Декабрь 1994 года.
Дорожный район.
Контора АО «Городэнерго»
Перетряхивание заскорузлых от засохшей крови, воняющих вещей подстреленного мной охранника, ничего не дало, кроме «счастливого» автобусного или троллейбусного билет, лежащего в брючном кармане. На вопрос старшей медицинской сестры — когда мы заберем эту кучу протухших тряпок, я только развел руками. Я, как подозреваемый по материалу, вряд ли вправе изымать эти вещи и везти их следователю.
Следующим пунктом моего маршрута было здание «Городэнерго», где, в поте лица трудился в отделе инвестиций один инженер, который задолжал мне разрешение на подключение к коммуникациям нашего с Ириной семейного гнездышка.
Служебным удостоверением на входе я светить не стал, позвонил от охраны по внутреннему телефону и попросил к «трубочке» моего должника.
Поняв, кто его добивается, мой собеседник сухо сообщил, что он спустится ко мне через пять минут.
— Здравствуйте…- я, широко улыбаясь, шагнул навстречу инженеру: — Я тут пришел узнать…
— Идите за мной. — мужчина обошел меня, как прокажённого, и выскочив на улицу, не оглядываясь, двинулся за угол. Мне ничего не оставалось, как, как двинуться следом.
Судя по насупленному виду моего визави, ничего хорошего сообщать мне он не собирался.
— Слушай сюда…- преувеличенно агрессивно начал он, сжав кулаки и шагнув мне навстречу. Может быть я и испугался, если бы не слышал рассказ Брагина, как они со своим приятелем на раз-два вывернули этого человека наизнанку.
— Громов, а вы что здесь делаете? — на крыльце моей альма-матер стояла методист нашего студенческого курса: — Решили по второму кругу поступать или насчет кандидатской узнать? Если насчет кандидатской, то вам в Томск надо ехать.
— Доброе утро, Елизавета Степановна. — почтительно поклонился я: — С аспирантурой пока недосуг, надо на жизнь зарабатывать. Вот, приехал в «Городэнерго», вопросы к ним возникли.
— Не связывался бы ты с ними, Павел. Все они сволочи и вымогатели. — женщина сердито обстучала налипший на сапоги снег и зашла в помещение университета.
— Полностью с вами согласен, Елизавета Степановна…- пробормотал я: — сволочи и вымогатели…
— Так что вы имеете мне сообщить, уважаемый? — я снял очки с простыми стеклами и неторопливо сунув их в футляр, повернулся к инженеру: — Я весь внимание.
С некоторых пор слово «уважаемый» приобрело ровно противоположное значение, и мой собеседник это прекрасно понял.
— Я так и знал, что это вы организовали! — инженер ткнул пальцем в вывеску на входе: — Это вы этих уголовников подговорили! Это точно ваши связи! Вам, юристам, лишь бы порядочного человека…
— Короче, порядочный человек! –оборвал я стенания «честного» инженера: — Я не знаю, о чем ты сейчас говоришь, да мне и не интересно. Я тебе отдал деньги, будь любезен, выполни что обещал.
— Я деньги не получил, и я знаю, что это твои бандиты меня ограбили — окрысился инженер: — Пока ты мне не принесешь деньги…
— Знаешь, мне на эти деньги проще купить парочку обрезов и прийти к тебе домой. — я ткнул пальцем в грудь собеседника: — Три дня тебе на все — про все. Дальше я ждать не буду…
Ударив инженера в плечо, я двинулся прочь.
— Я на тебя сегодня заявление ментам напишу. В шестом отделе окажешься, там посмотришь, каково это!
Какой-то невезучий день сегодня, честное слово.
Городское управление МВД.
По какому-то неведомому мне капризу, все двери в служебные кабинеты городского управления были открыты нараспашку, то ли начальство любило контролировать, чем занимаются подчиненные, или еще какая гениальная задумка руководства, а с другой стороны, чужие здесь не ходят, заявителей не бывает, только жалобщики, а с ними разбираются на первом этаже, за специальным столом, возле постового. А на всяких разных, «с земли», которые заезжают иногда в отдел кадров или на «вздрючку» к начальству, так кто на них внимание обращает. Стоит такой дурачок с папкой наперевес, смотрит восторженно на доску с фотографиями лучших сотрудников, так и пусть стоит, жалко, что ли… Если что, это я стоял, как дурачок, со служебной папкой подмышкой, с преувеличенным вниманием изучая всякую разную наглядную агитацию, украшавшую стены управления. За это время я изучил личный состав отдела уголовного розыска, в котором несли свою нелегкую службу оперативники Гелаев и Колбасов, молодые, симпатичные парни, даже помладше меня с виду, веселые, подвижные, увлеченные своей работой. Гелаев был кавказцем, темноволосым красавцем с большими черными глазами, обрамленными густыми ресницами, одетый очень дорого и имеющий «большой джентельменский набор» — толстую цепь, крупную печатку с зеленым камнем и широкий браслет желтого металла. Колбасов же был типичным русаком, без золота, но, судя по одежде, без материальных проблем. В свете того, что наши районные опера получив зарплату с задержкой в два месяца, просто раздавали долги и начинали занимать по новой, оставалось только радоваться, что некоторые правоохранители могут жить вполне самодостаточно. Ну а так, в принципе, приятны парни, без видимых следов злобы, агрессии или порока. Было желание подойти в курилку, которую оборудовали между этажами, представиться, задать вопрос в лоб — парни, какие у нас с вами проблемы? Какая собака между нами пробежала? Кстати, серая «девятка», которая давече «паслась» возле РОВД, спокойно стояла на служебной стоянке воле городского управления, только номера у нее были совсем другие.Уверен, что по учетам ГАИ я эти номера тоже не смогу пробить.
Оставив свою машину у большой парковки Энергосбыта (на милицейскую пускали только своих, «городских») я решил добежать до троллейбусного парка, показать там, найденный в вещах пропавшего из больницы раненного, бумажный билетик.
В троллейбусном парке сначала общаться со мной никто не хотел. Пришлось пугать девчонок из бухгалтерии вызовом на допрос, а, в случае неявки, принудительным приводом, с доставкой в вонючем «собачнике» милицейского «бобика». Через час двадцать мы с барышнями вполне мило общались между собой, мне даже дали пару шоколадных конфеток из коробки «Птичье молоко» и чашку чая, пока смешливые бухгалтера звонили коллегам из трамвайного депо.
— В общем так, Павел…- передо мной на стол лег черновик какого-то документа, на оборотной стороне которого были записаны нужные данные: — Билеты этой серии получил кондуктор трамвая номер одиннадцать, и судя по записям, бобину с билетами она распаковала неделю назад, на конечной остановке «Голдовский холм».
— О! У вас даже так все учитывается? — поразился я.
— Ну да, тут же постоянно с билетами разная кутерьма происходит. Кто-то ездит на одном билете несколько дней, то кондуктор с водителем маленький гешефт делают — сами билеты заказывают в типографии и продают. В общем, все приходится учитывать. Ну все, мы вам помогли? Не будете нас забирать в отдел, а то у нас годовой отчет скоро.
К окончанию рабочего дня в городском управлении я успел тютелька в тютельку. Сначала из здания побежали озабоченные тетеньки-следователи и прочие кадровики, с пакетами и сумками наперевес, потом стала разъезжаться забитая машинами парковка — майоры и подполковники садились в разномастные автомобили, долго прогревали, окутывая стоянку облаком выхлопных газов, после чего выкатывались через поднятый шлагбаум разъезжались по своим личным делам.
Мои фигуранты подошли к машине около семи часов вечера, когда служебная стоянка практически опустела. Неторопливо прогрели машину, удачно свернули на мою улицу, где я их и подхватил… А потом эти черти прицепили на крышу синюю мигалку и выскочив под «красный», свернули в сторону улицы Генерала-танкиста, и насмешливо мигнув мне стоп-сигналами, скрылись в вечерней темноте.
Сердце Города.
— Привет. — пахнущие клубникой губы Ирины коснулись моей щеки, и девушка чуть поморщилась: — Какой колючий.
— Милая, мы из дома утром вместе вышли. Приедем домой — побреюсь. — я навалился на огромные и тяжелые входные двери мэрии и распахнул их перед своей спутницей.
— Ты сегодня не поздно. — Ира подхватила меня под руку, осторожно спустилась с высоких ступенек, помахала рукой экипажу ГАИ, что даже вечером охраняли стоянку у мэрии, я же скорчил парням злобную рожу. Два раза ругался с ними, когда эти продавцы полосатых палочек пытались доказать мне, что здесь моя «ксива» не котируется.
— Да и ты сразу вышла. — я распахнул дверь машины, и Ирина легко скользнула в теплый салон. В их депутатской богадельне наконец провели довыборы, собрали кворум, выбрали дяденьку, про которого была договоренность, что он будет мэром Города, и распределили депутатов по комитетам. Ира не зря крутилась, как белка в колесе — несмотря на всё противодействие в комитет по бюджету она попала, естественно, рядовым членом, и сейчас целыми днями сидит над проектом городского бюджета.
— Что нового? — я крутанулся по площади Вождя и направил машину в сторону Универсама, в подсобном помещении которого меня, с Димой Ломовым, в свое время, чуть не застрелил вооруженный налетчик. Сейчас торговая точка превратилась в шикарный магазин, в котором полки ломились от продуктов со всего, буквально со всего мира. Цены, конечно, были весьма европейскими, но теперь вдвоем мы могли себе позволить.
— Паша, это не наш дом там темнеет… — девушка ткнула пальчиком в блеющий отделочным кирпичом, одноподъездный дом. И какой чёрт дернул меня свернуть на улицу Октябрьского переворота.
— Ну, почему темнеет. Видишь, на пятом этаже окна светятся? Там люди живут…
— Значит и мы можем заселиться? — темные глаза уставились на меня и густые ресницы, как черные крылья бабочки — траурницы дважды взмахнули.
— Нет, мы не можем, пока не можем. Там живут те, у кого вообще негде жить. Они таскают воду на пятый этаж из подвала соседнего здания, ходят в туалет-будку вместе со строителями…
— Но мы же, тоже, ходим в будку…
— Ира, ну не начинай, я работаю над этим…Хочешь, можем квартиру снять?
— Не хочу. Хочу свое, чтобы никаких любопытных соседей и хозяев, которые раз в неделю, по утрам воскресенья или субботы, приходят нас проверять…
— Скоро будет. Ты, кстати, не против, завтра утром пораньше на работу поехать?
— Да хоть в шесть утра. У нас сейчас слушанья в комитете по бюджету, а я даже в половине вопросов не разобралась…
— Ничего, придут и объяснят…
— Так и хотят, целыми днями, работать не дают, и у каждого добрый совет и свое виденье, на что деньги лучше потратить, и какие статьи расходов порезать. Я уже начала на пару часов дверь кабинета запирать изнутри, так они стоят и под дверью ждут, так неудобно открывать потом…
— А ты говори, что у тебя было совещание, по телефону, а постоянные посетители все время обрывают нить разговора…
Голодные псы встретили нас громким лаем, а потом, когда мы ввалились в дом, принесли подарок- рукав от чьей-то старой телогрейки. Видимо, очередной люмпен пытался обнести наш дачный домик, выглядевший достаточно зажиточно. Вроде бы крови на рукаве не было, как и во дворе — просто ветхий рукав ватной телогрейки, на гнилых нитках. Поэтому, оставалось только надеяться, что незадачливый воришка отделался легким испугом.
Мы покормили собак, перекусили копченой скумбрией под светлое пиво, протопили печь и легли спать, радуясь тишине за окнами, друг другу и тому, что завтра будет новый день, который будет нескучным, как и все это время.
Район имени Первого чекиста. Конечная остановка общественного транспорта «Голдовский холм».
В шесть часов мы конечно не выехали, но в половине седьмого, покормив собак и выпустив их во двор, благо, день обещался быть не морозным, мы выехали от ворот дачного общества.
В семь часов утра я высадил Ирину у парадного входа в мэрию, получил от невесты воздушный поцелуй и помчался на окраину города, где неделю назад, с вероятностью в сто процентов, кондуктор трамвая одиннадцатого маршрута Нина Осиповна «обилетила» пассажира, который четыре дня назад словил пулю в живот из моего табельного оружия (который, кстати, мне до сих пор, так и не вернули).
— Здравствуйте. –я дождался, когда на платформу из салона трамвая выйдет единственный пассажир, и шагнул внутрь, держа перед собой раскрытое удостоверение и фоторобот сбежавшего из больницы охранника: — Я из уголовного розыска. У вас вчера ваша контора билетом интересовалась, так я в продолжении этой темы. Посмотрите, пожалуйста, на этот фоторобот и скажите, может быть вы запомнили того мужчину? Он такой здоровенный, больше двух метров, атлетического телосложения…
С лязгом отъехала в сторону дверь в кабину вагоновожатого и, выглянувший оттуда, злющего вида мужик с густыми черными усами, переходящими в бакенбарды, что вышли из моды лет десять назад, требовательно протянул ладонь к листу с фотороботом.
Между кондуктором и водителем трамвая проскочила какая-то искра. Нина Осиповна, дама лет сорока, с обесцвеченными волосами, собранными в высокую прическу «хала», отвела глаза в сторону и твердо сообщила мне, что такого мужчину она в своем трамвае не помнит. Усатый мрачно вернул мне лист и закрыл дверь, вернее, не закрыл, а прикрыл, оставив заметную щель, после чего напряженно уставился в лобовое стекло, видимо, ловя оттопыренными ушами каждое слово.
— Давайте, Нина Осиповна, сядем там, где поудобнее и я у вас, по данному поводу, объяснение возьму, мол, ничего не видела и никого не узнаю.
Я мотнул головой, приглашая кондуктора следовать за мной, ближе к хвосту вагона.
— Ну рассказывайте, он не видит. — Нину Осиповну я посадил спиной к кабине трамвая.
— Я же сказала, что не знаю…
— Нина Осиповна, я так и напишу, что вы ничего не видели. А что, что вы мне расскажите, я никому не скажу.
— Ладно. Я этого мужчину видела примерно раз в неделю, он на улице Князя Таврического живет. Фактурный такой мужчина, одевается всегда хорошо и пахнет вкусно. А еще у него здесь, на плече татуировка такая интересная, там парашют и цифра семь внизу нарисована.
— Подписывайте, Нина Осиповна, здесь и здесь. Очень жаль, что вы ничего не видели. И подскажите еще, а вы этого красавца в одно и тоже время видели, или он с вами в разное время ездил?
— Да вроде в разное, и не каждый день. А выходил он всегда у районной милиции. И чтобы обратно на трамвае приезжал –я такого ни разу не видела.
— Спасибо вам, вы очень помогли. Больше я вас не побеспокою. — одними губами прошептал я, а вставая, громко произнес: — Вот вам визитка, если что-то вспомните, позвоните, обязательно.
Салясь в машину, я успел заметить, как из открытой передней двери трамвая вылетела в снег мятая бумажка, очень похожая на мою визитную карточку.
Декабрь 1994 года.
Дорожный район.
Помещение Отделения «О» Дорожного РОВД.
— Ох…и не встать. — Только я сказал я, открывая дверь кабинета оперов. Ау на, оказывается, гости — просторный зал забит до отказа, видимо коллегами.
Густая толпа мужчин подпирала стены и оккупировала все стулья и диваны, а, на оставшейся свободной, середине кабинета, старший лейтенант Кошкина Марина Ильинична со своим спаниелем показывала фокусы по выборке. Сейчас пес обнюхивал пятерых добровольцев, построенных в шеренгу, видимо, разыскивая какой-то, спрятанный у парней, предмет.
— Громов, ты где был? — дернул меня за рукав Максим Поспелов, с трудом протиснувшись ко мне.
— Ты же дал команду установить и разыскать мужика, что с раной в животе из больнички сбежал.
— Ну и что, установил, разыскал? Надеюсь, что он уже в дежурке?
— Максим, это ты так шутишь неудачно? — разозлился я: — Пойдем, в твоем кабинете поговорим. Это, вообще кто? Рабочие с подшефного завода?
— Вообще-то, это наши коллеги, с городского управления, попросили организовать занятия по применению собак в розыске наркотиков. А у меня в кабинете уборщица полу мет. Давай рассказывай, кто такой и где сейчас этот мужик, а то мне на совещание к начальнику РОВД надо бежать, и про этого бегуна меня обязательно спросят.
— Мужика видели много раз, когда он по утрам садился в трамвай на конечной остановке «Голдовский холм». И видели, что он к остановке выходил с улицы Князя Таврического…
— Скажи, Громов. вот что ты мне сейчас заливаешь? И ты хочешь, чтобы я с этой информацией пошел к начальнику РОВД? Да меня там на смех поднимут. Откуда ты вообще эту улицу взял? Где он, вообще располагается? Свидетель, который его видел — допрошен?
Я хотел рассказать Максиму про «счастливый» билет, про девочек из бухгалтерии и кондукторшу с ревнивым вагоновожатым, про улицу частных домов, на которой живет от силы человек двести от силы, про десантную татуировку на плече фигуранта с номером подразделения, возможно, прославленной седьмой воздушно-десантной дивизии, когда почувствовал тяжелый взгляд, направленный мне в затылок. Я обернулся и обнаружил буквально в метре от себя, смотрящего на меня в упор, опера Гелаева. Встретившись со мной взглядом, кавказец широко и искренне улыбнулся. Я завертел головой и обнаружил, что второй фигурант моего розыска — оперуполномоченный Колбасов, по странному стечению обстоятельств, сидит за моим рабочим столом и, чуть приоткрыв выдвижной ящик, что-то старательно впихивает вглубь стола.
— Громов, ты вообще меня слушаешь?
— Извини, Макс, задумался.
Я тебе не Макс, а Максим Викторович. Я даже не собираюсь докладывать начальству вот эту пургу, что ты мне пронес. Тебе двое суток, и этот неизвестный мужик должен сидеть в кабинете прокурорского следователя, или ты пойдешь искать работу в народном хозяйстве. И только попробуй не явись на вечерние или утренние разводы.
Старший лейтенант милиции Поспелов, обдав меня на прощание презрительным взглядом, принялся проталкиваться к выходу, а оперуполномоченный Гелаев улыбнулся еще шире, продемонстрировав крупные белые зубы протянул мне руку:
— Начальство везде одинаковое, да? Миша.
— Миша? — я пожал крепкую мозолистую кисть человека, не чурающегося «железа».
— Максуд, но проще для вас — Миша.
— Паша, приятно.