Не тот год III

Глава 2

За три дня я сделал четыре «перунки»-пятисотки и семь двухсотпятидесяток. По одной из них лётчики сбросили в нашем тылу в чистом поле на импровизированные мишени: выкопали блиндаж, сотню метров траншей с огневыми точками, поставили несколько неремонтопригодных грузовиков и немецкий лёгкий танк Pz.Kpfw.II с вывороченным моторным отсеком и вынесенным одним бортом. Там в броне зияло неровное отверстие размером со спинку кресла. Полигон устроили рядом с небольшой рощей, в паре десятках метров от опушки.

Взрыв полутонной бомбы оставил в земле воронку глубиной четыре метра и диаметром двадцать. Ещё в радиусе пятидесяти метров от воронки всё было уничтожено, завалено и переломано. Ближайшие к месту падения авиабомбы деревья в роще оказались сбиты взрывом примерно порядка пятнадцати метров в глубину и на пятьдесят вдоль опушки. От грузовиков остались перекрученные остовы. Немецкий танк взрыв перевернул вверх гусеницами. Бомбу сбрасывали с высоты около двух с половиной километров для точности и безопасности пилотов, но в итоге самолёт всё же попал под взрывную волну. К счастью СБ только сильно тряхнуло без серьёзных повреждений и потери управления. По эффекту моя бомба значительно превосходила имеющиеся у воздушного флота ФАБ-1500. Выходит, бомба стала минимум в четыре раза мощнее себя старой. Всё это мне рассказал Ковалёв, словно лучшему приятелю или равнозначному коллеге. Знаем, знаем мы такой ход! Сами его частенько применяли для расположения к себе нужных людей. Тут главное не фальшивить. Но с этим старший майор прекрасно справлялся.

Остальные заговоренные авиабомбы полетели на головы немцев на противоположном берегу Днепра в месте, где разведка обнаружила вражеские приготовления для форсирования реки. Результат был такой, что потом шесть немецких разведгрупп было поймано в нашем тылу, которые искали аэродром с бомбардировщиками, которые привезли к ним столь горячие подарочки. А это о чём-то говорит. Эффект налётов закрепили ещё двумя заговоренными «пятисотками», разнеся ими понтонный мост. СБ бомбили с большой высоты, но не промахнулись. Или мощность самих бомб нивелировали промах в сотню-две метров.

— Андрей Михайлович, — обратился ко мне Ковалёв спустя пару дней после повторного налёта, — я вас откомандирую под Ленинград. Полетите с Панкратовым. Он в курсе…

Полетели мы только до Москвы. Дальше катили в вагоне, в железнодорожном эшелоне. А уже до конечной точки дислокации ехали на машине. Местом оказался очередной бомбардировочный аэродром. Проинструктированный старшим майором Панкратов уже был в курсе всех тех дел, что нас тут ждали. Вернее, меня. В глубоком и отлично обустроенном орудийном рве на самом краю аэродрома лежали десять самых тяжёлых бомб, используемых краснознамённой авиацией против гитлеровцев. В первую минуту я решил, было, что это полуторатонные. Но оказались калибром пожиже — ФАБ-1000.

У меня сил хватало только на две таких в сутки. После каждого заговора я падал пластом почти теряя сознание. Десять часов уходило на то, чтобы вернулись силы. После чего следовал очередной сеанс зачарования.

Когда все десять штук «чугуния» превратились в волшебные экспонаты, которых этот мир ещё не видел, их забрали энкаведешники с аэродромными техниками. А дальше смертоносные стальные тушки оказались под брюхом СБ.

Я полагал, что эти бомбы пойдут крушить немецкие или финские войска, которые всё теснее смыкали удавку вокруг Ленинграда. Несмотря на ноябрь, город всё ещё держался. От окраин города Революции до линии фронта с западной и юго-западной стороны было от пятидесяти до шестидесяти километров. Новгород также держался и сдаваться не собирался.

Мало того, нескольких катастроф вроде уничтоженных огнём продовольственных складов, в этой истории не случилось. Отбивать захваченные оккупантами позиции Красная Армия не собиралась. Вместо этого строились эшелонированные укрепления, насыщаемые орудиями и пулемётами. Тут бы просто устоять на месте. Атаки вермахта и их союзников следовали постоянно. Иногда за сутки доходило до десяти. После каждого отбитого приступа следовали авианалёты и артобстрелы.

Но это я отвлёкся. Полагал, что мои «перунки» нужны именно для сбивания спеси с оккупантов. Но вместо удара по передовой бомбардировщики в сопровождении истребителей углубились в финские земли и ударили по Хельсинки. Всего за ночь союзники Гитлера лишились двух военных заводов, вокзала, нескольких десятков высокопоставленных офицеров вместе со штабом и ряда не менее важных военных объектов. Мои бомбы оставляли на земле колоссальные разрушения. Сравнивать со сбросом десятков мелких бомб или артналётом даже не стоило пытаться. Разница на порядок выше.

Жаль, что Маннергейма не распылило на атомы с прочими генералами и полковниками в столице. После налёта наши лётчики завалили листовками с воздуха позиции финской армии. До каждого рядового дошли новости про Хельсинки. Листовки призывали задуматься над тем, что такие налёты будут проводиться регулярно, и тогда солдатам будет некуда возвращаться. Вместо победы они получат руины домов, холод, голод и смерти родных.

Последствия не заставили себя долго ждать. Вместо того, чтобы разозлиться и ударить по нашим позициям со всех сил, финики… остановились. А местами отошли назад, выравнивая линию обороны и возвращаясь на оставленные за спиной холмы и сопки. Ушли недалеко, но даже нескольких километров хватило, чтобы улучшить положение Ленинграда. Ставка идеально просчитала наших соседей. Те при виде минимальных — для себя — успехов в войне, огромных потерь Германии и собственных, да после оплеухи в виде разгромного налёта на свою столицу потеряли всё желание лезть вперёд. Неизвестно насколько надолго, но сейчас каждый день был на вес золота.

— Саш, а давай закрепим урок и сходим в гости к финнам? — предложил я командиру.

— Вдвоём? — уточнил он. — Или всей группой?

— Вдвоём, — кивнул я. — Нас с тобой вполне хватит. Поднимем в воздух несколько складов, рванем чугунку, пустим несколько эшелонов под откос и вырежем какой-нибудь штаб. Финны — это не немцы. Они без офицеров не особо инициативны.

Тот ненадолго задумался, затем сказал:

— Без приказа я ничего сделать не смогу. Свяжусь с командованием и предложу твою идею.

— И заодно намекни, что я в тылу схожу с ума. Мне нужны действия, а не сливание всех сил в бомбы с последующим коматозным лежанием на койке. Ещё неделя вот такой работы, и я сбегу на передовую.

— Хорошо, — с кислой миной ответил тот.

Я легко догадался о тех инструкциях, которые получил командир от Ковалёва и не предназначенных для моих ушей. Не сложись настолько катастрофическая ситуация на фронтах, я бы ни за что не стал показывать свои способности на бомбах. Сказал бы, что у меня лимит — сто кэгэ в сутки и баста. И тогда командованию было бы выгоднее отправлять меня во вражьи тылы. Но с моими способностями превращать стандартную авиабомбу в уникальный сверхмощный заряд оно предпочло меня держать подальше от пуль с осколками, вражеских солдат и минных полей. Дружба дружбой, а служба службой. Тем более что я был готов поспорить, что Сашка считает, что так будет правильнее и полезнее для всех. В том числе и для меня. Да что там, положа руку на сердце скажу, что поменяйся мы местами, и я думал бы точно также. Увы, но я был там, где был. И ни за какие коврижки не хотел бы, чтобы меня вытащили из окопов и заперли в шарашкиной конторе, клепать ядрёный чугуний.

Добро Панкратову дали. Правда, хотели навязать ему несколько бойцов из разведки. Тот кое-как отбрехался от такого счастья. Мол, и так идём не всем подразделением, так на фига нам ещё люди? Надавил на секретность, что не стоит раскрывать мой секрет ещё большему числу людей. Кто его знает, как всё может пойти в будущем, и перед кем этим разведчикам придётся держать ответ.

В рейд подготовились соответствующе. Здесь в отличие от окрестностей Киева уже вовсю царила настоящая зима, стояли морозцы и лежал снег. Первые «белые мухи» в этом году здесь полетели больше месяца назад, седьмого октября.

Мне и Сашке выдали по ватнику и ватным штанам, белые маскировочные костюмы, ушанки из сукна цвета хаки и рыжеватого натурального меха, рукавицы и валенки. С валенками пришлось повозиться, чтобы подобрать точно по ноге и самые удобные. Для валенок я приготовил шерстяные носки и тонкие летние портянки. Так ноге было не просто тепло — жарко. Носок не сползал, и ступня при этом не казалась загипсованной до нечувствительности. Дополнительно из числа уже завоёванных у финнов Красной Армией трофеев «по блату» нам перепали чехлы на вещмешки и шапки. Брать рукавицы-крабы не стали, так как у нас имелись хорошие тёплые перчатки из мягкой кожи. Их толщина не мешала просовывать палец в спусковую скобу.

В вещмешках кроме боеприпасов и сухпайков с аптечкой у каждого лежало по волчьему черепу и несколькими кусками янтаря. Черепа были уже заговорены мной на отторжение, осталось только их активировать. А вот янтарь был чистым. С ним я ещё не работал. Но придётся ускориться, когда окажемся у финнов в тылу, так как оберегов потребуется много.

Оружие подобрали из расчёта винтовка-автомат. Винтовку СВТ взял себе я. С заговоренными патронами в моих руках она будет опаснее иного ПТР без чар. Панкратов вооружился ППД. К автомату он прихватил шесть коробчатых магазинов моей конструкции, плюс несколько пачек патронов в запас. Кроме этого у каждого из нас было по «нагану» с глушителем и четыре гранаты Ф-1. Все детали оружия мы плотно и тщательно обмотали бинтами. А ещё по моей подсказке изготовили специальные маски для лиц. Они и блеск лица скроют, и не дадут пару от дыхания демаскировать позиции.

От радиостанции решили отказаться. С набравшимся грузом, особенно с волчьими черепами, тащить ещё и здоровенный деревянный ящик с достаточно хрупкой начинкой, а к ним ещё и нелёгкие запасные батареи, будет ну совсем не с руки.

Вечером перед выходом в ночь мы получили все имеющиеся разведданные в штабе. С направлением движения определились ещё днём. Главной целью была станция, на которой постоянно находились эшелоны для разгрузки. Территория тщательно охранялась. Небо контролировали зенитки, в том числе немецкие «ахт-ахт». Ни один из налётов краснозвёздной авиации не увенчался успехом. Диверсанты не могли прорваться сквозь посты или гибли во время таких попыток. Почему станцию не стали бомбить «перунками» — это пусть останется на совести высшего командования и политиков. Для них был важнее политический ход с бомбардировкой Хельсинки мощными зарядами. Точно так же, как бомбили бомбардировщики ДБ в августе этого же года Берлин. Эффективность почти нулевая, зато в плане пропаганды результат на сто и один процент. Жаль, что с потерей Таллина больше нельзя было нашим бомбардировщикам нанести визит в столицу нацистов. Уж я бы очень постарался, готовя особые гостинцы.

Тут, если говорить начистоту, и в мой огород можно кинуть камень. Ведь я мог остаться и за три дня приготовить пять-шесть ФАБ-1000, или хотя бы «пятисотки», превратить в «перунки». А уже их наши бомбардировщики скинули бы на станцию с высоты нескольких километров, находясь в зоне недоступности основного количества финских средств ПВО. Для однотонных бомб это нормальная высота бомбардировки.

Кстати, возвращаясь к теме «перунок». А ведь можно заговорить не тысячники, а какие-нибудь трёхтонки, если они уже имеются в этом времени. Про ФАБ-5000 я точно помню, что их стали планово создавать лишь к концу войны. Что же до бомб меньшего тоннажа, то тут в памяти пустота. То ли были ФАБ-3000, то ли только проектировались и в итоге отложили на дальнюю полку, дав свет пятитонкам, которыми в сорок четвёртом поставили на колени фиников. К слову сказать, в сорок четвёртом СССР тоже как следует отбомбился по Хельсинки. В ход пошли несколько ФАБ-5000, которые только-только увидели свет. Потом этими бомбами рушили самые мощные укрепления немцев, на которые можно было навести авиацию.

«Хм, — вдруг пришла мне в голову мысль, — а если наши построят ядрен-батон раньше пиндосов? И если меня попросят нашего русского „малыша“ заговорить? А если его сбросят на Берлин? Интересно, сколько сейчас там народу живёт? Миллион есть или больше? — меня непроизвольно пробила нервная дрожь от этих „если“, когда представил, что сделает такая атомная бомба. Американский „малыш“ имел мощность что-то около тринадцати килотонн. И он снёс до основания крупный город, хоть тот и был построен из картона и деревянных реек. А если я усилю магией эти килотонны, то уже от каменного города останутся рожки да ножки со всем населением. Миллион трупов! — На хрен, я на такое не подпишусь. Думаю, что и кремлёвские руководители тоже не пожелают войти в историю такими палачами. Тем более они должны прочитать мои книжки, где описывались послевоенные отношения к Союзу. Хотя если жахнуть такую дуру где-нибудь в океане с намёком и на зависть злейшим друзьям, то сплошная польза может выйти, ха-ха-ха».