Охотники за дурью

Глава 19 Вор с мошенника шапку снял

Декабрь 1994 года.

Дорожный район.

Кабинет начальника отделения «О» Дорожного РОВД.

— Добрый день, Максим Викторович. — шаркнул я ножкой: — Разрешите?

— Что тебе, Громов? — взгляд начальника был зачумленным: — Иди к остальным и пиши объяснительную, где был все утро…

— Громов? — обернулся ко мне один из посетителей, которого бы я назвал «уверенным»: — Да нет, мне кажется, что Громову лучше остаться и тоже послушать, а то, я слышал, он у вас совсем неуправляемый.

— У меня все управляемые! — огрызнулся Поспелов.

— Можно, я тогда скажу, да мы пойдем, а то половину дня в этом сарае потеряли. — вмешался в разговор второй посетитель, которого бы я охарактеризовал, как пижона: — Так вот, повторяю, для всех господ милиционеров. Господин Бубнов Ильяс Рахимович, которого я здесь представляю, как его адвокат, и квартира которого вчера была подвергнута беспрецедентному налету со стороны вашего отделения, проведенному под прикрытием сомнительной санкции прокурора на проведение обыска, сегодня ждет от всех вас официальных извинений в присутствии его соседей по дому, так как он является уважаемым бизнесменом и его личной и деловой репутации вчера был причинен колоссальный ущерб, который измеряется миллионами. И еще, если вы навсегда не забудете домашний адрес господина Бубнова, то в следующий раз в отношении вас будет возбуждено уголовное дело, с взысканием с вас лично миллионных сумм возмещения морального вреда.

— Так вы что, адвокат Бубна? — обрадованно воскликнул я.

— Да, я адвокат господина Бубнова. Возьмите. — в мою сторону по столу скользнул бумажный квадратик визитной карточки, густо украшенный позолотой.

— А вы? — я повернулся ко второму посетителю: — Тоже адвокат?

— Я старший оперативный уполномоченный из областного управления майор Свирский Алексей Глебович.

— Ив каком качестве вы здесь находитесь? Крышей Бубнова выступаете? — продолжал допытываться я, не обращая внимания на злобное шипение Поспелова, требующего, чтобы я немедленно заткнулся.

— Да я…- майор Свирский с грохотом опрокидываемого стула вскочил, но, оценив, что он на пару сантиметров ниже меня, бросаться в драку не стал.

— Я вам как коллега хотел помочь, с трудом уговорил Владимира Леонидовича… — майор кивнул в сторону адвоката: — Не рубить сплеча и дать вам возможность реабилитироваться, но, сейчас вижу, что зря. Для вас же, идиотов, стараешься, но никакой благодарности…

— И не говорите, господин майор, люди свиньи. — я записывал данные высокопоставленного офицера на клочке бумаги, чтобы не забыть и ничего не перепутать: — Стараешься для них, стараешься, как будто это одному мне надо, а в ответ — «Громов, пошел на хрен» и никакого спасибо. Но я, на всякий случай рапорт в областное управление напишу, чтобы вас проверили на связь с Бубном. А у вас, господин адвокат, я бы хотел узнать, где господин Бубнов числиться, потому что сегодня следователю он не смог внятно объяснить, чем он официально занимается…

— Какому следователю? — поразился адвокат Владимир Леонидович: — Вы же вчера ничего не нашли? На каком основании — следователь? Или вы что, слепили дело, подкинув моему клиенту в карман грамм героина? Что вообще происходит? Знаете, Громов, если я узнаю, что вы к этому руку приложили, я даю руку на отсечение, что вас посажу!

— Ну, не грамм, а почти пол килограмма наркоты я вашему клиенту напихал… — пожал я плечами: — Кстати, Бубен так переживал бедняжка, что все утро не мог вам дозвониться. Вы где были? Поэтому и пришлось вашему клиенту соглашаться на дежурного адвоката соглашаться…

— Да не торопитесь вы так! — крикнул я в спины убегающим посетителям:

— Его уже в ИВС увезли, я сам его в машину усадил и платочком помахал.

— Спасибо сказать не хотите? — повернулся я к сидящим на диване начальникам, на лицах которых застыла смесь глубочайшего удивления и… наверное злобы: — Не хотите? Ну, как хотите.

Я вышел в коридор, громко хлопнув дверью, шагнул в кабинет к операм.

— Небогатов, Николай, поедешь «наркош» ловить?

— Паша, ты не обижайся, но мне сказали, что если я еще раз на развод опоздаю, мне выговор и лишение премии, а мне денег к Новому году край надо.

— Да и черт с тобой. — я скатился по ступенькам на улицу, замер на крыльце, старательно вдыхая морозный воздух, после чего, крутанувшись на каблуках, побежал в сторону Дорожного РОВД.

Сердце Города.

Угол улицы Переворота и Ноябрьской.

Стоило согласовать с Горэнерго выделение мощности на дом и согласовать подключение к коммуникациям, как в померзшей коробке многоэтажного здания затеплилась жизнь. В коморке на первом этаже появилась табличка «Домоуправление».

Какие-то мужики, матерясь, тащили наверх коробки с керамической плиткой и мешки с цементом, навстречу им спускали мешки с кусками штукатурки, где-то визгливо завывала электрическая дрель и что-то бухало, как бы не кувалда.

Открыв картонную дверь ключом производства нашего городского авиазавода, замки которого отличались пониженной секретностью, я вошел в свою квартиру.

Кухня на восемь метров, раздельный санузел с и нелепый узкий коридор, отклеившиеся из-за холода дешевые обои и дохлые тепловые конвекторы, которые надо менять, но это было мое первое настоящее жилье, в которое я мог заселиться уже сейчас, если прикрутить смеситель к трубам и установить унитаз. Я чуть приоткрыл вентиль с холодной водой, намочил тряпку и тщательно протер широкий подоконник, так как это было единственным метом, куда можно было присесть. Постелив под зад распечатки ИЦ, я принялся изучать доступную информацию о Бубнове Ильясе Рахимовиче. Судя по всему, господин Бубнов купил квартиру на Новом жилмассиве три месяца назад, а до него там жил пьяница, дебошир и моральный разложенец, некий Самохин, список доставлений которого в РОВД, а также привлечения к административной ответственности занимал два листа мелким шрифтом. А гражданин Бубнов совсем недавно проживал на улице Партсъезда, где почему-то остались проживать несколько господ Бубновых, судя по всему жена и дети Ильяса Рахимовича. А нет, судя по документу, там еще жил и папа жены Бубнова. Получается, что Бубнов и не Бубнов вовсе, а лишенец, что взял фамилию жены?

Я задумался. Денег у Бубнова в квартире я не нашел. К сожалению, Герда не была натаскана на запах денег, а то бы мы с этой девочкой… По внешнему виду, сам барыга наркотиков не употребляет, а значит деньги у него должны быть. Двое детишек — погодков и жена младше фигуранта, да еще машина, записанная на старика — тестя…

Пока я изучал многочисленные листы с информацией из ИЦ УВД, за окошком потемнело и в ясном, морозном небе зажглись первые звезды. Опять я не явился на вечерний развод, премии меня точно лишат. Но выживать как-то надо, значит премию придется заработать самостоятельно. Я запер входную дверь квартиры, спустился на улицу и, сев в машину, попробовал завести остывший двигатель. Со второго раза он, чихнув пару раз, завелся и подождав пять минут, я поехал в сторону нашего антинаркотического отделения. Окна наших кабинетов были темными, народ разбежался п своим делам, и я смело двинулся к кабинету начальства, ключ от которого остался у меня с той поры, когда Максим пытался приблизить меня к себе. В кабинете отца-командира меня интересовал лишь письменный набор, в котором, в специальном отделении, плотной стопкой, лежали десятки картонных квадратиков. Надев нитяные перчатки и перебрав всю пачку, я нашел нужный, а остальные убрал на прежнее место, после чего запер дверь, радуясь, что мой нынешний начальник не утруждает себя опечатыванием служебных помещений личной печатью, забив болт на приказы министерства.

Улица Партсъезда.

Костюм, в который я обрядился, прежде чем посетить эту улочку на окраине Города выбирала мне Ирина, мечтая, что став депутатом, она вольется в светскую жизнь Города, поэтому ее спутник в моем лице должен выглядеть «прилично». Костюм действительно выглядел солидно, и, вкупе с очками с простыми стеклами, швейцарскими часами в корпусе «желтого металла», которые я тоже никогда не носил, золотой заколкой галстука и массивной печаткой с крупным зеленым камнем, должен был изменить мой образ до неузнаваемости.

Такой солидный дядя, которого я сегодня вечером изображал, не мог передвигаться по улицам Города на потрёпанной «копейке», поэтому машину я оставил в соседнем дворе, и сейчас, рискуя упасть на новых лаковых туфлях, я ругаясь вполголоса, пробирался нечищеными дорожками к нужному мне двухэтажному дому послевоенной постройки.

В подъезде ожидаемо пахло кошками, стены подъезда были испещрены десятками проводов и кабелей, а дверь нужной мне квартиры была изготовлена лет пятьдесят назад из цельного массива дерева.

Старый электрический звонок глухо зажужжал, а, через пару минут из-за двери испуганно спросили:

— Кто там?

— Здравствуйте, я от Ильяса. — прошипел я и с той стороны двери кто-то ойкнул и защелкали отмыкаемые запоры.

На пороге квартиры стояла худенькая молодая женщина, кутающаяся в махровый халат.

— Вы от Ильяса? Что с ним?

— Я войду? Не стоит, чтобы соседи слышали наш разговор.

Женщина обернулась на показавшегося из глубины комнаты высокого худого старика, опиравшегося на клюку, узловатыми руками со следами выцветших татуировок на кистях.

— Ну зайди, мил человек да обскажи, кто ты таков будешь?

— Дедуля, ты нормально со мной разговаривай, мне твои сидельские разговоры вообще неинтересны. — я ногтями ухватил в кармане уголок визитной карточки адвоката, которую я взял на столе Максима и протянул барышне.

— И что случилось? — глаза женщины начали стремительно набухать влагой: — Ильяс дома не ночевал, мы всю ночь не спали.

— Ильяс задержан милицией и сейчас находиться в СИЗО. Через два дня, если ничего не предпринять, его арестуют, отвезут в тюрьму и до суда, а это примерно шесть месяцев, он будет сидеть. Дадут лет десять, выйдет через семь, но, только при условии примерного поведения.

— Что вы такое говорите⁈ — у хозяйки дома из глаз скользнули крупные прозрачные слезы: — Мой муж…

— Ой, давайте только без этого. –досадливо поморщился я: — Вы прекрасно осведомлены, чем ваш муж занимался и сейчас мне ваши слезы демонстрировать не надо. Есть возможность вытащить его на подписку, но это стоит очень больших денег.

— У нас денег нет…- очень быстро произнесла жена Бубнова, слишком быстро.

— Ну, на нет и суда нет. Смешной каламбурчик, правда? А суд, как раз, и будет, раз жена бросает своего кормильца в беде — Я повернулся к двери: — Откройте мне дверь, я не помню, какой замок надо крутить.

— Вы куда? — всполошилась дама: — Вы же адвокат.

— Ты куда, намылился, «шапиро»? — Вякнул дед: — Ты же это, клятву давал?

— У Ильяса Рахимовича прекрасный адвокат, представленный государством бесплатно. Молодой, но подающий надежды, учился в институте хорошо. А я такой ерундой не занимаюсь, я вопросы решаю и у меня нет проблем с клиентами. Будьте добры, откройте дверь и визиточку отдайте, будем считать, что меня здесь не было.

Пока мои собеседники переглядывались, я сделал вид, что пытаюсь открыть дверь квартиры.

— Погоди, адвокат…- старый уголовник, судя по татуировкам на руках, скользнул ко мне и положил руку на дверной замок: — Сейчас дочка деньги принесет. Ты только знай, если что я тебя на куски…

— Слышь, старый, ты если ко мне разбираться придешь, с внуками не забудь попрощаться, потому что я им скажу…- я мотнул головой себе за плечо: — И они тебя просто потеряют. Ты понимание имей, на кого ты тут бочку катишь.

— Вот, деньги возьмите. — в коридоре вновь показалась жена Бубна, протягивая мне стопку купюр, на которую я уставился, как солдат на вошь.

— Это что, девушка? Гонорар за мой сегодняшний визит? Так тут не хватает. А если это деньги, чтобы вашего благоверного отмазать от половины килограмма наркотиков, так это даже не смешно. Ильяс говорил совсем о других деньгах, и не «деревянных». Всего хорошего, разговор окончен.

— Но там остались деньги на квартиру…- женщина повернулась к отцу, ища поддержки.

— Ну, видимо, ваш муж гораздо больше зарабатывал, потому что большую квартиру в центре он купил несколько месяцев назад.

— Что правда? — глаза женщины округлились в изумлении: — А почему он ничего мне не сказал.

— Ну, наверное, не хотел, чтобы вы крутились в доме, откуда он наркотиками торговал.

— Так это, адвокат, теперича что, квартиру эту конфискуют, что ли?

— Весы, дед, на которых он дурь взвешивал, те конфискуют, а квартиры пока по подобным делам не конфисковывают.

— Возьмите. — в коридоре вновь появилась женщина, протягивая пять пачек американских «полтинников»: — Я надеюсь, что у вас не хватит совести забрать эти деньги себе.

— Девушка…- я открыл новенький портфель (толстая свиная кожа, металлические уголки желтого металла, тоже подарок от Ирины, с намеком, что я остепенюсь и найду себе более солидное занятие): — Я вам прямо сейчас скажу, что десять процентов этой суммы я заберу себе. Или вы думаете, что соучастие в даче взятки я бесплатно на себя взвалю? Десять процентов, поверьте, еще по-божески, некоторые треть себе забирают. На этом давайте прощаться и заклинаю вас меня искать и бегать ко мне, требуя результаты все будет сделано в свое время.

Выйдя из подъезда, я двумя прыжками добежал до угла дома и замер там, чтобы через несколько мгновений увидеть старика, который теряя затертые шлепанцы, выскочил вслед за мной на улицу, подслеповато огляделся и бросился к темному джипу, который, на мое счастье выезжал от соседнего дома.

Записав что-то на своей ладони огрызком карандаша, очевидно государственный номер, дед удовлетворенно сплюнул в снег и поплелся домой.

Январь 1995 года.

Квартира в новом доме.

В виде большой симпатии Максим поставил меня дежурить в по Дорожному отделу аккурат в Новогоднюю ночь, за что, в глубине души, я был ему благодарен. Заявлений по линии уголовного розыска в этот день не было, лишь две кражи, оставшиеся с предыдущих суток, которые следственно-оперативная группа дружно закрыла до обеда. А потом я до полуночи сидел в дежурке, уставившись в черно-белый телевизор, антенной которому служил гвоздь — двухсотка, дежурно улыбаясь на несмешные шутки юмористов. В двенадцать часов, распив, как и все россияне, бутылку шампанского вместе с дежурным нарядом, я велел по потребности во мне звонить в отделение по борьбе с наркотиками и двинулся в сторону офисного здания, где мы квартировали, где меня ожидал первый в этом году облом. Охранник здания, несмотря на весь грохот, производимый мной, входную дверь не открыл, да и неизвестно, был ли он там вообще. Пришлось мне идти обратно в РОВД, и тупо пялиться в экран телевизора, где зажигательно танцевали какие-то полуголые женщины в перьях.

Ровно в девять утра старую смену отпустил по домам начальник уголовного розыска, дико смотревшийся в красном колпаке и с накладным носом, и я поспешил в сторону машины — сегодня у меня был намечен переезд с дачного участка в новую квартиру. Из дачного домика, про который никто посторонний пока не знал, я решил сделать место хранения, где складировал вещи и деньги, с которыми меня не должны были связать. А значит, сегодня еду на дачу, забираю собак и переезжаю в новый дом, хотя там просто голые стены и линолеум, брошенный на пол. Но, мне не привыкать, потихоньку обживусь.

С кем я встречаю новый, девяносто пятый год? С парой собак, требующих ежедневного внимания и ни одного близкого человека рядом. Ирина, с которой я надеялся связать свою жизнь, вполне себе процветает, частенько появляясь на экранах телевизора и страницах газет, щеголяя в новых деловых костюмах, в которых она, видимо, не испытывает недостатка. Очень сдержанная, но, не лезущая за словом в карман, девушка нравится местным журналистам и скоро станет узнаваемым лицом на Городском политическом небосклоне. Со мной Ира встречаться не пыталась, как, впрочем, и я с ней. Герда — последняя ниточка, которая нас с Ирой объединяет, остается жить в моем доме, моим попечением.

Безусловно, радует одно — на Кавказе пока мир, ведутся вялые переговоры, но никаких штурмов нет. В Верховном Совете коммунисты и прочие патриоты не упускают ни одного промаха «демократического» президента, собирая политические очки. Есть надежда, что лысый последователь Ильича не сольет следующие выборы и российский дикий капитализм загонят в определенные рамочки. А пока мне надо ехать за скучающими собаками и собирать тот минимум пожитков, без которых жить, даже в комфортабельной квартире, невозможно.