Не все мухи попадают в Ад

Глава 14

"Твою ж мать! Что это было?! П-почему я тут лежу... что здесь произошло?" — воскликнул Кирилл, больше про себя, чем вслух. Ощущая лишь детское непонимание и отрешенность, он осматривал плац. Всего мгновение назад, как ему казалось, он был здесь с одноклассниками, тренировался, строил мелкие планы о том, как напакостить или нашкодить очередному младшекласснику, завоевывая авторитет среди других ребят. Но сейчас перед ним было не привычное поле для занятий, а пространство, усеянное едва шевелящимися телами.

Дети вокруг уже потихоньку приходили в себя: кто-то начинал шевелиться, неуверенно оглядываться по сторонам. Кто-то тут же впадал в панику, кто-то отрешенно уставился в пол, а кто-то ещё оставался без сознания.

Кирилл снова осмотрел всё вокруг, теперь уже более цепким взглядом, выискивая детали и пытаясь осознать происходящее. Ему необходимо было понять, что случилось и почему здесь нет... ну, хотя бы взрослых.

Сам он пока не спешил вставать: повезло, что не придавил никого сам, и его тоже не задело. Из своего положения лёжа он медленно перевел взгляд со стены бункера на толпу сгрудившихся детей.

И наконец, Кирилл повернул голову, устремляя взгляд вглубь плаца...

– БУЭ, ГЛ... – Увиденное вызвало почти физическую реакцию. При виде десятков раскуроченных, окровавленных взрослых тел, разбросанных по всей площади плаца, он едва сдержал рвотные позывы.

Многие тела были укутаны в глубокие балахоны или капюшоны, скрывавшие лица и руки. На одежде виднелись темные, запекшиеся пятна крови. Рядом лежали и тела сопровождающих – множество тел сотрудников полигона. Всех "наших", без исключения, объединяла одна жуткая деталь, которую Кирилл заметил сразу: единственная рана на груди, прямо около сердца. Это выглядело как след от глубокого, пронизывающего удара острым предметом. Кирилл видел такое у себя на пятках, когда не везло наступить на старый гвоздь на какой-нибудь забытой стройке, но здесь ранение гораздо больше.

Шок и ужас от этой картины были почти невыносимы, но сквозь них пробивалось и что-то другое. Исчезновение взрослых, тех, кто всегда был главным и устанавливал правила, создало не просто пустоту, а жуткий вакуум. И в Кирилле, привыкшем в своем маленьком мире добиваться признания и места под солнцем, пусть и не лучшими способами, это породило странную смесь страха и острого желания понять, что же произошло. Потребность действовать, осмотреться – она нарастала, вытесняя оцепенение.

Взрослых не было. Значит, самыми старшими здесь теперь были они – дети его возраста, он и еще десяток других. Но быстрый взгляд показал: никто из них не спешил подняться или начать действовать. Они лежали так же оцепеневшие или испуганные. Даже этот Пылаев... он тоже оставался недвижим.

Среди нарастающего ужаса и хаоса, в сознании Кирилла внезапно и четко оформилась мысль: если нет взрослых, кто-то должен взять себя в руки и позаботиться о мелких. Недавний задира, стремившийся лишь утвердиться за чужой счет, теперь, столкнувшись с истинным кошмаром и полным вакуумом власти, почувствовал импульс иного рода. Возможно, это была извращенная форма его прежнего стремления быть значимым, или просто инстинкт самосохранения, подсказывающий, что выживать проще в организованной группе. Мотивация была сложна, но решение стало непреложным.

Он резко поднялся. Но быстрое движение отозвалось в голове оглушающей слабостью. Мир перед глазами на мгновение затянуло рябью, появились темные плывущие точки, и голова закружилась так сильно, что пришлось замереть, цепляясь взглядом за землю.

Постояв так пару секунд, он мысленно упрекнул себя за неосторожность, вдохнул и медленно выдохнул. Головокружение отступило, и теперь, стоя, он смог охватить взглядом гораздо большее пространство, пытаясь осмыслить увиденное и понять, что делать дальше. Он не был ни стратегом, ни спортсменом, ни знатоком поведения в чрезвычайных ситуациях. Но кое-какие знания все же имелись. Возможно, они отложились из рассказов отца, который был офицером, а возможно – из обязательных школьных уроков.

На тех занятиях, которые многие считали просто странной физкультурой, их учили техникам «регулирования тела» и «ментальной стабилизации ядра». Тогда это казалось скучным и непонятным, но теперь Кирилл осознал истинный смысл: это были практики по сохранению самообладания и контроля над своим телом и разумом в стрессовых ситуациях. Их цель – не дать панике парализовать волю, не допустить «дестабилизации дара».

Применив техники «регулирования тела», о которых, Кирилл сделал несколько медленных, глубоких вдохов и выдохов, стараясь собрать мысли в единое целое. Ощущение устойчивости вернулось, и теперь можно было действовать.

Первым делом нужно было проверить детей. Территорию осматривать сейчас было менее важно. Тот факт, что они оказались живы и лежали здесь довольно долго – уже близились сумерки – наводил на мысль: конечной целью нападения, возможно, были не дети. Или же их спасли сотрудники, заплатив за это своими жизнями. Как, наверное, и отец когда-то... Эта горькая мысль промелькнула где-то на периферии сознания.

Кирилл быстро подбежал к ближайшей группе едва шевелящихся детей, тех, кто ещё не полностью очнулся от шока или удара. Он наклонился, стараясь привлечь их внимание к себе, отвлечь от ужасающей картины вокруг.

— Эй, мелкотня! Живы?! Смотрите на меня, эй! — Он приблизился к одному парнишке, на вид лет девяти. Мальчик лежал почти в слезах, испуганно бегая глазами по сторонам. Кирилл встряхнул его слегка за плечо: — Але, пацан! Ты мужик или нет?! Чего ноешь, всё нормально! Двигаться можешь?

— Д... да. А что произошло?.. — Мальчик говорил дрожащим голосом, но Кирилл не дал ему договорить.— Не сейчас. Вставай! — Не дожидаясь реакции парнишки, Кирилл резко подхватил его под плечи и поставил на ноги. — Ну, вроде держишься. Слушай сюда. Помоги остальных поднять. Начни с тех, кто побольше. Если тормозят, бей по щекам, чтобы быстрее очухались. Давай, ты работаешь здесь — он указал на ближайшую кучку детей, — а я иду дальше, к старшим.

Пытаясь успокоить пацана, он добавил: — Не ссы, тут пока ничего не угрожает. Не на что тут смотреть.Эти последние слова оказались роковой ошибкой. Словно получив разрешение, парнишка тут же лихорадочно огляделся по сторонам. Увидев разбросанные по плацу тела взрослых, этих некогда сильных мужчин, теперь лежащих бездыханными, у него мгновенно задрожали руки, а на глазах выступили слезы. Паника вернулась с новой силой.

Кирилл взорвался. Видеть, как пацан снова погружается в ужас, было невыносимо.— Да еп твою ж мамашу! КАК ЗОВУТ ТЕБЯ?! — С этими словами он отвесил мальчику звонкую оплеуху по левой щеке.Парнишка замер в ступоре, его взгляд медленно перевелся на Кирилла.— Ч... что? — прошептал он, совершенно сбитый с толку.— Как тебя зовут?! — повторил Кирилл, нетерпеливо, и ударил по правой щеке.Этот второй удар словно пробил ментальный барьер. Глаза мальчишки прояснились.— Эй! — окликнул он себя, или мир вокруг, или Кирилла, словно вынырнув из кошмара. Его голос стал тверже. — Артем. Я понял тебя, будить других. С нами все в порядке. Спасибо. — Последнее слово прозвучало странно, почти автоматически, но в нем не было ни страха, ни обиды, только внезапное, почти пугающее спокойствие и сосредоточенность.

— Вот и отлично, — Кирилл кивнул, принимая его ответ. — Если что — кричи. Мы тут пока одни, так что давай вести себя по-взрослому. Не до соплей, ёк-макарёк.

«Отлично, — подумал Кирилл. — Если со всеми будет так же просто...»

С этой мыслью он побежал к следующей кучке детей, уже на ходу отмечая странности происходящего. Логика упрямо спорила с реальностью. Если дети просто потеряли сознание, их не должно было быть здесь, на этом пятачке. Его собственная группа, например, занималась совсем в другом конце плаца, далеко от бункера. Люди, внезапно теряющие сознание, падают беспорядочно, натыкаясь друг на друга, сбиваясь в кучу. Но эти лежали аккуратно, обособленно. Казалось, их сюда перенесли.

Но кто мог это сделать? Скорее всего, кто-то, кто желал им добра — какой-то "друг". Враг не стал бы тратить время и силы на такую бессмысленную с их точки зрения задачу, как аккуратное перемещение беспомощных детей. Если, конечно, это не было похищение с какой-то целью, где сохранность "груза" имела значение... Например, выкуп?

Мысли, одна безумнее другой, роились в голове как мухи, но не парализовывали. Пока разум пытался найти объяснение, руки и голос действовали автоматически. За это время Кирилл сумел разбудить и привести в чувство ещё семерых детей. Он инстинктивно начинал со старших ребят — тех, что были покрепче и могли быстрее прийти в себя и начать действовать.

Кирилл обвел взглядом подступивших к нему двоих ребят, которых разбудил первыми, по виду лет двенадцати, и указал на них пальцем:— Так, слушайте. Мы втроем... — он сделал небольшую паузу, словно обдумывая формулировку, — пойдем осмотримся. На всякий случай. А вы, — он перевел взгляд на остальных детей, которые постепенно приходили в себя, — займитесь остальными. Приведите всех в чувство.

Они отделились от основной группы и двинулись вглубь плаца. Проходя мимо одного из лежавших сотрудников, Кирилл инстинктивно наклонился. Быстро обшарив его карманы, он нащупал то, что могло пригодиться: кобуру. В ней лежал пистолет-импульсник. "На всякий случай," — промелькнуло в голове.

Один из двух парней, его импровизированный спутник, с сомнением спросил:— Ты пользоваться-то умеешь?Кирилл, не замедляя шага, ответил:— Конечно. Батя служил, учил меня. Идем.

Они двинулись дальше, осторожно лавируя между телами. Убедиться в том, что это точно погибшие, было страшно легко. Неестественная бледность лиц, окоченевшие конечности, и никаких признаков пульса или сердцебиения – что там обычно прощупывают на кисти? – ничего не чувствовалось. Смерть была абсолютной и неоспоримой.

— Это просто жесть... Как такое вообще произошло? — голос другого сопровождающего парня, дрогнул. Он не выдержал. — И как... что там родители думают? К нам же, наверное, спешит помощь?!

Кирилл мрачно ответил, уже думая на несколько шагов вперед:— Давайте исходить из того, что все плохо. – Он быстро прикидывал дальнейшие шаги. – Надо будет потом обшарить каждый труп... ну, типа, "залутать" их, поискать оружие, может, карты доступа, чтобы попасть в бункер или казармы...

Они наконец дошли до центральной части плаца. Их взгляд сразу же уперся в два объекта, которые явно отличались от хаотично разбросанных тел своей значимостью.

— Господи... Это же... — выдохнул один из спутников Кирилла.— Миллер! — одновременно вырвалось у всех троих.— И Клименко! — закончил другой парень, потрясенно.

Недалеко от центра плаца, там, где взгляд Кирилла и его спутников заметил два тела, возвышалась огромная, иссиня-белая глыба льда. Прислонившись к ней, почти сползая, сидел их недавний куратор — Рен Клименко. Вид его был ужасающим. Тело покрывали множество рваных ран и глубоких царапин. Остатки одежды едва прикрывали окровавленную, изможденную плоть. Лицо, неестественно бледное и страдальческое, было лишено пары зубов, а губы запеклись и потрескались. Казалось, из него выжали все силы, оставив лишь тень прежнего человека.

А вот Миллер... Картина была не менее кошмарной, но совершенно иной. Его тело было распято на той же ледяной глыбе, будто кто-то пригвоздил его, словно коллекционер пришпиливает насекомое в альбом. В его остекленевших глазах застыло непередаваемое отчаяние — последнее, что он испытал.

Кто, или что могло сотворить такое?

Но еще более странным и пугающим было другое. Вокруг полуживого Клименко, словно незримые стражи, ходили тени. Они были не плоскими, а выпуклыми, имеющими отчетливую форму и объем. Двигались бесшумно, будто отслеживая любое, даже малейшее, враждебное движение. А две тени и вовсе держали наготове свои клинки, нацеленные на тело Миллера, словно опасаясь, что он вдруг сможет очнуться.

— Еп твою мать... — почти синхронно выдохнули оба парня рядом с Кириллом. — Рен! Господи, вы как?! Вы живы?! — Несмотря на зловещий патруль теней, они рванулись ближе к куратору.

Тени, к всеобщему изумлению, даже не шелохнулись в сторону детей.

— Так, так, так... Пульс есть! — возбужденно сказал один, проверяя запястье Клименко. — Что еще проверяют?!— Посвети ему в глаза! — крикнул другой, пытаясь вспомнить основы первой помощи.— Да чем?! — растерялся первый.— Телефон возьми, дубина! — выпалил Кирилл, уже склоняясь над Клименко.— Точно! Ща! — Парень полез в карман.— Дак можно было же уже давно позвонить кому-нибудь?! Почему только сейчас сообразили?! — вырвалось у Кирилла в раздражении от глупой задержки.— А связи-то нет, емае! — отозвался парень, подсвечивая Клименко в глаза. — Я свечу! Глаз... ну, зрачок уменьшился. Вроде живой! — В его голосе послышалось огромное облегчение.

— А раны? Он от них не умрет? — с тревогой спросил один из парней, осматривая Клименко.— Не должен, — ответил другой. — Они вроде только поверхностные. А что... что с Миллером?— Тоже надо проверить, но... по-моему, он умер, — ответил Кирилл, с трудом отводя взгляд от распятого тела. — И кто его так?.. Может, куратор?— Да ну, — возразил парень. — У него же вроде земля и тени...

"Кха... кха... кха..." — Сухой, отрывистый кашель внезапно прервал их испуганную перепалку, заставив всех троих мгновенно замереть и переключить внимание.

Ошарашенные дети медленно повернулись в сторону звука. Кирилл инстинктивно вскинул найденный импульсник, готовый к любой угрозе. Но нарушителем тишины оказался тот, о ком они только что говорили. Клименко. Он с трудом поднял голову, его взгляд, несмотря на изможденность, был совершенно осмысленным.

— Ой! Вы живы!!! — выдохнули парни с огромным облегчением.— И вы... Я рад, — голос куратора был слабым, хриплым. Он снова закашлялся. — Разберемся потом... кха-кха... Слушайте. Обшарьте тела сотрудников. В нагрудном кармане у кого-то должен быть небольшой коробок с символом креста. Принесите его. Желательно срочно...

Не раздумывая, ребята бросились выполнять поручение, хотя мысль снова трогать труп, уже более осознанно, была крайне неприятной. Найдя нужный коробок, они вернулись к Клименко.

— Супер, откройте его, — дышать куратору становилось все тяжелее, его слова перемежались частыми вдохами. — На верхней панели видите шприц? Доставайте. — Парень с трудом вытащил стеклянный цилиндр. — Теперь ампулу. Зеленая маркировка. Да, эта. Откупорьте. — С непривычки открыть ампулу оказалось не так-то просто, но второй парень помог. — Отлично. Теперь наполните шприц. Быстро. И... вколите мне в ногу. В бедро. Медленно вводите раствор.

Когда дрожащие руки вводили иглу, Клименко, морщась от боли, пытался объяснить:— Это жидкий фермент... для стабилизации работы ядра... Он пойдет по крови и будет вымывать из меня все излишки... Я истощил себя, пользоваться даром уже нет сил и возможности... Уффф, спасибо...

Едва последний миллилитр жидкости вошел в его тело, живые тени, до сих пор безмолвно патрулировавшие вокруг, начали таять в воздухе, словно утренний туман под лучами солнца, исчезая без следа.

Спустя несколько минут, заметно придя в себя, Рен начал расспросы, хоть и голос его все еще звучал хрипло:— Вы как? Все живы-здоровы?— Да, вроде да... — ответил Кирилл. — Пока не считали, этим другие ребята занимаются. Вы скажите, что тут было?!Лицо куратора вдруг стало озадаченным:— Не посчитали?.. Видели Экрона, первоклассника?— Э... нет. — сказал Кирилл. Он действительно не видел того мальчика, такое лицо он точно бы заметил и запомнил.

— Сейчас осмотримся, — Рен уже более уверенно и самостоятельно поднялся. — Пошлите в центр плаца, туда... за скульптуру льда.

Они направились вслед за ним, в ту часть плаца, куда они еще не дошли, куда не падал их взгляд раньше. И прямо там, в центре этого кошмара, было это.

– БУЭ! — Не выдержав увиденного, один из мальчишек исторгнул желчь на землю.

Перед ними предстала ужасающая картина. Там, среди разбросанных человеческих останков, вырванных жесточайшим, поистине диким способом, словно выкорчеванных под корень, лежал... Экрон. Тело мальчика, всё, от макушки до пят, измученное лицо — всё было в крови. Кровавая лужа под ним уже спеклась, растекшись по неровному бетону в форме остроконечной звезды.

Рядом, пронзенный парой костей, на первый взгляд напоминающих ребра — его же собственные ребра, лежало то, что осталось от культиста.

А над всем этим царила странная атмосфера. Его молнии, казалось, получив приказ охранять тело Владислава, беспорядочно метались из стороны в сторону. Если прислушаться, можно было уловить их тихое шипение и накал, напоминающий гул перегруженных проводов в городе. В воздухе отчетливо пахло озоном и железом.

И под эту какофонию звуков, запахов и невыносимых эмоций, вдали послышались нарастающие звуки вертушек.

Лишь куратор, кажется, впечатлился не столько кровавой бойней вокруг, сколько состоянием самого мальчика и тем, что увидел на его груди. На месте, где раньше, висела какая-то подвеска с любопытным камнем, теперь зияло темное пятно, словно клеймо, выжженное прямо на коже. Кожа вокруг этого места отдавала темнотой, а в широко открытых, неподвижных глазах мальчика, отражались сотни мельчайших фасетчатых зрачков, которые на глазах медленно стягивались, принимая обычный человеческий вид.