— Всегда готов, — пожал я плечами.
Посвящение, надо сказать, торжественностью не отличалось. Процедура была скорее рядовая, дежурная.
Для начала дверь открыл ворчливый дядька с повязкой на одном глазу, который, видимо, до сих пор спал.
— Егор, ты, что ли? — буркнул он, увидев «моего» охотника. — Принесла нелёгкая.
— Я, Прохор, — усмехнулся обзаведшийся наконец именем охотник. — А ты чего тут скучаешь?
— Дежурство, — зевнул Прохор. — Устал, как собака, в дальних угодьях охотился. Так поди разбери, кто на кого! На одном восстановлении неделю без роздыху — думал, сдохну. Ещё и почтивесь хабар там бросить пришлось. Заходите, чего встали. Это кто с тобой?
— Новичок, — хлопнул меня по спине Егор. — Нашёл в дальней деревне, почувствовал. Представь, ему сила подчинилась без посвящения. Знак Меча дала.
— Новичкам везёт, — не слишком впечатлился Прохор. — Ты, юнец, не задавайся — дольше проживёшь.
— Да я вообще молчу, — пожал я плечами.
— Звать-то тебя как?
— Владимиром.
— Ишь, ты! — Вот тут Прохор остановился посреди сеней и как-то странно переглянулся с Егором. — В деревне, говоришь, нашёл?
— Там… непросто, — признал Егор. — Но нас-то ведь оно не касается?
— Твоя правда. Ну, идём.
Моих познаний хватало на то, чтобы понять: абы кого здесь Владимиром звать не будут. Ну так и я, как оказалось, не абы кто, а имею некое отношение к некоему графу Давыдову. И что-то подсказывает — вряд ли этот граф меня на помойке нашёл. Чую, тут отдельная интересная история закопана.
Строение состояло из нескольких смежных помещений, явно рассчитанных на единовременное пребывание как минимум десятка людей. Как я понял, нечто среднее между штабом и клубом. В одной из комнат, самой большой, стояли широкие лавки с соломенными матрасами, а на полу лежали тюфяки — здесь мог заночевать целый отряд в случае необходимости. В следующем помещении, которое являлось смысловым и физическим центром, находились русская печь и длинный стол с лавками по бокам. Здесь кашеварили и столовались.
И, наконец, в третьем помещении была устроена бухгалтерия. Шкафы с бумагами, стол с письменными принадлежностями и почему-то пнём.
Серьёзно, на столе с краю стоял самый натуральный пень. Может, пресс-папье такое, антуражненькое? Чёрт бы его разобрал…
Прохор уселся за стол. Открыл здоровенный гроссбух и, макнув перо в чернильницу, начал писать.
— Давайте с хабаром сперва.Чего у вас?
Егор вывалил на стол десяток костей из мешка.
— Угу, — не удивился Прохор и вывел в книге десятку. — Деньгами хочешь?
— А что есть? — спросил Егор.
— Амулетов немного подвезли. — Прохор посмотрел в сторону прибитых к стене полок. — Погляди, может, что сгодится.
Пока Егор глядел, я выложил на стол свои три кости.
— Крыс бил, — сказал Прохор без вопросительной интонации.
— Волкодлака, — поправил я.
— Ишь, ты… — опять обалдел Прохор. — Волкодлака… Ну, добро, добро.
Я уже понял, что факт убийства волкодлака в одну каску здесь — не самое рядовое явление. Мне каким-то образом помогла какая-то сила, что бывает редко, и на что рассчитывать — глупо. Вопросов было много, но, по ощущениям, я двигался в правильном направлении. И потому спокойно ждал, пока тайны мироздания начнут передо мной открываться. Кто как любит, но лично я предпочитаю, когда девушка сама раздевается.
Кстати, о девушках… Двадцать лет без дела пролежал. Ох, и не терпится же дел натворить!
— Деньгами возьмёшь? — так же, как Егора, спросил меня Прохор.
Поскольку Егор никаких инструкций на этот счёт не оставил, я кивнул:
— Деньгами.
С амулетами разобраться ещё успею, а деньги — они и в Африке деньги. Шмот раздобыть — приоритетная задача. Ну и оружие, раз уж меня в охотники произведут.
Прохор побарабанил пальцами по странице гроссбуха, цокнул языком.
— Н-да. Только сперва посвятить тебя надо. Для порядку. Мы от гражданских лиц хабар не принимаем. Ты как, Владимир, охотником стать хочешь?
— Хочу.
— А знаешь ли ты, что это такое?
— В общих чертах понял. Бегать по лесам, убивать тварей, спасать людей, становиться сильнее.
— Ну… Хм… В общих чертах — да, — озадачился Прохор и почесал повязку на глазу. — Там, по уставу, покрасивше изъясниться бы надо, но я всё никак проснуться не могу. Эй, Егор! Хорош бирюльки перебирать, как девица. Иди сюда.
Егор вернулся с кислой физиономией.
— Барахло твои бирюльки, — сказал он. — Деньгами возьму.
— Твой выбор, твоё право, — отмахнулся Прохор. — Давайте. — Он подвинул на середину стола пень. И я обнаружил, что в нём с обеих сторон имеются отверстия. — Ты, Владимир, готов ли вступить в орден Падающей Звезды, служить его интересам и очищать мир от скверны?
— Готов, — пожал я плечами.
— Положи руку в отверстие. Ты, Егор. Готов ли взять в ученики Владимира?
— Готов, — кивнул Егор и положил руку в отверстие со своей стороны.
— Ты, Владимир, принимаешь ли Егора своим Мастером?
— Принимаю.
Руку обожгло болью. Я инстинктивно тут же её выдернул и поднёс к глазам.
Боль быстро утихла. А на тыльной стороной ладони отпечаталась выжженная падающая звезда. Маленькая; издалека — как будто сажей мазнуло.
— Ну, вот ты и один из нас! — провозгласил Прохор. — Ополченец-ученик, одна звезда.
Я продолжал рассматривать метку. Потом перевёл взгляд на руку Прохора, у которого таких звёзд было — семь. На руке Егора я ничего не увидел. Его ладонь была затянута в перчатку с обрезанными пальцами.
— Так это что, потом постоянно руку в пень пихать? — не удержался я от скепсиса.
Прохор и Егор заржали.
— Нет, — пояснил Егор, который теперь официально стал моим наставником. — Новые метки сами появляются. И вот тебе, кстати, маленькая мудрость: заведи перчатку, как у меня. Чтобы каждый встречный-поперечный не знал про тебя сразу всё. Чем люди меньше знают, тем лучше.
— И то верно, — согласился Прохор. — А на меня не смотри, я спал просто. Да и здесь свои все. — С этими словами Прохор достал из-за пазухи перчатку и натянул на руку. — А так — да, лучше не светить почём зря. Твари — они, знаешь, тоже не дурные. Особенно высокоуровневые. Пусть лучше недооценивают тебя — они, падлы, заносчивые.
Сложно, на мой взгляд, недооценить охотника с единственной меткой на руке. Но я не сомневался, что скоро это дело поправлю.
— Ну, к деньгам. — Прохор погонял пальцем по столу одну из моих косточек. — Три штуки твоих, Владимир, Ополченец-ученик. То есть, три серебряных рубля.
Понять, много это или мало, мне пока было не по силам. Крестьяне, у которых я жил, обитали в такой жопе, что жили преимущественно бартером и натуральным хозяйством. Платить было особо некому, вот и в разговорах деньги не возникали. Поэтому я просто кивнул. Сгрёб со стола три монеты и бросил их в свой мешок. Егор забрал десять.
— Идём? — посмотрел я на Егора. — Назад, до места подкинешь?
— Погоди! — вспомнил Прохор. — Ты грамотный, Владимир?
— Да.
— Тогда вот тебе подспорье.
Подспорьем оказалась книга, которую Прохор взял с полки. Деревянный переплёт, криво нарезанные листы. А на обложке — падающая звезда.
— Откроется только под рукой кого-то из нашего ордена, — пояснил Прохор. — Здесь — всё, что мы знаем. Толкования рангов, известные знаки, про тварей тоже прочтёшь. Слова попадаются мудрёные, запоминать много нужно. На год тебе учёбы хватит. А потом, как подучишься, можно и за охоту браться потихоньку.
Так-то я кивнул, но мысленно фыркнул. Прохор, видимо, посчитал меня безграмотным крестьянином. Слова мудрёные, ишь ты! Конечно, местная азбука была малость непривычной, но я таки обладал фотографической памятью. Год сидеть над одной книжкой? Ха! Через год я три своих напишу.
В мешок книга еле влезла, здоровенная оказалась. Попрощавшись с Прохором, мы вышли из оплота и остановились на пороге. Дверь за нами закрылась.
— Ну и что, пойдёшь теперь усадьбу Давыдова искать? — спросил Егор.
— Пойду, — кивнул я. — До деревни докинешь?
— Да, Знак я там оставил. Где искать-то тебя потом?
— Это через год, что ли? — Я фыркнул. — Приходи завтра-послезавтра в усадьбу, поговорим. На охоту сходим.
— Владимир, — вздохнул Егор. — В первый раз тебе повезло. Но не думай, что всегда так будет. Охота — это тебе не развлечение.
— Ну, знаешь, если так к делу относиться — к тридцати годам выгорание и антидепрессанты гарантированы.
— Что?
— Что?
Мы посмотрели друг на друга. Но тут наша беседа оборвалась сначала звонким ударом хлыста, а потом громким визгом. Я перевёл взгляд на дорогу и увидел пренеприятнейшую картину.