

Я молчал, слушая её. Она озвучивала мысли, которые уже роились в моей голове.

— Герцог не идиот, — возразила Урсула. — Он понимает, что без Михаила им всем крышка.

— Герцог — политик, — отрезала Лира. — И он сидит на троне, который шатается. Давление знати, страх перед вашим усилением, слухи, которые распустят наши «друзья»… Он может и не захотеть, но его заставят. Ты только что поставил ему шах, барон. И теперь он должен либо съесть твою фигуру, либо отдать половину доски. А старый волк Ульрих не любит отдавать даже пешки.

Она подошла к столу, взяла в руки кусок руды и взвесила его на ладони.

— Это не просто камень. Это корона! Корона подземного короля. И она очень, очень тяжёлая. Ты уверен, что готов её носить? Потому что теперь тебе придётся воевать на два фронта. Один здесь, внизу, с эльфами. А второй там, наверху, и я не уверена, какой из них опаснее.

Она была абсолютно права, я это прекрасно понимал. Я пересёк Рубикон, мой маленький, уютный мир, где я был всего лишь инженером, выполняющим важную работу, рухнул. Теперь я был игроком, и остальные фигуры этого не простят.

— Да, — тихо, но твёрдо сказал я, встречая её пронзительный взгляд. — Уверен. Потому что наверху я завишу от их интриг, от их ресурсов, от их милости. А здесь… здесь я только от прочности стали и точности чертежа. Здесь я сам устанавливаю правила.

Я забрал у неё камень, он больше не казался таким тяжёлым. Теперь он был просто ресурсом, первым кирпичом в основании чего-то нового.

— Урсула, займись ранеными и организацией обороны. Брунгильда, мне нужен полный отчёт о состоянии «Жнеца» и список необходимых деталей. Лира, готовь самого быстрого гонца.

Она вопросительно изогнула бровь.

— И что же мы напишем нашему дорогому герцогу? Слёзное покаяние?

— Нет, — я усмехнулся. Холодно, без веселья. — Мы напишем ему официальное уведомление. О расширении границ его герцогства. И приложим к нему счёт за проведение военной операции по защите его новых земель. Пусть аристократия подавится от ярости.

Лира смотрела на меня, слегка склонив голову набок, и в её янтарных глазах плясали весёлые, хищные огоньки. Она не сомневалась, не осуждала. Она наслаждалась моментом. Хаос был её стихией, а я только что подбросил в костёр канистру с бензином.

— «Официальное уведомление», — протянула она, смакуя слова, как дорогое вино. — Барон, вы не просто играете с огнём. Вы в нём танцуете.

— А теперь будь любезна, — ответил я, скрестив руки на груди. — Расскажи нам, как вы здесь оказались? Мой отряд шёл сюда на отчаянный зов о помощи. А твой отряд, вооружённый моими винтовками и старым пулемётом из Каменного Щита, оказался в нужное время в нужном месте, как рояль в кустах. Это точно не совпадение. Докладывай.

Лира усмехнулась, её улыбка стала шире.

— Ах, как я люблю, когда вы говорите со мной на языке приказов. Это так… возбуждает. — Она сделала театральную паузу, наслаждаясь нетерпеливым ворчанием Брунгильды и хмурым взглядом Урсулы. — Всё очень просто, мой дорогой барон. Пока вы тут играли в спасателя, работа на поверхности не стояла на месте.

Она сделала знак, и из тени выступила Кайра. Девушка-снайпер изменилась. Ушла былая неуверенность, на её месте появилась холодная, выверенная точность командира. Она молча протянула Лире тугой свиток из тёмной, неприятной на ощупь кожи.

— «Кузница» работает, — продолжила Лира, разворачивая свиток. — И пока ваш основной отряд «Ястребов» был с вами, мы сформировали второй, резервный. Тренировали их на новом полигоне, вдали от любопытных глаз. Кайра проделала отличную работу. Её птенцы стреляют не хуже ваших.

Кайра коротко кивнула, принимая похвалу как должное.

— Но просто стрелять скучно, — Лира провела пальцем по свитку. — Мои «Лисы» тоже не сидели без дела. Мы засекли активность тёмных эльфов в предгорьях, в секторе, который считался глубоким тылом. Небольшие, но хорошо охраняемые отряды. Слишком хорошо для обычных патрулей. Мы предположили, что они возят что-то важное. И устроили им небольшой сюрприз.

Она повернула свиток ко мне. Текст был написан вязью из острых, хищных рун, но рядом, каллиграфическим почерком Лиры, шёл перевод.

— Отряд Кайры обеспечил огневое прикрытие, мои девочки тихую работу. Перехватили курьера, и вот что он вёз. — Она ткнула пальцем в середину текста. — Приказ за подписью одного из генералов леди Мортаны, верховной жрицы тёмных. Приказ штурмовой группе, той самой, что вы только что пустили на фарш, взять Кхарн-Дум любой ценой. И не для того, чтобы истребить ратлингов. О, нет.

Она сделала ещё одну драматическую паузу.

— Вот, читайте. «…захватить узел магистральных туннелей Кхарн-Дум, обеспечив беспрепятственный выход ударных корпусов в тыл герцогства Вальдемар в районе Чёрного Леса. Срок — две недели».

В наступившей тишине слова эхом отдавались в голове. Чёрный Лес. Это было всего в дне пути от Вольфенбурга. Они не просто хотели захватить город. Они хотели вскрыть нам брюхо, пройти по этим туннелям, как по метро, и вынырнуть прямо у стен беззащитной столицы, пока вся армия герцогства топчется на границах.

— Сукины дети, — глухо прорычала Урсула. — Значит, мы не просто крыс спасали. Мы затыкали дыру в их собственном заборе, о которой эти тупицы в сияющих доспехах даже не подозревали.

— Именно, — кивнула Лира. — Как только мы это прочли, стало ясно, куда вы направились. И что вашими силами вам не выстоять. Мы взяли пулемёт, мастера Брунгильды его как раз довели до ума, и рванули по вашим следам. Успели как раз к финалу.

Брунгильда, до этого молчавшая, оторвалась от своего клапана и подошла к столу. Её взгляд инженера пробежался по карте, которую Лира набросала рядом с переводом.

— Этот лаз… он выходит прямо в подбрюшье Чёрного Леса, — сказала гномка — Минуя все три линии обороны герцога. Логистический кошмар для них, если мы его удержим. Идеальный плацдарм для нас.

Теперь всё встало на свои места. Моя авантюра, начавшаяся как гуманитарная миссия, обернулась ключевой стратегической операцией. Я не просто спас расу от геноцида. Я сорвал блицкриг, который мог бы закончить эту войну в считанные недели. И герцог, и его генералы, и вся их аристократическая шваль даже не догадывались, на краю какой пропасти они стояли.

Холодная, злая уверенность наполнила меня. Я больше не блефовал. У меня на руках были не просто козыри. У меня был флеш-рояль.

— Лира, — мой голос прозвучал твёрдо, без тени сомнения. — У тебя есть чистый пергамент и чернила?

Она усмехнулась, извлекая из походной сумки идеально чистый лист и походную чернильницу.

— Всегда с собой, барон. Никогда не знаешь, когда придётся писать, донос или любовную записку.

— Сегодня будет нечто среднее, — сказал я, усаживаясь на ящик из-под боеприпасов. — Пиши. «Его Светлости герцогу Ульриху фон Вальдемару от барона Михаила фон Штольценбурга. Официальный рапорт».

Лира вопросительно изогнула бровь, но её перо уже заскрипело по пергаменту.

— «Первое. Настоящим докладываю, что в ходе проведения разведывательно-диверсионной операции в глубоком тылу противника, мной был обнаружен и нейтрализован крупный плацдарм тёмных эльфов, готовившийся к нанесению удара по столице герцогства».

Урсула хмыкнула в кулак. Брунгильда, не отрываясь от работы, одобрительно крякнула.

— «Второе. В ходе операции под мой контроль перешёл стратегически важный узел подземных коммуникаций, город-крепость Кхарн-Дум, вместе со всем населением, присягнувшим на верность герцогству в моём лице».

Лира подняла на меня глаза, и в них плясали черти. В них прямо читалось: «какая наглая, восхитительная ложь».

— «Третье. Силами моего отряда и примкнувших к нему новых подданных герцогства, угроза прорыва в тыл ликвидирована. Территория баронства фон Штольценбург, таким образом, расширена и включает в себя систему туннелей Кхарн-Дум. Прилагаю предварительную карту новых границ».

Я кивнул Лире, и она беглым, но точным движением набросала на полях схему пещер.

— «Четвёртое. Ввиду стратегической важности объекта и для предотвращения повторных атак, я принял решение основать здесь постоянный гарнизон и производственную базу. Прошу содействия в организации поставок продовольствия и необходимых материалов».

Я сделал паузу, подбирая слова для финального аккорда.

— «P. S. Прилагаю трофейные штандарты, доспехи и оружие. Также прилагаю предварительный счёт за расход боеприпасов, амортизацию уникального оборудования и премиальные выплаты бойцам, участвовавшим в операции по защите столицы. Честь имею».

Когда я закончил, в зале на несколько секунд повисла тишина. А потом Урсула расхохоталась. Громко, раскатисто, от души.

— Михаил, ты самый наглый сукин сын, которого я встречала! — выла она, хлопая себя по колену. — «Счёт»! Он выставил герцогу счёт за то, что захватил себе королевство!

Лира закончила писать, аккуратно посыпала чернила песком и свернула пергамент. Её лицо было совершенно серьёзным, но глаза смеялись.

— Этот документ взорвёт Вольфенбург, — констатировала она. — Герцог будет рвать и метать. Аристократы потребуют твою голову. Немедленно.

— Пусть требуют, — сказал я, поднимаясь. Холодный узел в животе, который я чувствовал раньше, развязался, сменившись стальной решимостью. — Теперь у меня есть то, чего у них нет. Неприступная крепость и лояльная армия. А ещё неисчерпаемый источник руды, которая является ключом к этой войне. Они могут сколько угодно кричать в своей столице. Но чтобы достать меня здесь, им придётся сначала попросить моего разрешения войти.

Я взял у неё свиток. Он был тяжёлым, как приговор старому миру интриг и спеси.

— Найди мне самого быстрого и надёжного из ратлингов, — сказал я Лире. — Пусть доставит это в Вольфенбург. И пусть не торопится возвращаться.

Моя война за личную независимость от двора началась не с грохота пушек. Она началась со скрипа пера по пергаменту. И я знал, что этот тонкий свиток нанесёт старому порядку рану куда более страшную, чем любой наш пулемёт.