Не тот год III

Глава 8

Ночью я спал плохо. Раз пять просыпался. Дважды из-за звуков сирен воздушной тревоги, и ещё три раза от… тишины. Да-да! Сон в более-менее мирном городе далеко от линии фронта отличался от него же на передовой. И в последнем случае я спал намного крепче, хотя риск не проснуться из-за прилетевшего в избу шального снаряда или сброшенной немецким самолётом бомбы в разы выше.

Вчера я так и не купил продуктов, и сейчас всё, что мне было доступно — это вода из крана. К слову сказать, очень даже неплохая на вкус. Например, в Туле, когда доводилось жить в командировках, водопроводная вода мне не нравилась. Порой там не то что вкус заставлял всё выплюнуть обратно, даже сам цвет отвращал от того, чтобы налить её в стакан. Пил или бутилированную из магазина, или ходил с пустой «пятишкой» в автоматы с артезианской водой. В ДНР с водой тоже были проблемы. И с её количеством, и с её качеством. Очень много воды в бутылках и бутылях поставлялось волонтёрами. Эти мужчины и женщины всех возрастов для победы сделали столько же, сколько и мы — бойцы. Доставляемые ими лекарства, бинты и жгуты спасли тысячи жизней. И сохранили тысячам парней руки с ногами, дав им возможность вернуться домой здоровыми, а не инвалидами. Впрочем, это так, отвлечённые мысли, навеянные ассоциациями. Сейчас меня ждала первая настоящая советская столовая для номенклатуры.

Идти пришлось в форме, так как костюмы мои всё ещё оставались в ателье. Идти и узнавать степень их готовности? Нет уж, есть сильнее хочется. К тому же, ну, кого я тут удивлю или привлеку чьё внимание своей гэбэшной униформой? Смотреть будут только те, кому по роду деятельности подобное положено. Это как пытаться удивить москвичей кортежами чёрных и тонированных элитных авто с мигалками в сопровождении гаишных джипов. На такие автоколонны уже никто внимания не обращает.

Столовая не впечатлила. Наверное, я просто сильно хотел увидеть нечто такое-эдакое. Что-то, что сразу же на всех уровнях сказало: это место непростое! Увидел же просторное помещение с десятками больших и не очень столов, стульями, раздачей с поварихами в белых халатах, косынках или шапочках. Пахло очень вкусно. Народу оказалось на удивление мало. Один стол занимали трое мужчин, среди которых был лётчик с майорскими петлицами. За тремя сидели одиночки, две женщины и мужчина. Ещё один облюбовала немолодая женщина с молоденькой девушкой, даже девочкой лет четырнадцати-пятнадцати. И всё.

Выбор был огромен, хоть и очень простой, без всяких вычурностей. Классические щи, рассольник, харчо, рыбный суп и овощной, омлет со свининой, шницель из свинины, картошка, макароны, кулебяка, селёдка с луком, жареная и тушёная рыба, пироги с несколькими начинками и так далее. С напитками дело было куда проще. Чай чёрный, компот, кисель, молоко и сок яблочный. Сначала пришлось оплатить на кассе. Потом с талончиком идти на раздачу. Среди трёх женщин возрастом за сорок одна была совсем молодая. Примерно двадцать пять лет. Чуть выше среднего роста, с милым личиком, стройная, а на фоне пухлых коллег-поварих и вовсе казавшаяся худышкой. В меня она так и постреливала голубыми глазками. Тут дело, думаю, не только в моей внешности и форме, особо таким не удивить в Москве. А вот мой иконостас мог впечатлить даже человека, не сильно разбиравшегося в наградах. На данный момент по улицам ходит не так много Героев Советского Союза, и мало кто носит открыто эту награду. Мне же пришлось прикручивать все ордена перед посещением Берии, а позже стало лень всё снимать. Поэтому так и ходил, позвякивая честно заслуженными наградами.

Перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами, я узнал, что приглянувшуюся девушку зовут Настей. Она живёт в нескольких кварталах от моего дома, заканчивает работу поздно вечером и не прочь, чтобы её провели по тёмным улицам после смены.

Наелся так, что чуть не собрался расстегнуть ремень, впившийся в раздувшийся живот. А ещё мне всё показалось очень-очень вкусным. То ли это был психологический нюанс из-за спокойного мирного завтрака. То ли местные поварихи обладали золотыми руками с мастерством, до которого будущим шеф-поварам, как ползком до Пекина.

Вернувшись в свою квартиру, я почти час валялся на диване, листая газеты, которые на время взял у вахтёра, давая немного перевариться сытной трапезе. В каждой была статья о победах над финнами и жёсткому отпору гитлеровским воякам. Про то, как доблестно сражается Ленинград. И что город никогда не достанется врагу. Также упоминались зверства немцев и обязательный призыв бить врага везде и всем. А если не получается лично сражаться, то помогать фронту всеми силами как-то иначе. Были и упоминания о том, кто и сколько оказал помощи. Из газеты я узнал, что даже сейчас во время войны работают лотереи. И что они около половины дохода отдают на нужды Красной Армии.

«Да уж, — мысленно вздохнул я, — а наши лотерейщики, небось, только цены на свою крашенную бумагу во время СВО подняли. Да ещё и все бабки гнали за рубеж. Реально помогали простые люди, в том числе пенсионеры».

Подробно описывалась помощь со стороны Монголии, которая уже прислала несколько сотен тысяч лошадей, сотни тысяч полушубков и валенок с унтами, сотни тонн продуктов, в основном мясо. Тут же вновь мозг подкинул сравнение этой помощи с ленд-лизом. О том, что одни помогают потому что могут и хотят помочь, а вторые только за золото. А в будущем за кровь наших солдат. Надеюсь, что в этой истории Сталин не станет отвечать на призывы союзников, которых будут лупить немцы только в путь, и посылать в наступление армии, чтобы отвлечь внимание гитлеровцев от второго, мать иху, фронта.

«А ещё как было бы хорошо, если бы к году сорок третьему наши построили ядрён-батон и жахнули им в качестве примера по какому-нибудь военному центру, укрепрайону, где только одни солдаты, — вновь проскочила в голове мысль. — Не по мирняку, как америкосы сделали, мстя за свой Перл-Харбор, а по самым отъявленным гитлеровцам. По какому-нибудь „Волчьему логову“, где одной охраны под пару тысяч эсэсовцев».

Во время СВО, когда НАТО уже официально заявило о вводе на Украину своих войск, а поляки даже ввели одну свою аэромобильную бригаду с усилением в виде двух танковых полков, наше командование ударило по самой западной части страны 400 «Искандером» с ядерной частью. Удар пришёлся на новенький и тайный военный городок рядом с польской границей и совсем недалеко от Жешува, этого хаба, который был всю украинскую войну местом для транзита американского и европейского оружия, техники и наёмников. Взрыв испарил несколько сотен украинцев из самых отъявленных нациков, а также поляков, англичан, французов и немцев, которые являлись инструкторами. Кроме этих тушек, оставивших только тени на камнях, ещё пара тысяч врагов перестали представлять опасность из-за тяжелых ранений, увечий и, якобы, лучевой болезни. По другим слухам мы били не «Искандером» с особой начинкой, а «орешником» с экспериментальной взрывчаткой, превосходящей по мощности тротил в десятки раз. ВВ было особо мощным, особо дорогим и слишком маложивучим, распадаясь за несколько недель.

Намёк европейцы поняли мгновенно. Уже через сутки поляками и не пахло на Украине. В сети прозвенели короткие визги на тему использования злыми русскими ядерного оружия и… быстро стихли. Им на смену пришли сообщения про тот самый пресловутый «орешник» с уникальной взрывчаткой из серии «аналогов нет». Что там было на самом деле до простого люда так и не дошло, но зато после этого удара НАТО сдало назад. А потом и вовсе бросило Украину с её «нелегитимным», который совсем уже тронулся умом от приёма наркотиков. Мало того, крупные воинские части НАТО в большинстве своём ушли из Румынии и Молдавии.

Ах да, наверное, самое главное я упустил. Предваряла удар «псевдо-орешника» кардинальная смена верхушки нашего МИДа. Своих постов лишились не то десять, не то двадцать человек. Включая самого Лаврова! Глава министерства ушёл на покой, о чём сообщил в официальном обращении, которому выделили кусочек прямого эфира по федеральным каналам. Кто-то потом возмущался, мол, в такой момент и на пенсию? Другие доказывали, что причиной отставки главы и дюжины его помощников стали грандиозные провалы в политике за последние десять лет, которые и привели к необходимости СВО. Спустя месяц после этого события был сожжён украинский западный военный городок с интуристами и местными нацистами. Были ли это связано с ракетным ударом или просто всё совпало — знают лишь наверху и архивариусы в погонах.

Лично я и многие мои хорошие знакомые были уверены, что по бендеровцам и импортным инструкторам с наёмниками прилетел-таки «Искандер». Уж слишком проняло европейцев. До самых печенок. И быстро затёртые крики про применение Россией ЯО тоже в тему. Никому из высоких персон не нужны укоренившиеся в обществе слухи, что русские не просто готовы применять свою самую мощную дубинку, но и уже применили её. Эдак все натовские вояки из тех, кто действует непосредственно на поле боя разбегутся по домам. Всё-таки недаром по всему миру ходит слух про нас, что, мол, если русских разозлить до предела, то они без раздумий этот самый предел перейдут. И тогда весь мир в труху. В атомную. Либо новые «мидовцы» прекрасно поработали, найдя нужные слова для стран Запада, чтобы те прижали хвосты и уже совсем иначе, куда более здраво взглянули на Россию.

Пролистав газеты от корки до корки и покопавшись в памяти, я поднялся с дивана и стал собираться в ателье. По пути вернул чтиво вахтёру, не забыв поблагодарить его ещё раз.

Швеи из ателье постарались на славу. Купленные костюмы сели на меня как влитые. Вернувшись в квартиру, я переоделся во всё новенькое, покрутился перед зеркалом и отправился на прогулку. Не забыл положить в один карман документы, а в другой оружие. Выбор пал на трофейный пистолет Mauser HSc. Этот взятый трофеем у фрицевских лётчиков пистолетик весил чуть больше полукилограмма, был достаточно плоским и почти не имел сильно выступающих деталей, которые могли бы зацепиться за одежду. На дистанции до двадцати метров я навскидку попадал из него в немецкую каску. Правда, пуля её не пробивала, но то броневая сталь. Человеческое тело же куда как мягче. Даже череп. Под пиджак повесил самостоятельно сшитую портупею с небольшой финкой, расположившуюся под мышкой. И ещё один узкий и короткий нож спрятал в рукаве, зафиксировав его резинкой на предплечье.

— Да уж, Андрюха, ты прям не на променад по бульвару идёшь, а на спецзадание, — подмигнул я своему отражению в зеркале. Но что поделать, если без оружия в последнее время я ощущаю себя всё равно, что голым.

Первые два часа я просто гулял. Прокатился на трамвае, потом на метро. Сейчас в Москве было уже три ветки с двумя десятками станций. На всех станциях, через которые я проехал, стояли железные кровати, а на них лежали рулоны с матрасами и одеялами. Свертков раз в пять больше. То есть их владельцы лежали прямо на каменном полу. Кровати же, думаю, отдавались старикам, больным и детям. Всё это для людей, укрывавшихся под землёй во время бомбёжек. А также ночью. Здесь же в метро я узнал, что в тёмное время суток под землю спускается около полумиллиона человек из-за ночных бомбардировок нашей столицы.

Нужная станция, через которую я попал в катакомбы и добрался до схрона с Книгой Волхвов, уже существовала. Вот только выглядела чуть-чуть не так. Мне придётся как следует постараться, чтобы найти необходимый проход. Впрочем, с удостоверением капитана ГБ мне многие дороги открыты. Да и без него тоже, если вспомнить про подчиняющий заговор или чары невидимости. С заклинанием даже лучше вариант. Никто не станет потом слать весточки «куда надо» про странного гэбэшника, решившего побродить по подмосковным катакомбам.

Правда, оставалась проблема с «наружкой», которую я не видел, но ощущал оперским чутьём. За мной плотно следили с момента, как я вышел из подъезда дома. За два часа я примерно вычислил двоих топтунов. Молодой парень лет двадцати в овчинном полушубке и заячьем треухе, и женщина лет тридцати пяти в шерстяном платке, чёрном ватнике, юбке из толстой ткани и войлочных сапожках. Людей в такой одежде в Москве на моём пути встретилось великое множество. Эти двое могли и затеряться, не обладай я специфическими навыками. Сам не раз следил за разрабатываемыми объектами. А учили меня те, кто учился по методичкам, которые создаются прямо сейчас, в это время. А потом десятилетия шлифовались.

В какой-то момент меня взяла лёгкая злость на тайный эскорт, и я решил освободиться от опеки. И сделать это без использования своих особых способностей, полагаясь только на свои профессиональные качества и знания опера. Две станции проехал стоя, расположившись спиной к дверям, делая вид что углублён в мысли. А на третьей, когда двери дрогнули и уже стали закрываться, рванулся на выход, ужом винтившись в щель между створок. Самый простейший, заштампованный и от этого не менее эффективный способ оторваться от чужого навязчивого присутствия. Парнишка бросился следом и тут же замер, увидев, что проход закрылся, а поезд тронулся с места. Поймав его взгляд, я широко улыбнулся и подмигнул. Если меня в метро вели только эти двое, то я стопроцентно оторвался. Сейчас нет мобильных телефонов и раций скрытого ношения. Топтунам придётся вылезти на следующей станции и бежать к стационарному телефону. Я за это время смогу окончательно затеряться в Нерезиновой и вздохнуть полной грудью, без давящего чувства незримого чужого внимательного взгляда. Заодно пусть будет уроком для тех, кто решил устроить слежку. В следующий раз зачарую топтунов и заставлю их играть в ладушки на потеху толпе. Может быть прямо на Красной Площади.

Теперь можно было вернуться на нужную станцию и разведать путь под землю. Но подумав и всё взвесив, я решил отложить вылазку на более удобное время. Мешали две причины. Первая — желание погулять по старой Москве, пусть и перепуганной, изуродованной бомбёжками, позициями ПВО, патрулями и так далее. Вторая — было очень жалко портить свой новый наряд. Швеи в ателье чуть ли не душу в него вложили, подгоняя по моей фигуре.

— Ничего, в следующий раз схожу. У меня времени вагон, — пробормотал я.

Проходящий мимо в этот момент мужчина лет пятидесяти в сером пальто и пыжиковой шапке с толстым кожаным портфелем взглянул на меня:

— Простите, вы что-то мне сказали?

— Нет-нет, — я чуть улыбнулся одними губами и отрицательно мотнул головой, — просто мысли вслух, наверное. Случайно вырвалось.

Я просто шёл, вертя головой по сторонам, впитывая в себя вид домов, улиц, окон с бумажными полосками, наклеенными крест-накрест, на кучки снега, счищенного дворниками с тротуаров и на людей, что шли мимо меня или были заняты своими делами. Только когда краем глаз заметил двух патрульных из истребительного батальона с карабинами Мосина, целенаправленно идущих ко мне, сообразил, как выгляжу со стороны. Это в моём времени подобное поведение выдаёт туриста или иногороднего провинциала, впервые приехавшего в столицу. Сейчас же во время войны первая мысль у всех такая: шпион, диверсант, высматривает советские секреты!