Декабрь 1994 года.
Дорожный район.
Новый жилой массив.
— К кому сначала? –я остановился на полпути до домов всех фигурантов сегодняшнего действа.
— Не знаю… — Тимофей, как-то незаметно растерял свою решимость и даже, еле слышно, постукивал зубами от волнения.
— Не ссы, Капустин, вломим и отпустим. — подбодрил я агента: — Пошли сначала к Севе, шапку заберем, да и он с виду похлипче, а мы вдвоем будем, как-нибудь, ушатаем урода.
— Вы со мной пойдете? — удивился Тимофей.
— Брателло, тебя же ко мне в командировку отправили, я за тебя отвечаю. Только в подъезд мы с тобой по одиночке войдем, чтобы нас вместе не видели…
— А там? Ты же… вы сказали…
— Всегда вожу с собой. — я достал из бардачка автомобиля вязаную шапку с дырками для глаз: — Никто меня не опознает.
Через несколько минут, я, никем не замеченный, вошёл темный и холодный подъезд панельной девятиэтажки, где у лифтовой кабины маялся, в тягостном ожидании, Тимофей.
— Куда? — хлопнул я по руке агента, когда тот потянулся к расплавленной огнём кнопке вызова: — Пешком пойдем…
— Зачем?
— Ну представь, мы из лифта выходим, а они на площадке всей компанией стоят –тактически это неграмотно будет.
Когда мы пешком поднялись на нужный этаж, сверху доносились звуки разговора. Я, оставив Тимофея на площадке, начал осторожно красться наверх, пока не увидел в щели между перилами сидящих на корточках подростков, которые обсуждали, кому надо поставить крышу на районе, и что лучше соврать, под кем они ходят…Севы среди будущих бандитов я не заметил, он явно постарше, как минимум, на пару лет…
— Давай, стучи. –прошептал я и встал сбоку от двери, и Тимофей замолотил раскрытой ладонью по двери.
Видимо, Сева парнем был крученым –верченым, в общем, дверь в его квартиру распахнулась настежь и вот ее хозяин появился на пороге с длинным, сантиметров в тридцать, кухонным ножом в руке. Тимофей испуганно отступил, судорожно принялся вытаскивать из-за пазухи какую-то дубинку, но уже явно не успевал, Сева шагнул вперед, примеряясь…
Я ударил парня в ухо со всей дури из-за банального страха — лезвие ножа было таким длинным, что сухощавого Тимофея Сева проткнул бы насквозь, потом нашел бы и меня, стоящего за дверью…
Я оттянул веко у раскинувшегося навзничь на полу лестничной площадки парня и разглядел огромные зрачки. закатившихся ко лбу, глаз.
Сука! Он чем-то «накидался» и это чудо, что я сумел его вырубить. Из глубин квартиры, через распахнутую настежь, входную дверь раздавалось чье-то всхлипывание, и я пошел на звук, бросив привалившемуся к стене, обессиленному Тимофею:
— Шапку ищи…
Женский плач раздавался из-за запертой двери санузла, в которую я и сказал громко: — Тук-тук-тук!
— Кто там? — испуганная женщина отозвалась мгновенно.
— А это не ваш мальчик в подъезде лежит?
Защелка мгновенно открылась и из ванной комнаты выглянула женщина лет сорока, с разбитой губой и порванным на плече, стареньким ситцевом халате. Не обращая внимания на меня, оттолкнув в сторону Тимофея, что перебирал вещи на вешалке, женщина выбежала в коридор и упала на колени перед Севой.
— Севочка, сыночек! — завыла тетя, тряся парня, пытаясь привести его в сознание, чего мне совсем не хотелось.
— Идите, скорую вызовите быстрее, а то нам соседи не откроют! — я, с силой, оторвал тетку от тела сына и подтолкнул к лестнице.
Через десять минут радостная женщина, запыхавшись от быстрой ходьбы, поднялась по лестнице.
— Скорая уже выехала! — радостно заявила мне наивная дурочка и бросилась к сыну: — Зачем вы его связали⁈
Её ногти соскальзывали с кожаной поверхности брючного ремня, что стянули запястья Севы, все еще бывшего без сознания.
— Отойди от него, дура! — я злобно отбросил мать от сына: — Или хочешь, чтобы он очухался и всех тут поубивал?
— Твари! Сволочи! Подонки! — женщина, которая, похоже, нашла во мне источник всех ее неприятностей, оскалилась и попыталась вцепиться мне в лицо ногтями или когтями.
Несколько секунд я пытался оттолкнуть от себя визжащую фурию, но, когда она, вцепившись в мою руку двумя руками попыталась прокусить мою кисть, мне пришлось изменить моим принципам и врезать по помутившемуся сознанию раскрытой ладонью.
Как и предполагалось, отлетев в угол, женщина свернулась в калачик и протяжно завыла…
— А что здесь происходит? — из одной из квартир на площадке высунулась смелая до безумия бабуля.
— Здравствуйте. — я повернулся к новому персонажу: — Мы «скорую помощь» ждем, а то у вашего соседа плохо с головой, а у мамы его, похоже нервы сдали. У вас нет ничего ей дать, пока врачи не приехали, уважаемая?
— Сейчас, сейчас…- засуетилась пенсионерка: — Что-нибудь в аптечке посмотрю. Беда то какая. Сева какой хороший мальчик… был, всегда здоровался, а как отец от них ушел…
Бабка отсутствовала минут пять, после чего выскочила из квартиры, неся руках антикварного вида облатку с таблетками и стакан воды:
— На, Светочка, выпей, тебя сразу отпустит.
Мать Севы с готовностью заглотила таблетку из пожелтевшей от времени бумажной упаковки, сделала пару глотков воды и снова свернулась калачиком, натянув подол линялого халата на колени.
«Хороший мальчик» Сева внезапно открыл глаза, обвел нас мутным взглядом и задергался, пытаясь освободиться.
— А давайте я ему тоже таблеточку дам. — бабка выдавила белую шайбочку из бумажной упаковки, и, как к опасному зверю, двинулась к «Севочке»: — Мне подружка, Машка — покойница их подарила, я всегда своему деду давала, так он после этого по трое суток спал…
Вот честно, я хотел остановить старушку с ее сомнительными экспериментами с таблетками, даже дернулся в ее сторону, но тут Сева попытался ее укусить, или даже укусил, а она ловко забросила таблетку в оскаленную пасть наркомана и отскочила с ругательствами.
— Скотина ты, Севка, и мать у тебя такая-же шалава. — выплеснув на рычащего парня остатки воды, бабка гордо прошла в свою квартиру, с громким хлопком закрыв дверь и оставив на полу, оброненную облатку с остатками таблеток.
— Что у нее там? Не цианид? — кивнул я Тимофею, который уже завладел упаковкой сомнительных таблеток.
— Кломипрамин, седьмой месяц восемьдесят второго года…- прочитал я название лекарства и решил, что советское — значит отличное.
Дорожный район.
Новый жилой массив.
— Что у вас случилось, молодые люди? — врач, с медицинским чемоданчиком вышел из кабины лифта примерно через час после того, как мать Севы сказала, что «скорую» она вызвала. За это время Сева успел успокоиться, и они с мамой пребывали в странном состоянии полусна.
— Да вот. — я кивнул на безмолвствующих сына и мать: — Плохо им стало, самолечением видимо, занимались или уринотерапией по методу профессора Чумака…
— Угм. — доктор покосился на ремень, который, по-прежнему, стягивал запястья Севы.
— А это парень руками беспорядочно махал, вот мы и решили, что главное, чтобы он себе не навредил. — я присел и сдернул с рук Севы узы: — Ну ладно, мы пойдем, а то и так задержались.
— Молодые люди, вообще-то вам придется еще задержаться. –доктор шустро шагнул к лифту и загородил нам дорогу своим медицинским чемоданом: — Я уже вижу, что случай не по нашему профилю. Нам сказали, что молодому человеку с сердцем плохо, а тут они барбиталом каким-то злоупотребили. Нет, это явно не наш случай, вам придется психиатрическую бригаду подождать, а у нас, извините вызовов полно.
— Нет, доктор, мы ждать никого не будем, мы и так здесь здорово задержались. Мы вам больных передали, все, дальше вы сами. До свидания. — обойдя молчаливого фельдшера, что на протяжении всего разговора подпирал стенку, казалось, безучастный ко всему, мы с Тимофеем сели в кабину лифта.
— Ты шапку то нашел?
— Нет у него дома шапки. Там только вязаные «пидорки» и две бабские норки…
— Понятно, будем искать.
Мы с Тимофеем немного задержались у подъезда, решая, куда пойти дальше, к красному шарфу или к… когда из подъезда торопливым шагом выскочил доктор со своим чемоданом…
— И снова здравствуйте! — я распахнул руки для дружеских объятий и шагнул навстречу: — А где же ваши пациенты?
— Ой. — Глаза врача забегали: — Так я пошел машину поближе подогнать…
— Ага. — я оглянулся за спину, где прямо напротив подъезда стояла белая новенькая машина с красным крестом на боку и, безучастном ко всему, водителем в кабине: — А фельдшера вы с собой взяли, потому что он один боится оставаться? Доктор…
— Молодой человек! — заорал врач, снося меня с дороги своим чемоданом и ловко запрыгивая в кабину: — Не лезьте не в свое дело. У нас для таких больных коммерческая «скорая» есть, а мне они отказ от госпитализации подписали. Михалыч, заводи.
— Михалыч, глуши. — я крепко взялся за ручку двери, не давая ее закрыть: — Знаете доктор, моя жена, кстати, ваша бывшая коллега, сейчас городской депутат и член комиссии по бюджету и финансам. Ваш фельдшер, с которым я знаком, вам это подтвердит. Так вот, я очень ее попрошу и финансирование «скорой» в следующем году сократят как раз на сумму доходов вашей «коммерческой скорой помощи», которая, я уверен, у вас действует на государственные средства. И я постараюсь, чтобы об этом узнали все ваше начальство, а, так оно уже узнало, Михалыч не даст соврать. А теперь можете ехать, со своим липовым отказом от госпитализации.
— Ну что, едем? — упомянутый индифферентный Михалыч взялся за ключ зажигания.
— Не едем. — доктор чертыхнулся и полез из машины.
— Слушай, Паша, а ты что так за Севу впрягался? Тебе что, его жалко?
— Глупости не говори. — огрызнулся я: — Сева, как человек, полнейшее дерьмище и, в будущем, из него ничего хорошего не выйдет. Но, если бы мы врачей не напрягли, он бы сдох в подъезде или в квартире, а так, если не откачают, то помрет в больничке, не на нашей территории. А если вскрытие покажет, что причина смерти «передоз», то возбудят «тёмное» дело по сбыту наркотиков, которое изначально, будет вечным «висяком». А оно нам надо? А так за час потраченного времени минус труп и минус один «сбыт»…
— А? — протянул Тимофей: — Ну ты прошаренный…
Соврал ли я Тимофею? Соврал. Мне людей жалко. А то, что время сейчас такое, что отмороженные циники котируются выше, так в том моей вины нет. Да и признайся я Тимофею, что мне этих больных наркоманов жалко, он будет постоянно ныть, выпрашивая у меня очередную дозу.
Дорожный район.
Новый жилой массив.
Входная дверь в квартиру Батона была не заперта, что было неудивительно. Квартира была настолько неприглядна и разорена, что я бы просто побрезговал что-то здесь взять…
Ан, нет, опять поторопился и сам себе соврал. На вешалке выделялась новенькая куртка «пилот», с белым овчинным воротником, не протертой меховой опушкой, что было ясно на девяносто девять процентов что здоровила-наркоман ее у кого-то «отжал».
— Надевай. — я кинул куртку Тимофею: — Если в розыске не числится, возьмешь себе в замену шапки.
Пока агент рассматривал обновку, я шагнул к Батону. А я не сказал, что Батон здесь же присутствовал? Ну, значит запамятовал, так мне его, Батона, жалко стало. Батон, абсолютно голый, воняющий ядреным потом, сидел посреди единственной комнаты, обхватив себя за плечи, мерно раскачивался и заунывно скулил, как маленькая собачка. Судя по приклеившемуся к его пыльной спине раздавленному бычку и конфетной обертке, перед нашим приходом страдалец еще и катался, а белые разводы на губах свидетельствовали, что Батон не сдавался, а пытался, с помощью домашней химии или лекарственной эрзац –терапии, заглушить абстинентную «ломку». Воспаленные язвы наркоманских «дорог», протянувшиеся по рукам, ногам и паху ясно говорили, что все попытки наркомана заглушить мучения были бесполезны. Судя по всему, одной дозы в сутки парню было уже недостаточно.
— Братан, что с тобой случилось? — я присел рядом с Батоном.
— Сева? — залитые гноем глаза невидяще уставились на меня: — Есть что? Братан, я в натуре, сейчас сдохну…Метнись к Лепехе, может он уже привез? Там я знатный «клифт» у «лоха» на вокзале отжал, ты «клифт» Лепехе отдай. Только, меньше трех доз не уступай, я отвечаю, он таких денег стоит…
— Сейчас братан, метнусь, ты не помирай, сейчас все будет. — я вскочил и начал выталкивать Тимофея из квартиры, пока у Батона зрение или сознание не прояснилось.
Лифт уже закрывал двери, когда из квартиры донесся звериный вопль Батона: — Сева, сука!
— Да чтоб тебя! — у нажал на закопчённую красную кнопку «стоп» и побежал обратно в квартиру, надеясь, что Батон скажет что-то ценное, например, пароль на эту неделю…
— Что кричишь? — Я замер в коридоре, не заходя в комнату.
— Братан… — Батон с трудом оторвал голову от рваного линолеума: — Ну, я же тебя просил быстрее к Лепехе метнуться!
— Да тьфу на тебя, братан! Я же до низа доехал, а тебя услышал — вернулся. Давай, тихо лежи, а то, не дай Боже, менты наскочут…
— Все братан, я тебя понял… — Батон вновь свернулся калачиком и тонко заскулил.
Дорожный район.
Новый жилой массив.
— Ты куртку то надень на себя… — толкнул я в плечо Тимофея: — А то, кто обратит на тебя внимание, ментов вызовут…
— И что? Ну вызовут? Ты что, не «отмажешь»?
— Да «отмажу» конечно, ты об этом даже голову «не грей». Только представь, мы стоим, с ментами братаемся, а тут Лепеха подъезжает… Я бы на его месте, при такой картине, даже из машины не вылез. А завтра, мы к нему на порог с этой курткой придем, типа, давай меняться, братан. Так что думай, что говоришь?
Я был очень зол, так как на стук в дверь квартиры гражданина Лепехина нам никто не открыл, и сейчас мы стояли у подъезда и гадали, то ли хитрый барыга нам не открывает, похихикивая, расфасовывая свежую партию дури на индивидуальные порции, то ли он еще не приехал и у нас есть все шансы, при толике везения, прихватить барыгу на подходе к дому с товарной партией наркотиков, без проведения утомительного процесса закупки.
Я осознал себя, когда почувствовал, что Тимофей, с силой, дергает меня за рукав.
— Что тебе, я сказал…- обозлился я.
— Шапка…- трагическим шепотом произнес Тимофей, делая «страшные глаза» куда-то мне за спину.
— Что шапка? — замер я.
— У парня моя шапка, падлой буду.
Я максимально незаметно скосил глаза и увидел в торце длинного дома серую «волгу» с шашечками на боку и желтой магнитной нашлепкой на крыше, с аналогичной символикой. Возле машины топтался парень со спортивной сумкой, на голове которого, действительно, красовалась, похожая на Тимофеевскую, норковая ушанка цвета «орех». Спутник парня, здоровенный мужик в новенькой кожанке с меховым капюшоном, склонился к водительской двери, или о чем-то договариваясь, или рассчитываясь.
У меня в столе лежала плохая ксерокопия «формы номер один» из паспортного стола, на которой фотография гражданина Лепехина плохо различалась, но сердце екнуло в груди я решил, что это наш фигурант.
— давай в подъезд быстро, Тима…- я почти втолкнул агента в тамбур, надеясь, что наше исчезновение не насторожило искомую парочку.
— На, надевай. — я протянул Тимофею свою вязаную шапку с дырками для глаз, которую за сегодня так и не размотал на лицо: — твоя дубинка при тебе?
— Ну да, а…
— Одень перчатки и протри ее всю от своих отпечатков. Там, похоже, Лепеха и его охранник. Они сейчас в подъезд зайдут, а мы типа «гоп-стоп, стоять, бояться!». Мне надо, чтобы эта дубинка оказалась в руках у этого мужика…
— Паша, ты дебил⁈ Мужик и так здоровый, как лось! Он нас и без дубинки размотает, а с дубинкой просто убьет. Ей, если правильно ударить…
— Я тебе сказал, а ты сделаешь…- я в ярости притянул Тимофея к себе. Эти двое каждую секунду могли войти, а этот тут начинает…пререкаться.
— Не тоя тебе раньше прибью. Как у него дубинка окажется, вали куда хочешь, желательно подальше, только милицию вызови сюда…- я дважды прошептал номер дома и номер подъезда, после чего потащил Тимофея к лифту.
Внизу противно заскрипела, растягивая большую пружину, входная дверь.