Не все мухи попадают в Ад

Глава 9

Эта новость звучала слишком хорошо, чтобы быть правдой. Признание моих способностей самим Реном Медведевым? Да я, кажется, даже покраснел от неожиданности. А уж как сиял наш куратор, сообщая об этом — видимо, и для него это было приятной неожиданностью.

Хе-хе. Неужели я и правда чего-то стою?

Воодушевлённый, я почти летел по коридору общежития, даже не глядя по сторонам. Первый этаж, поворот к лестнице — и тут...

ВНЕЗАПНО РАСКРЫЛАСЬ ДВЕРЬ!

Мозг пронзила мысль: Не успею затормозить! Инерция несла меня прямо в створку. Машинально подставил плечо — лучше уж им, чем лицом. Успел подумать: Ладно, потом извинюсь...

БАМ!

Тело врезалось в дверь с глухим стуком. От удара аж зубы клацнули. Я отшатнулся, потирая плечо, и тут же услышал возмущённый, пискляво-пубертатный возглас.

— Да плять!

Голос был до боли знакомым, но я не успел сообразить, чей именно. Резко распахнул дверь, не обращая внимания на ноющую боль в плече, и выпалил, глядя вниз:

— Извините, пожалуйста!

Передо мной стоял парень — выше меня ростом, но явно ученик. Третий-четвёртый класс, не старше. Поднял голову, чтобы разглядеть его лицо, но не успел — в тот же миг его рука впилась мне в шею сзади, резко втягивая внутрь комнаты.

Я даже не успел среагировать.

Он проволок меня через всю комнату к кровати и швырнул так, что я едва удержал равновесие, упав на край матраса. За спиной раздалось злое сопение и щелчок замка — дверь захлопнулась.

— Ты, малой, берега попутал? — парень стоял у двери, скрестив руки. — Ну-ка посмотри сюда!

Я, восстановив равновесие, всмотрелся в его лицо.

— А, так ты этот... который с братом-дебилом Пылаева ошивается?

Ситуация стремительно катится под откос. Во мне с треском что-то щелкает, начинаю по-другому воспринимать ситуацию.

Хоть я и не часто обсуждал с Антоном этого забияку, но по обрывкам разговоров уже сложился образ: типичный избалованный маменькин сынок, привыкший, что мир вертится вокруг него. На ум сразу приходят два точных определения - инфантил и нарцисс. Ну ладно, инфантильность ещё можно списать на возраст, но вот это... Это уже перебор!

– Да, мы с Антоном соседи. В чём проблема? - отвечаю максимально нейтрально, стараясь не подливать масла в огонь.

Парень ехидно усмехается.

– Да собственно ни в чём, пилять! Этот сучонок мне надоел, теперь ещё и ты. - его голос становится опасным, - А вообще, извинений мало. Мне для тренировок нужна груша. ­– Говорит с явным намеком на потасовку.

Он делает шаг вперёд, и я невольно отступаю к кровати. Комната внезапно кажется очень маленькой. Запах потных пубертатных мальчишек, разбросанные по столу вещи, постеры с гоночными машинами на стенах - всё это создаёт гнетущую атмосферу.

Интересно, это его естественная среда обитания или он специально так бардак устраивает для антуража?

Я фиксирую детали: металлическая линейка в его руке дрожит от напряжения, неровное дыхание, зрачки слегка расширены.

— Ты вообще понимаешь, куда вломился? — он демонстративно постукивает линейкой по ладони, но я замечаю, как его пальцы непроизвольно сжимают предмет слишком крепко. — Здесь моя территория.

Делаю два спокойных вдоха. «Да я вломился? Ты меня затянул сюда!» Но я поднимаю руки ладонями вперёд — открытый, неагрессивный жест, но ноги остаются в устойчивой позиции. Готов отреагировать.

— Понимаю, что нарушил твои границы, — голос ровный, чуть ниже обычного — это важно, высокие тона провоцируют агрессию. — Дверь открылась неожиданно, я не успел затормозить.

Его бровь дёргается — не ожидал такого ответа. Линейка со звонком падает на пол.

— Заткнись, сопляк! — но в голосе уже меньше уверенности. — Ты этот... новенький, который с Пылаевым дружит.

Интересно. Смещение фокуса с ситуации на личность. Классический приём перевода диалога в конфронтацию.

Делаю микро-паузу, ровно три секунды — достаточное время, чтобы снизить накал.

— Если вопрос в Антоне, может, обсудим это спокойно? — специально опускаю взгляд на секунду — жест подчинения, но корпус остаётся напряжённым. — Конкретно что он сделал?

Его лицо искажается, но теперь я вижу главное — в агрессии больше театральности, чем реальной угрозы. Он начинает монолог, и это хорошо: словесный поток снижает физическую агрессивность.

— Он брат этого маразматика! Этот задохлик...Он идиот! — голос срывается на фальцет, пальцы непроизвольно сжимаются-разжимаются.

Эмоциональная нестабильность. Отличная почва для манипуляции.

— Значит, проблема не со мной, — мягко констатирую, делая полшага назад — не от страха, а чтобы увеличить дистанцию для его успокоения. — Может, я смогу помочь?

Его зрачки резко сужаются — попал в точку. Теперь главное не переиграть...

Я мысленно фиксирую паттерн поведения - классический случай компенсаторной агрессии. Неудачник, проецирующий свои неудачи на окружающих.

Как предсказуемо.

Делаю расчетливую паузу перед ответом, позволяя напряжению немного рассеяться. Когда говорю, специально слегка опускаю тон голоса - это подсознательно воспринимается как доминантная позиция:

— Может, он просто... действует согласно своему воспитанию? — формулирую максимально нейтрально, но с лёгким акцентом на последнем слове.

Его реакция мгновенна - шаг вперёд, сжатые кулаки. Но я уже заметил главное - браслет на его запястье начал пульсировать тусклым красным светом. Система мониторинга агрессии активирована.

Оказывается, и такая тоже есть.

В голове молниеносно проносится анализ:

Физическое преимущество - на его стороне. Правовое - на моей. Эмоциональное состояние - он на грани срыва

Использую технику контролируемой эскалации:

— Кирилл, — произношу чётко, делая акцент на имени, которое все-таки смог вспомнить (личное обращение снижает уровень абстрактной агрессии), — ты же умный парень. Прекрасно понимаешь, что драка приведет к автоматическому наказанию через систему мониторинга.

Он замирает, и я вижу, как в его глазах мелькает момент осознания.

Попал.

Но нельзя останавливаться - нужно закрепить эффект.

— Я просто наблюдательный, — добавляю с лёгкой усмешкой. — Но ирония в том... — делаю театральную паузу, — что ты злишься на кого-то там, кто сильнее физически, сильнее в магии. На того, кто способен дать тебе отпор, а сейчас сомневаешься, стоит ли связываться с восьмилеткой.

Его лицо вспыхивает - попал в болевую точку. Но теперь это уже не слепая ярость, а осознанное унижение.

Идеально.

В этот момент замечаю важные события с ним.

Его браслет мигает чаще, но не переходит в тревожный режим.

Плечи непроизвольно опускаются - признак снижения агрессии.

Взгляд на мгновение отводится в сторону - разрастается внутренний конфликт.

Я готовлюсь к следующему вербальному ходу, держа в уме несколько возможных сценариев развития событий...

Его лицо пылает яростью, но за этой вспышкой я вижу нечто более хрупкое и глубокое — страх. Не за себя, нет. Страх потерять контроль, потерять лицо перед другими, перед собой. Что странно, раз в комнате мы одни.

Страх перед собой – признать, что восьмилетний пацан с насмешкой в глазах смог его довести. Его рука дёргается в странном, почти болезненном жесте — то сжимается в кулак, то отдёргивается, будто он спорит сам с собой и оба участника спора проигрывают.

"Именно так, сожри его", — мелькает у меня в голове.

Я ловлю момент, когда внутри Кирилла что-то рвётся. Гордость поднимается выше рассудка, давит на всё остальное, как горячий пар в закрытом чайнике. Я опускаю взгляд — не слишком резко, чтобы не сбить его с толку, но достаточно, чтобы дать повод. Усмешка на губах — едва уловимая, почти случайная, но она делает своё дело.

— Давай же, — шепчу, как будто устал, как будто предлагаю. — Покажи всем, как ты умеешь решать проблемы.

Кулак летит. По дуге, широким, нелепо предсказуемым движением, как в плохом индийском боевике. Я пытаюсь уйти вбок, но опаздываю — не кулак, левая рука вцепляется в ворот куртки и дёргает меня с силой. Ткань трещит, и меня швыряют на кровать. Металлическая спинка больно впивается в плечо, будто напоминая о реальности происходящих событий. Но я не задерживаюсь, перекатываюсь и разворачиваюсь, пока он ещё не понял, что потерял инициативу.

Он идёт на меня, уже с фразой на губах — наверное, собирается сказать что-то пафосное, может быть, обидное — но подушка, которую я бросаю с упреждением, влетает ему прямо в лицо. Этого хватает: на полсекунды он теряет контроль над ситуацией. Достаточно.

Я подскакиваю, хватаю его за руку и, не раздумывая, кусаю. Ну а что?

Надо же…

Сожрать.

Кусаю не как ребёнок в истерике, а точно, намеренно, в мягкое место под косточкой запястья — туда, где боль простреливает всю конечность. Он дёргается, и мы вместе падаем на пол.

Кирилл оказывается сверху. Его кулак врезается мне в бок — тупо, тяжело, как удар мешком с песком. Из лёгких вырывается воздух, но в тот же момент моё колено находит цель — бедро, чуть сбоку от паха, там, где проходит нерв. Судорога. Он сжимается, и я получаю секунду, чтобы перевести дыхание.

Мы катаемся по полу, как два злых котёнка, пинающихся в пыли. Его пальцы тянутся к моей шее, но это не настоящая попытка задушить — скорее, демонстрация, угроза. В ответ я царапаю его — не сильно, но так, чтобы боль щипала кожу.

И вдруг — рывок за волосы. Сильный. Я не ожидал. Настоящая, жгучая боль вспыхивает в черепе, глаза темнеют на миг, но именно это… возвращает мне фокус. Всё становится резким. Чётким.

Он сильнее. Это факт. Но его сила не знает, куда ударить. Его техника — из учебника. Каждое движение можно прочитать ещё до того, как он его начал. Мой браслет уже тёплый — система чувствует адреналин, пульс зашкаливает. Его — мигает тревожно-оранжевым. Система предупредила. Ещё немного — и сработает прдупреждение.

Мы замерли в странном равновесии - его пальцы в моих волосах, моя рука, готовая выкрутить его запястье до хруста. Где-то в глубине корпуса уже сработал сигнал тревоги - скоро придут.

"Интересно, сколько секунд осталось?"

Его дыхание хриплое, горячее. Капли пота падают с его подбородка мне на лицо.

— Отпусти, — внезапно сдаётся он, и в его голосе я слышу неожиданную ноту уважения?

— Ты первый, — отвечаю я, но ослабляю хватку ровно настолько, чтобы показать готовность к перемирию.

Мы разъединяемся как два магнита - медленно, с неохотой. Он отползает к стене, я остаюсь сидеть на краю кровати. Мои руки дрожат, но я сжимаю их в кулаки - нельзя показывать слабость.

— Ты... ненормальный, — он вытирает лоб рукавом, оставляя грязную полосу на куртке. В его глазах читается странная смесь злости и восхищения.

— Спасибо, — ухмыляюсь, чувствуя, как губа распухла от удара. Металлический привкус крови на языке.

В этот момент из коридора доносятся торопливые шаги. Кирилл вскакивает, машинально поправляя помятую одежду. Его движения резкие, нервные.

— Эй, вы там! Что происходит? — голос дежурного преподавателя звучит раздражённо.

— Ничего! — кричит Кирилл, и я вижу, как его глаза бегают по комнате в поисках правдоподобной отмазки. — Просто... уронил книгу.

Я прикусываю губу, чтобы не расхохотаться. Книгу. В этой комнате нет ни одной книги, кроме потрёпанного учебника по магической теории под его кроватью.

Дверь распахивается. На пороге - Рен Семёнов, преподаватель защитных дисциплин. Его острый взгляд скользит по моему растрёпанному виду, затем переходит на Кирилла, чья рука инстинктивно прикрывает царапины.

— Вы... — он делает паузу, явно оценивая ситуацию, — всё в порядке?

— Да-да, — быстро отвечаю я, вставая и поправляя куртку. — Мы просто... я брал конспекты у знакомого, обсуждали домашнее задание. Эм, активно обсуждали.

Рен Семёнов поднимает бровь, его взгляд останавливается на наших синхронно мигающих браслетах.

— Через десять минут чтобы были на завтраке. — наконец говорит он. — И... постарайтесь не ронять книги громче.

Когда дверь закрывается, в комнате повисает тягостное молчание. Кирилл тяжело дышит, прислонившись к стене. Я поправляю одежду, стараясь не показывать, как болят рёбра.

— Ты... — он начинает, но обрывается.

Я поднимаю голову. В его глазах больше нет презрения - только усталое любопытство.

— Давай без церемоний, — говорю я, направляясь к двери. — Я тебе не нравлюсь, ты мне не нравишься. Но если тронешь Антона — я узнаю. И тогда мы продолжим... обсуждать книги.

Он ничего не отвечает. Но когда я выхожу в коридор, то слышу, как что-то тяжёлое ударяется в закрытую дверь. Возможно, тот самый учебник по магической теории.

По дороге в столовую я мысленно разбираю схватку по косточкам, как учил Рен Медведев. Каждый шаг, каждое движение — всё раскладываю на составляющие.

По итогу что имеем?

Я проиграл по очкам. Кирилл минимум на 15 килограмм тяжелее, разница в возрасте даёт ему преимущество в силе. Но...зато я смог продержаться почти три минуты. Для восьмилетки против четвероклассника — не так плохо. Пусть он, судя по всему, не занимается боевыми искусствами усердно.

Он дрогнул первым. В тот момент, когда понял, что я не испугался его попытки удушения.

Этот взгляд... Да, определённо уважение. Пусть пока ещё злое, неохотное, но — факт. Он будет считаться со мной, в его голове начали двигаться мысли, причинно-следственные связи.

Что надо сейчас сделать?

Антона нужно предупредить сегодня же. От нашей драки самому Пылаеву лучше не станет, не за его имя же боролся…

Нужно тренировать захваты. Сегодняшний клинч показал слабые места в технике, а еще эти волосы… Может подстричься? Да ну нет, лысый глобус буду.

Так, нужно и браслет проверить, мало ли, вдруг как-то повредили.

Я останавливаюсь у окна, наблюдая, как дождь стекает по стеклу. Где-то там, в отражении, мелькает моё лицо — разбитая губа, взъерошенные волосы, но... довольные глаза.

Хищные…

Чёрт. Всё началось с глупой случайности — просто хотел зайти в комнату. А закончилось... чем?

Не победой. Не поражением.

И это уже третья драка за... сколько? За пару недель?

Вот уж точно - есть, чем гордиться.

***

Глухой гул вибрации шёл от пола. В служебном отсеке, за панелью, которую все избегали без нужды, горел тусклый красноватый свет. Не авария — просто старые лампы, которые никто не менял годами. Они создавали ощущение застывшего времени — между сменами, событиями, вмешательствами.

Один из них сидел, развалившись в стуле с облезшей спинкой, поставив ногу на консоль. Армейские ботинки, шнурки нарочно не затянуты. Он лениво помешивал кофе в жестяной кружке, даже не глядя. Второй стоял у экрана, куртка расстёгнута, воротник поднят. Одной рукой опирался о пульт, в другой вертел зажигалку, щёлкая крышкой с монотонным упорством.

На экране — замедленная чёрно-белая запись: два дерущихся ребёнка, картинка зернистая, будто старая плёнка. Без звука, только время в углу: 08:18:49.32. Момент, когда восьмилетний мальчик впился зубами в запястье подростка.

— Он правда это сделал, — сказал тот, что с зажигалкой. Голос сухой, будто давно забывший смех.

— Угу, — отозвался второй, отхлебнув кофе. — А ты сомневался?

— Думал, сдастся раньше. Или просто заорёт.

— А он выбрал зубы. Сильно.

Щелчок зажигалки.

— Надо обновить профиль. Выдержка не по возрасту. Это не дрессура — инстинкт.

— А у Кирюхи наоборот — уверенность снаружи, внутри каша. Хорош был, пока линейкой щёлкал.

На экране мальчик стоял у окна — растрёпанный, с распухшей губой, но спиной прямо, будто в засаде. В его взгляде, отражённом в стекле, был тот самый отблеск — слишком раннее понимание потенциала силы. Слишком голодный взгляд.

— Видел? — первый ткнул пальцем в экран. — Вот тут, когда выдыхает. Чувствуешь?

— Угу. Момент, когда понял, что выжил.

— Не просто выжил. Выиграл. Пусть и грязно.

Молчание. Воздух будто сгустился.

— Надо было вмешаться? — спросил сидящий, без сомнения в голосе.

— Не наша задача, — отрезал второй. — Нам велели смотреть. До конца.

Он шагнул ближе к панели. В тусклом свете на запястье сверкнуло — не браслет. Татуировка: глаз без зрачка, будто врезанный в кожу. Смотрел вверх. Или внутрь.