Мои шашни со сбросом «хвоста» и выходка с бандой словно и не были замечены высоким начальством. Я чин по чину дождался милиции, за которой отправил Лисичкину, а потом уже со своими бывшими коллегами (или нет?) доставил Жилу и Зенгеля (рядовые преступники достались милиции) к своим нынешним коллегам. Грубо говоря — на Лубянку. Мне пожали руку, поблагодарили и на этом всё закончилось. Про три написанных рапорта умолчу, как о чем-то само собой разумеющемся. Я бы удивился ещё больше, не возьми они их у меня. Про девушку я замолвил слово, как и обещал. В ответ мне уклончиво ответили, что «будем смотреть». На этом с Лисичкиной было всё окончено. Своё обещание я выполнил, дальше дело за её ангелом хранителем.
История с бандитами что-то во мне зажгла. На следующий день я уже целенаправленно направился на Тишинский рынок. Увы, к собственному огорчению сегодня вчерашнего события не повторилось. Стояла тишь, гладь и божья благодать. Лезть же напропалую и ворошить банку с пауками… ну, такое себе. Я всё-таки опер, а не герой голливудских боевиков. Любая провокация зацепит только мелочь, которую местные воры вербуют десятками. Уж такое сейчас время. А создавать собственную агентурную сеть — такое себе занятие. На это нет ни времени, ни знаний.
Вечером зазвонил телефон. Трубка голосом Ковалёва сообщила, что мой отпуск закончился и меня заждались на фронте, куда мне следует отправиться уже утром на первом поезде. Наверное, моему прямому начальнику сильно не по вкусу пришлись выкрутасы, устроенные мной в столице. Или в самом деле так всё совпало.
Поезд вновь привёз меня в Ленинград. А на вокзале меня уже ждали.
— Андрюха-а! — заорал Иван, едва только меня увидев. Рядом с ним топтался Хари. Я слегка удивился, увидев их здесь. Выходит, и вся наша команда тоже в Ленинграде либо его окрестностях? Оба товарища были наряжены в полушубки. А потом, когда мы подошли друг к другу они меня облапали и охлопали по плечам. — Ну всё, капут всем фрицам!
Парни прикатили на трофейном немецком грузовике «боргвард» с металлической кабиной и дизельным двигателем. Последний фактор Хари, устроившийся за рулём, озвучил с особым пиететом. Мол, горючку для машины можно теперь в любом леске найти. Главное, чтобы там какая-нибудь танковая часть стояла или артиллеристы с тягачами. Лично я с сомнением отнёсся к данной новости. Наша и немецкая солярка отличаются. Не хочется встать в чистом зимнем поле с заглохшим двигателем, но сегодня удача была на нашей стороне. До места мы добрались без проблем. Ни техника не подвела, которую заставили трудиться на советском соляре, ни немецкая авиация не попортила нервы. Кстати, я заметил, что в сильные морозы её, вражеской авиации, как-то совсем мало в небе на глаза показывается. Может, генерал Мороз не только носы оккупантам в сосульки превращает, но и сложные моторы крылатых аппаратов?
Наша группа расположилась в большой деревне чуть менее чем в десяти километрах от переднего края. Все жители отсюда были выселены в полном составе уже давно. Как и под Киевом нам досталась отличная изба. Причём в этом доме крыша оказалась не соломенная, а крытая кровельным железом. И пол не земляной, а из толстых досок, выкрашенных тёмно-коричневой краской. Прямо барские хоромы, да и только! Навес, где до войны хозяева хранили сено, использовался в качестве укрытия грузовика. Крышу и открытые стены парни завесили зимней маскировочной сетью. А вот забора вокруг подворья и в помине не было. Его либо вообще не имелось, во что с трудом верится. Или он пошёл на дрова из-за тяжёлых времён. В последнее я куда больше верю. Кстати, с заборами и сараями в поселении в других хозяйствах всё обстояло примерно также. Сохранились они только там, где в них сильно нуждались. Например, скрыть от посторонних глаз что-то важное и полезное. Ещё некоторые командиры с политруками не особо любят красоваться перед глазами простых бойцов. предпочитают отгораживаться глухим забором, если выпадает такая возможность.
Мне ещё в дороге Иван поведал, что всю нашу команду перевели из-под Киева под Ленинград несколько дней назад. Я ещё отходил от встречи с Берией, а парни уже ехали на аэродром, где их ждал самолёт в северную столицу. А значит, что? Грядут крайне важные события в здешних краях.
— Я уже наслышан о твоих подвигах в Москве, — заявил мне Панкратов, широко улыбаясь после взаимных приветствий. — Что, не выдержала душа, потянулась к старому? А, гроза московских банд?
— Так там немецкий агент был, а не просто банда. Подкупал бандитов, чтобы они устроили диверсии на котельных и продуктовых складах, — ответил я ему. — Вполне моя прямая обязанность — ликвидация фрица.
— Мне товарищ старший майор приказал с тебя глаз не спускать. Просил очень доходчиво до тебя донести, что ты в госбезопасности служишь, а не в милиции, — продолжил Сашка.
— Понял. Осознал. Больше не повторится, — показательно вздохнул я и следом после короткой паузы добавил. — Да и где тут бандиты найдутся для меня? Только немцы одни. Придётся их кошмарить.
Панкратов и другие парни оглушительно заржали, а Сашка ещё и от души похлопал меня по плечу. Когда с приветствиями было закончено и все отдохнули после дороги, командир предложил выйти прогуляться.
— Андрей, вечером ты поедешь на аэродром. Ты и я, — сообщил он мне.
— Перунки нужны? — догадался я.
— Они самые. А потом будем немцев щучить…
Новости, услышанные от Панкратова, были сильно нерадостные. Примерно три дня назад немцы прорвали оборону в районе Луга-Порхов и стремительным маршем по заснеженным полям и промороженным дорогам вышли к Новгороду. Гудериан в очередной раз смог показать себя с блеском. Это именно его свежие части вошли в прорыв, прошли десятки километров и оказались на новгородских окраинах. За ним пёрли резервы, которые просмотрела наша разведка.
Не заходя в сам город, немцы взяли его в клещи и рванули дальше. Их пыл был с большим трудом и огромными потерями сбит на станции Чудово севернее города. Южнее же противником были захвачены Старая Русса и Демянск. Под Демянском со слов Сашки враг использовал несколько десятков планеров и крупный воздушный десант. Две важные магистрали — железная дорога и шоссе — связывающие Ленинград с Москвой оказались перерезаны. В стране пока об этом знают только те, кому это положено и те, кто сейчас кладет жизни в попытках остановить нацистов. Основная же масса населения ни нюхом, ни духом о прорыве фронта.
Вообще, в отличие от юга на севере у СССР складывалась плачевная ситуация. «Внизу» на карте гитлеровские вояки тысячами дохли под Одессой, которая стояла неприступной крепостью. Киев был хоть и захвачен, но через Днепр немцы так и не перешли в большинстве своём. Лишь захватили несколько небольших плацдармов на нашем берегу. А вот чем ближе к Москве, тем ситуация становилась хуже, а уж под Ленинградом и подавно. Но тут особую роль сыграло мгновенное падение прибалтийских стран и удар в спину со стороны Финляндии.
В ближайшие несколько дней наше командование планирует контрудар в сторону станции с дальнейшим оттеснением гитлеровцев обратно до Луги с ударом из Новгорода. Резать вражеский плацдарм с севера сейчас никто не может, так как части на линии соприкосновения изнемогают от постоянных вражеских атак. Всё что мы можем — это слать туда резервы и спешно строить позиции, чтобы не дать немцам прорваться ещё дальше, за Чудово. Именно для этого сдерживания и нужны зачарованные бомбы.
На аэродроме меня ждали нетипичные ФАБы. Раньше я имел дело с отечественными «полутонками» и «тонками» да трофейными авиабомбами весом в тысячу восемьсот килограмм. Сейчас же передо мной лежала дюжина бомб весом по восемьсот килограмм, если верить надписям. Очень нетипичный боеприпас. Интересно, а их не ради меня сконструировали, чтобы проверить возможности и найти золотую середину? Чтобы в самолёт влезло побольше, я не рвал жилы до полусмерти и времени много не уходило на заговоры и восстановление.
Не знаю, откуда у меня взялись силы, но двенадцать бомб я зачаровал за неполных четыре дня. Или внутренняя мотивация так помогла, или сам не заметил, как магически вырос.
«Вот что костерок волшебный под дубом непростым делает», — пошутил я про себя. Но, как говорится, в каждой шутке доля правды.
Отдыхал по пять часов, выбирая все резервы организма до донышка и ещё немного больше. Чувствовал себя в эти дни — словами не описать. Но внутри грела мысль, что это не просто так. Что каждая бомба становится сильнее в четыре-пять раз. Такой боеприпас зачистит фрицев на площади радиусом в сотни метров и сметёт любое укрепление, сколько бы железобетона в него не вбухали. А психологический момент? Выжившие фрицы будут драпать, теряя тапки от мысли, что страшная смерть найдёт их на любой глубине окопа, за любой толщиной бруствера. Эх, будь я посильнее, чтобы не на двенадцать бомб наложить заговор, а на двадцать пять, то одним налётом наши бомберы расчистили бы внушительный коридор красноармейцам чуть ли не до самой Луги. А хренов быстрый Гейнц летел бы обратно ещё быстрее, чем сюда. И вместе с ним ошмётки его хвалёных дивизий-скороходов.
По причине измотанности я пропустил начало контрудара Красной Армии. Два дня мне понадобилось, чтобы прийти в себя. За это время немцев остановили и немедленно погнали прочь. В итоге отогнали назад на пару десятков километров. Но и только. Чудово было освобождено, по итогу превратившись в руины. Моими «перунками» были сметены крупные танковые резервы гитлеровцев, что помогло нашим атакующим частям, но противник всё ещё стоял под Новгородом.
— Нам завтра атаковать в восемь утра вот по этому направлению. Здесь два поля, промеж них балка стоит клином, а за полями роща. А там уже село и колхоз. Немцы поля заминировали. Мины прямо в снег побросали, а позёмка всё скрыла. Но это ерунда, у нас танков хватает с тралами. Они первыми и пойдут. Да вот беда — фашисты в роще позиции для своих пушек понаставили. Пока мы с ними разберёмся, кровью умоемся. А то и вовсе хана придёт наступлению. А мы ведь поддерживаем фланг общего наступления. Прорвёмся здесь, значит, нашим станет легче южнее. А нет, то и там беда будет, — эту речь произносил немолодой полковник с искусственными стальными передними зубами на верхней и нижней челюсти и седой как лунь. Тупой стороной химического карандаша он водил по карте на столе. Та была вся исписана разноцветными тактическими метками, стре́лками, кружками и овалами. — Разведчики вскрыть немецкие позиции не смогли. Авиации у нас не будет, она на других направлениях работает. Из артиллерийской поддержки только две батареи миномётов, которые нам пригодятся при штурме села. Рощу разнести им не по силам, а палить из танков… ну, такое себе дело. Ещё и вслепую. Да и снарядов на ствол не так чтобы много. Нам они ещё позже понадобятся, когда будем село брать и дальше идти. У меня больше половины машин второфронтовских, но они пришли всего с двумя бэка.
— Какие-какие? — переспросил Сашка.
— Второй фронт. Американские и английские танки, — пояснил полковник.
— А-а, — закивал Панкратов, — видел, видел.
— В общем, нам нужно вскрыть позиции фашистских противотанковых расчётов. Там у них сплошь пятидесятимиллиметровки спрятаны, так они даже наши тэ тридцать четыре пробивают в лоб. Английские танки так и вовсе… — он не договорил, только в сердцах ударил кулаком с зажатым карандашом по столу.
— Вскроем и поможем, — заверил его Сашка.
Там, где не прошли обычные полковые разведчики пройдёт… нет, не наша группа. Рано нам ещё идти в гости к фрицам. Тут на помощь приходят амулеты. У меня в запасе лежали несколько свежих магических побрякушек, созданных из черепов лесного ворона, ястреба и филина. Какая-нибудь из этих птиц обязана найтись в окрестностях.
Мне, как и нам всем, крупно повезло. На зов черепа-амулета «откликнулся» филин. Просто идеальный разведчик по причине тёмного времени. Отличное зрение, бесшумный полёт, превосходная манёвренность среди ветвей деревьев.
Немцы очень хорошо поработали над своими позициями. Я насчитал четырнадцать замаскированных пушек. Тех самых Pak. 38, про которых нас предупреждал пару часов назад полковник Ханыгов, на помощь которому направили нашу команду. Другой поддержки, других резервов просто не оказалось, а на его удар в штабе армии возлагали очень высокие надежды.
Кроме пушек в окопах среди деревьев я увидел расчёты противотанковых ружей, а в центре рощи в густых зарослях березового молодняка неожиданно нашлись пять самоходок «штуг». Немцы въехали в заросли со стороны села, скрыв все следы от гусениц. С помощью масксетей и срубленных веток закрыли бронемашины от посторонних взглядов. Только особо острый взгляд ночной птицы помог обнаружить засаду.
Немцы никакого внимания не обращали на порхающую среди ветвей птицу, но всё равно я старался долго не маячить перед ними. Мало ли кто решит показать удаль молодецкую перед камрадами, да ещё и окажется метким стрелком. Прекрасно помню, как летом кто-то из оккупантов одним выстрелом из винтовки свалил ворона.
Ещё до полуночи я нанес на карту все обнаруженные позиции немцев. Сумел подсчитать их примерное количество, сколько техники, тяжёлого оружия от пушки до пулемёта, где расположился штаб и так далее.
Когда Ханыгов услышал про «штуги», то выдал такую забористую тираду, которой любой боцман позавидовал бы.
— Они ж нам прямо в борт били бы, суки, — сквозь зубы сказал он. — Да они ж пожгли бы мне все машины ко всем хренам мамкиным. Спасибо, парни, вы очень помогли с этой разведкой. Теперь они хрен выкусят у меня! — он потряс кулаком в воздухе.
— С самоходками мы справимся. И в селе устроим такой шухер, что чертям тошно станет, — сообщил ему Панкратов.
— А с пушками поможете? — живо поинтересовался у него полковник. Не знаю, что он про нашу команду слышал, но точно кое-что знает. Потому как я вот так просто двум командирам с автоматами с ходу ни за что не поверил, что им по силам немецкие танки уничтожить. Хотя… хотя, после того, как за несколько часов мы вскрыли от и до всю немецкую оборону переднего края, весь укреплённый узел, хоть и не самый большой, зато на наиболее удобном танковом направлении, то фундамент для такой веры у него уже есть.
— Поможем, — кивнул Панкратов и хмыкнул.
— Только не попадите под наши снаряды. В половину восьмого мы-таки проведём короткий артналет. Бахнем вот по этим позициям, раз теперь знаем, где и что стоит, — он черканул ногтем указательного пальца по моим меткам, которые он перенёс на свою карту. — Они самые опасные. А вы займитесь другой стороной, лады?
— Лады, Максим Владимирович, — вновь кивнул Сашка.