Не тот год III

Глава 9

Я остановился повернулся лицом к патрулю и принялся ждать их подхода. Через полминуты мне прям в лоб без лишних предисловий заявили:

— Гражданин, прошу предъявить ваши документы.

— Здравствуйте. Вот, — я аккуратно, чтобы не волновать мужиков, расстегнул две пуговицы на пальто. Сунул руку за отворот, забрался в карман пиджака и выудил на свет божий тонкую стопочку документов. Мои действия не напрягли «истребителей». Это я отметил с внутренним неудовольствием. А ведь идёт уже не первый день войны со всеми исходящими. Они и встали точно напротив меня, держа своё оружие на плече. Будь у меня под одеждой пистолет или револьвер, то мне и нужно было только быстро развернуться боком, выдернуть руку с пистолетом и дважды выстрелить. А то и вовсе можно было выстрелить через одежду, рискнув тем, что затвор может зажевать ткань. Бойцы только моргнуть бы успели перед смертью. — «Наверное, я окончательно сражен профдеформацией, Иначе бы не думал о том, чтобы провести с мужиками занятие по правильной проверке документов у подозрительных лиц», — подумал я про себя, протягивая удостоверение и отпускные справки патрулю. Скорее всего, «истребители» пришли в патруль из каких-нибудь заводских или фабричных рабочих, крайне далёких от всего того, чем им сейчас приходится заниматься. А милиционеров, которые могли бы провести ликбез, не осталось или у них нет времени. Ещё как вариант — мне попались лентяи, наплевательски относящиеся к инструктажу.

Отношение патрульных мгновенно изменилось, когда они внимательно ознакомились с документами. Капитан ГБ, фронтовик, отпускник в связи награждением за подвиг и т. д. и т. п. Как выяснилось в ходе короткого разговора, мужики мечтают о фронте. Хотя прекрасно представляют себе, что это такое. Один из них успел полгода провести в составе Красной Армии во время Польской кампании. Служил в артиллерии. После контузии один глаз стал совсем плохо видеть и испортился слух. На фронт его не взяли. Но записали в московский истребительный батальон, в подразделение, которое занималось патрулированием улиц, поддержкой милиции, охраной важных объектов. То есть, совсем не то, чего желала душа покалеченного, но не сломленного бойца. Невольно я вспомнил тысячные толпы из видеорепортажей на пограничных пунктах вроде Верхнего Ларса. Молодые, здоровые, получившие всё, что нужно в жизни стремительно бросились прочь из страны в тот момент, когда она нуждалась в их помощи. Из той страны, которая дала им всё, чем они владеют. Честно признаюсь, но, когда в новостях проскакивали истории проблем, которые обрушились на головы этих трусов «за бугром», я испытывал удовлетворение. По дело́м!

Кстати, выходит, я ошибся, приняв «истребителей» за полностью гражданских штрафирок. Один и повоевать вон успел. Правда, времени уже прошло немало. Да и род войск, возможно, сказался.

— Товарищ капитан, — в самом конце нашей беседы один из патрульных предупредил, — если вы дальше так пойдёте, то будьте осторожны. Там Тишинка будет. Ну, в смысле, Тишинский рынок. Там столько всякой мрази крутиться! — он сплюнул под ноги, демонстрируя своё отношение к тамошнему контингенту. — На половине клеймо ставить негде. А каждого пятого хоть сразу без суда к стенке ставь.

— Да хватит тебе, Ефим, — одёрнулся «истребителя» напарник. — Люди там нормальные торгуют. Не от хорошей жизни понесли на прилавки своё добро. Им самим от бандитов достаётся ого-го как.

— Спекулянты они все, — сказал, как отрезал первый патрульный. И вновь выдал предупреждение. — Так что будьте там осторожны. Вы одеты хорошо. Из-за этого к вам могут прицепиться бандиты. Хитростей у них с короб и пару пригоршней припасено, чтобы людей обмануть и ограбить. Любых людей.

— На мне они зубы обломают, Ефим, — хмыкнул я. — Сам до войны подобную мразь гонял по «малинам» и отправлял в лагеря. Только не в Москве, конечно, — пришлось немного слукавить, чтобы не получить расспросы стиле «а с кем служили, а кого поймали, расскажите, а то страсть как интересно». — Но бандиты они везде бандиты. Знаю, что от них ждать и как следует встречать.

— Пуля по ним всем плачет, — уверенно произнёс мужчина.

— Полностью согласен, — кивнул я в ответ, ничуть не кривя душой.

Услышав про Тишинский рынок и описание, данное «истребителями», у меня и мысли не закралось, что свернуть. Это же Тишинка! В своей истории мне так и не довелось побывать на этом рынке. А потом его снесли и поставили обычный торговый центр. Тот самый, которых в Москве два вагона с тележкой. Считай, что убили место, которое делало Москву Москвой. По слухам из интернета, именно там снимали одну из сцен замечательной комедии «Операция Ы». Сколько в них правды не знаю. Зато сейчас у меня есть возможность вживую оценить данное легендарное место. Что же до криминала, который в это время на рынке расплодился, как блохи на бродячей псине, то — бандитов бояться, значит, в милиции не служить!

Несмотря на время далеко за полдень, народу на рынке оказалось полно! Деревянные дощатые павильоны были полны всякой всячиной. Общее количество продуктов равнялось примерному количеству всему остальному. Здесь можно было купить от бумажного кулька с ржаными сухарями, черными, будто намазанными гуталином, до огромной фисгармонии с поцарапанными стенками. Превалировали в качестве торговцев немолодые мужчины и женщины всех возрастов. С тётками лет тридцати-сорока рядом переминались и журились от холода девчонки лет семи-восьми и старше.

Несколько раз в толпе я ощущал, как по пальто торопливо проходят чьи-то ловкие и наглые руки, ощупывая карманы и решая насколько реально у меня что-то стащить. После второй такой попытки я чуть не поддался порыву двинуть локтем в ответ. Но тут же подумал, что в ответ мне может чуть попозже прилететь заточка в бок.

Раны, собственно, не боялся. Я наложил на себя защитный заговор едва только подошёл к воротам рынка. Как говорится, береженого Бог бережет. Но вот пальто и костюм под ним было жалко. Может потом и заштопают в ателье так, что будет и не найти дырку. Но я всё равно буду уже знать, что вещь не просто не новая, а вовсе дранная. Вот так забота об одежде кому-то сохранила целыми рёбра.

Путешествие по рынку привело меня к нескольким дощатым ларькам самого захудалого вида, на прилавках которых лежали всевозможные клинки. От складного перочинного ножа до сапёрного бебута времён первой мировой войны. Один из этих изогнутых кинжалов привлёк моё внимание. Было видно, что оружие повидало жизнь. Но при этом сохранило полностью всю свою функциональность. Я не знал насколько законно приобретение клинков в это время. Но удержаться от покупки не смог. В крайнем случае, буду надеяться на свою особость и приближённость к вершинам власти. К бебуту приобрёл кавказский кинжал кама в серебряных слегка царапанных ножнах со специальным крепление для маленького прямого ножа, который продавец обозвал подкинжальником. И кинжал, и его «подмастерье» были откованы из булата или дамасской стали. На это я и купился.

Но это было только начало. На прилавке самого последнего павильона лежали ножи и кинжалы, которые я видел только в играх, в которые гонял в старших классах. Это были так называемые траншейные ножи и несколько японских образчиков. Чёрт их знает, как последние оказались в Москве. Может, какой-нибудь ветеран Русско-японской решил в тугую годину скинуть свои трофеи, тщательно укрываемые ранее под половицей в бараке.

Здесь продавец поимел с меня весьма круглую сумму. Но я ничуть не жалел. Деньги — это деньги. У меня их чуть ли не полчемодана. Зато какую коллекция в одно мгновение удалось собрать! Ножи танто с круглой гардой и без неё.

Также приобрёл траншейный нож с деревянной рукоятью с вырезами под пальцы с закрытой гардой из стальной широкой и толстой пластины на которой со стороны пальцев были приклёпаны пять пирамидальных выступов и двадцатисантиметровым трёхгранным клинком. Словно кто-то взял из мастерской трёхгранный напильник, обточил его, заострил и посадил на рукоять от сабли, на которую наплавил выступы, а потом обточил до тупых шипов.

И ещё взял один траншейный нож чуть меньше размером, чем предыдущий. Он имел четырнадцатисантиметровый клинок в виде сплющенного ромба с заметной центральной гранью. Рукоять была латунная, отлитая заодно с кастетом с круглыми отверстиями под пальцы. На обухе торчала двухсантиметровая четырёхгранная шишечка с резко сведённой в конус вершинкой. На боковой стороне рукоятки имелась глубоко выбитая надпись: U. S. 1918. И тут даже нет ни единой мысли о том, как этот клинок оказался на данном прилавке. При этом это точно не сувенирная ерунда и не новодел, которые встречаются в невероятных количествах в моём времени. Сейчас вряд ли о таком местные дельцы вообще думают. Отлично видно, что всё оружие побывало в схватках и явно как следует попробовало горячую человеческую кровь. Возможно, нож был взят в качестве трофея с одного из американских интервентов. Это только в громко говорящей истории говорится, что, мол, русские и американцы никогда не сталкивались в, скажем так, официальном бою. На самом деле всё обстоит несколько иначе. Во время своей интервенции США на законных, как они считали, основаниях решили оккупировать часть земель РИ/СССР. Тогда-то и пришлось повоевать. Причем звездно-полосатые «матрасы» получили по зубам как следует. Хотя им сытым и отлично вооружённым противостояли полуголодные рабочие с сибирскими крестьянами, вооружённые подчас устаревшими винтовками чуть ли не времен Русско-японской войны. Так что, траншейный нож с американского завода мог принадлежать одному из таких интервентов.

Кроме ножей и кинжалов я выбрал ещё два кортика. Один вполне себе современный, советский со звездой. Второй очень старый, потёртый, но выглядящий намного внушительнее, чем эсэсэсровский новодел.

Оружие мне завернули в холщовые свёртки, по которым было невозможно понять, что внутри. Чтобы было удобнее нести покупки я приобрёл вытянутый и невысокий кожаный саквояж с застёжками. Не знаю, под какие специфичные вещи его создали. И никакого интереса узнавать нет. Главное, что внутрь без проблем влезли все мои свёртки. Даже немаленькие бебут и кама.

— Гражданочка, а отсыпьте-ка мне стаканчик семечек, — улыбнулся я немолодой женщине предпенсионного возраста, устроившейся на двух деревянных ящиках и на третьем поставившая холщовый мешочек с семенами подсолнечника. Рядом с ним расположился стеклянный стакан, использующийся в качестве мерки. Я передал ей несколько монет, затем оттопырил карман на пальто, в который продавщица ловко насыпала стакан семечек. — А не подскажите, как до трамвайной остановки отсюда проще добраться, чтобы вон в ту сторону уехать?

— А через дворы…

Только я выбрался через запасной проход, ведущий к жилым домам, как столкнулся с девочкой подростком лет четырнадцати или пятнадцати. Рост метр с кепкой, худющая настолько, что зимнее пальто ей совсем не добавляло объёма. В валенках с кожаными задниками, в черной длинной юбке, в серых шерстяных варежках и в сером пуховом платке на голове, чьи концы были обёрнуты вокруг шеи на манер шарфа. На плече у неё висела тряпочная сумка на длинной прошитой лямке. В руках она держала тонкую пачку мелких и разноцветных бумажных прямоугольников. Мы встретились неожиданно. Девчонка куда-то жутко торопилась и летела, не глядя по сторонам. А я на каких-то несколько секунд расслабился, переваривая полученные впечатления и щёлкая семки. В общем, и на старуху бывает проруха. Вот если бы это была угроза, то подсознание сработало бы быстрее разума. А так…

Вроде столкнулись несильно, но девчонка не удержалась на ногах и плюхнулась на зад. Бумажки выпали у неё из руки и рассыпались на утоптанном снегу тропинки. Брошенный беглый взгляд мигом опознал в них продуктовые карточки. Там были все или почти все: на хлеб, мясо, сахар, рыбу, рыбные продукты, крупу, молоко и даже детское питание. А ещё их было очень много. Слишком много, чтобы оказаться в одних руках.

Машинально я протянул руку девчонке.

— Извини, не увидел. Ты так неожиданно из-за угла вывалилась.

Та от помощи отказалась. Быстро с рассиживания на пятой точке переместилась на корточки и стала собирать упавшее. Я помог ей, подобрав семь штук из тех, что упали у моих ног. Но, когда протянул их девчонке, и она взялась за них, не стал отпускать документы, крепко сжав пальцами.

— Отдай, — хриплым шёпотом сказала та. — Это моё. Мамка больная совсем, не может ходить. А нас у неё одиннадцать. Я самая старшая.

— Одиннадцать? — переспросил я, сверля её взглядом. — Да тут на целый детдом карточек.

— Отдай, — повторила она.

Я выпустил карточки и тут же перехватил собеседницу за тонкое запястье.

— Тебе сколько лет, старшая в семье?

— Отпусти. Я сейчас закричу.

— Кричи. Вдруг знакомые твои придут или родные.

— Слушай, отпусти, а? Тебе же не нужны карточки, — неожиданно сменила та тон. — Ты же фартовый. По другим делам.

— По каким же? — уточнил я, быстро качая информацию в голове. Вблизи удалось очень подробно рассмотреть якобы подростка. Почему якобы? Так этой, не знаю как её назвать, особе было не меньше двадцати лет. Просто маленький рост, тщедушное сложение и зимняя одежда сыграли дурную шутку. Или незнакомка специально себя выдает за ребенка ради каких-то своих целей. — «И я даже знаю ради каких. Не просто так она так спешит с кучей продуктовых карточек в место с такой криминальной историей».

Вместо ответа та попыталась вырваться. Да только куда там. В ней веса даже сорока килограмм вместе с зимней одеждой не набиралось. А бить меня она боялась. Не дай бог спровоцирует на ответ.

Самое криминальное место в Москве. Рядящаяся под подростка взрослая девушка. Куча продуктовых карточек у неё в руке, которые она торопится кому-то на рынке отдать. Я, принятый ей за одного из представителей местного контингента судя по контексту её речи. Что ещё нужно, чтобы заставить оперское чутьё сделать охотничью стойку. Я даже ощутил особое внутреннее возбуждение, которое не раз приходило ко мне в прежней жизни. Война — это война. Эта та работа, которую я умею делать хорошо. Но борьба с криминалом — это моё призвание, часть меня. Я шестым чувством понял, что вот эта мелочь — всех смыслах — меня выведет на крупную добычу.

— Со мной пойдёшь, — приказным тоном сказал я пойманной. — А дёрнешься, то по закону военного времени получишь пулю в спину.

— Да кто ты такой, мать твою? — испуганно-зло произнесла та, не оставляя попыток вырвать свою руку.

Я молча сунул руку за пазуху и достал удостоверение. Девушка замерла уже в тот момент, когда увидела бардовую корочку с надписью на ней. Мне даже не пришлось её раскрывать. Может быть она особо не понимает во всех аббревиатурах и спецнадписях. Впрочем, ей уже достаточно его облика, так как «ксивы» простых милиционеров, энкавэдэшников (которые комсостав) и гэбэшников (что начсостав) отличались. И те, кто хоть как-то прикасался к моей структуре в них должны хоть немного разбираться. ГУГБ — это вам не милиция, хоть вроде и к одному наркому принадлежат. Там на мелочь внимания не обращают. А если обратят, то мелочи этой ой как не позавидуешь.

— Я… я… я… — стала повторять одно и тоже девушка. В одно мгновение она превратилась в квашню, аморфную и безвольную, из которой можно лепить что угодно: хлеб, пироги, лепешки, клецки и прочее.

— Кто тебе дал эти карточки? Отвечай! Живо! — прикрикнул я на неё. — Что ты с ними должна сделать? Кому передать?

— Франт, это он их дал…