Не все мухи попадают в Ад

Глава 15

Я снова очнулся. Где? Угадайте с одного раза: конечно, в медицинской капсуле. Точно, как тогда, больше трех лет назад.

Но что теперь со мной? Кто я? Как себя определить? Кем теперь считать?

Снова прокручиваю полученные воспоминания, анализирую свои последние года жизни, свое поведения в разных ситуациях...

Я точно не чувствую себя Андреем, хотя именно его память, его мировоззрение, его суть... они так сильно повлияли на меня и продолжают влиять до сих пор. И я ни в коем случае не Владислав – от его памяти у меня нет ничего, только его тело, его жизнь за последние годы.

Так кто же я? А тот демон? Я уверен, что какая-то его часть души или сознания стала моим собственным "я". В тот самый миг, когда я...

...и снова эти всплески: смерть моих родных – моя собственная смерть – осознание себя в теле отвратительной мухи, потом дворовой собаки, а теперь – здесь, в теле ребенка.

"Нет!" – резкий, чужой голос, не моя мысль ударила на периферии сознания.

"Что значит "нет"?" – мысленно ответил я. – Кем мне себя считать? Просто каким-то усредненным сознанием, собранным из обрывков? Или чем-то новым, уникальным, кем-то по-настоящему осознанным, созданным из слияния трех?

Но кто тогда... третья? Кто она?

"В̛̱͙̖̼͎̹͍̙ͮ́̄ͮ͗́́͋ͥ̆͆͑Е̵̲̗̥̰̟̻̓̍͐ͥͮ͐ͨͭͥͨ̿̄̃ͦ̊ͧͨ͒̂͘̚̕̚͢͟͡ͅЛ̸̢̝̜͍̲̞̫͙͎̫̗̈ͤ͊̓̓̌ͪ̎̑̿̒ͦ͞_̦͇̄͛ͥ̚͡Ь̡̪̘̮̲̔̌ͮ̽͊̏̂͘̕͢З̧̲͔̳̖͍̀͆̀̓̿̉̕_̛̤̬͈̬͚̟̥̭̫̫̘̹̤̳͊̏ͫ̎ͭ͊͐̂͗̃͢_̛ͭ͂̐Е̨̢̨̰̖̱͚̘̹̮͓̞̺̬̻̠̊ͣ̿ͩ̈́̇ͭ̀̃̂ͣ̍ͯ́ͩ̐ͫ͛̕͟͟͞ͅВ̴̢̟͇͚̟͕͚̣̻̰͔̹̪̩̍ͤͧ̿̎̉͊̀̃̓ͥ͋́͊̓͂ͪ̉͢͠Ӳ̷̵̷̶̧̢̤̦͎̥͕̙̥̼̟̭̼͕̓̃̇ͬ̂̉ͬ͆̉ͦ͞Л̸̢̛̛̱̘͉̇͊́ͬͅ.̴͌_̞̫̖ͩ̀ͧ"

Опять раздался голос, но этот был другим. Иной интонации, глубокий, осмысленный, тревожный, даже страшный.

«Скажи вслух...» – потребовал он.

"Что? Что сказать?" – мысленно отпрянул я. Мне совершенно не нравилась эта идея – разговаривать с обрывками чужого сознания в собственной голове. Это отдавало какой-то шизой.

Я еще не до конца понимал, кем для меня является… эта часть, появившаяся после слияния, но странным образом не чувствовал к ней враждебности. Более того, пользуясь новой для меня памятью, его взглядами на мир, я чувствовал какое-то странное родство с этой сутью. Мой собственный поток мыслей менялся, словно обогащаясь незнакомыми словечками и понятиями – теми, которых просто не было в моей памяти, пока я был исключительно Владом.

"Аааа, как же это сложно!" – вырвалось у меня уже беззвучно.

"Что от меня нужно этому голосу?!" И еще... нужно разобраться с тем трешом, что произошел на плацу...

Но нет. Это... это потом. Первоочередным было другое.

Понять себя... да, это сейчас главное. Без этого, весь мир... Он просто не будет иметь смысла. Ибо как можно осмыслить реальность, не осмыслив сначала того, кто ее воспринимает? Мир подождет. Сначала – я.

Итак. Мне предложено произнести вслух некое странное слово: «Вельзевул». Что оно означает? Ни в моей собственной памяти, ни в памяти Андрея не нашлось ничего похожего. Это очень напоминало какой-то древний устный активатор, те самые, которыми еще пользовались сотни лет назад.

Но тогда чья же еще сущность сидит во мне? И не даст ли это слово повод для ее активации? Для подмены? Эта мысль леденила – очень не хотелось быть замененным чужим сознанием.

Краем сознания – своего ли сознания? – я отметил, что такая дальновидность и предусмотрительность мне были абсолютно не свойственны прежде. Лол, я вообще не мыслил в таких категориях, у меня просто не было таких знаний!

Ладно, давайте думать, исходя из доступных фактов. Я не смогу активировать словом магию, аспект которой мне не присущ. У меня, если после пережитых вспышек ничего не изменилось, есть доступ только к молнии и... чёрт! Там же еще какие-то "закрытые ветви" были!

А вдруг они активировались сами собой за это время?! Вдруг они вообще не мои изначально?! И пока спали, не было у меня в голове этих мыслей, этих голосов, этих пугающих воспоминаний...

Меня начала охватывать паника. Перспектива быть подмененным или поглощенным каким-то чужим сознанием совершенно не радовала. Но и оставлять такое без внимания, делать вид, что ничего не происходит, было просто невозможно. Нужно было понять, что это за слово и к чему оно приведет.

Итак, какие будут идеи? Как мне поступить? Первым делом нужно попытаться разобраться с тем, что осталось от личности или сознания Андрея... Так, а я могу вообще с тобой как-то общаться?! Или мы... мы уже единое целое? Сроднились? Что за новую сущность вроде «сфирота[u1] », мы образовали?

«Андрей!» – мысленно окликнул я.

Тишина. Полная тишина внутри. Значит, это правда. Нет больше никакого отдельного Андрея или... кого бы то ни было. Есть только я. Я, в этом теле Владислава. И эти воспоминания, знания, даже голоса – они теперь часть меня.

Тогда остается только этот голос. И слово – «Вельзевул». А что, если и он – этот голос, эта часть – тоже стал мной? Просто еще не полностью проявился? И произнести это слово – это как... ну, как дать ему возможность пробудиться? Пожалуй, это даже логично, с точки зрения всего пережитого.

Мотивация родилась сама собой, четкая и непреклонная. Понять себя. Это главный приоритет, я решил. А эти части – Андрей, этот демон? – они есть я теперь. Их память, их опыт – это же не просто информация. Это невероятная сила. Чем больше я знаю о себе, о своих истоках – какими бы странными и даже ужасными они ни были – тем крепче стою на ногах. Каждая новая грань, каждый век чужого, ставшего моим, опыта... делает меня сложнее, непредсказуемее. А значит – сильнее. Особенно если речь идет о знании, накопленном за сотни лет! Хе-хе-хе. Если, конечно, всему этому кошмару можно верить...

Что ж... рискну.

«Вельзе...» – только успел начать я, как раздался громкий гул, и капсула открылась.

Свет ярких, почти слепящих ламп ударил в лицо, на мгновение лишив глаза способности видеть. В голове возникла какофония звуков, гул и звон, перемешанные с приглушенными шумами внешнего мира. Но среди этого хаоса отчетливо пробилось что-то родное... почти родное.

– Влад! Господи, как ты?! – услышал я голос матери. Полный неприкрытой тревоги, срывающийся от нервозности. Интонации улавливались с трудом, словно сквозь вату, из-за переходного состояния после выхода из капсулы, но это была она.

– Постой, Амма, дай ему прийти в себя, – добавил уже голос отца.

Они здесь... вдвоем. Слышу только их.

Так. Родители. Капсула... Я в капсуле! Эта мысль, острая и внезапная, вонзилась в сознание. Я в медицинской капсуле!

Это значит... Я жив! Значит, вся та ужасная ситуация на плацу как-то разрешилась... положительно? Если я оказался здесь, в безопасности. Получается, в тот критический момент кто-то сумел меня спасти – либо подоспела подмога, либо это были Клименко и его тени, что казалось более вероятным.

Уф... А что там с другими детьми? Как куратор? Как вообще всё это закончилось?!

Постепенно зрение и слух вернулись. Под пристальным взглядом родителей я смог принять сидячее положение, опираясь на край капсулы. Отлично. Я в норме. Насколько это вообще возможно сейчас.

– Как ты, Влад? Как самочувствие? – спросил отец, его голос звучал осторожно, скрывая глубинную тревогу.

Их лица – мамино, папино – склонились надо мной. Я видел их заботу, их страх... каждое едва уловимое движение мускулов, каждую напряженную морщинку у глаз. Мое новое, расширенное сознание, включающее не только мою прежнюю память, но и что-то чужое, более опытное и острое, мгновенно считывало и интерпретировало их эмоции. Они старались не выдавать своего беспокойства, вероятно, чтобы лишний раз не пугать меня. Но я видел все. И я понимал.

– Если честно, то... – начал было я, и поток слов прервался. Стоит ли вообще рассказывать всё, что я пережил и понял? Не наяву, не "на практике", а в собственном сознании? Это же...

...и в тот же миг новая, ужасающая вспышка памяти ударила по голове. Вот я. Я – собака. Разрывающая и пожирающая маленького ребенка. Отрываю от него плоть СВОИМИ, собачьими зубами. О нет! Нет-нет-нет!

Этого… этого никто не должен знать! Ни родители. Никто вообще! По крайней мере, пока я сам не разберусь во всем этом кошмаре. Что они подумают? Как отреагируют? Как смогут смотреть на меня прежними глазами, если узнают?..

Пока нельзя. Слишком рано. Слишком страшно.

– Если честно, то болит голова, – окончательно принял решение, я закончил начатую фразу, прислушиваясь к своим ощущениям. Да, голова действительно гудела.

– И еще горит грудь, – добавил я, сосредоточившись на другом ощущении. – Будто дышать тяжело, хотя... – я сделал глубокий, полный вдох. – Я ведь дышу нормально.

Я опустил взгляд на грудь – и замер.

– Опа... А это что?

Прямо на коже, в районе сердца, был странный темный отпечаток. Словно капля, оставленная горячим клеймом.

– На что же я так упал? — пробормотал я, невольно касаясь странного темного знака на груди. — Но в целом, чувствую себя... сносно. Вам что-то известно? Что там произошло? Как остальные?! Как Антон и Макс?! А Софья... как Софья? — вот за них я волновался искренне, по-настоящему. За друзей и за ту девочку... ну, просто девочку.

– Все дети в нормальном состоянии, — произнес третий человек, стоявший в проходе. Я его не помнил. Он шагнул вперед.

– Рен Экрон, простите, что так торопим события, но нам крайне необходима информация касательно произошедшего на плацу. Чем раньше мы ее получим, тем больше шансов, что Империя не допустит подобных случаев в будущем. Это вопиющее нарушение требует незамедлительного вмешательства, и, увы, нам придется чуть поторопиться с вашим восстановлением.

Он посмотрел мне прямо в глаза, и его тон стал мягче, доверительнее, но я сразу уловил в нем расчет.

– Вы ведь не хотите допустить, чтобы такое случилось с кем-то еще?

Вот как... Сразу с козырей, — мелькнула мысль. Я моментально распознал попытку манипуляции этого старичка. Он даже толком не представился! И не спросил разрешения у родителей, хотя по возрасту я пока не имею права быть объектом такого следствия без попечителя или официального представителя.

И тут же, откуда-то из глубины сознания, всплыла четкая выдержка из гражданского кодекса Империи. Так... это он? Сознание Андрея? Если так – это прекрасно! Это значит, что я не один. И он не просто типа банка знаний, а соучастник.

– А... – начал было я, готовый возмутиться, но запнулся. В поисках поддержки я резко посмотрел в сторону отца. В голове только что пронеслась вся эта юридическая выкладка о моих правах, но на практике использовать ее прямо сейчас... Я был слишком измотан. После всего пережитого хотелось одного: просто нормально поесть, успокоиться и уже в тишине самому разобраться со всеми этими ужасами и открытиями.

– С вашими родителями все обговорено, – сухо произнес старичок.

Я увидел их кивки. Материнский. Отцовский. Безмолвное подтверждение.

Окей. Предатели. Это была неприятная, резкая мысль, от которой захотелось поморщиться. Но что поделаешь...

Спрятав разочарование, я выпрямился насколько мог в сидячем положении и официально спросил:

– Хорошо. Что от меня требуется?

Голос представителя Службы Безопасности был ровным, безэмоциональным, каким-то... отшлифованным. Словно все ненужные обертоны были стерты, осталась только суть. Но взгляд, который он на меня направил, был цепким, внимательным. Он не просто смотрел – он сканировал, анализировал. Я чувствовал это, даже сквозь остатки шока и усталости. Мое новое, расширенное сознание отмечало каждую мелочь: легкое напряжение в уголках глаз, едва заметное дрожание пальцев, несмотря на внешнее спокойствие. Этот человек тоже пережил что-то ужасное. Или был к этому причастен? А может, он – один из них? Нет, слишком... обычный. Но кто такой обычный после Северска-3?

— Требуется информация, — его голос не изменился ни на йоту. — Вам предстоит ответить на несколько вопросов, касающихся событий на территории бункера. Чем точнее и подробнее вы сможете описать, тем быстрее мы сможем понять произошедшее и предпринять меры. Понимаете, это необходимо для безопасности. Вашей и других.

Боже, я бы сам не отказался от хоть какой-нибудь информации!

Я кивнул, стараясь принять более собранное положение. В голове все еще гудело, но новый, какой-то слишком аналитический слой сознания тут же принялся обрабатывать информацию. У них ЧП. Им нужно понять масштаб. И мою роль в этом. Окей. Как там подсказывает Андрей на периферии сознания? Факты. Только факты.

***

– То есть вы утверждаете, что не помните событий, произошедших после вашего выстрела в спину нападавшему, верно? — голос следователя звучал ровно, но в нем сквозило напряжение.

– Абсолютно так, — подтвердил я, стараясь выглядеть максимально убедительно.

– И у вас нет никаких подозрений относительно того, что случилось потом? На месте нападения, там, где, как вы говорите, произошло ваше «сражение», мы обнаружили его тело. Скажем так, в весьма неприглядном состоянии. У вас есть какие-то мысли, воспоминания на этот счет?

Я глубоко задумался.

Ведь после того, как я упал, перед тем, как меня захлестнула волна флешбэков, я слышал голос. Или скорее мысль. Точно! С такой же интонацией, с таким же жутким посылом, который требовал совсем недавно сказать: «Вельзевул»!

И что он еще тогда говорил? Какие-то обрывки... Было что-то про директиву? «Защита носителя»...

Так. Ну, я – это, видимо, «носитель». И меня что-то защищало.

Если построить логическую цепочку, получается, что что-то внутри меня еще живо, осознанно. Может ли оно вмешиваться в управление мной? И раз я потерял сознание именно в момент той ужасной волны воспоминаний, то это «что-то» именно тогда могло перехватить контроль над моим телом и расправиться с тем ублюдком?

Ну, в этом есть странная логика.

Это объясняло и мое относительно быстрое пробуждение – беспамятное тело просто «доставило» сюда другое сознание. Объясняло, почему оно не причинило вреда телу – ведь оно его защищало. И подтверждало, что полный контроль другого сознания надо мной невозможен, пока я сам в сознании – такого ведь действительно ни разу не было.

– Окей... — осторожно произнес следователь. Мой взгляд, ушедший куда-то вглубь себя, видимо, настолько его привлек и насторожил, что он прервал молчание.

– Владислав, я понимаю, что вам тяжело вспоминать все случившееся. Это огромная травма для ребенка. Уже одно то, что вы смогли защитить своего друга, бесстрашно вмешались в бой, чтобы отвлечь внимание, и в самый решающий момент оттянули на себя внимание одного из нападавших, чем дали Рэну Клименко возможность действовать – это... это безрассудно, самоубийственно, но, достойно самой высокой похвалы. Вы настоящий молодец. – Голос спрашивающего звучал участливо, но с едва уловимой ноткой чего-то еще.

– А... что? — мой голос звучал рассеянно. Слова мужчины едва пробивались сквозь рой собственных мыслей, я напряженно перерабатывал какую-то другую, внутреннюю информацию.

– Благодаря вам, ни один из детей не погиб, — продолжил следователь, кажется, не заметив моей заторможенности. — Вашему куратору, была оказана своевременная помощь, и это тоже заслуга – одного из школьников, который проявил инициативу и взял на себя организацию, пока не прибыла наша группа. Именно они и обнаружили вас и то, что, по всей видимости, стало результатом вашего столкновения. – Он сделал паузу, давая понять, что речь идет о неприглядном состоянии тела нападавшего, найденного на плацу.

– Я... Я правда не знаю, что произошло потом, — вернулся я к реальности, стараясь звучать убедительно. — Я помню только, как выстрелил в него, как упал... а очнулся уже здесь, в капсуле. Честно. – Я на мгновение замолк, подбирая слова, пытаясь найти правдоподобное объяснение, которое мог бы принять следователь. — Может быть, сама та штука... сфера, которую он так хотел заполучить, как-то... отреагировала? Когда я упал, я ведь точно помню, что сбил ему концентрацию... Ну, или по крайней мере, пытался это сделать. А в таких делах с артефактами концентрация важна? — Мой голос стал чуть более уверенным, когда я развивал эту версию. — Может, сфера его и разворотила? Или просто среагировала без контроля?

Я посмотрел на него, стараясь изобразить недоумение. — Вот он и... поплатился. Вспомнив еще один момент, я добавил. – Кстати, что это вообще было? Та сфера – это какой-то артефакт?

– Эх... — следователь вздохнул, звук этот был наполнен очевидным разочарованием. Казалось, он уже почувствовал, что не получит исчерпывающей информации и дело о нападении затянется еще на несколько месяцев разбирательств.

– Почти верно, — наконец произнес он. — Подробностей раскрывать не станем, но это действительно рукотворный артефакт. Он напитывается энергией ядер. Там целый ритуал для этого создан.

– И для чего он нужен? — сразу же спросил я.

– Для сбора аспектов в одной сингулярности. Это своего рода апогей энергии, сконцентрированный в небольшом артефакте. Он способен генерировать энергию тех различных аспектов, которые в себя вобрал, — пояснил следователь, и в его голосе прозвучала ледяная нотка. — И так удачно сложилось, что вы – дети из самых разных родов, с зачатками всевозможных родовых аспектов – оказались собраны в одном месте. Чрезвычайно удобно для такого ритуала.

– Да уж, мотивация более чем понятна, — кивнул я, осознав всю циничность происшедшего. — Но мы можем рассчитывать на какую-то информацию по ходу этого следствия? Страшно интересно, кто за этим стоял. Инициатором ведь не Миллер Вильгельм был? Похоже, что его просто подкупили.

В ответ на мои слова на меня устремились странные взгляды. И родителей, которые до этого момента держались в стороне, и самого следователя. Они выглядели изумленными.

– Что? — слегка пожал я плечами. — Я видел его. Я слышал, что он говорил. Думаю, если вы опросили нашего куратора, то вся необходимая информация у вас уже есть. Я на мгновение замолчал, преследуемый другой мыслью. — Кстати... что будет с Софьей? Это же ее отец был?

Следователь вновь взял разговор в свои руки. – Опекун, — поправил он, кивнув. — С ней поработали менталисты. Немного подкорректировали события и значимость опекуна в ее жизни. Блок спадет через пару лет, когда будет готова к правде. Узнает ее сама. Деталей дела и его результатов вы, к вашему сожалению, не узнаете. Разве что у нас вдруг появятся к вам новые вопросы, или у вас внезапно найдется более полное описание событий, чем сейчас.

Он окончательно дал понять, что разговор окончен.

– На этом, думаю, всё. Спасибо за обратную связь. Вы смогли пополнить картину событий.

Следователь поднялся, едва заметно поклонился и удалился, не обронив больше ни слова.

«Пу-пу-пу», — мысленно подытожил я, провожая его взглядом.

***

[u1]Слияние сознаний