Глава 13

Три дня. У нас было три проклятых дня. Победное похмелье испарилось быстрее, чем утренний туман над долиной, усеянной пеплом. Крепость, ещё вчера упивавшаяся триумфом, теперь гудела, как растревоженный осиный улей. Но это был не гул паники. Это был тяжёлый, методичный гул работы. Каждый удар молота в кузнице, каждый скрип подъемного крана на стене, каждый окрик десятника во дворе отдавался в висках одним словом: «двадцать тысяч».

Я заперся в своей импровизированной мастерской, бывшем складе, который теперь пропах горячим металлом, машинным маслом и моим потом. Вокруг царил упорядоченный хаос, понятный только мне. На огромном верстаке были разложены чертежи, рядом громоздились детали того, что должно было стать моим следующим аргументом в споре со смертью. Пулемёт. Пока ещё примитивный, уродливый, работающий на пневматике с ручным приводом вращения блока стволов. На стрельбище моё детище показало себя великолепно, но она была слишком тяжелой, неповоротливой и требовала отдельный резервуар размером с огромную бочку гномов. Мне нужно было что-то легче. Что-то, что можно установить на стене или даже перетащить силами максимум трёх бойцов.

Я был поглощён работой, подгоняя напильником паз в подающем механизме, когда тень бесшумно отделилась от дверного косяка. Я не услышал ни шагов, ни скрипа двери. Просто почувствовал изменение в воздухе, словно сквозняк принёс с собой запах лисьей шерсти и едва уловимый аромат каких-то восточных пряностей.

— У тебя есть минута, Михаил?

Я поднял голову, не отрываясь от детали. Лира. Глава шпионской сети кицуне стояла, изящно прислонившись к стене. На ней был тёмный, облегающий костюм из мягкой кожи, не стесняющий движений. Её шесть пушистых хвостов, обычно лениво покачивающихся в такт её мыслям, сегодня были напряжены и мелко подрагивали. А в её обычно насмешливых, изумрудных глазах, способных лгать искуснее любого дипломата, плескалась неприкрытая тревога.

— Для тебя две, — ответил я, откладывая напильник и вытирая руки промасленной ветошью. — Что-то настолько серьёзное, что вытащило тебя из твоей паутины интриг средь бела дня?

— Более чем, — она скользнула к столу, её движения были плавными и бесшумными, как у кошки, подкравшейся к птице. Она положила передо мной несколько листов тонкого пергамента, исписанных аккуратным, убористым почерком. — Мы закончили расшифровку приказов, захваченных у того гиганта в чёрном, которого прикончила Элизабет. Большая часть рутина. Графики поставок, списки личного состава, доклады о потерях. Но вот это… — она ткнула изящным пальцем с острым, идеально ухоженным ногтем в один из абзацев, — это совсем не рутина.

Я взял листы. Перевод был сделан на всеобщий, и я мысленно похвалил неизвестного лингвиста из команды Лиры. Взгляд скользнул по строчкам, и чем ниже он опускался, тем холоднее становилось у меня в груди.

Операция «Стилет». Сухое, почти канцелярское описание плана по внедрению агентов-ликвидаторов в ключевые опорные пункты герцогства. Внедрение под видом беженцев, спасшихся от войны. Задача: саботаж военных производств, сбор информации о технологиях и… ликвидация ключевых фигур военного и политического руководства.

Кровь в моих жилах, казалось, превратилась в ледяную воду.

— Беженцы… — тихо сказал я, и перед глазами встала картина: колонна измученных, грязных людей и нелюдей, которую мы несколько дней назад впустили в крепость. Женщины, старики, дети… Я сам настоял на том, чтобы им дали убежище.

— Именно, за последние дни их прибыло очень много — кивнула Лира, и её уши тревожно дёрнулись. — Я приказала своим бойцам проверить их. Тихо, без шума. Большинство действительно несчастные, потерявшие всё. Их истории правдивы, их горе неподдельно. Но среди них есть те, чьи легенды не сходятся. Десять, может, пятнадцать человек. Но в целом идеальное прикрытие. Кто заподозрит плачущую чумазую девушку? Или старика, который едва стоит на ногах и благодарит за миску похлёбки?

— Твою мать, — вырвалось у меня. Я провёл рукой по лицу, ощущая под пальцами щетину и холодный пот. — Они уже внутри. Под самым носом.

— Они не просто внутри, Михаил, — её голос стал тише, почти шёпотом, и от этого шёпота по спине пробежал мороз. — Они уже действуют. Мои люди этой ночью перехватили почтового голубя, выпущенного из крепости. В донесении, которое мы едва успели вскрыть, говорилось… — она сделала паузу, глядя мне прямо в глаза, — … говорилось, что «Инженер Войны» уязвим, его охрана недостаточна, и он скоро будет устранён.

Инженер Войны. Так они меня называли.

Я молча смотрел на свои руки, перепачканные маслом и металлической стружкой. Я готовил оборону от врага снаружи. Я строил катапульты, проектировал пулемёты, рассчитывал траектории. Я готовился встретить двадцатитысячную армию у стен. А самая главная угроза, оказывается, уже давно ела наш хлеб, пила нашу воду и, возможно, прямо сейчас точила клинок, предназначенный для моих рёбер. Война внезапно обрела новое, куда более грязное и личное измерение.

* * *

Я шёл по главному двору крепости, направляясь в арсенал. Нужно было лично проверить состояние катапульт и проконтролировать, как идёт подготовка «Дыхания Дракона». Солнце стояло высоко, его лучи, пробиваясь сквозь дым кузниц и строительную пыль, рисовали на брусчатке золотые полосы. Жизнь кипела. Солдаты таскали камни, укрепляя повреждённый участок стены, гномы ссорились с плотниками из-за качества древесины для новых щитов, а из полевой кухни разносился запах похлёбки и свежего хлеба. Обычный день в крепости. Но для меня мир изменился.

Информация Лиры легла на мозг холодным, ядовитым компрессом. Каждый звук, каждый взгляд теперь проходил через фильтр подозрения. Мой старый армейский опыт, дремавший под слоем инженерных расчётов, проснулся и оскалился. Я снова был не в крепости-союзнике, а на вражеской территории. И врагом мог оказаться кто угодно.

Вот та молодая женщина, что несёт вёдра с водой от колодца. Почему она так напряжённо смотрит в мою сторону? Простое любопытство к «герою» или оценка дистанции для броска ножа? А тот старик, что сидит в тени и чинит рыболовную сеть? Не слишком ли хорошо он сжимает в руках нож для резки верёвок? Паранойя — плохой советчик на войне, она сжигает нервы и ведёт к ошибкам. Но сейчас она казалась единственно верной реакцией. Я чувствовал себя так, словно иду по минному полю, где каждая мина улыбается тебе и желает доброго дня.

Я почти дошёл до арсенала, мысленно прокручивая варианты, как выявить шпионов, не вызвав при этом паники и охоты на ведьм, когда тихий, но настойчивый оклик заставил меня остановиться.

— Мастер!

Я обернулся. Из густой тени, отбрасываемой казармами, выскользнула Кайра. Моя неко-стрелок, тень и талисман моего отряда. Обычно её появление сопровождалось тихим мурлыканьем или игривым движением хвоста. Но не сегодня.

Что-то в её виде было глубоко, фундаментально неправильно. Она была в своей обычной подогнанной кожаной броне, но вся её поза кричала об опасности. Бархатные ушки, обычно чутко ловившие каждый звук, были плотно, до боли прижаты к голове. Длинный, пушистый хвост не покачивался, а нервно, как хлыст, хлестал по её ногам. А её большие, зелёные, обычно полные любопытства кошачьи глаза превратились в узкие, хищные щели, в глубине которых горел холодный, первобытный огонь. Она встала чуть впереди, перекрывая мне дорогу, и из её горла вырвалось тихое, угрожающее шипение.

— Что такое, Кайра? — спросил я, всё моё тело мгновенно напряглось, как сжатая пружина. Рука сама легла на рукоять ножа, спрятанного под курткой.

— Запах, — прошептала она, и её маленькие ноздри затрепетали, втягивая воздух. Голос был низким, гортанным, в нём не было ничего человеческого. — Неправильный запах.

Она медленно, не сводя с меня глаз, обернулась и посмотрела в сторону лагеря беженцев, разбитого у восточной стены. Там, среди сотен измученных людей, я увидел знакомую фигуру. Та самая молодая женщина, которую мы спасли из разграбленного каравана в Волчьем ущелье. Та, что благодарила меня со слезами на глазах, прижимая к себе маленького сына. Сейчас она шла в нашу сторону, неся в руках небольшой глиняный кувшин. На её лице была улыбка полная благодарности и страдания. Она выглядела как жертва, как символ всех тех, кого мы защищали.

— Вон та женщина, — прошипела Кайра, и шерсть на её загривке встала дыбом. Она не сводила с приближающейся фигуры горящих глаз. — От неё пахнет ядом.

Мои мышцы мгновенно превратились в сталь. Я доверял инженерным расчётам, я доверял баллистическим таблицам. Но за последние недели я научился доверять инстинктам Кайры больше, чем докладам генералов. Если она говорит, что что-то не так, значит, мы уже по уши в дерьме, и оно вот-вот загорится. Я смотрел на хрупкую, беззащитную женщину, идущую к нам с кувшином молока, и видел перед собой змею, готовую к смертельному броску.

* * *

Женщина подошла к нам, и каждый её шаг отдавался в моих натянутых до предела нервах глухим ударом барабана. Она остановилась в паре метров, и я смог рассмотреть её вблизи. Хрупкая, почти прозрачная кожа, под которой просвечивали голубые жилки. Глубоко запавшие глаза, в которых, казалось, застыла вся скорбь этого мира. Потрескавшиеся губы, растянутые в слабой, благодарной улыбке. Она выглядела измождённой, сломленной, вызывающей лишь одно желание — прижать к себе, защитить от всех ужасов войны. Идеальная маскировка. Совершенное оружие, бьющее не по доспехам, а по состраданию.

— Господин Михаил, — её голос был тихим и мелодичным, как журчание ручья. Голос матери, поющей колыбельную. — Я… мы с сыном хотели вас отблагодарить. Вы спасли нас. Вы подарили нам жизнь. Я… я принесла вам немного свежего молока. Это всё, что у нас есть…

Она с поклоном протянула мне глиняный кувшин. В её глазах блеснули слёзы. Настоящие, искренние слёзы благодарности, как могло бы показаться любому другому на моём месте. Любой другой растаял бы. Любой другой с улыбкой принял бы этот дар, чтобы не обидеть несчастную беженку. Но я не был любым другим. Я видел, как напряглась Кайра рядом со мной, её тело превратилось в сгусток концентрированной ярости, готовой к прыжку. Я чувствовал ледяное, липкое прикосновение опасности, которое не спутаешь ни с чем.

— Спасибо, — сказал я, и мне стоило огромных усилий, чтобы мой голос прозвучал ровно и спокойно, а не прохрипел, как у приговорённого к смерти. — Но я не пью молоко. Аллергия.

Я сделал едва заметный шаг назад, увеличивая дистанцию. Это было стандартный вариант ещё с прошлой жизни, когда нужно было вежливо отказаться от сомнительного угощения. Её улыбка на мгновение дрогнула. Всего на долю секунды, но этого было достаточно, чтобы маска треснула. В её глазах, до этого полных вселенской скорби, мелькнул холодный, как лёд, блеск недоумения, быстро сменившийся яростью. Она не ожидала отказа. Её сценарий, отработанный, вероятно, десятки раз, дал сбой.

— Вы должны… выпить, — прошипела она, и её голос изменился до неузнаваемости. Вся его сладость, вся мелодичность исчезла, уступив место змеиному шипению.

И в этот момент она атаковала.

Это было не движение испуганной женщины. Это был выверенный, молниеносный выпад профессионального убийцы. Она не просто бросила кувшин. Она швырнула его мне в лицо, заставляя инстинктивно дёрнуться и закрыться. А пока моё внимание было отвлечено летящей керамикой, её тело уже двигалось. Рука, до этого покорно державшая кувшин, метнулась к рукаву её потрёпанного платья.

Кувшин с дребезгом разбился о камни у моих ног, обдав меня брызгами. Но я уже не смотрел на него. Я смотрел на тонкий, как игла, стилет, блеснувший в её руке. Чёрное, матовое лезвие, без единого блика. Оружие, созданное для одного, тихого и смертельного удара. И этот удар был нацелен мне под рёбра, в сердце. Классический, быстрый, неотразимый для неподготовленного человека удар.

Но моё тело среагировало раньше, чем мозг успел отдать приказ. Я не отпрыгнул назад, разрывая дистанцию. Я сделал то, чего она никак не ожидала. Я шагнул ей навстречу, в мёртвую зону, уходя с линии атаки.

Моя левая рука отбила её запястье в сторону. Я почувствовал, как хрустнули её тонкие кости. Одновременно моя правая, сжатая в кулак, нанесла короткий, жёсткий, отработанный до автоматизма удар ей в челюсть, затем снова левой в солнечное плетение. Она согнулась пополам, выдыхая воздух с громким, судорожным хрипом. Глаза, полные ярости, на миг остекленели от боли. Любой солдат после такого удара остался бы лежать на земле, пытаясь вдохнуть. Но она не была солдатом. Она была убийцей.

Даже согнувшись, даже с переломанным запястьем, она не сдалась. Извернувшись, как змея, она, падая, нанесла второй удар стилетом, который перехватила в другую руку, целясь мне по ногам. Коварный, грязный приём, рассчитанный на то, чтобы обездвижить противника.

Я отскочил, выхватывая из-за пояса свой верный боевой нож. Но он не понадобился.

Сбоку раздался яростный рык, и мимо меня пронеслась чёрная молния по имени Кайра. Она больше не сдерживалась. В мощном прыжке она вцепилась в плечо женщины. Её когти, длинные и острые, как бритвы, вошли в плоть по самые суставы. Ассасин взвыла от боли и ярости, её крик был уже не человеческим, а звериным. Она попыталась сбросить неко, ударить её, но было поздно. Я шагнул вперёд и, не давая ей опомниться, нанёс ребром ладони точный, выверенный удар по основанию её черепа. Её тело обмякло, как тряпичная кукла, и она рухнула на брусчатку без сознания.

Боковым зрением вижу кинжал, летящий в меня. Пытаюсь увернуться, но картина передо мной ясная, шансов нет.

Худая девка в рванине целится в меня из складного арбалета, закреплённого на запястье, я просто физически не успею уклониться от всего.

Взмах клинка прямо перед моим лицом, кинжал воткнулся в землю у моих ног. Двое кицуне заслоняют меня от смертельной угрозы. Ещё двое порубили стрелка за считаные мгновения.

Наступила тишина, нарушаемая лишь рычанием Кайры, которая всё ещё не отпускала свою жертву, и моим собственным тяжёлым дыханием. Я стоял над телом, сжимая в руке нож, и чувствовал, как по венам бежит адреналин. Война пришла за мной. Лично. И только что попыталась поцеловать меня своим смертельным поцелуем.

* * *

Грохот сапог по брусчатке вырвал меня из адреналинового ступора. Через мгновение нас окружила стража. Десяток бородатых, суровых мужиков с алебардами наперевес. Они сбились в кучу, их глаза испуганно метались от меня к лежащей на земле женщине, а потом к Кайре, которая, утробно рыча, всё ещё не отпускала плечо ассасина, впившись в него когтями.

— Тихо, Кайра. Всё кончено. Отпусти, — я положил руку ей на загривок, и шерсть под моей ладонью была твёрдой, как проволока. — Она больше не опасна.

Неко нехотя разжала когти, но не отошла, продолжая сверлить бесчувственное тело горящим взглядом. Я видел, как подрагивают кончики её ушей, ловя каждый шорох. Она всё ещё была на взводе, готовая к новой атаке.

— Что здесь, во имя всех предков, произошло⁈ — выдохнул капитан стражи, пожилой ветеран со шрамом через всё лицо. — Мы слышали крик…

— Покушение, — коротко бросил я, поднимая с земли стилет. Лезвие было покрыто тёмной, маслянистой жидкостью, которая даже на тёплом воздухе испускала едва заметный, тошнотворный дымок. Яд. Быстрый и, без сомнения, смертельный. — Эта женщина пыталась меня убить.

Сержант побледнел. Он посмотрел на хрупкую фигуру, лежащую на земле, и в его глазах отразилось недоверие.

— Она?.. Но это же… беженка.

— Внешность обманчива, капитан, — отрезал я. — Уведите её. В самую надёжную камеру. И приставьте охрану. Никого не впускать и не выпускать.

Пока стражники, недоверчиво переглядываясь, поднимали обмякшее тело, подоспела Лира. Она не бежала, но двигалась с такой стремительной грацией, что казалось, будто она плывёт над землёй. Её лицо, обычно скрытое за маской лёгкой иронии, сейчас было мрачнее грозовой тучи. Она окинула взглядом сцену: меня, напряжённую Кайру, разбитый кувшин и лужицу молока, смешанного с ядом, которая уже начала пузыриться на камнях.

— Я знала, что они начнут действовать, — прошипела она, и в её голосе звенела холодная ярость. — Но не думала, что так быстро и так нагло. Прямо посреди двора.

— Спасибо — выдавил из себя единственное слово.

— Главное успели — отмахнулась Лира, продолжая изучать выжившую.

Я не стал спрашивать Лиру, что она собирается делать. Я и так знал. Я видел, как работают спецы в моём мире. Методы могут отличаться, но суть всегда одна. Я не пошёл с ней. Это была её работа, её стихия. Вместо этого я отозвал Кайру в сторону, заставил её сесть и проверил, не ранена ли она. Неко всё ещё дрожала, но уже не от ярости, а от пережитого потрясения.

— Ты спасла мне жизнь, — тихо сказал я, поглаживая её по голове между ушами. — Я твой должник. И давно ты ходишь за мной?

— Считай с самого начала. После первого выстрела по штандарту. — она лишь прижалась ко мне, уткнувшись лицом в мою куртку, и я почувствовал, как её тело постепенно расслабляется. — Нас было всего трое изначально, менялись по очереди.

— А я думал у меня фляга уже свистит от паранойи — тихо засмеялся. — Всё мерещились ходячие тени.

Лира вернулась через три часа. Она выглядела так же безупречно, как и всегда, но что-то неуловимо изменилось. Она медленно вытирала свои изящные пальцы белоснежным шёлковым платком, хотя на них не было ни единой капли крови. Этот жест был страшнее любого крика.

— Она не беженка, — произнесла Лира ровным, лишённым всяких эмоций голосом. Она бросила испачканный платок в ближайшую жаровню, и тот мгновенно вспыхнул. — Она одна из «Тихих Сестёр», элитный отряд убийц храма богини Ночи. Их готовят с детства. Учат быть невидимыми, учат лгать, соблазнять и убивать. Её звали не Анна, а Лиантри. И она не одна.

Лира подошла ко мне вплотную, её изумрудные глаза смотрели прямо в мои.

— В лагере беженцев ещё как минимум пятеро её «сестёр». Их цель посеять хаос перед штурмом. Убить тебя и Элизабет. Отравить колодцы. Поджечь склады с продовольствием и боеприпасами. Они должны были превратить нашу крепость в ад изнутри как раз в тот момент, когда враг ударит по стенам.

Она бросила на мой верстак маленький амулет, который, очевидно, сняла с шеи убийцы. Это был кусок отполированного до зеркального блеска чёрного обсидиана, на котором был искусно вырезан паук, плетущий свою паутину.

— Это их знак. Знак принадлежности к ордену. Она рассказала всё. — В голосе Лиры прозвучала нотка ледяного удовлетворения. — Рассказала, где и как они должны были встретиться со своим связным, чтобы получить дальнейшие инструкции. Сегодня в полночь, у старой, заброшенной часовни за западной стеной.

— Этот амулет позволяет изменять внешность? — уточнил у лисицы.

— Да — мрачно ответила Лира — оригинал убивают в жертвенном круге, а его внешность запечатывается в камне.

Я поднял амулет. Он был холодным и тяжёлым. Паук. Символ терпения, хитрости и смертельной ловушки. Очень подходящий символ. Я посмотрел на Лиру, на её спокойное, но смертельно опасное лицо.

— Надо решить этот вопрос как можно быстрее.

* * *

В кабинете Элизабет царил полумрак, который не могли разогнать даже дюжина свечей в тяжёлом канделябре. Их дрожащее пламя выхватывало из полутьмы то стопку карт на столе, то рукоять меча, прислонённого к стене, то суровые лица на гобеленах. Сама наследница стояла у узкого, как бойница, окна, глядя на огни крепости, раскинувшиеся внизу. Её силуэт был напряжён, как натянутая тетива лука.

Она выслушала мой доклад молча, не перебивая, не задавая вопросов. Я говорил сухо, по-военному, излагая факты: операция «Стилет», внедрённые агенты, покушение, допрос Лиры, предстоящая встреча у часовни. Когда я закончил и положил на стол обсидиановый амулет с пауком, она ещё долго молчала, лишь крепче сжимая пальцами холодный камень бойницы.

— Шпионы, — наконец произнесла она. Голос был тихим, но в нём звенела такая ледяная сталь, что, казалось, воздух в комнате стал на несколько градусов холоднее. — Враг не только у ворот. Он за одним столом с нами.

Она резко обернулась, и в свете свечей её глаза сверкнули, как два осколка синего льда.

— Мы поймаем остальных, — твёрдо сказал я. — Сегодня ночью. Лира уже готовит группу захвата. Это будет тихо и быстро.

— Поймаем, — согласилась она, медленно подходя к столу. Она коснулась кончиками пальцев амулета, но тут же отдёрнула руку, словно от ядовитого насекомого. — Мы вырежем эту опухоль. Но это не решит проблему. Сколько их ещё? Сколько таких «спящих» агентов в других городах? В столице? Сколько таких «беженок» мы приняли в других гарнизонах? Мы вытащили одну занозу, Михаил, а я боюсь, что всё тело уже заражено гангреной.

Она была права. Это была не просто диверсионная группа. Это была сеть. Паутина, опутавшая всё герцогство.

— Я не могу объявить об этом, — продолжила она, её голос стал ещё тише, но от этого только весомее. — Если я отдам приказ о поиске шпионов, что начнётся? Паника. Охота на ведьм. Каждый человек начнёт подозревать соседа. Каждый гном будет коситься на орка. Орки решат, что это заговор «цивилизованных» рас против них. Союз, который мы с таким трудом удерживаем, который существует практически на честном слове и общем страхе, рассыплется от взаимного недоверия прямо перед решающей битвой. Тёмные эльфы даже не успеют ударить по стенам. Мы сами перережем друг другу глотки.

Она говорила то, о чём я и сам думал. Один слух, один косой взгляд и боевое братство превращается в свору грызущихся псов.

— Что вы предлагаете? — спросил я, понимая, что простого решения здесь нет.

— Мы не будем объявлять об этом публично. Мы создадим отдельный тайный отряд, фактически контрразведку. Силу, которая будет действовать в тени. Выявлять и устранять. Тихо. Без суда и лишнего шума. Война не терпит сантиментов и долгих судебных разбирательств. — Она посмотрела мне прямо в глаза, и я почувствовал, как её взгляд давит на меня. — Ты, я, Лира и группа доверенных бойцов. Минимум информации для окружающих. Ни барон фон Штейн с его аристократической спесью, ни сир Гаррет с его рыцарским кодексом чести. Это будет наша война. Война в тени.

Загрузка...